РефератыОстальные рефератыПуПушкин и Жуковский: личные и творческие связи

Пушкин и Жуковский: личные и творческие связи

ГОУ Гимназия №1505


«Московская городская педагогическая гимназия-лаборатория»


Реферат


Пушкин и Жуковский: личные и творческие связи



автор
: ученица 9 класса «А»


Саркисян Милена


Руководитель:
кпн Вишневская Л.Л.


Москва, 2012


Оглавление


Введение……………………………………………………………………………………………..3 Глава1. Теоретическое обоснование дружбы Пушкина и Жуковского на основе реферирования двух книг. §1. Анализ книг Е.А. Маймина «Пушкин. Жизнь и творчество» и И.М. Семенко «Жизнь и поэзия Жуковского»……………………………………………………………………4 §2. Эпистолярный жанр…………………………………………………………………………….6 Глава2. Анализ писем Пушкина и Жуковского…………………………………………………..8 Заключение…………………………………………………………………………………………11 Приложение………………………………………………………………………………………...13 Список литературы………………………………………………………………………………...12




Введение


Определяя актуальность нашего исследования, необходимо ответить на несколько вопросов.


Вопрос первый: «Что связывало двух талантливейших поэтов Жуковского и Пушкина?»


Их, конечно, связывала крепкая, искренняя, мужская дружба.


Вопрос второй: «Какое влияние творчество Жуковского имеет на творческую судьбу Пушкина?»


Мы знаем, что Жуковский имел большое влияние на поэта, и это влияние не осталось незамеченным и в творчестве великого Пушкина. В нашем исследовании мы попытаемся поподробнее рассмотреть и проанализировать это влияние.


Яркий пример мужской дружбы, человеческой, душевной дружбы и творческое влияние двух великих поэтов всегда актуальны
.


Цель нашего исследования
– определить значение и роль дружбы Жуковского и Пушкина в жизни и творчестве.


Исходя из цели, изложенной выше, мы поставили перед собой следующие задачи
, которые предполагается решить в ходе исследования:


· Ознакомиться с несколькими источниками, рассказывающими о жизни и творчестве Пушкина и Жуковского;


· Раскрыть историю взаимоотношений поэтов и их творческое влияние друг на друга путем реферирования двух литературных источников;


· Провести исследовательский анализ писем Пушкина и Жуковского, чтобы раскрыть их личные и творческие отношения.


Тема исследовательской работы очень широка, потому что дружба между Жуковским и Пушкиным длилась более 20 лет. Однако реферат ограничен лишь теми временными этапами, которые нашли отражение в книгах Семенко И.М. «Жизнь и поэзия Жуковского» и Маймина Е.А. «Пушкин. Жизнь и творчество». Анализом этих теоретических работ мы займемся в первой главе нашего исследования.



Глава 1


Теоретическое обоснование дружбы Пушкина и Жуковского на основе реферирования двух книг


§1. Анализ книг Е.А. Маймина «Пушкин. Жизнь и творчество» и И.М. Семенко «Жизнь и поэзия Жуковского»


Евгений Александрович Маймин
(1921-1997) – доктор филологических наук, профессор, литературовед и прозаик. Специалист по русской литературе XIX века. Автор литературоведческих работ: «Русская философская поэзия», «О русском романтизме», «Опыты литературного анализа», - монографии, посвященные творчеству Л.Н.Толстого, Ф.И.Тютчева, А.С.Пушкина, и много других публикаций.


Анализ книги Маймина «Пушкин. Жизнь и творчество» помогает лучше понять личность Пушкина. В книге доктора филологических наук Е.А. Маймина рассматривается творчество Пушкина в неразрывном единстве с его биографией, с историей литературы и культуры его времени. Опираясь на лучшие традиции пушкиноведения, автор выступает как исследователь, предлагая новые решения некоторых проблем пушкинского творчества и образцы свежего прочтения некоторых его произведений.


Ирина Михайловна Семенко
(1921 — 1987) — российский литературовед. Исследователь русской поэзии начала XIX века, подготовила и откомментировала ряд изданий Василия Жуковского и Константина Батюшкова, составила несколько сборников, в том числе «Поэты-декабристы» (1960). Автор книги очерков «Поэты пушкинской поры» (1970), включающей главы о Жуковском, Батюшкове, Денисе Давыдове, Петре Вяземском, Вильгельме Кюхельбекере, Николае Языкове и Евгении Баратынском, и книги «Жизнь и поэзия Жуковского» (1975).


