Построение булгаковского романа позволяет утверждать, что писатель знал
правила так называемой формулы «двойника» и использовал их для философской
концепции мира и человека.
П. Р. Абрагам указывает на два способа использования формулы «двойника2. С
одной стороны, персонажи трактовались как отдельные психические слои «Я».
Имеется в виду натурфилософская система Г. Г. Шуберта. Структура человеческого
сознания состоит в следующем: эмпирическую часть «Я» составляет так называемое
«бодрствующее» «Я» и «спящее» «Я». Метафизическими элементами сознания являются
«внутренний поэт» и два голоса совести, представленные обычно образами «благого
ангела» и «злого ангела».
Второй способ заключается я в разделении центрального двойника (обычно
«бодрствующего» «Я»), поставленного перед необходимостью выбора между добром и
злом при столкновении с этической проблемой, на два персонажа.2
По законам данной формулы и построен роман «Мастер и Маргарита». Черты
«внутреннего поэта» воплощены в образе Мастера.
Создание параллельных образов героев-двойников - один из путей проверки
философской идеи, теории в жизненной практике. Этот прием совместно с другими
выявляет голос автора, его отношение к идеи героя, его раздумья.
Для действующих лиц булгаковского романа характерна множественность обликов.
Он говорит как о разных сторонах их натуры и разных видах деятельности, так и о
неожиданном сходстве, «перекрещиваниях» между ними. «В этих множащихся сторонах
каждого из героев - метаморфозы и облика героя и его профессии. В них же -
объективная авторская эмоция по поводу происходящих с героями перемен, эмоция
самых разнообразных оттенков... по устойчивая в своем качестве удивления, порою
грустного, порою саркастического, иногда просто констатирующего». 1
Двоение и утроение образов и дальнейшее их идет в романе по всем компонентам
образной истины по отдельным чертам внешнего и внутреннего сходства - различия
героев, их поступков, поведения и даже судьбы в целом. Благодаря двойственности
художественное изображение приобретает субстанциональный смысл. Показывает не
только то, что есть, но и то, что потенциально присутствует как возможная
тенденция в идее
Первые главы романа посвящены в основном второстепенным персонажам, а
главный герой - Мастер - появляется только в 13-й главе. Поначалу он представлен
фигурой антимастера - Ивана Бездомного. Но «уходят за кулисы отыгравшие свою
роль. И постепенно открисстализовывается до полной, рассветной отчетливости
фигура Мастера - создателя романа о Христе занимает первый план прежде всего
своим творением. И... из тумана возникает олицетворенный символ Истины,
Творчества, Добра - Иешуа»1.
Между Мастером и Иешуа по принципу зеркальной концепции явно ощущается
параллель, сообщающая всему повествованию особую многозначность. Ю. М. Лотман
назвал тему двойника «литературным адекватом мотивы зеркала». «Подобно тому как
зазеркалье - это обратная модель мира, двойник - отражение персонажа».2 Булгаков
убеждает читателя: идеи добра и справедливости возвышают человека, а трагизм его
существования усиливает величие его идеалов и убеждений.
По первому впечатлению, Мастер и Иешуа имеют несхожих. А с исторической
точки зрения, - несопоставимых прототипов. Однако они оба
вобрали в себя много автобиографического от автора. Создаваемый Мастером
«малый» роман - зеркало, включенное в состав «большого» романа, большого
зеркала, а отражают оба все ту же метущуюся булгаковскую душу, все ту же
искательскую неустроенную жизнь»33. Мастер не был бы Мастером, если бы он не был
еще и Иешуа. А Иешуа не был бы Иешуа, если бы он не был, вместе с тем, и
Мастером. Художественное параллельное бытие решаемых реалий, необходимое условие
“Мастера и Маргариты”. Мастер не был бы Мастером, если бы он не создал с Понтием
Пилатом, и он не был бы Мастером, которого мы ныне знаем, если бы его выражению
неких абстрактных истин, а не самовыражению Мастера.
Собственно говоря, Мастер посвятил жизнь Иешуа - герою своего романа,
герою основного романа и одновременно сыну бога. Согласно христианскому
догмату, человек может найти удовлетворение только в боге. Именно в нем и
находит свое призвание Мастер. Согласно концепции романа, бог ( в данном случае
Иешуа) - это истина. Следовательно, смысл и цель жизни Мастера - в истине,
которая и воплощает в себе подлинную высшую нравственность. Главное, что
объединяет всех героев-двойников, находящихся в параллельной зависимости, - это
их одержимость идеей.
По мнению Б.М. Гаспарова, Мастер несет в себе черты не только Христа, как
обычно принято думать, но и Пилата. Он отрекается от своей роли (а вместе с этим
- и от своего героя), сжигает рукопись, пытался рассказать миру известную ему
одному правду о совершившейся казни. Но у него не хватает сил это сделать, и
слабость делает его не только жертвой но и молчаливым свидетелем-соучастником.
