РефератыМузыкаМуМузыка времём великий отечественной войны

Музыка времём великий отечественной войны


Музыка времён Великой Отечественной Войны


"Там, где переходы и завалы, Рваная колючка на столбах, Умирали наши запевалы С недопетой песней на губах."


М. Дудин


В годы Великой Отечественной войны не ослабевал интерес и к настоящему искусству. Артисты драматических и музыкальных театров, филармоний и концертных групп вносили свой вклад в общее дело борьбы с врагом. Огромной популярностью пользовались фронтовые театры и концертные бригады. Рискуя жизнью, эти люди своими выступлениями доказывали, что красота искусства жива, что убить ее невозможно. Среди фронтовых артистов выступала и мама одного из наших преподавателей. Мы приводим её воспоминания о тех незабываемых концертах
.


Огромной популярностью пользовались фронтовые театры и концертные бригады. Рискуя жизнью, эти люди своими выступлениями доказывали, что красота искусства жива, что убить ее невозможно. Тишину прифронтового леса нарушали не только артиллерийский обстрел врага, но и восхищенные аплодисменты восторженных зрителей, вызывая на сцену вновь и вновь своих любимых исполнителей: Лидию Русланову, Леонида Утесова, Клавдию Шульженко.


Хорошая песня всегда была верным помощником бойца. С песней он отдыхал в короткие часы затишья, вспоминал родных и близких. Многие фронтовики до сих пор помнят видавший виды окопный патефон, на котором они слушали любимые песни под аккомпанемент артиллерийской канонады. Участник Великой Отечественной войны писатель Юрий Яковлев пишет: «Когда я слышу песню о синем платочке, то сразу переношусь в тесную фронтовую землянку. Мы сидим на нарах, мерцает скупой огонек коптилки, потрескивают в печурке дрова, а на столе – патефон. И звучит песня, такая родная, такая понятная и так крепко слитая с драматическими днями войны. «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч...».


В одной из песен, популярных в годы войны, были такие слова: Кто сказал, что надо бросить Песни на войне? После боя сердце просит Музыки вдвойне!


Учитывая это обстоятельство, было принято решение возобновить на Апрелевском заводе прерванное войной производство грам­пластинок. Начиная с октября 1942 года из-под пресса предприятия пошли на фронт грампластинки вместе с боеприпасами, пушками и танками. Они несли песню, которая была так нужна бойцу, в каждый блиндаж, в каждую землянку, в каждый окоп. Вместе с другими песнями, рожденными в это тяжкое время, воевал с врагом и «Синий платочек», записанный на граммофонную пластинку в ноябре 1942 года.



Седьмая симфония Д. Шостаковича


События 1936–1937 гг. на долгое время отбили у композитора желание сочинять музыку на словесный текст. “Леди Макбет” стала последней оперой Шостаковича; лишь в годы хрущевской “оттепели” он получит возможность создавать вокально-инструментальные произведения не “по случаю”, не в угоду властям. Буквально лишенный слова, композитор концентрирует творческие усилия в области инструментальной музыки, открывая для себя, в частности, жанры камерно-инструментального музицирования: 1-й струнный квартет (1938; всего в этом жанре будет создано 15 сочинений), фортепианный квинтет (1940). Все самые глубокие, личные чувства и мысли он старается высказать в жанре симфонии.


Появление каждой симфонии Шостаковича становилось огромным событием в жизни советской интеллигенции, ожидавшей этих произведений как подлинного духовного откровения на фоне убогой, задавленной идеологическим гнетом официозной культуры. Широкая масса советских людей, советский народ знал музыку Шостаковича конечно же гораздо хуже и едва ли вполне был в состоянии понять многие сочинения композитора (вот и “прорабатывали” Шостаковича на многочисленных собраниях, пленумах и заседаниях за “переусложненность” музыкального языка) – и это при том, что размышления об исторической трагедии русского народа были одной из центральных тем в творчестве художника. Тем не менее кажется, что ни один из советских композиторов не смог так глубоко и страстно выразить чувства современников, буквально слиться с их судьбою, как Шостакович в своей Седьмой симфонии.


Несмотря на настойчивые предложения эвакуироваться, Шостакович остается в осажденном Ленинграде, неоднократно просит зачислить его в народное ополчение. Зачисленный, наконец, в пожарную команду войск противовоздушной обороны, он внес свой вклад в оборону родного города.


7-я симфония, законченная уже в эвакуации, в Куйбышеве, и там же впервые исполненная, сразу стала символом сопротивления советского народа фашистским агрессорам и веры в грядущую победу над врагом. Так воспринимали ее не только на Родине, но и во многих странах мира. К первому исполнению симфонии в осажденном Ленинграде командующий Ленинградским фронтом Л.А.Говоров приказал огневым ударом подавить вражескую артиллерию, чтобы канонада не мешала слушать музыку Шостаковича. И музыка этого заслуживала. Гениальный “эпизод нашествия”, мужественные и волевые темы сопротивления, скорбный монолог фагота (“реквием жертвам войны”) при всей своей публицистичности и плакатной простоте музыкального языка и в самом деле обладают огромной силой художественного воздействия.


9 августа 1942 года, осажденный немцами Ленинград. В этот день в Большом зале филармонии впервые была исполнена Седьмая симфония Д.Д. Шостаковича. С тех пор, как оркестром Радиокомитета дирижировал К.И.Элиасберг, минуло 60 лет. Ленинградская симфония была написана в блокадном городе Дмитрием Шостаковичем как ответ немецкому нашествию, как сопротивление российской культуры, отражение агрессии на духовном уровне, на уровне музыки.


Музыка Рихарда Вагнера, любимого композитора фюрера, одухотворяла его армию. Вагнер был кумиром фашизма. Его мрачная величественная музыка была созвучна идеям реванша и культа расы и силы, которая воцарилась в те годы в немецком обществе. Монументальные оперы Вагнера, пафос его титанических громад: "Тристан и Изольда", "Кольцо Нибелунгов", "Золото Рейна", "Валькирия", "Зигфрид", "Гибель богов"– все это великолепие пафосной музыки славило космос германского мифа. Вагнер стал торжественными фанфарами Третьего рейха, покорившего в считанные годы народы Европы и шагнувшего на Восток.


Шостакович воспринимал германское нашествие в ключе музыки Вагнера, как победную зловещую поступь тевтонцев. Это чувство он гениально воплотил в музыкальной теме нашествия проходит через всю ленинградскую симфонию.


В теме нашествия слышны отзвуки вагнеровского натиска, кульминацией которого стал "Полет валькирий", полет дев-воительниц над полем сражения из одноименной оперы. Ее демоничные черты у Шостаковича растворились в музыкальном рокоте набегающих музыкальных волн. Ответом нашествию Шостакович взял тему Родины, тему славянского лиризма, которая в состоянии взрыва порождает волну такой силы, которая отменяет, сминает и отбрасывает вагнеровскую волю.


Седьмая симфония сразу после своего первого исполнения получила огромный резонанс в мире. Триумф был всеобщим – музыкальное поле сражения тоже осталось за Россией. Гениальное произведение Шостаковича наряду с песней "Священная война" стало символом борьбы и победы в Великой Отечественной войне.


“Эпизод нашествия”, живущий как бы отдельной от других разделов симфонии жизнью, при всей карикатурности, сатирической заостренности образа совсем не так прост. На уровне конкретной образности Шостакович изображает в нем, конечно, фашистскую военную машину, вторгшуюся в мирную жизнь советских людей. Но музыка Шостаковича, глубоко обобщенная, с беспощадной прямотой и захватывающей последовательностью показывает, как пустое, бездушное ничтожество обретает чудовищную силу, попирая все человеческое вокруг. Подобная трансформация гротескных образов: от пошловатой вульгарности до жестокого всеподавляющего насилия – не раз встречается в сочинениях Шостаковича, к примеру в той же опере “Нос”. В фашистском нашествии композитор узнал, почувствовал нечто родное и знакомое – то, о чем он уже давно был вынужден молчать. Узнав же, со всей горячностью возвысил голос против античеловеческих сил в окружающем мире… Выступая против нелюдей в фашистских мундирах, Шостакович косвенно нарисовал портрет и своих знакомых из НКВД, долгие годы державших его, как казалось, в смертельном страхе. Война со своей странной свободой позволила художнику высказать запретное. И это вдохновляло на дальнейшие откровения.