Российский литературовед Семенко И.М. в своей книге «Жизнь и поэзия Жуковского» широко раскрывает образ великого Василия Андреевича Жуковского. Автор уделяет особое внимание детству поэта, подробно описывает его творчество, его отношения с царской семьей и высшими слоями общества и его отношения с другими поэтами и деятелями литературы.


В каждой из книг уделяется некоторое внимание отношениям Александра Сергеевича Пушкина и Василия Андреевича Жуковского.


Следует сказать, что в книге Е.А. Маймина дружба поэтов представляется более подробно. Автор рассказывает о теплых дружеских отношениях поэтов и также об их творческом взаимодействии. Хочется выделить то, что Маймин считает Жуковского главным
другом Пушкина по жизни, его главным наставником, помощник и товарищем: «Жуковский влиял на Пушкина больше всего общим духом и направлением своей поэзии: глубокой ее человечностью, внутренней ее сосредоточенностью, высокой культурой поэтического выражения».
Автор обращает внимание на теплую переписку поэтов, на просьбы Жуковского о помиловании Пушкина и на многие другие действия, которые характеризуют Жуковского как преданного и верного друга: «В самом конце 1833 г. Пушкина пожаловали званием камер-юнкера. Эту сомнительную монаршью милость он встретил крайне болезненно. По свидетельству Нащокина, он был так взволнован, что, если бы не Жуковский и Виельгорский, которые всячески старались его успокоить, он бы отправился тотчас во дворец «наговорить грубостей самому царю».


В книге Семенко И.М. больше внимания уделяется творческому влиянию Жуковского на Пушкина: «Личная дружба Жуковского и Пушкина основывалась прежде всего на взаимном творческом уважении».
Автор позволяет себе назвать Пушкина «учеником» Жуковского, с чем отчасти можно согласиться. И.М. Семенко обращает внимание на стихи и работы Пушкина, связанные с Жуковским, на так называемые дружеские пародии Пушкина на творчество своего наставника: «В творчестве Пушкина есть несколько дружеских пародий на Жуковского (четвертая песнь "Руслана и Людмилы", стихотворение "Послушай, дедушка, мне каждый раз...")».
Однако автор подчеркивает теплое и доброе отношение Пушкина к Жуковскому: «В 1826 году, после воцарения Николая, Пушкину особенно дороги неизменные хлопоты Жуковского: "Не смею надеяться, но мне было бы сладко получить свободу от Жуковского, а не от кого другого"»
. Семенко И.М. приводит несколько писем, в которых Пушкин выражает свое недовольство поэтами, недооценивающими его друга: «В письме к Рылееву он говорит о его поэме «Войнаровский» и выговаривает Бестужеву за его незаслуженно строгий приговор Жуковскому».


Оба автора замечают неразрывную связь
поэтов и ни в коем случае не отрицают их особое
и сильное
влияние друг на друга. Е.А. Маймин убедительно доказывает влияние поэтов друг на друга как в личной, так и в творческой жизни. По мнению же И.М. Семенко, значение имеет лишь влияние Жуковского на творческую деятельность Пушкина.


Общеизвестен факт о том, что в 1820 году после выхода в свет поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», Жуковский подарил своему наставнику портрет, который Пушкин хранил всю свою жизнь. На портрете Жуковский сделал легендарную надпись: "Победителю-ученику от побежденного учителя". Трудно не согласиться с автором книги «Жизнь и поэзия Жуковского» Семенко И.М.: «Жуковский относился к Пушкину с необыкновенным вниманием и заботой, видел в нем великого поэта, гордость России…»


В обеих книгах обращается внимание на письма поэтов друг к другу. Письма часто являются аргументами для доказательства авторской точки зрения. Мы обратимся к переписке Пушкина и Жуковского, чтобы достигнуть поставленной цели исследования. Но прежде чем с ними ознакомиться, попробуем ответить на вопрос: «Что же такое эпистолярный жанр?»


§2. Эпистолярный жанр


Эпистолярный жанр - это цикл писем.


