Философские мотивы лирики Пушкина

В жизни каждого человека наступает момент, когда он вдруг начинает задумываться о цели и смысле жизни, о проблемах соотношения личности и бытия, о своем месте в мире людей. И каждый, наверное, испытал мучительную боль, не находя ясных ответов на поставленные вопросы. Во все времена проблемы бытия особенно волновали передовых представителей человеческого общества, в том числе и художников слова — поэтов и писателей. Но ни в одной литературе мира «проклятые вопросы», как назвал их Достоевский, не стояли так остро, как в русской. По словам Евтушенко, во все времена «поэт в России больше, чем поэт». И, конечно же, эти вопросы не могли не волновать гениального поэта Пушкина, явившегося «началом всех начал» в русской классической литературе. Поэт спрашивал: Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? И в каждый период жизни у Пушкина был свой ответ на этот вопрос. В одном он уверен полностью: Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел. Так говорил поэт в «Евгении Онегине», считая, что каждому возрасту в жизни соответствует определенная манера поведения: в молодости нужно жить полной жизнью, наслаждаться всеми ее радостями, удовольствиями и весельем, пока есть любовь, жар молодого сердца, дружеские встречи и беззаботные пиры. Уйдет молодость — уйдет жизнь: Мы ж утратим юность нашу Вместе с жизнию другой. Но пока сердце молодое бешено бьется в груди, поэт призывает: …Тряхнем рукою руку, Оставим в чаше круговой Педантам сродну скуку. Однако, повзрослев, Пушкин пересматривает свое отношение ко многим вещам. Порой в его жизни наступают моменты, когда существование кажется бессмысленным, безотрадным: Цели нет передо мною; Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучной жизни шум. Жизнь представляется поэту как совокупность трех этапов: утра — молодости, дня — зрелости и вечера — старости, после которой неизменно приходит ночь, олицетворяющая смерть; и человек не в силах изменить этот закон природы. «Но зачем тогда ум, душа, талант? — спрашивает себя поэт. — Зачем порывы и стремленья?» Кто меня волшебной властью Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью, Ум сомненьем взволновал?.. Мрачные серые дни сменяются светлыми, радостными, а сомненья — уверенностью в господстве положительного начала, ведь Пушкин — неисправимый оптимист, и вот он уже призывает: Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет. Он предчувствовал свою раннюю гибель и томился мыслями о ней, о чем мы можем судить по проникновенным строкам стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»: День каждый, каждую годину Привык я думой провождать, Грядущей смерти годовщину Меж их стараясь угадать. Но умирать Пушкин не хочет, он полон жажды жизни, творчества и любви. Пронзительно доносится сквозь века его голос: Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья… Поэзия Пушкина зрелого периода точно озарена светом вечности, и в этом источник ее гармоничности, ее возвышенности, ее философского звучания. Поэт говорит о смерти, как мудрец, философ, с глубокой и просветленной грустью. Мысли о смерти для Пушкина неотделимы от мыслей о вечном: И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять. Жизнь не заканчивается со смертью какого-то одного конкретного человека, и поэт, посетивший в 1835 году такое дорогое ему Михайловское, в котором его «минувшее… объемлет живо», слушая приветственный шум сосен, глядя на младую разросшуюся рощу, «зеленую семью», приветствует «племя младое, незнакомое». Нет страдания, а только свойственная Пушкину «светлая печаль» в строках: …не я Увижу твой могучий поздний возраст, Когда перерастешь моих знакомцев И старую главу их заслонишь От глаз прохожего. Поэт как бы передает эстафету жизни будущим поколениям, но верит, что связь времен, связь поколений неразрывна — она в памяти: Память о Пушкине — вечная память. Не зарастает и не зарастет «народная тропа» к всеобъемлющему, всегда современному творчеству, не зарастает и не зарастет тропа к поистине святым местам, где жил и творил А.С. Пушкин, где он нашел последний свой приют.