Очевидно, именно этой двойной проекции образа объясняется знаменитый конечный
приговор Мастеру. Он не заслуживал света, он заслуживал покой.1
В образе Мастера черт, роднящих его с Иешуа: верность убеждениям, неумение
скрывать правду, внутреннюю независимость, так сильно его благополучию. Подобно
бродячему философу из , Мастер чутко откликается на человеческие страдания,
боль: “...Я, знаете ли, не выношу шума, возни, насилия и всяких вещей в этом
роде. В особенности ненавистен мне морской крик, будь то крик страдания, ярости
или иной какой-нибудь крик “ (109).
“...Мастер эмоционально... связывается с Иешуа по общим трагическим
интонациям, сопровождающим жизнь каждого, по углубленной внутренней работе и,
наконец, страдания их в значительной степени связаны с Пилатом.2 Только вера,
считает А. Белый, открывает человеку высшую истину о Христе. У Булгакова,
“понявшего лишь сатанинское начало действительности, этой веры нет. Начав с
точки зрения здравого смысла, который видит в
легенде о Христе только тривиальную бытовую историю времен упадка римской
империи, а в Иисусе - только бродягу ,он нашел в себе тайну мира и рассмотрел
зло. Но добро ему не ясно”. Именно поэтому ему уготован не свет, а покой.1
Как видим, точки зрения Б.М Гаспарова и А. Белого на проблему свет-покой
принципиально расходятся.
Мастер одинок - как и Иешуа . Однако, как считает Л. М. Яновская “жестокое
одиночество Мастера - не автобиографическая исповедь. Это булгаковская трактовка
подвига творчества, голгофы творчества, как ее понимает автор”.2 “Холод и страх,
ставший моим постоянным спутником, доводили меня до исступления. Идти мне было
некуда...” (123).
Общность судеб Мастера и героя его романа проецируется и в бездомности (“У
меня нет постоянного жилища ... я путешествую из города в город” (22) - говорит
Иешуа Пилату), и во всеобщей травле, заканчивающейся доносом и арестом, и в
предательстве, и в теме - кани, и в молитве ученика.
Конфронтация канонической и крифической версии повествования сообщает особую
функцию образу ученика главного героя, который является свидетелем событий, но
из-за своей слабости - невежества, непонимания, недостатка неспособен правдиво
передать то, что он видел, и создает грубо искаженную версию. Таков Левий
Матвей6 записывающий слова Иешуа. Таков и Иван Бездомный - “ученик” Мастера, в
эпилоге романа становящийся профессором - историком, дающим совершенно
искажающую версию всего происшедшего с ним. Еще одно преображение героя -
Бездомный оказыва
обстоятельство протягивает нить к образу Левия Матвея; данный мотив выступает на
поверхность лишь в самом конце романа (когда Иван несколько раз назван
учеником), но “ретроспективно он позволят связать несколько точек, разбросанных
в предыдущем изложении.”1 Так, агрессивность Ивана в сцене погони за
консультантом и затем в грибоедове его поспешность, безуспешная погоня могут
теперь приведены в связь с поведением Левия,
решившего убить и тем освободить Иешуа, но опоздавшего к началу казни; сами
кривые арбатские переулки, которыми пробираются, укрываясь от милиции, Иван,
вызывают тем самым ассоциацию с Нижним городом, дополнительно спрямляя параллель
Москва - .
“Гефсимянтский сад оказывается той точкой, где расходятся пути Христа и
Мастера”1. Первый, преодолев слабость, выходит из этого “приюта” навстречу своей
судьбе. Второй остается и замыкается здесь как в вечном приюте.
Иешуа совершает нравственный подвиг, даже перед лицом мучительной смерти
оставаясь твердым в своей проповеди всеобщей доброты и свободомыслия. Автор
романа о Понтии Пилате совершает подвиг творческий. Учение Иешуа и прозведение
Мастера - это “своеобразный нравственный и художественный центры, от которых
отталкивается и к которым в то же время направлено действие “Мастера и
Маргариты”. Принцип снижения героев в их современных аналогах действует и в этом
случае”.2 В отличие от Иешуа, Мастера перенесенные страдания сломили, заставили
отказаться от творчества, сжечь рукопись. Он ищет
убежища в клинике для душевнобольных, он возненавидел свой роман. “Я
возненавидел этот роман, и я боюсь. Я болен. Мне страшно.” (121). Лишь в
потустороннем мире Мастер вновь обретает возможность для творческой жизни.
Интересна трактовка Булгаковым воскресения как пробуждение. Прошлое, тот мир, в
котором Мастер жил, оказывается представленным как сон и как сон исчезает:
“уходит в землю”, оставляя по себе дым и туман (конец сцены на Воробьевых
горах). Данный мотив выступает в словах прощенного (и тоже пробудившегося)
Пилата в эпилоге - о казни: “Ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было? - Ну,
конечно, не было, - отвечает хриплым голосом спутник, - это тебе померещилось”.