Важнейшие структурно-стилистические признаки эпистолярного жанра:


– сочетание в текстах признаков монологической и диалогической речи;


– разделение писем по сфере общения на деловые и частные, с учетом мотивов и целей – по видам, различающимся языковой формулой;


– использование языковых средств, соответствующих сфере переписки; книжно-письменных в деловых и устно-разговорных в частных письмах;


– устойчивая композиция текста: более жесткая в официальных и более свободная в частных письмах;


– точное обозначение отправителя и получателя, обращение к последнему и подпись отправителя;


– соблюдение речевого этикета с учетом фактора адресата, характера сообщения и национальных "эпистолярных" традиций.


В письмах, как в эпистолярном жанре, особенно ценится ясность и краткость. Как и всем разновидностям жанра, письмам личного характера присущи: непринуждённость, естественность изложения; свобода выбора средств изложения; заинтересованность, индивидуальность автора и многое другое.


Характерными особенностями эпистолярного стиля являются сочетание устно-разговорной и книжно-письменной речи, признаков диалога и монолога, индивидуальные речевые специфики и другое.


Частные письма, имея разное назначение, несут всевозможную информацию: содержат размышления, наблюдения, исповедь, выражают эмоции, чувства, дают бытовые и автобиографические сведения. В письмах проявляется непосредственность мироощущения, ставящего читателя лицом к лицу с мыслью, чувствами, настроениями пишущего. Письма позволяют шаг за шагом пройти с автором жизненный путь, воссоздают черты характера, широкий круг интересов, его личные отношения к событиям. Они отражают изменения в судьбе, взглядах, душевной настроенности автора.


Именно поэтому письма играют огромную роль
в воссоздании картины отношений великих поэтов Жуковского и Пушкина. Обратимся к письмам в следующей главе.




Глава 2


Анализ писем Пушкина и Жуковского


Как мы уже говорили в предыдущей главе, без писем поэтов картина их отношений была бы неполной. С помощью переписки поэтов мы сможем увидеть все стороны общения Пушкина и Жуковского как личные, так и творческие. Ознакомившись с перепиской поэтов, (которую вы можете увидеть в приложении), мы выбрали самые выразительные письма, которые сейчас и попытаемся проанализировать.


В. А. ЖУКОВСКОМУ.


31 октября 1824 г. Из Михайловского и Тригорского в Петербург.


Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении. Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но скоро всё переменилось: отец, испуганный моей ссылкою, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь; Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче — быть моим шпионом; вспыльчивость и раздражительная чувствительность отца не позволяли мне с ним объясниться; я решился молчать. Отец начал упрекать брата в том, что я преподаю ему безбожие. Я всё молчал. Получают бумагу, до меня касающуюся. Наконец, желая вывести себя из тягостного положения, прихожу к отцу, прошу его позволения объясниться откровенно... Отец осердился. Я поклонился, сел верхом и уехал. Отец призывает брата и повелевает ему не знаться avec ce monstre, ce fils dénaturé [1]
(Жуковский, думай о моем положении и суди). Голова моя закипела. Иду к отцу, нахожу его с матерью и высказываю всё, что имел на сердце целых три месяца. Кончаю тем, что говорю ему в последний раз. Отец мой, воспользуясь отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить... Перед тобою не оправдываюсь. Но чего же он хочет для меня с уголовным своим обвинением? рудников сибирских и лишения чести? спаси меня хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем. Не говорю тебе о том, что терпят за меня брат и сестра — еще раз спаси меня.





31 окт
.


А. П.



Поспеши: обвинение отца известно всему дому. Никто не верит, но все его повторяют. Соседи знают. Я с ними не хочу объясняться — дойдет до правительства, посуди, что будет. Доказывать по суду клевету отца для меня ужасно, а на меня и суда нет. Я hors la loi [2]
.


P. S. Надобно тебе знать, что я уже писал бумагу губернатору, в которой прошу его о крепости, умалчивая о причинах. П. А. Осипова, у которой пишу тебе эти строки, уговорила меня сделать тебе и эту доверенность. Признаюсь, мне немного на себя досадно, да, душа моя, — голова кругом идет.[3]



В. А. Жуковский — Пушкину.


15 — начало 20-х чисел апреля 1825 г. Петербург.