Вскоре после окончания 7-й симфонии Шостакович создает два шедевра в области инструментальной музыки, глубоко трагичных по своему характеру: Восьмую симфонию (1943) и фортепианное трио памяти И.И.Соллертинского (1944) – музыкального критика, одного из самых близких друзей композитора, как никто другой понимавшего, поддерживавшего и пропагандировавшего его музыку. Во многих отношениях эти сочинения останутся в творчестве композитора непревзойденными вершинами.


Так, Восьмая симфония явно превосходит хрестоматийную Пятую. Считается, что это произведение посвящено событиям Великой Отечественной войны и находится в центре так называемой “триады военных симфоний” Шостаковича (7-я, 8-я и 9-я симфонии). Однако, как мы только что видели в случае с 7-й симфонией, в творчестве такого субъективного, интеллигентского композитора, каким был Шостакович, даже “плакатные”, снабженные однозначной словесной “программой” (на которые Шостакович был, кстати, весьма скуп: бедные музыковеды, как ни старались, не могли вытянуть из него ни единого слова, проясняющего образность его собственной музыки) произведения загадочны с точки зрения конкретного содержания и не поддаются поверхностному образно-иллюстративному описанию. Что уж говорить о 8-й симфонии – сочинении философского характера, которое до сих пор поражает величием мысли и чувства.


Публика и официальная критика поначалу приняли сочинение вполне доброжелательно (во многом в фарватере продолжающегося триумфального шествия по концертным площадкам мира 7-й симфонии). Однако дерзновенного композитора ждала суровая расплата.


Все произошло внешне как бы случайно и нелепо. В 1947 году стареющий вождь и Главный Критик Советского Союза И.В.Сталин вместе с Ждановым и другими товарищами изволили прослушать на закрытом представлении последнее достижение многонационального советского искусства – оперу Вано Мурадели “Великая дружба”, с успехом поставленную к этому времени в нескольких городах страны. Опера была, надо признать, весьма посредственной, сюжет – крайне идеологизированным; в общем, лезгинка товарищу Сталину показалась весьма ненатуральной (а уж в лезгинках Кремлевский Горец знал толк). В результате 10 февраля 1948 года вышло постановление ЦК ВКП(б), в котором вслед за суровым осуждением злосчастной оперы лучшие советские композиторы объявлялись “формалистическими извращенцами”, чуждыми советскому народу и его культуре. Постановление прямо ссылалось на одиозные статьи “Правды” 1936 г. как на основополагающий документ политики партии в области музыкального искусства. Стоит ли удивляться, что во главе списка “формалистов” стояла фамилия Шостаковича?


Полгода беспрестанных поношений, в которых каждый изощрялся на свой лад. Осуждение и фактическое запрещение лучших сочинений (и прежде всего гениальной Восьмой симфонии). Тяжелый удар по нервной системе, и без того не отличавшейся особой устойчивостью. Глубочайшая депрессия. Композитора доломали.


И вознесли: на самую вершину официозного советского искусства. В 1949 г. вопреки воле композитора его буквально вытолкнули в составе советской делегации на Всеамериканский конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира – от лица советской музыки произносить пламенные речи в осуждение американского империализма. Получилось весьма неплохо. С этих пор Шостакович назначается “парадным фасадом” советской музыкальной культуры и осваивает тяжкое и малоприятное ремесло: разъезжать по самым разным странам, зачитывая заранее заготовленные тексты пропагандистского характера. Отказаться он уже не мог – его дух был полностью сломлен. Капитуляция была закреплена созданием соответствующих музыкальных произведений – уже не просто компромиссных, а полностью противоречащих художническому призванию артиста. Наибольший успех среди этих поделок – к ужасу автора – снискала оратория “Песнь о лесах” (на текст поэта Долматовского), воспевающая сталинский план преобразования природы. Он был буквально ошеломлен восторженными отзывами коллег и щедрым денежным дождем, пролившимся на него, как только он представил ораторию публике.


Двусмысленность положения композитора состояла в том, что, используя имя и мастерство Шостаковича в пропагандистских целях, власти при случае не забывали напоминать ему, что постановление 1948 года никто не отменял. Кнут органично дополнял пряники. Униженный и порабощенный, композитор почти отказался от подлинного творчества: в важнейшем для него жанре симфонии возникает цезура длиной в восемь лет (как раз между окончанием войны в 1945 г. и смертью Сталина в 1953-м).


Созданием Десятой симфонии (1953) Шостакович подвел итог не только эпохе сталинизма, но и длительному периоду в собственном творчестве, отмеченному прежде всего непрограммными инструментальными сочинениями (симфониями, квартетами, трио и др.). В этой симфонии – состоящей из медленной пессимистически-самоуглубленной первой части (звучащей свыше 20 минут) и трех последующих скерцо (одно из которых, с весьма жесткой оркестровкой и агрессивными ритмами, предположительно является своеобразным портретом только что скончавшегося ненавистного тирана) – как ни в какой другой, выявилась совершенно индивидуальная, ни на что не похожая трактовка композитором традиционной модели сонатно-симфонического цикла.


Разрушение Шостаковичем священных классических канонов осуществлялось не по злому умыслу, не ради модернистского эксперимента. Весьма консервативный в своем подходе к музыкальной форме, композитор не мог не разрушать ее: слишком далеко отстоит его мироощущение от классического. Сын своего времени и своей страны, Шостакович был до глубины сердца потрясен бесчеловечным образом явившегося ему мира и, не в силах ничего поделать с этим, погружался в мрачные размышления. Вот скрытая драматургическая пружина его лучших, честных, философски обобщающих сочинений: и хотел бы он пойти против себя (скажем, радостно примириться с окружающей действительностью), но “порочное” нутро берет свое. Повсюду видит композитор банальное зло – безобразие, абсурд, ложь и обезличенность, не в силах противопоставить ему ничего, кроме собственной боли и скорби. Беcконечная, вынужденная имитация жизнеутверждающего мировоззрения лишь подрывала силы и опустошала душу, просто убивала. Хорошо, что умер тиран и пришел Хрущев. Наступила “оттепель” – пора относительно свободного творчества.



"Священная война"


(Музыка А. Александрова, слова В. Лебедева-Кумача)


Интересна история создания одной из самых знаменитых песен Великой Отечественной войны. 24 июня 1941 года газеты «Известия» и «Красная звезда» опубликовали стихотворение В. И. Лебедева-Кумача, начинавшееся словами: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...»


Стихи эти потребовали от поэта упорной работы. Хранящиеся в архиве черновики говорят о том, что Лебедев-Кумач не раз переписывал и дорабатывал отдельные строки и строфы, подчас заменяя целые четверостишия. Видимо, замысел этих стихов возник у поэта еще в предвоенную пору. По свидетельству Евг. Долматовского, за несколько дней до вероломного нападения гитлеровских полчищ Лебедев-Кумач под впечатлением кинохроники, где показывались налеты фашистской авиации на города Испании и Варшаву, занес в свою записную книжку такие слова: Не смеют крылья черные Над Родиной летать...


Стихотворение в газете прочитал руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии А. В. Александров. Оно произвело на него такое сильное впечатление, что он сразу же сел за рояль. На другой день, придя на репетицию, композитор объявил: – Будем разучивать новую песню – «Священная война».


Он написал мелом на грифельной доске слова и ноты песни – печатать не было времени! – а певцы и музыканты переписали их в свои тетрадки. Еще день – на репетицию с оркестром, и вечером - премьера на Белорусском вокзале, узловом пункте, откуда в те дни отправлялись на фронт боевые эшелоны.