(318) (Правда, “обезображенное лицо” и “хриплый голос” спутника Пилата говорит
обратно об обратном - но такова логика мифа). Участь Мастера - это гибель и
затем “пробуждение” - воскресение для покоя. Заметим, что в романе не говорится
прямо о воскресении Иешуа, но история ограничивается погребением. Но тема
воскресения настойчиво повторяется в романе, сначала пародийно (воскресение -
Лиходеева, Куролесова, кота) и наконец, в судьбе Мастера. Перед нами еще один
пример косвенного введения в роман Евангельского рассказа.
Для Мастера в концепции Булгакова характерна амбивалентность связей не
только с Иешуа, но и с Воландом. Важным отличием Мастера от Иешуа (и от Пилата)
является то, что двое последних не творческие личности. Иешуа весь обращен к
реальной жизни, между ним и окружающим его миром связи прямые не опосредованные
барьером художественного (или научного) творчества1. Иешуа не только ничего не
пишет сам, но резко отрицательно относится к записям своего ученика Левия
(сравним также отношения Пилата к секретарю, записывающему его разговор с
Иешуа). В этом Иешуа прямо противоположен образу Мастера, превращающего
литературу в материал творчества саму свою жизнь. Казалось бы, явное сходство
Мастера и Иешуа оказывается средством для того, чтобы подчеркнуть их различия.
Б.М. Гаспаров считает, что именно Мастер оказывается подлинным и более
глубоким антогонистом Иешуа, а не Пилат, совершивший предательство
и мучимый раскаянием.1 А В.В. Лакшин омечает еще одно чрезвычайно важное
отличие Мастера от Иешуа: Мастер не разделяет идеи всепрощения ему трудно в то,
что всякий человек добр. Возможно именно поэтому, поведав о бесконечной доброте
Иешуа мастер находит себе покровителя и заступника в Дьяволе - Воланде2.
В двух персонажах романа - Иешуа и Мастера - выражены главные проблемы
внутренней, духовной биографии создателя романа “Мастер и Маргарита”. Многие
исследователи (например, М.О. Чудакова, В.Я. Лакшин, И.Ф. элза) вполне
обоснованно считают Булгакова прообразом историка, написавшего роман о Понтии
Пилате. Мастер - персонаж безусловно автобиографический, но построенный с опорой
на известные литературные образцы, а не с ориентацией на реальные жизненные
обстоятельства. Он мало похож на человека 20-х - 30-х годов, “его можно легко
переместить в любой век и в любое время.”3 Это философ, мыслитель, творец, и
сним в первую очередь связана философия романа.
Булгакову пришлось пережить практически все то, что узнал в своей
“подвальной” жизни Мастер. Не даром эти страницы так ярки и убедительны.
Существует мнение, что образы романа, в свою очередь, становились частью жизни
самого писателя, определяя его собственную судьбу.
...Мастера и Булгакова роднит очень многое. Оба работали историками в музее,
оба жили достаточно замкнуто, оба родились не в Москве. Мастер очень одинок и в
повседневной жизни, и в своем литературном творчестве. Роман о Пилате он создают
без какого-либо контакта с литературным миром. В литературной среде Булгаков
тоже ощущал себя одиноким, хотя в отличие от своего героя в разное время
поддерживал дружеские отношения со многими видными деятелями литературы и
искусства: В.В. Вересаевым, Е.И. Замятиным, А.А. Ахматовой, П.А. Марковым, С.А.
Самосудовым и др.
“С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым
носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек лет
примерно 38” (108). Б.С. Мягков предполагает, что это описание внешности героя -
“практически автопортрет создателя романа, а уж в возрасте абсолютная точность:
когда начинали создаваться этих глав, в 1929 году, Булгакову было именно 38
лет”.1 Далее Мягков ссылается на “аргументированное мнение”, согласно которому
прототипом Мастера был и любимый писатель Булгакова Н.В. Гоголь, о чем
свидетельствует несколько фактов: образование историка, портретное сходство,
мотив сожженного романа, ряд тематических и стилистических совпадениях в их
произведениях. Б.В. Соколов в качестве одного из возможных прототипов Мастера
называет С.С. Топлянинова - художника-декоратора Художественного театра.2 Своего
рода alter ego Мастера - фигура бродячего философа Иешуа Га-Ноцри, созданная им
самим - еще одно предположение В.С. Мягкого.3 В качестве возможных прототипов
Мастера называют и О. Мендельштама, и доктора Вагнера (Гете), но, несомненно
больше всего в образ Мастера Булгаков вложил автобиографических черт.
Автор романа о Понтии Пилате является двойником Булгакова не толькр потому,
что в его образе отражены психологические черты и жизненные впечатления
писателя. Булгаков сознательно выстраивает параллели меду своей жизнью и жизнью
Мастера. Образ героя носит притчевый характер, выражая представление Булгакова о
чрезвычайно важном призвании художника и являя собой обобщенный тип художника.
Чрезвычайно привлекательна идея романа “Мастер и Маргарита” о высшем назначении
искусства, призванного утвердить добро и противостоять злу. “Сам облик Мастера -
человека с чистой душой, с чистыми помыслами, охваченного творческим горением,
поклонника красоты и нуждающегося во взаимном понимании, родственной душе, - сам
облик такого художника нам безусловно дорог”.