Мой милый друг, прошу тебя отвечать как можно скорее на это письмо, но отвечай человечески, а не сумасбродно. Я услышал от твоего брата и от твоей матери, что ты болен: правда ли это? Правда ли, что у тебя в ноге есть что-то похожее на аневризм, и что ты уже около десяти лет угощаешь у себя этого постояльца, не говоря ни кому ни слова. Причины такой таинственной любви к аневризму я не понимаю и никак не могу ее разделять с тобою. Теперь это уже не тайна и ты должен позволить друзьям твоим вступиться в домашние дела твоего здоровья. Глупо и низко не уважать жизнь. Отвечай искренно и не безумно. У вас в Опочке некому хлопотать о твоем аневризме. Сюда перетащить тебя теперь невозможно. Но можно, надеюсь, сделать, чтобы ты переехал на житье и леченье в Ригу. Согласись, милый друг, обратить на здоровье свое то внимание, которого4
требуют от тебя твои друзья и твоя будущая прекрасная слава, которую ты должен, должен, должен взять (теперешняя никуда не годится — не годится не потому единственно, что другие признают ее такою, нет более потому, что она не согласна с твоим достоинством); ты должен быть поэтом России, должен заслужить благодарность — теперь ты получил только первенство по таланту; присоедини к нему и то, что лучше еще таланта — достоинство! Боже мой, как бы я желал пожить вместе с тобою, чтобы сказать искренно, что о тебе думаю и чего от тебя требую. Я на это имею более многих права, и мне ты должен верить. Дорога, которая перед тобою открыта, ведет прямо к великому; ты богат силами, знаешь свои силы, и всё еще будущее твое. Не ужели из этого будут одни жалкие развалины? — Но прежде всего надобно жить! Напиши ко мне немедленно о своем аневризме. И я тотчас буду писать к Паулуччи. С ним уже я имел разговор о тебе и можно положиться на его доброжелательство. Обнимаю тебя душевно.


Я ничего не знаю совершеннее по слогу твоих Цыган! Но, милый друг, какая цель! Скажи, чего ты хочешь от своего гения? Какую память хочешь оставить о себе отечеству, которому так нужно высокое... Как жаль, что мы розно!


Скорее, скорее ответ.


Жуковский.


Адрес:
Александру Сергеевичу


Пушкину.
[4]


Читая письмо Пушкина, мы сразу же обращаем внимание на первое предложение: «Милый, прибегаю к тебе».
Мы видим, что Пушкин обращается за помощью к своему другу, то есть он ему доверяет. Он называет его ласково «милый», а это значит, что их дружеские отношения были довольно близкими. Пушкин подробно рассказывает Жуковскому историю с его отцом в Михайловском. Дело в том, что когда Пушкина сослали в Михайловское, его отец выразил желание быть его надзирателем, что сильно Пушкина оскорбило. Это привело к ужасному конфликту отца и сына, после которого Пушкин выразил нежелание жить в одном доме с отцом и семьей и остался жить только с няней. Рассказывая свою историю, Пушкин надеется на помощь от Жуковского, просит спасти его: «Не говорю тебе о том, что терпят за меня брат и сестра — еще раз спаси меня».


Здесь Жуковский предстает перед нами не просто другом Пушкина, а его мудрым наставником, на которого всегда и во всем можно положиться. В конце письма Пушкин обращается к Жуковскому, называя его «душа моя».
Советами, которыми Пушкину должен помогать отец, на самом деле помогает Жуковский. Пушкин испытывает сыновьи чувства к Жуковскому, а Жуковский, в свою очередь, отеческие чувства к Пушкину. Итак, в письме Пушкина мы видим, насколько близкими были дружеские отношения поэтов и как важен был Жуковский для Пушкина.


Обратимся ко второму письму. Снова обратим внимание на первые слова письма: «Мой милый друг»
. Нет сомнений, что теплые чувства поэтов взаимны. В своем письме Жуковский интересуется о том, правдивы ли слухи об аневризме в ноге у Пушкина и правда ли то, что его здоровью грозит опасность. Будучи еще в Одессе Пушкин написал Вяземскому письмо, в котором жаловался на аневризм в сердце. Однако мать Пушкина говорила про аневризм в ноге, и в скором времени Пушкин тоже стал говорить про аневризм правой голени. Возможно, Пушкин действительно был болен, но скорее всего это был лишь обманный маневр, с помощью которого Пушкин хотел уехать заграницу на «лечение». О том, что это был обман, Жуковский не был предупрежден и поэтому очень волновался.