Сразу после напряженной репетиции группа ансамбля выехала на Белорусский вокзал для выступления перед бойцами, уезжающими на передовую (мы не оговорились, сказав «группа ансамбля». Дело в том, что полного состава коллектива в те дни уже не было. Три группы сразу же выехали на фронт, а четвертая, руководимая А. В. Александровым, оставалась временно в Москве, для обслуживания воинских частей, госпиталей, выступлений на радио и разучивания новых песен). Вид вокзала был необычен: все помещения до отказа заполнены военными, как говорится, яблоку негде упасть. На всех новое, еще не пригнанное обмундирование. Многие уже успели получить винтовки, пулеметы, саперные лопатки, противогазы, словом, все, что полагается фронтовику.


В зале ожидания был сколочен из свежевыструганных досок помост – своеобразная эстрада для выступления. Артисты ансамбля поднялись на это возвышение, и у них невольно зародилось сомнение: можно ли выступать в такой обстановке? В зале - шум, резкие команды, звуки радио. Слова ведущего, который объявляет, что сейчас впервые будет исполнена песня «Священная война», тонут в общем гуле. Но вот поднимается рука Александра Васильевича Александрова, и зал постепенно затихает...


Волнения оказались напрасными. С первых же тактов песня захватила бойцов. А когда зазвучал второй куплет, в зале наступила абсолютная тишина. Все встали, как во время исполнения гимна. На суровых лицах видны слезы, и это волнение передается исполнителям. У них у всех тоже слезы на глазах... Песня утихла, но бойцы потребовали повторения. Вновь и вновь – пять раз подряд! – пел ансамбль «Священную войну».


Так начался путь песни, славный и долгий путь. С этого дня «Священная война» была взята на вооружение нашей армией, всем народом, стала музыкальной эмблемой Великой Отечественной войны. Ее пели всюду - на переднем крае, в партизанских отрядах, в тылу, где ковалось оружие для победы. Каждое утро после боя кремлевских курантов она звучала по радио.


В летописи Отечественной войны есть немало героических эпизодов, рассказывающих о том, как вступала в бой эта песня-гимн. Один из них относится к весне 1942 года. Небольшая группа защитников Севастополя заняла оборону в пещере, выдолбленной в скале. Гитлеровцы яростно штурмовали эту естественную крепость, забрасывали ее гранатами. Силы защитников таяли... И вдруг из глубины подземелья послышалась великая песня. Потом раздался сильный взрыв и обломки скалы завалили пещеру... Не сдались советские воины ненавистному врагу.


Василий Иванович Лебедев-Кумач еще в годы гражданской войны был автором многих красноармейских песен. В годы мирного строительства его стихотворения «Песня о Родине», «Москва майская», «Если завтра война» и многие другие, положенные на музыку, стали поистине народными песнями. В творчестве Александра Васильевича Александрова военной песне принадлежала основная роль. Будучи руководителем Ансамбля красноармейской песни и пляски, он написал десятки прекрасных, подлинно патриотических произведений.


Творческая дружба этих двух выдающихся художников началась еще в довоенное время. Им принадлежит «Гимн партии большевиков», музыка которого впоследствии стала музыкой Государственного Гимна СССР. Так что «Священная война» явилась как бы результатом их многолетнего содружества.


«Священная война» звучала во многих странах мира. Несколько лет назад Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии им. А. В. Александрова был на гастролях в Канаде. Эта песня не входила в его концертную программу. Но 9 мая в честь праздника Победы артисты решили начать концерт «Священной войной», хотя не чувствовали особой уверенности, что песня дойдет до слушателей: уж больно далеки они были от событий второй мировой войны. Успех был ошеломляющий. На следующий день местные газеты сообщали, что русские отметили День Победы песней, с которой они начали долгую и тяжелую дорогу к Берлину, к победе. В этом они были правы! Автор «Священной войны» А. В. Александров в свое время писал: «Я не был никогда военным специалистом, но у меня все же оказалось могучее оружие в руках – песня. Песня так же может разить врага, как и любое оружие!»


А.В. Александров родился в крестьянской семье в селе Плахино Михайловского уезда Рязанской губернии (ныне Захаровский район Рязанской области). С детства у него обнаружились музыкальный слух и хороший голос. Земляк мальчика П.А. Заливухин (старший брат заслуженного деятеля искусств РСФСР С.А. Заливухина) устраивает его певчим в хор Казанского собора в Петербурге. Свое музыкальное образование он получил в регентских классах Петербургской певческой капеллы, где был солистом, и в Московской государственной консерватории им.П.И. Чайковского. Наставниками Александра были выдающиеся композиторы Н.А. Римский-Корсаков, А.К. Лядов и А.К. Глазунов. За дипломную работу – оперу "Русалка" (1916) был удостоен большой серебряной медали. С 1918 года началась преподавательская деятельность Александрова в Московской консерватории. В 1923 г. по его инициативе в консерватории организуется хоровое отделение и аспирантура при дирижерско-хоровом факультете, класс военных дирижеров.


Велико и разнообразно композиторское наследие А.В. Александрова. Он – автор опер, симфонических, хоровых сочинений, песен, оригинальных обработок для хора русских народных и военных песен. Но подлинными вершинами А.В. Александрова-композитора были песня "Священная война" (на слова В.И. Лебедева-Кумача), музыка Гимна Советского Союза (которая с новым текстом является Государственным Гимном Российской Федерации) и "Победная кантата".


Александров имел воинское звание генерал-майора. В 1937 году он и великий певец А.С. Пирогов первые из рязанцев и одни из первых в стране удостоены почетного звания - Народный артист СССР. Кавалер орденов Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, Ленина, лауреат Государственной премии СССР – так великая страна отметила вклад композитора в отечественную музыкальную культуру. А.В. Александров умер в Берлине 8 июля 1946 года во время гастролей ансамбля. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.



"В землянке"


(муз. К.Листова, сл. А.Суркова)


Вначале были стихи, которые автор не собирался публиковать и уж совсем не рассчитывал, что они станут песней.


“Это были шестнадцать “домашних” строк из письма моей жене Софье Антоновне", – вспоминал Алексей Александрович Сурков, – "написал я его в конце ноября, а точнее, 27-го, после тяжелого боя под Истрой".


Так бы и остались они в домашнем архиве поэта, не приди в редакцию фронтовой газеты “Красноармейская правда” композитор Константин Листов, которому позарез нужно было “что-нибудь, на что можно написать песню”. “Чего-нибудь” не оказалось. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи уверенным в том, что... песня из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет...


Но через педелю композитор вновь появился у нас в редакции и под гитару спел свою песню “В землянке”. Всем показалось, что песня “вышла”. После опубликования в “Комсомольской правде” стихов и мелодической строчки песню подхватили и запели всюду, несмотря на то, что больше она нигде не публиковалась и одно время была даже под запретом. “Некоторым блюстителям солдатской нравственности, – заметил по этому поводу Сурков, – показалось, что строки “до тебя мне дойти нелегко, а до смерти – четыре шага” упаднические, разоружающие. Просили и даже требовали, чтобы про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее дальше от окопа.Но портить песню было уже поздно...”


И сейчас, спустя четыре с половиной десятилетия, песня эта продолжает волновать сердца людей, остается нестареющим гимном любви и верности солдатскому долгу.


"В лесу прифронтовом"


(сл. М.Исаковского, муз. М.Блантера)


“Стихи написаны на Каме, – вспоминал о рождении этой песни Михаил Исаковский, – когда шел второй год войны. Работая, представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь. Послал стихи старому товарищу композитору Матвею Блантеру (с ним создавали “Катюшу”). Спустя несколько месяцев услышал по радио, как “В лесу прифронтовом” исполняет Ефрем Флакс”.


Упомянутый в стихах Исаковского старинный вальс “Осенний сон” написан А. Джойсом, и, наверное, поэтому в музыке Блантера ощущается намеренная стилизация, как под этот вальс, так и его же вальс “Воспоминание” (в запеве песни). Однако музыка Блантера по своей интонационной наполненности, по красоте и выразительности мелодий, безусловно, богаче и выразительнее ординарных вальсов Джойса. В ней ярко выражены настроение и основная идея стихов Исаковского - не только раздумья и воспоминания о мирной жизни, но и призыв к борьбе с ненавистным врагом, потому что дорога к дому, к любимой ведет через войну, через испытания и невзгоды.


