Братья Гримм, напротив, вышли из мелкобуржуазной среды, не имели и не унаследовали ничего, что хотя бы на короткое время позволило им вести жизнь, не зависящую от служебного жалованья. Тем не менее Якоб в Париже, в Вене, в Касселе использовал каждый свободный час для своих исторических и филологических занятий, при надежной поддержке брата и, несмотря на свою зависимость от государя, не стал холопом. Курфюрст достаточно грубо давал ему почувствовать его положение, совершенно не понимая того, что братья Гримм в 20-е годы завоевали себе высочайшее признание и уважение далеко за пределами своего родного края и немецкоязычных стран вообще.
Из сферы немецкого языка путь братьев Гримм вел в общую, индоевропейскую языковую сферу. Где только было нужно и возможно, они приобретали знания иностранных языков, необходимые им для достижения своих широкоохватных целей. С ранних пор у них завязались личные, правда, преимущественно письменные сношения с учеными в тех странах, где они снискали себе славу своими сборниками и публикациями памятников народной поэзии.
Особенно разносторонним было эхо публикаций сказочников в странах индогерманской языковой сферы и обмен мнениями с филологами прежде всего Дании и других Скандинавских стран, включая Финляндию. Взаимоотношения братьев Гримм с Севером были вследствие этого особенно плодотворными. Вильгельм Гримм, сам никогда не бывавший в Скандинавии, все время поощрял живших там языковедов к фольклористов к тому, чтобы они искали сказки, предания, народные песни. Его усилия не пропали даром. Восемь томов заняли «Эапхке» — сборник датских народных преданий, изданный писателем и историком искусства Юстом Матиасом Тиле в 1818—1823 годах. Выходившие с 1833 по 1843 год три тома средневековых шведских песен и шведские народные предания, изданные с 1839 по 1870 год в одиннадцати частях Арвидом Августом Афце-лиусом, были отмечены и рецензировались братьями Гримм, так же, как сборник норвежских сказок Петера Кристиана (Кристена) Асбьёрнсена и Иоргена Му 1842—1844 годов. С другой стороны, Вильгельму Гримму в раннюю пору его деятельности памятники народной поэзии европейского Севера подали много ценных идей. Его основной труд «Германские героические сказания» трудно себе представить без изданного им еще в 18-11 году перевода древ-недатских героических песен,
Письменный контакт с «германскими» коллегами, работавшими в той же, что и братья Гримм, или родственной с ними области, поддерживал главным образом Вильгельм. Однако плодотворный критический обмен мнениями между Якобом Гриммом и датским языковедом Расмусом Кристианом Раском прежде всего весьма существенно способствовал тому не часто отмечаемому в науке взлету филологических исследований в Средней и Северной Европе, которому труды этих исследователей дали решающий толчок. Для Якоба Гримма первая большая научная работа Раска, вышедшая в 1811 году, «Руководство по исландскому или древнескандинавскому языку>, послужила поводом для первого критического разбора и в то же время важным стимулом к изучению проблем грамматики всей сферы германских языков. Так что можно полностью согласиться с окончательным выводом, который делает Хелъмут Геннингс в своей работе о взаимоотношениях братьев Гримм с Севером: «Мощному отклику, какой получили научные труды братьев Гримм в Скандинавии и Финляндии, благожелательному пониманию, какое они встречали там почти повсеместно, вряд ли можно найти что-либо подобное — за исключением грандиозного резонанса их сочинений у славянских народов — в истории влияния филологических трудов».
Братья Гримм изучили также финский язык, ознакомились с основами сербского и, когда это представлялось им необходимым, занимались и другими славянскими языками.
Побывать в какой-либо из славянских стран братьям Гримм не довелось. Однако их контакт со славянскими учеными, работавшими в области языкознания или фольклористики, был чрезвычайно плодотворным как для них самих, так и для их славянских корреспондентов. «Якобу Гримму, — писал в 1863 году Иржи Горак в содержательной статье для юбилейного сборника Института немецкого фольклора41, — принадлежит выдающееся место также в истории славистики. Сквозь образ великого ученого прорисовывается образ человека, незабываемого представителя немецкой культуры в ту эпоху, когда гётевский идеал мировой литературы нашел себе восторженных приверженцев, человека справедливого и беспристрастного также по отношению к иноземным культурам, особенно славянским. Наряду с Гердером Гримм остается благороднейшим другом славян».