В письме он осуждает Пушкина, потому что тот раньше не рассказал о своей болезни: «Теперь это уже не тайна и ты должен позволить друзьям твоим вступиться в домашние дела твоего здоровья. Глупо и низко не уважать жизнь».
Жуковский понимает все величие Пушкина, он говорит ему, что он должен стать поэтом России, что его ждет будущая слава, еще большая, чем теперешняя. В конце письма, Жуковский говорит, что не знает ничего совершеннее по слогу, чем Пушкинские «Цыганы», но в чем-то их мнения расходятся. Жуковский считает, что «Цыганы» не оставят след в памяти людей, и они не запомнят гения Пушкина.


Итак, проанализировав два письма из большой переписки поэтов, мы увидели, что Пушкин и Жуковский действительно были близкими друзьями
. Поэты испытывали друг к другу теплые, нежные, трогательные чувства. Пушкин обращался за помощью к Жуковскому, а тот в свою очередь помогал ему советом, поступком и чем только мог. Пушкин посылал Жуковскому свои произведения, и Жуковский высказывал свое мнение о них. Оценка Жуковского была для Пушкина очень значима и важна. Их отношения были теплыми и доверительными. Часто Жуковский играл роль не только друга, но и помощника и наставника Пушкина. Жуковский отчетливо видел бессмертие творчества поэта, поэтому считал, что Пушкин вырос из романтизма, а значит из поэмы «Цыганы». Он считал, что его друг способен на большее. Замечания Жуковского, его помощь, безусловно, повлияли на творчество Пушкина в будущем.


Познакомившись с мнением писателей о дружбе поэтов и прочитав их переписку, мы смогли сделать некоторые выводы об их отношениях. Подведем итоги в заключительной части реферата.


Заключение


По итогам нашего реферата можно сказать, что цель работы была достигнута. Наше исследование показало, что книги Е.А. Маймина и И.М. Семенко рассказывают нам о трепетной дружбе Пушкина и Жуковского. Авторы констатируют исторические и литературные факты, связанные с тесной дружбой поэтов. Для доказательства этих фактов мы обратились к переписке Пушкина и Жуковского. Анализ писем поэтов на самом деле является подтверждением этих фактов. Между двумя великими писателями и поэтами была теплая, человеческая, поэтическая, крепкая мужская дружба. Жуковский по-отечески оберегает Пушкина, а Пушкин в свою очередь проникается нежными сыновьими чувствами к своему наставнику. Жуковский понимает все величие таланта Пушкина, он знает, что его произведения бессмертны. Несмотря на то что Жуковский был великим поэтом, он признает превосходство творчества Пушкина над его творчеством. Удивительное взаимодействие поэтов привело к более глубокому раскрытию таланта Пушкина, к его творческому росту. Жуковский был для Пушкина не только другом, он был для него учителем, наставником, помощником, иногда даже заменял ему отца.


Такая преданная, чистая и искренняя дружба является примером для нынешнего поколения, которое разучилось дружить по-настоящему. До тех пор, пока творчество великих поэтов будет волновать умы и души современных людей, будет жив интерес к их личностям, а стало быть, и к их взаимоотношениям.


Приложение
В. А. ЖУКОВСКОМУ


Конец октября 1824 г. Из Михайловского в Петербург


Не знаю, получил ли ты очень нужное письмо; на всякий случай повторю вкратце о деле, которое меня задирает заживо. 8-летняя Родоес Сафианос, дочь грека, падшего в Скулянской битве героя, воспитывается в Кишиневе у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшего виц-губернатора Бессарабии. Нельзя ли сиротку приютить? она племянница русского полковника, следственно может отвечать за дворянку. Пошевели сердце Марии, поэт! и оправдаем провиденье. О себе говорить не намерен, я хладнокровно не могу всего этого раздумать; может быть, тебя рассержу, вывалив что у меня на сердце. Брат привезет тебе мои стихи, жду твоих, как утешения. Обнимаю тебя горячо, хоть и грустно. В

веди меня в семейство Карамзина, скажи им, что я для них тот же. Обними из них кого можно; прочим — всю мою душу.