В 1946 году за песни “Под звездами балканскими”, “Моя любимая” и “В лесу прифронтовом” композитору М. И. Блантеру была присуждена Государственная премия СССР.


Михаил Васильевич Исаковский родился в 1900 г., в деревне Глотовке, Ельнинского уезда, Смоленской губернии, в крестьянской семье. Окончил сельскую школу и пять классов гимназии. В 1917–1918 гг. был учителем сельской школы, в 1919–1921 гг. редактировал уездную газету, в Ельне, затем, до 1931 г., работал в смоленской газете "Рабочий путь".


Печатать стихи начал в 1924 г. В 1931 г. переехал в Москву, редактировал журнал "Колхозник". Первая книга стихов М. Исаковского – "Провода в соломе" – вышла в 1927 г. Критика встретила ее недружелюбно, но живший тогда в Италии М. Горький заинтересовался книжкой и выступил со статьей о М. Исаковском в "Известиях". "Стихи у него простые, хорошие, очень волнуют своей искренностью", – писал М. Горький, отметив общественную значимость поэзии М. Исаковского, в которой глубоко и разносторонне отразился быт советской деревни, живущей в тесной смычке с городом.


В дальнейшем М. Исаковский выпускает много стихотворных книг: "Провинция", "Мастера земли", "Стихи и песни" и др. Неразрывно связанный с интересами и настроениями простых советских людей, М. Исаковский рассказал в своих стихах о победе колхозного строя, о торжестве новых, светлых начал в сознании человека. С особой проникновенностью развита в творчестве М. Исаковского тема социалистической Родины.


М. Исаковский пошел в историю советской литературы прежде всего как поэт-песенник. Начиная с 1934 г., когда на стихи М. Исаковского "Вдоль деревни" написал музыку один из руководителей хора им. Пятницкого В. Захаров, поэт создал множество песен, получивших всенародную известность. Герой песен М. Исаковского – человек труда, строитель социализма, русский человек, выросший и поднявшийся за годы Советской власти. В суровые дни Великой Отечественной войны трогающие сердца, прекрасные песни М. Исаковского, как на крыльях, облетели фронты и тылы, помогая советским людям бороться с врагом. Они проникали в широчайшие массы и, близкие по духу устному народному творчеству, сами становились как бы фольклором. Особенность песен М. Исаковского заключается в том, что они живут не только при наличии написанной композитором музыки, но и самостоятельно, как стихотворения. Поэтическая речь М. Исаковского народна по природе, напевна, ей свойственна глубокая внутренняя мелодичность. Чистый и прозрачный, с блестками лукавого юмора, язык М. Исаковского плодотворно развивает традиции классической поэзии, прежде всего поэзии Некрасова.



"Жди меня"


(сл. К. Симонова, муз. М.Блантера)


27 июля 1941 года Симонов
вернулся в Москву, пробыв не менее недели на Западном фронте – в Вязьме, под Ельней, близ горящего Дорогобужа. Он готовился к новой поездке на фронт – от редакции «Красной звезды»; на подготовку машины для этой поездки нужна была неделя.


За эти семь дней, – вспоминал он, – кроме фронтовых баллад для газеты, я вдруг за один присест написал «Жди меня», «Майор привез мальчишку на лафете» и «Не сердитесь, к лучшему». Я ночевал на даче у Льва Кассиля в Переделкине и утром остался там, никуда не поехал. Сидел на даче один и писал стихи. Кругом были высокие сосны, много земляники, зеленая трава. Был жаркий летний день. И тишина. ... На несколько часов даже захотелось забыть, что на свете есть война. ... Так сказано в дневнике, – поясняет автор далее, добавляя: наверно, в тот день больше, чем в другие, я думал не столько о войне, сколько о своей собственной судьбе на ней. ... И вообще война, когда писались эти стихи, уже предчувствовалась долгой. «...Жди, когда снега метут...» в тот жаркий июльский день было написано не для рифмы. Рифма, наверно, нашлась бы и другая...


Поздней осенью, уже в Северной армии, Симонов, «пожалуй, впервые», как он вспоминал, читал еще не напечатанное «Жди меня» целому десятку людей сразу. Гриша Зельма, подбивший меня там прочесть эти стихи, потом, во время нашей поездки, где бы мы ни были, снова и снова заставлял меня читать их, то одним, то другим людям, потому что, по его словам, стихи эти для него самого были как лекарство от тоски по уехавшей в эвакуацию жене.


Я считал, что эти стихи – мое личное дело... Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке ... мне пришлось самым разным людям читать стихи . И самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение «Жди меня», которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека. Именно этот факт, что люди переписывали это стихотворение, что оно доходило до их сердца, – и заставил меня через полгода напечатать его в газете.


Осенью 1941 года Симонов, таким образом, и не думает о напечатании «Жди меня» – он остро, острее многих чувствует советский литературный регламент и даже внутренне не спорит с ним: граница между «для себя» и «для печати» у него незыблема.


Первую, возможно, попытку напечатать «Жди меня» Симонов делает наудачу – в одной из армейских газет (скорей всего, предвидя или предчувствуя затруднения в центральной печати), в конце 1941 или в самом начале 1942 г. автор делает попытку напечатать стихотворение в «своей» газете.


«Жди меня» – самое общеизвестное из стихотворений Симонова. Это стихотворение не нужно цитировать. Его знают все. Говорят, семнадцать композиторов изъявили желание написать на него песню. В истории советской поэзии вряд ли было другое произведение, имевшее такой массовый отклик. Это стихотворение искали, вырезали из газет, переписывали, носили с собой, посылали друг другу, заучивали наизусть – на фронте и в тылу.


«Жди меня» было едва ли не первым сочинением Симонова, написанным, напомним, вне мысли о печати. Результаты оказались – тогда же и особенно впоследствии – неожиданными для него самого.


"Катюша"


(сл. М. Исаковский, муз. М.Блантера)


Биографию "Катюши" – песни-ветерана – продолжает сама жизнь, вписав в нее множество памятных страниц. Особую популярность она получила в дни Великой Отечественной войны. Песня стала не только событием в музыкальной жизни, но и своеобразным социальным феноменом. Миллионы людей воспринимали героиню песни как реальную девушку, которая любит бойца и ждет ответа. Ей писали письма. Больше того, появилось немало сюжетных продолжений песни. В Литературном музее в Москве я записал некоторые из них: "Все мы любим душеньку "Катюшу", любим слушать, как она поет, из врага вытряхивает душу, а друзьям отвагу придает".


Бойцы, подражая "Катюше", пели на свой лад пусть и не совсем совершенные, но идущие от всего сердца слова и посвящали их они в ее образе своей любимой девушке, их мечте и надежде. Неизвестный солдат просил Катюшу, словно она была с ним рядом: "Если пуля вдруг шальная настигнет на дальней стороне, не грусти тогда, моя родная, расскажи всю правду обо мне".


Трогательны эти бесхитростные слова фронтового фольклора, и сегодня, спустя десятилетия, их нельзя читать без волнения. На фронте было немало реальных героинь с песенным именем. Одна из них – старший сержант Катюша Пастушенко, отважная пулеметчица, награжденная орденом Красной Звезды, уничтожившая немало фашистских автоматчиков.


10 января 1943 года в газете 44-й армии "На штурм" были опубликованы стихи о Кате Пастушенко: "Мы любим петь о девушке Катюше, что выходила на берег крутой... О Кате песню новую послушай, о девушке суровой и простой. Когда враги вдруг налетели стаей и замолчал внезапно пулемет, Катюша наша, девушка простая, одна рванулась заменить расчет..." В военное время пели и такую песню на мотив "Катюши": "Наш вишневый сад в цветенье снова, и плывут туманы над рекой. Выходила Катя Иванова на высокий берег, на крутой. Выходила – твердо порешила мстить врагу за Родину свою, сколько воли, сколько хватит силы, не жалея молодость в бою".


