В одной норвежской книге о Гамсуне есть его оригинальный портрет. Там изображена березовая роща. И на каждом стволе, в овалах, которые остались на месте засохших и отмерших ветвей, — лицо Гамсуна. Он — часть этой рощи, часть самой природы. В начале творческого пути художник в статье «О неосознанной духовной жизни» («Fra det ubevidste sjaeleliv», 1890) подал новое понимание человеческой психологии. Он заявил, что ее задачей есть не изображения человеческих типов, а воспроизведение предельно индивидуальных ощущений человека, который родившийся не каким-то социальной прослойкой общества, а массой разрозненных и разнородных впечатлений, которые иногда резко противоречат друг другу.
Гамсун утверждал, что создает человеческий характер, который подчиняется внутренним, иногда — физиологическим, импульсам. В поведении его персонажей важную роль сыграют «жалоба костей ног»; при этом он уточнял — «трубчатых костей ног». Не будем думать, что он действительно так выборочно относился к «поведению» тех или других костей: для Гамсуна важным был не только психическое состояние, а и физиологические ощущения, которые вместе руководят расположением духа и даже мыслями и поступками людей. У него в конце XIX ст. появились настолько непривычные персонажи, настолько непривычные типы психологии, что не учитывать его открытий уже не могла литература следующих лет. О Гамсуне его младший современник с Франции А. Жид, который создал новый тип психологического романа XX ст., в предисловии к переводу на французском языке романа Гамсуна «Голод» писал: «Перед «Голодом» я имеешь право думать, что к сегодняшнему дню ничего не было сказано и что человека нужно открывать». «Голод» подал сложную психологию, часто — психологию несознательного. Скрытые потребности, неоднозначные импульсы, странные решения и поступки, которые не всегда можно объяснить строго логически, стали характерными особенностями гамсуновских персонажей.
Начинал он совсем не сенсационно. Родился будущий писатель на севере Норвегии в семье сельского портного. Он вспоминал о радости и заботах своего детства, когда ему, как и многим его ровесникам, приходилось выпасать скот («По сказочной стране»). Здесь и простые заботы крестьянина, и умение видеть прекрасное, любоваться красотой неба, радоваться примитивнейшими ощущениям. Все это потом появится еще не раз в рассказах и романах Гамсуна. Однако первые попытки в начале художественного творчества успеха ему не принесли. В 1877—1878 гг. он выдал первый сборник стихов и первые рассказы. В стихах ощущалось влияние Г. Ибсена, а рассказы заставляли вспомнить повесть Б. Бернсона «Сюньове Сульбаккен». Учиться Гамсуну пришлось в основном на сапожника. Не получив признание на родине как писатель, Гамсун несколько лет провел в Америке, наведываясь иногда в Норвегию. Он работал водителем конки, рабочим в прериях на фермах, но всегда старался держаться близ тех норвежцев, которые интересовались литературой. Мировоззрение Гамсуна ставало все обширнее. Его интересовали и норвежские, и французские прозаики и поэты. В Америке Гамсун лично познакомился с Марком Твеном и учил у него особенно осторожного отношения к слову, ироническому и сатирическому изображению мира и человека. До конца 80-х гг. Гамсун сформировался как оригинальный писатель с собственной эстетичной программой, которая отобразилась в трех докладах 1891г. — «Норвежская литература» («Norsk Literatur»), «Психологическая литература» («Psykologisk Literatur») и «Модная литература» («Mode Literatur»), где он противопоставил свое видение искусства тем законам, что были произведены в 70—80 гг.
В первом докладе Гамсун подверг переоценке норвежскую литературу предыдущего периода, прежде всего «четырех больших» — Б. Бернсона. А. Хелланна, Г. Ибсена и Ю. Ли — последнего меньшей мерой, так как он, по мнению Гамсуна, создавал совершенные в психологическом понимании характеры. Эта литература, как считал Гамсун, развивалась под сильным влиянием В. Гюго и Э. Золя, которая здесь трактовалась как обращение прежде всего к социальным проблем. «Она по своей сути материалистическая, поскольку изображает общество, — писал он, — она больше интересуется обычаями, чем людьми, общественными вопросами, а не душой», изображает «самое общее в человеке», но этим общим есть «душа, которая для наших авторов есть почти неизвестной страной». Гамсун не противоречит необходимости общественного содержания литературного произведения и образа, но он за то, чтобы индивидуальное, неповторимое в оскорблении, его глубинная психология были поставлены на первое место. Меньше всего такого психологизма Гамсун находит у Г. Ибсена, который изображает «простейшую психологию характеров». Они настолько «непоколебимы» у него, что с ними не может случиться ничего случайного — они лишены нюансов. Особое впечатление оказала на него в это время книга Э. Хартмана «Психология бессознательного» (1871), статьи и произведения шведа А. Стриндберга. Из-за Стриндберга он познакомился с работами философа-мистика Е. Сведенборга. Стринберговское восприятие женского характера также справило заметное влияние на женские персонажи Гамсуна.
Примером психологической литературы Гамсуну служила литература Франции 80— 90-х гг., — в частности литература натурализма, который Гамсун воспринимал в основном в связи с руссоитскими мотивами, с восприятием человека как части природы.
В статье «Психологическая литература» Гамсун изложил свою позицию подробнее: «Автор не является частью общего, которым бы он должен быть, если бы он мог быть объективным, автор — неповторимая индивидуальность, субъект, который смотрит только своими глазами, субъект, который ощущает только собственным сердцем, — и самые великие писатели Земли не были бы великими, если бы создавали объективную поэзию, но они в как раз писали прекрасно, страстно, по-своему. Я хочу создавать своих людей, как я ощущаю их, а не как предусматривает позитивизм; я хочу заставлять моего героя смеяться тогда, когда просвещенные люди думают, что он должен плакать».
