Грибоедов, как правило, сопровождает романы в стихах. Обычно это мотив грибоедовской Москвы, но здесь по контрасту вызывается другое. Сатира, ирония, бездуховный быт - все это в «Младенчестве» отсутствует. Если начало жизни есть ее конец, сопровождается концом (смертью отца), а конец возвращает к началу, то это означает цикличность романного времени. В «Онегине» сложно сочетается цикличное и линейное время, там конец только отчасти возвращается к началу; в «Младенчестве» же законченность круга и вытекающая отсюда остановленность ценится высоко, что весьма заметно в заключительной строфе:
Лобзает вежды луч янтарный
И пишет «радость» по стене, -
И полнотою светозарной
Вдруг сердце замерло во мне!
Все спит. Безлюден двор песчаный.
Бегу в цветник благоуханный.
В цветах играют мотыльки,
Как окрыленные цветки.
Впервые
Какой не знал мой ранний рай,
Мне грудь наполнила по край
И в ней недвижно опочила...
Пробился ключ; в живой родник
Глядится новый мой двойник.
(С. 372 - 373)
Полнота, замирание, сон, недвижность - мотивы достаточно заметные. Но подчеркнуты и движение, перемена: «лобзает», «пишет», «бегу», «впервые», «пробился», «новый», что вносит живую диалектику в итог романа. Так в тонах бестрагичности Новалиса и Жуковского оканчивается «Младенчество». Последние два стиха имеют логическое прояснение в работах самого Вячеслава Иванова: «Жизнь во времени - умирание. Жизнь - цепь моих двойников, отрицающих, умертвляющих один другого». В миросозерцании автора «Младенчества» подвиг восхождения ведет к разлуке, утрате и смерти, но смерть есть уже нисхождение, которое возвращает, поглощает и возрождает. Таков хронотоп «Младенчества».