Оказывается, как установил бывший военный летчик краевед Николай Семенович Сахно из Краснодарского края, у Кати Ивановой был вполне реальный прототип – редкой отваги, гордая и в то же время скромная, очень красивая девушка из кубанской станицы Медведовской. На фронт Катя, вчерашняя школьница, пошла добровольно и сразу же попала под Сталинград. Была санитаркой, пулеметчицей, в составе роты связи авиаполка прошла путь от Волги до Балкан. Имеет боевые награды, благодарности командования. На фронте Катя Иванова вышла замуж за офицера А.А. Еременко.


И вот однажды учитель-краевед побывал в гостях у Екатерины Андреевны и Андрея Андреевича Еременко. Сидели, вспоминали былое в их скромном доме, окруженном фруктовыми деревьями. И вдруг выясняется, что у Екатерины Андреевны с военной поры хранится пожелтевший листок с рукописным текстом песни о Кате Ивановой. На листочке приписка офицера-танкиста, что эти стихи о ней.


Весьма любопытную историю рассказал Илья Сельвинский, который участвовал в боях на Керченском полуострове: "Однажды под вечер, в часы затишья, наши бойцы услышали из немецкого окопа, расположенного поблизости, "Катюшу". Немцы "прокрутили" ее раз, потом поставили второй раз, потом третий... Это разозлило наших бойцов, мол, как это подлые фашисты могут играть нашу "Катюшу"?! Не бывать этому! Надо отобрать у них "Катюшу"!..


В общем, дело кончилось тем, что группа красноармейцев совершенно неожиданно бросилась в атаку на немецкий окоп. Завязалась короткая, молниеносная схватка. В результате - немцы еще и опомниться не успели! – "Катюша" (пластинка) вместе с патефоном была доставлена к своим".


"Шли бои на море и на суше, грохотали выстрелы кругом. Распевали песенки "катюши" под Калугой, Тулой и Орлом". Памятником "Катюше" – оружию и песне – возвышается сегодня на пьедестале под орловским селом Орево монумент прославленного орудия. Кстати, такой же памятник "Катюше" стоит и у проходной Уральского компрессорного завода, выпускавшего в годы войны прославленные минометы. В короткие минуты затишья пели фронтовики "Катюшу" на мотив песни "Дан приказ - ему на Запад", мотив которой так соответствовал духу того времени. В песне той мать напутствовала своего сына быть храбрым солдатом, не щадить врага и со скорою победой вернуться домой вместе с Катюшей, о которой он так тепло рассказал в своем письме. Только Катюшей той была не девушка, как она подумала, а наша грозная реактивная установка, названная таким именем.


Исследователь фронтового фольклора саратовец Павел Лебедев обнаружил в газете Карельского фронта "Часовой Севера" от 25 мая 1943 года впервые напечатанный там текст солдатской "Песни о "Катюше", затем включил ее в песенный сборник, и теперь мы воспроизводим саму песню и комментарий к ней автора, бывшего бойца-пулеметчика Василия Шишлякова: "Пишет мать родному сыну из колхозного села: "Расскажи-ка, милый Ваня, как идут твои дела. Расскажи мне, как воюешь, сколько фрицев перебил и какую там Катюшу ты на фронте полюбил". – "Слушай, мать, родного сына, не тая, скажу тебе: сроду я такого друга не встречал еще нигде. Признаюсь, что Катерина мне мила и дорога. От любви и дружбы нашей нет покоя для врага".


Автор текста, боец-пулеметчик Василий Шишляков, воевал на Карельском фронте. В послевоенное время он, будучи инвалидом Великой Отечественной войны, в течение двадцати пяти лет возглавлял колхоз в Грязовецком районе Вологодской области. "Сейчас, – сообщает в письме Василий Андреевич Шишляков, –- мне и самому не верится, как, будучи рядовым солдатом, да еще в ужасных условиях Заполярья, мог я заниматься литературным трудом. В короткие часы отдыха где-нибудь в "лисьей норе" или за каменным карьером, называемым огневой позицией минометчиков, рождались поэтические строки. Писал я на фанерной дощечке, которую постоянно хранил в сумке противогаза, висевшей у меня на левом боку". Эти дощечки были удобны тем, что заменяли не только бумагу, но и стол. Когда текст был окончательно отшлифован, я переписывал его на бумажные листы, которые мне изредка давал политрук роты старший лейтенант Иван Синицын. Дощечку же скоблил ножом, и на ней снова можно было писать...". Вот в таких условиях и родилась фронтовая "Катюша".


"Шумел сурово брянский лес"


(муз. С. Каца, сл. А. Софронова )


Осенью 1942 года в штаб Брянского фронта пришла несколько необычная радиограмма: «Оружие у нас есть, в случае чего можно забрать у врага, а вот песню, как трофей, не возьмешь. Пришлите нам песню». Это писали партизаны
брянских лесов. Политуправление фронта обратилось к поэту Анатолию Софронову и композитору Сигизмунду Кацу с просьбой выполнить партизанский заказ.


Для А. Софронова и С. Каца это была не первая совместная творческая работа. Она началась еще в 1937 году с лихой казачьей песни «Как у дуба старого». С тех пор они написали много песен – героических и шуточных, строевых и лирических, маршеобразных и частушечных. А вот партизанскую песню писать не приходилось. Какой она должна быть? Ведь в походных колоннах партизаны, как известно, не шагают, – следовательно, марш им не подходит, модный в то время песенный вальс в дремучих лесах, окруженных врагами, не станцуешь...


И здесь авторы вспомнили старую народную песню «Ревела буря, дождь шумел» и забытую песню времен Отечественной войны 1812 года «Шумел, гудел пожар московский». В этих эпических песнях была выражена душа народа, патриотизм и мужество русских людей. Так родилось название, а с ним и первые строчки будущего партизанского гимна – «Шумел сурово брянский лес».


Песня сравнительно быстро была написана. Получилась она поистине суровая, широкая, величественная, близкая по духу характеру народных мстителей. Исполнять ее можно было вполголоса в лесу, в землянке, у костра. Осталось только проверить, как песня будет звучать в хоре. Но как раз в эти дни неожиданно был получен приказ: композитора С. Каца командировать в распоряжение штаба Брянского фронта для оказания творческой помощи фронтовому ансамблю песни и пляски, а поэта А. Софронова – направить туда же, в штаб фронта как военного корреспондента газеты «Известия».


В штабе спецкору «Известий» предложили в канун Октябрьского праздника вылететь к брянским партизанам. Самолет, который отправлялся в этот опасный рейс, был загружен боеприпасами, продуктами и медикаментами. Туда же приказано было «погрузить» и песню. Это оказалось не так-то просто. Ведь нот у корреспондента не было, да вряд ли они ему и пригодились бы; о певце-солисте с аккомпаниатором, конечно, и мечтать не приходилось, а главное – композитор не мог лететь к партизанам, так как в самолете было только одно место... Перед самым отъездом Кац, огорченный, что он остался на «Большой земле», несколько раз напевал соавтору мелодию, умоляя его не сбиться с ритма... Самолет благополучно пересек линию фронта и сделал посадку в партизанском крае – на замерзшем озере Смелиж, что близ города Трубчевска.


И вот в ночь на 7 ноября 1942 года на праздничном вечере, в землянке, вырытой в полусожженной деревне, начальник Брянского штаба объединенных партизанских отрядов А. П. Матвеев объявил; «Вот поэт Софронов, кроме того, что он корреспондент, он еще привез песню, которая специально написана для брянских партизан». – Мне не раз приходилось петь свои песни, – вспоминает поэт, – но, пожалуй, такого волнения, как в ту ночь на 7 ноября, я никогда не испытывал... Я ее спел один раз, меня попросили спеть еще раз, потом в третий раз. Меня обнимали...


А утром слепой баянист «с голоса» разучил мелодию, и пошла песня кочевать от землянки к землянке, от одного отряда к другому. Так в партизанском крае, окруженном со всех сторон врагами, в день 25-й годовщины Октябрьской революции состоялась необычная премьера песни «Шумел сурово брянский лес». После возвращения в Москву, – рассказывал композитор, – мы отдали песню на радио, и она вышла в эфир в великолепном, проникновенном исполнении Г. Абрамова.


