Всякое искусство есть
Подражание природе.
Сенека
«Современные течения вообразили, что искусство как фонтан, тогда как оно – губка» - писал Пастернак.
Как понять его слова? Что впитывает в себя эта губка? За ответом на эти вопросы я попробую обратиться к стихотворению Бориса Леонидовича «Февраль. Достать чернил и плакать…», так как оно описывает процесс творчества.
Итак, читая это стихотворение, сразу замечаешь постоянно повторяющийся звук «р»: «Февраль», «чернил», «феврале», «навзрыд», «грохочущая», «горит» и т.д. Благодаря такой аллитерации стихотворение становится похоже на одно большое рыдание. Сначала Пастернак словно бы сдерживает его, используя короткие предложения, делая паузы в речи:
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд.
Или
Достать пролетку. За шесть гривен…
Но к концу стихотворения чувства вырываются на волю, и уже не поэт пишет, стихи сами «слагаются навзрыд».
Ощущение рыдания, плача подчеркивается ярко выраженным ассонансом в конце третьей строфы. Похоже, что автор стонет, завывает звуком «у»:
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей
Постепенное удлинение фраз, анафоры («чрез благовест, чрез клик колес…», «где ливень…где, как обугленные груши…»), переход от безличных глагольных форм («достать», «писать», «перенестись») к личным («чернеют», «изрыт», «слагаются») – все это ускоряет и ускоряет темп произведения.
Слезы – это лейтмотив стихотворения. Плач, который мы слышим, существует как бы в трех ипостасях, в трех потоках; поток человеческих слез, поток дождя, поток чернил и стихов.
В первом четверостишье мы видим лишь желание автора плакать и писать стихи о природе, т.е. все три потока пока существуют отдельно друг от друга. Во втором Б.Пастернак мысленно переносится к плачу природы и словно бы пытается вслушаться в ливень, который «еще шумней чернил и слез». В третьем четверостишье автор уже соединяется с печалью природы: явления, происходящие вне человека, находят продолжение внутри него:
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей
И это соединение рождает, наконец, стихотворные слезы:
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
Причем, в
Получается, что стихи и, вообще, искусство рождается при соединении человека с чем-то большим, чем он сам, например, с природой, со стихией.
С таким взглядом на искусство была согласна и Анна Андреевна Ахматова. Вот что пишет она в своем стихотворении «Поэт»:
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид.
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
Налево беру и направо
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой
И все – у ночной тишины.
Сейчас человек живет в городе, где природы почти нет, а звуки ее заглушены гулом машин, заводов и фабрик. Люди активно пытаются подчинить природу себе, извлечь из нее как можно больше пользы, тем самым ее убивая. Мало кто в наше время прислушивается к небу, к ветру, к звуку дождя. Мало кто может различить по голосу птиц и вспомнить, как выглядит грач.
Но «всякое искусство есть подражание природе», как писал еще в древнем Риме философ Сенека. Потому что оно рождается тогда, когда человек ощущает себя частью природы, когда он чувствует свою принадлежность к таинственному, неизвестного миру.
И окунуться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги -
писал Борис Леонидович Пастернак в своем стихотворении «Быть знаменитым некрасиво…»
Теряясь в чем-то высшем, большем, человек осознает себя всего лишь капелькой огромного океана и одновременно неотъемлемой его частью: ведь и в маленькой капле отражается весь океан.
Таинственную красоту и величие мира и должно как «губка» впитать себя искусство, чтобы нести читателю, зрителю, слушателю чувство сопричастности этому целостному Божественному творению.
Лена Шагам