В итоге у Гам
Сам Гамсун называл «Голод» не романом, а серией анализов. Его определение кажется правильнее, поскольку обычного романного сюжета в произведении нет. Гамсун предлагает нам рассказ человека, который получил какое-то образование писателя-начинателя. Произведение частично автобиографическое. Герой, которого автор не называет, оказался в материальном затруднении: у него нет денег на питание, он не может купить себе новой одежды, ему ничем заплатить за квартиру. Цепь унижений нищего интеллигента — вот внешняя сторона этого произведения. Форма произведения — совсем новый тип психологического исследования предельно индивидуальной личности и ее мгновенных импульсов — становится настоящим содержанием книги.
На первых страницах романа Гамсун детально описывает мелочи, которые, кажется, совсем не имеют значения: чем обклеенная стена возле дверей, что герой видит из окна и т.п. Все эти детали передают состояние героя, разнообразие впечатлений, их мгновенность, хаотичность мыслей человека, который, как постепенно становится понятным, систематически голодает.
Своеобразная завязка романа: герою удалось заложить свой жилет, он поел, но выявил, что вместе с жилетом отдал единственный огрызок карандаша, поэтому ему нечем написать задуманную статью, за которую ему бы заплатили 10 крон; он хочет возвратиться к ростовщику и забрать назад свой карандаш, по дороге встречает девушку, хочет привлечь ее внимание самым неординарным образом и называет ее про себя странным именем Илаяли.
Но автор не только изображает странные действия своего героя, а и заставляет его анализировать свое положение и свои поступки. При этом постоянно обращает внимание читателя на то, что это поступки человека, который постоянно голодает. Действительно, создается впечатление, что автор передает «жалобы костей ног» своего героя.
В «Голоде» объединяются, казалось бы, совсем несоединимые вещи: творческое вдохновение и будничные заботы о том, сколько можно получить за свой очередной шедевр, мечты о встрече с Илаяли и раздумья о том, как от голода начинают выпадать волосы. Гамсун пристально следит за своим героем и отмечает, как изменяется его восприятие мира, как прогрессирует его нервозность под влиянием голода, разрушаются представление о честности. Новый этап связан с тем, что голодный герой лишился приюта, он ночует на улице — в лесу или в парке, если его не прогоняет полицейский. Мучения голода искажают сознание героя, бессмысленные реакции и поступки достигают апогея тогда, когда в полузабытье от голода он кусает собственный палец, чтобы хотя бы что-то ощутить во рту. Вкус крови возвращает ему сознание. Человек, который украл чужие деньги, изгнан с квартиры за неуплату, замученный постоянными унижениями, герой, хотя он уже не мальчуган, нанимается на корабль юнгой и отплывает в Англию.
Роман «Голод» сделал Гамсуна одним из первых писателей не только Норвегии, а и Европы. Гамсун нашел своего героя — это полуинтеллигент, который разрывает с цивилизацией, которая разрушает личность. Созданный автором персонаж, немного изменяясь, будет появляться теперь во всех его произведениях.
Самым сложным из них стал Нагель в «Мистериях» («Mysterier», 1892). Если герою «Голода» можно было бы предъявить обвинение в странности, которая часто вызвана предельным истощением, то Нагель странный по своей природе. Человек добрый, который тонко ощущает, способен на сильную любовь (а способность любить становится обязательным свойством героя Гамсуна, как и у романтиков), он безмерно страдает от обывательской ограниченности интересов, грубости, обмана и сплетен, которые властвуют в маленьком городке, куда его закидывает судьба. Покалеченный лживым обществом, Нагель сам живет, будто двойной жизнью: одна, настоящая, — глубоко скрыта, не совсем понятна ему самому, а вторая, внешняя, постоянно приводит в удивление окружающих людей. Еще более странным он кажется из-за того, что сам иногда распространяет о себе небылицы. Хрестоматийной стала история о том, как Нагель приехал в городок с футляром от скрипки, в котором, за его собственными словами, держит грязное белье. Весь городок испытывает удивление с этой химеры. При этом он неоднократно повторяет, что играть на скрипке не умеет. Но как-то ему в руки попадается чужая скрипка. Он настраивает ее, и все присутствующие очарованы его исполнением. Потом он сам разрушает очарование, утверждая, что фальшивил, играл нечетко и т.п. Автор вводит в роман политические дискуссии, где перепадает К. Марксу и всем социалистам, споры о литературе, в которых Нагель показывает себя приверженцем Г. де Мопассана и А. Мюссе, особенно ценит, как и сам Гамсун, Б. Бернсона, но нападает, снова как автор, на Г. Ибсена, который будто бы «не может отличить дешевого резонерства от настоящей мысли», и на Л. Толстого с его, как он считает, «бесстыдной философской болтовней». Некоторые литературоведы утверждают, что Нагель воплотил в себе черты любимого Гамсуном шведского писателя А. Стриндберга.
Суждение Нагеля о литературе и писателях сам Гамсун повторит еще не раз и, особенно — в очерках «В сказочной стране». Лишь любовь к юной Дагни могла бы осчастливить Нагеля, но, помолвленная с другим, девушка колеблется, и любовь героя служит причиной новых страданий, которые, как всегда у него, проявляются поразительно фантастично. Из города, где все для него чужие, он рвется в лес, к морю, но ощущение абсурдности жизни усиливается, доводя Нагеля до самоубийства. Это лишний в мире человек, поскольку его душевная организация тоньше и более сложнее, чем в других.