После этого песня стала популярной не только у партизан
, но и у фронтовиков. Однако на этом ее история не закончилась. Вторая «премьера» состоялась в годовщину освобождения Брянска – 17 сентября 1966 года. В этот день на центральной площади города, на площади Партизан, в торжественной обстановке был открыт величественный монумент в память о воинах Советской Армии и партизанах, освободивших город от фашистских захватчиков. На постаменте – скульптурная группа партизан, хозяев брянских лесов и тут же слова:


Шумел сурово брянский лес, Спускались синие туманы, И сосны слышали окрест, Как шли с победой партизаны.


В начале каждого часа на площади звучат куранты: раздаются первые такты популярной песни, которая была грозным оружием в борьбе против фашизма. Этой же песней начинает свои передачи местное радио. Так, через десятилетия после освобождения Брянска, партизанская песня зазвучала вновь – в музыке и граните.


"Синий платочек"


(муз. Е. Петерсбурского, сл. Я.Галицкого )


Весной 1940 года в московском театре «Эрмитаж» проходили гастроли, известного польского оркестра Генриха Гольда «Голубой джаз». Пианист джаза, автор таких популярных в то время песен, как «Донна Клара», «Утомленное солнце», композитор Ежи Петерсбурский на одном из концертов исполнил свою новую мелодию, написанную им во время недавних гастролей в Днепропетровске. Присутствовавший на концерте поэт и драматург Я.М. Галицкий обратил внимание; на эту яркую, очень напевную мелодию и тут же в зале, записал в своем блокноте возникший в его поэтическом воображении текст:


Синенький, скромный платочек Падал с опущенных плеч. Ты говорила, Что не забудешь Ласковых, радостных встреч...


Встретившись после концерта с Ежи Петерсбурским в гостинице, поэт показал ему свои черновые наброски. Было решено, что песня, пожалуй, получится, но текст следует дополнить еще несколькими куплетами. Через несколько дней она была полностью готова, и на очередном концерте ее впервые исполнил солист «Голубого джаза» Станислав Ландау. Новая песня, названная авторами «Синий платочек», сразу понравилась москвичам. С этого дня она обязательно исполнялась в каждом концерте оркестра Генриха Гольда. Вскоре «Синий платочек» стал широко известен и его включили в свой репертуар такие мастера песенной эстрады, как Лидия Русланова, Изабелла Юрьева, Вадим Козин, Екатерина Юровская. В том же 1940 году песня была дважды записана на граммофонную пластинку в исполнении И.Д. Юрьевой и Е.И. Юровской.


Многие годы считалось, что первой записала «Синий платочек» Екатерина Николаевна Юровская. Но вот совсем недавно мне в руки попал подлинный договор Е.Н. Юровской с фабрикой грампластинок Ленмузтреста на запись четырех произведений: «Синий платочек», «Не говори», «Фиалки» и «Вот, что наделали песни твои». На договоре, подписанном певицей и директором фабрики В.Ф. Рыбкиным, стоит дата: 19 ноября 1940 года. А согласно журналу регистрации грамзаписей, хранящемуся в архиве Всесоюзной студии грамзаписи фирмы «Мелодия» Изабелла Даниловна Юрьева напела на пластинку песню «Синий платочек» 24 сентября 1940 года. Таким образом, приоритет первой записи популярной песни принадлежит не Е.Н. Юровской, а И.Д. Юрьевой. Клавдию Ивановну Шульженко «Синий платочек» не взволновал. Она вспоминала: «Синий платочек» в том, довоенном, варианте мне понравился – легкий, мелодичный вальс, очень простой и сразу запоминающийся, походил чем-то на городской романс, на песни городских окраин, как их называли. Но текст его меня не заинтересовал: показался рядовым, банальным». Так и не попал «Синий платочек» в довоенный репертуар Клавдии Ивановны.


Началась Великая Отечественная война. Казалось, что среди грохота сражений, небывалых еще в истории войн, могут звучать лишь боевые песни да марши. Однако, как отмечал поэт А. Сурков, «уже с первых дней войны стало слышно, что рядом с кованными строками «Идет война народная, священная война» в солдат­ском сердце теплятся тихие лирические слова в общем-то не очень сильной песни «Синий платочек». Правда, жизнь внесла свои коррективы в содержание популярной песни.


Часто во время концертов бойцы просили Клавдию Ивановну Шульженко исполнить и такие довоенные, сугубо «мирные» лирические песни, как «Руки», «Андрюша», «Встречи», «Мама» и, конечно же, «Синий платочек». Поэтому певица включила в свой репертуар и эту песню.


Однажды весной 1942 года Фронтовой джаз-оркестр В. Коралли и К. Шульженко выступал в гвардейском подразделении генерала Н.А.Гагена, защищавшем легендарную «дорогу жизни» через Ладожское озеро. После концерта, беседуя с бойцами, Клавдия Ивановна познакомилась с литературным сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта «В решающий бой!» лейтенантом Михаилом Александровичем Максимовым. Когда речь зашла о любимых песнях и, в частности, о «Синем платочке», артистка сказала: – Песня популярна в народе, у нее простая, запоминающаяся мелодия. Но нужны другие слова, которые отражали бы сегодняшний день, нашу великую битву с фашизмом. Тогда песня будет нужна армии.


Лейтенант М. А. Максимов не был поэтом, да и в газете работал всего лишь два месяца. До этого он воевал в составе Первой горно-стрелковой бригады помощником командира артиллерийско-пулеметного батальона. Но слова К. И. Шульженко его очень взволновали, и он воспринял их как личное задание. По свидетельству писателя Александра Бартэна, бывшего сослуживца М. А. Максимова, тот, вернувшись с концерта певицы, сразу же принялся работать над новым текстом песни. Было это 9 апреля 1942 года. К утру текст был готов. «Мне сразу понравились простые, берущие за душу слова, – вспоминала К. И. Шульженко. – В них было много правды. У каждого из защитников нашей Родины, у каждого воина есть одна, родная женщина, самая любимая, близкая и дорогая, за горе, страдание, лишения, за разлуку с которой он будет мстить врагу... И вскоре я уже пела фронтовой «Синий платочек» для своих слушателей. С тех пор песня эта навсегда осталась в моем репертуаре».


Сейчас точно известно, что в годы войны песня «Синий плато чек» дважды выпускалась на пластинках. Правда, была сделана еще одна запись – с довоенным текстом Я- Галицкого, но она не была тиражирована на граммофонных пластинках. Первая пластинка была выпущена в блокадном Ленинграде в очень ограниченном количестве экземпляров. На пластинке помещалась фонограмма звукового сопровождения кинофильма «Концерт фронту», в котором К. И. Шульженко исполняла «Синий платочек» с; новым текстом в сопровождении двух аккордеонистов Фронтового джаз-ансамбля (Л. Беженцев и Л. Фишман). А через несколько дней Клавдия Ивановна напела на пластинку еще один вариант «Синего платочка» в сопровождении полного состава Фронтового джаз-оркестра (пластинка №139). Именно эта запись получила самое широкое распространение.


"Случайный вальс"


(муз. М. Фрадкина, сл. Е. Долматовского )


2 февраля 1943 года победоносно закончилась Сталинградская операция
: завершена была ликвидация окруженной группировки противника. В Сталинграде наступила непривычная тишина... – А через несколько дней, – вспоминает поэт Евгений Долматовский, – мы с композитором Марком Фрадкиным уже ехали в эшелоне на новый фронт – будущую Курскую Дугу
. Поезд шел медленно, часто останавливался, и мы стали сочинять песню.


Вот как поэт рассказывает об этом в своей книге «Было»: «Еще первой тяжелой военной зимой, находясь в войсках на рубеже России и Украины в районе Харькова и Белгорода, я заметил, что никакая сложность обстановки, смертельная опасность, разруха, беда не могут заглушить и отринуть все то, что принадлежит, казалось бы, лишь мирным временам и именуется лирикой.


Стоит воинской колонне остановиться на ночевку а прифронтовом селе или городке, и вот уже возникают знакомства, и откровенные разговоры, и влюбленность, и все это носит грустный и целомудренный характер; а рано-рано – расставанье, отъезд... В начале 1942 года Долматовский написал стихотворение «Танцы до утра», написал почти с натуры. «Подобные объявления зазывали молодежь в те времена, и я не выдумал, а выписал в заголовок стихотворения то, что крупными неуклюжими буквами было выведено на листках бумаги». Прошло больше года. Как-то, уже в дороге, поэт прочитал эти стихи М. Фрадкину:


Воет вьюга на Осколе, По реке скользят ветра... Говорят, сегодня в школе Будут танцы до утра.


Композитору стихи понравились, и он сочинил навеянную ими вальсовую мелодию. Но для нее нужен был новый вариант текста, который отвечал бы ритмическому рисунку мелодии. И здесь Фрадкин вспомнил историю, рассказанную знакомым военным летчиком. ...Однажды пришлось этому летчику побывать летним вечером в небольшой деревушке в прифронтовой полосе. Остановились передохнуть. Вдруг офицер услышал звуки музыки – местная молодежь танцевала под старый, разбитый патефон. Он подошел ближе и увидел девушку, одиноко стоящую в стороне. Лейтенант пригласил ее на вальс. Разговорились, но тут пришлось проститься – засигналил шофер, пора в путь. С тех пор прошло много времени, молодой офицер не может забыть эту девушку. Может быть, об этом написать песню?


Работа шла успешно, и вскоре песня была готова. Оставалось лишь проверить ее на слушателях. На всех остановках Фрадкин, аккомпанируя себе на трофейном аккордеоне, исполнял «Офицерский вальс» (так вначале называлось это сочинение) перед бойцами из составов, спешивших на новый участок фронта.


Песня удалась. Об этом можно было судить по тому, с какой молниеносной быстротой она распространилась. Многие эшелоны обгоняли поезд, в котором ехали авторы, и увозили с собой «Офицерский вальс». «Приезжаем мы на какую-нибудь станцию, а там солдаты уже поют:


Ночь коротка, Спят облака, И лежит у меня на ладони Незнакомая ваша рука...


Редко какая новая песня сразу же после своего рождения пользовалась на фронте такой популярностью, как эта. А когда ее спел по радио Леонид Утесов, то, пожалуй, не было человека, который бы ее не знал. Остается добавить немногое. Авторы решили изменить первоначальное название на «Случайный вальс». Ведь песня была не только «офицерской», но и солдатской...


Долматовский Евгений Аронович (1915–1994), русский поэт, прозаик. Родился 22 апреля (5 мая) 1915 в Москве. Сын адвоката; учился в педагогическом техникуме, с 1929 – детский корреспондент пионерской периодики («Дружные ребята», «Пионер», «Пионерская правда», где в 1930 состоялась его первая публикация). В 1932–1934 по комсомольскому призыву работал на строительстве 1-й очереди московского метрополитена. В 1933–1937 учился в Литературном институте им. А.М.Горького.


Начал с маленькой книги стихов Лирика (1934), затем, постоянно расширяя объем и проблематику, выпустил сборник Дальневосточные стихи (1939), отразившие впечатления Долматовского о командировке в 1938 на Дальний Восток (в 1939 награжден редким в те времена орденом «Знак Почета»), Московские рассветы (1941), Степная тетрадь (1943), Вера в победу (1944), Стихи издалека (1945), Слово о завтрашнем дне (1949; Гос. премия СССР, 1950), Сталинградские стихи (1952), О мужестве, о дружбе, о любви (1954), Годы и песни (1963), Стихи о нас (1954), И песня и стих (1975), Надежды, тревоги... (1977), Я вам должен сказать (1984).


Поэзия Долматовского, с 1939 в качестве военного корреспондента участвовавшего в походе Красной Армии в Западную Белоруссию и в войне с Финляндией, а с 1941 – в боях с гитлеровцами, во многом питалась фронтовыми впечатлениями, как и его прозаические произведения – повесть Зеленая брама. Документальная легенда об одном из первых сражений Великой Отечественной войны (1979–1989), в которой – одной из первых в отечественной литиратуре – рассказана основанная на личном опыте автора, попавшего в 1941 в окружение и бежавшего из плена снова на фронт, правда о первых страшных месяцах войны и жестокой несправедливости сталинского государства, обвинявшего в предательстве всех советских «окруженцев» и пленников; воспоминания Было (кн. 1–2, 1973–1979; окончат. вариант – Записки поэта), рассказы и очерки.


Настоящую известность Долматовскому принесли песни на его стихи, задушевные и лиричные, отмеченные близостью к традиционному русскому городскому романсу и в то же время оживленные свежей образностью, всегда чутко улавливающие боли и радости, ход мыслей и чувств современника – будь то старик-патриот, вступающий в неравную схватку с диверсантами (Дальняя сторожка, 1939), влюбленный, переполненный весенней радостью бытия («Все стало вокруг голубым и зеленым...», 1941), солдат, уходящий на фронт (Моя любимая – «Я уходил тогда в поход...», 1941), офицер, очарованный кусочком мирной жизни в горниле войны (Офицерский вальс, др. назв. – Случайный вальс), 1943), первый парень на деревне, едущий в город на учебу («Провожают гармониста в институт...», 1948), или рабочий паренек, ждущий любимую на свидание (Сормовская лирическая, 1949).


Многие песни на стихи Долматовского вошли в популярные кинофильмы (Любимый город – фильм Истребители; «Эх, как бы дожить бы до свадьбы-женитьбы» – фильм Пархоменко; Тоска по родине и Песня мира - фильм Встреча на Эльбе; «Я Земля! Я своих провожаю питомцев...» и «И на Марсе будут яблони цвести» – фильм Мечте навстречу, и др.); многие воспринимаются как неотторжимый знак времени и даже как народные (Песня о Днепре – «У прибрежных лоз, у высоких круч...»), Ленинские горы, «За фабричной заставой...», «Мы жили по соседству», Школьные годы). Даже там, где импульсом для создания текста служила явная или неявная идеологическая установка, сила и искренность поэтического языка, сюжетная изобретательность, версификационная гибкость сообщают текстам поэта художественную выразительность, подкрепляемую нежной или мощной красотой мелодии многих видных отечественных композиторов (в т.ч. Н.В.Богословского, В.П.Соловьева-Седого), работавших с Долматовским («Родина слышит, родина знает...», Воспоминание об эскадрилье «Нормандия-Неман» – «Я волнуюсь, заслышав французскую речь...», «Если бы парни всей Земли...», Венок Дуная.


Неподдельным пафосом проникнуты и публицистические, и лирические, и «жизнеописательные» поэмы Долматовского (Феликс Дзержинский, 1938; Последний поцелуй, 1967; Руки Гевары, 1972, о латино-американском революционере Э. Че Геваре; Чили в сердце, 1973, о свергнутом военным переворотом демократическом президенте Чили С.Альенде; Побег, 1974; Хождение в Рязань, связанная с есенинскими реминисценциями, 1975; Письма сына, 1977; У деревни «Богатырь», 1981) - как и во многом автобиографический стихотворный роман Добровольцы (1956, о первых строителях метро), и поэтическая трилогия Одна судьба (1947).


Долматовский занимался также литературной критикой (книги Из жизни поэзии, 1965; Молодым поэтам, 1981), переводами, редакторской и составительской работой. Умер Долматовский в Москве 10 сентября 1994.


Солдатская тема в творчестве Б. Мокроусова


Солдатская тема проходит через все творчество Мокроусова. Уже в первые годы войны появляется "Песня защитников Москвы" (слова А. Суркова), "Четыре моряка" (слова М. Исаковского), "Ходят Соколы" (слова А. Софронова), за ними – "Песня о Красном Знамени" (слова В. Гусева), "Третий батальон", "Шли два друга", "Морская попутная", "Мы – люди большого полета" (все на слова А. Фатьянова) и многие, многие другие.


Борис Мокроусов пишет о пехоте, о летчиках и связистах, пишет о флоте (одно время его даже называли "морским композитором"). Среди песен – связанные непосредственно с героическими подвигами советских воинов в дни войны: "Высокое имя – солдат" (слова Я. Хелемского), "Будем помнить всегда" (слова И. Глейзарова), "Есть застава на южной границе" (слова В. Малкова). Они утверждают величие и бессмертие подвига солдата, погибшего при защите Родины. Со стилевыми признаками солдатских песен встречаешься в песнях о космонавтах, например, в такой, как "Пять шагов по Млечному пути" (слова В. Харитонова). Характер и содержание другой подгруппы солдатских песен хорошо выражает строка из мокроусовской песни "По дороге степной". Это песни строевые, но – песни мирного времени. Помимо названной хочется особенно упомянуть популярную "Жди солдата". В ней наиболее полно объединились, получили сочное и броское образное выражение типичные черты походных песен.


Наконец, в третьей подгруппе солдатских песен на первом плане – шутка, умение подметить в жизни веселое и по-доброму посмеяться над ним. Первые шуточные песни Мокроусова родились еще в военное время (начало 40-х годов): "Четыре моряка", "Рассказ гвардии рядового Власова Петра о том, как за "языком" ходил" (слова С. Васильева). Но в обеих этих песнях автор пока только нащупывал нужную интонацию. Удачной вышла песня "Котелок" (слова С. Смирнова) и особенно песня "Солдат в переплете": юмор, содержащийся в тексте, нашел поддержку в счастливо найденной шутливой музыкальной интонации В 1942 году на экраны страны вышел документальный кинофильм "Разгром немецких войск под Москвой".


17 февраля 1942 года песня была опубликована в "Комсомольской правде" (а в мае того же года была выпущена Музгизом массовым тиражом). "Песня защитников Москвы" вела в бой, помогала громить немецких захватчиков. Наряду с другими советскими патриотическими песнями она привела нас к победе. Как и многие другие песни Великой Отечественной войны, «Песня защитников Москвы» жива и поныне. Она включена во многие сборники песен. Высокую оценку ей дали многие музыковеды и музыкальные критики. Это произведение заключило в себе горячее стремление остановить и отбросить ненавистных захватчиков.


Её чеканный ритм, запоминающаяся мелодия, слова, дышащие уверенностью в неизбежной нашей победе над врагом, пришлись по душе воинам. Песню всюду запели. А. Б. Луковников подчеркивал ее роль в достижении окончательной победы над врагом: "Когда гвардейцы маршала Катукова ворвались на территорию фашистской Германии, то на первом же привале запели эту песню. И здесь она звучала с особой силой, призывала разгромить, уничтожить врага, пройти до конца победный путь, начатый у стен столицы".


Несколько слов об истории создания фильма и песни. Зимой 1941 года, когда развернулось контрнаступление советских войск под Москвой, перед кинооператорами была поставлена задача запечатлеть для потомков эти исторические события. Они шли следом за наступающими частями, а иногда и вместе с ними, и делали свое ответственное дело на наиболее важных участках: в Солнечногорске, Клину, Волоколамске, в рейдах с конницей генерала П. А. Белова, при высадке парашютного десанта, снимали действия партизан.


Кинорежиссеры Л. Варламов и И. Копалин в Москве на киностудии тщательно отбирали отснятые материалы для будущего фильма. Велась работа над монтажом. Текст готовил писатель Павленко. Возникла необходимость создания песен для кинокартины. Режиссер фильма Илья Копалин разыскал в редакции газеты "Гудок" поэта Алексея Суркова, недавно вернувшегося с фронта, и попросил его сочинить стихи для песни. Поэт, собиравшийся отбыть снова на фронт, предложил подготовленное для печати стихотворение для защитников столицы. Оно-то и стало стихотворной основой будущей популярной "Песни защитников Москвы".


Когда текст стихотворения показали композитору Борису Мокроусову, которому было в то время 32 года, он сразу всем сердцем почувствовал, что песня получится, и тотчас приступил к работе. Захватывающая мелодия родилась быстро. Она получилась вполне соответствующей событиям, происходящим на экране, отражающей мощь наступления Красной Армии, ее освободительную миссию, неотвратимость сокрушительного поражения гитлеровцев. Вот где пригодились композитору опыт тапера, умение импровизировать, смотря на экран. Песня, прекрасно исполненная Краснознаменным ансамблем Красной Армии, стала лейтмотивом фильма. Особенно вдохновлял бойцов припев: "Мы не дрогнем в бою за столицу свою. Нам родная Москва дорога. Нерушимой стеной, обороной стальной разгромим, уничтожим врага".


История создания песни "По мосткам тесовым..." (музыка Бориса Мокроусова, слова Алексея Фатьянова) весьма романтична. Прототипами героев послужили вязниковцы Надежда Матвеевна и Николай Сергеевич Меньшовы, родственники поэта. Во время Великой Отечественной войны они воевали в одной части. Он был командиром радиостанции, а она служила радисткой. Вместе отсчитывали длинные версты к победе, не раз смотрели смерти в глаза. Война сблизила их навсегда. После войны они приехали в Вязники и поженились. Когда молодожены купили в Москве светло-коричневые, на высоком каблуке туфли для Нади, они, конечно, не могли и предположить, что туфли эти станут для них бесценной реликвией.


А дело было так. По случаю приезда в Вязники в 1946 году еще одной пары молодоженов – Алексея и Галины Фатьяновых (Алексей приходился Николаю двоюродным братом) супруги Меньшовы, по понятной причине, оделись во все новое. Алексей Иванович, как и полагается поэту, был истинным ценителем женской красоты и, естественно, не мог не обратить внимания на то, как привлекательно выглядит молодая женщина в новых туфельках, как звонко стучит она каблучками по деревянным мосткам, проложенным по левому порядку деревни Малое Петрино (ныне улица Фатьянова).


Казалось, сами собой пришли к поэту строки:


По мосткам тесовым вдоль деревни Ты идешь на модных каблучках...


Ему хотелось воздать должное женщине, вынесшей на своих хрупких плечах все тяготы войны наравне с мужчинами. И он нашел наиболее подходящие слова, чтобы выразить это большое чувство благодарности:


О тебе кругом гремела слава. Ты прошла огонь, чтоб мирно жить. И тебе положено по праву В самых модных туфельках ходить.


Не забыл Алексей Иванович упомянуть в стихотворении и брата Николая, вложив в его уста едва ли не подлинные его слова: "Я в боях командовал тобою, а теперь я вроде рядовой".


В 1947 году стихи были завершены. В том же году поэт встретился и подружился с Борисом Мокроусовым, который довольно быстро сочинил великолепную мелодию на эти стихи. В 1948 году песню проникновенно исполнил на радио замечательный певец того времени заслуженный артист РСФСР Владимир Нечаев, и она в короткий срок разлетелась со стране. Многие фронтовики и фронтовички узнавали в песне себя. Она быстро завоевала популярность и стала одним из символов послевоенного времени. Не случайно песня была использована создателями многосерийного телефильма "Наша биография", включившими ее в серию "Год 1946 – 1947".


О впечатлении, которое песня произвела на слушателей, свидетельствует множество писем на радио, в редакцию газеты "Советская Россия", где существовала рубрика "Любимая песня", которую вел Ю. Е. Бирюков, неоднократно приезжавший на фатьяновские праздники поэзии и песни в Вязники. Вот одно из характерных писем – от учительницы Н. А. Ромах из села Георгиевка Семипалатинской области. "Идут годы, десятилетия, а я все никак не могу забыть эту песню и день, когда впервые ее услышала. По улице нашего села идут недавние фронтовики в гимнастерках, с орденами и медалями на груди. А мы, ребятишки, с завистью на них смотрим. Но с особым восторгом гляжу я на девушек. В военной форме они кажутся сказочно красивыми. И в тон моему восхищению звучит из динамика песня: "О тебе кругом гремела слава...". И когда теперь в строю ветеранов я вижу наших прекрасных женщин-фронтовичек, думаю про великие их заслуги, всякий раз вспоминаются слова из этой давней прекрасной песни".

Сохранить в соц. сетях:
Обсуждение:
comments powered by Disqus

Название реферата: Музыка времём великий отечественной войны

Слов:9113
Символов:67436
Размер:131.71 Кб.