В. А. ЖУКОВСКОМУ


29 ноября 1824 г. Из Михайловского в Петербург


Мне жаль, милый, почтенный друг, что наделал эту всю тревогу; но что мне было делать? я сослан за строчку глупого письма, что было бы, если правительство узнало бы обвинение отца? это пахнет палачом и каторгою. Отец говорил после: Экой дурак, в чем оправдывается! да он бы еще осмелился меня бить! да я бы связать его велел! —
зачем же обвинять было сына в злодействе несбыточном? да как он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками?
Это дело десятое. Да он убил отца словами! —
каламбур и только. Воля твоя, тут и поэзия не поможет.


Что ж, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки? она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии. Но полумилорд Воронцов даже не полугерой. Мне жаль, что он бессмертен твоими стихами, а делать нечего. Получил я вчера письмо от Вяземского, уморительно смешное. Как мог он на Руси сохранить свою веселость?


Ты увидишь Карамзиных — тебя да их люблю страстно. Скажи им от меня что хочешь.


В. А. ЖУКОВСКОМУ


20-е числа апреля (не позднее 24) 1825 г. Из Михайловского в Петербург


Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм носил я 10 лет и с божией помощию могу проносить еще года три. Следственно, дело не к спеху, но Михайловское душно для меня. Если бы царь меня до излечения отпустил за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему и друзьям моим благодарен. Вяземский пишет мне, что друзья мои в отношении властей изверились во мне: напрасно. Я обещал Николаю Михайловичу два года ничего не писать противу правительства и не писал. «Кинжал» не против правительства писан, и хоть стихи и не совсем чисты в отношении слога, но намерение в них безгрешно. Теперь же все это мне надоело; и если меня оставят в покое, то, верно, я буду думать об одних пятистопных без рифм. Смело полагаясь на решение твое, посылаю тебе черновое к самому Белому; кажется, подлости с моей стороны ни в поступке, ни в выражении нет. Пишу по-французски, потому что язык этот деловой и мне более по перу. Впрочем, да будет воля твоя; если покажется это непристойным, то можно перевести, а брат перепишет и подпишет за меня.


Все это тринь-трава. Ничего не говорил я тебе о твоих «Стихотворениях». Зачем слушаешься ты маркиза Блудова? пора бы тебе удостовериться в односторонности его вкуса. К тому же не вижу в нем и бескорыстной любви к твоей славе. Выбрасывая, уничтожая самовластно, он не исключил из собрания послания к нему —
произведения, конечно, слабого. Нет, Жуковский


Веселого пути Я Блудову желаю Ко древнему Дунаю И <мать его ети>.


«Надпись к Гёте», «Ах, если б мой милый», «Гению» — все это прелесть; а где она? Знаешь, что выйдет? После твоей смерти все это напечатают с ошибками и с приобщением стихов Кюхельбекера. Подумать страшно. Дельвиг расскажет тебе мои литературные занятия. Жалею, что нет у меня твоих советов или хоть присутствия — оно вдохновение. Кончай, ради бога, «Водолаза». Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на! Цель поэзии — поэзия — как говорит Дельвиг (если не украл этого). Думы Рылеева и целят, а всё невпопад.




В. А. ЖУКОВСКОМУ


Начало июля 1825 г. Из Михайловского в Петербург


Неожиданная милость его величества тронула меня несказанно, тем более что здешний губернатор предлагал уже мне иметь жительство во Пскове, но я строго придерживался повеления высшего начальства. Я справлялся о псковских операторах; мне указали там на некоторого Всеволожского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом свете по своей книге об лечении лошадей.


Несмотря на все это, я решился остаться в Михайловском, тем не менее чувствуя отеческую снисходительность его величества.


Боюсь, чтоб медленность мою пользоваться монаршей милостию не почли за небрежение или возмутительное упрямство. Но можно ли в человеческом сердце предполагать такую адскую неблагодарность.


Дело в том, что, 10 лет не думав о своем аневризме, не вижу причины вдруг об нем расхлопотаться. Я все жду от человеколюбивого сердца императора, авось-либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства. Обнимаю тебя горячо.


А. Пушкин.


1825.


Михайловское.


В. А. ЖУКОВСКОМУ

17 августа 1825 г. Из Михайловского в Петербург


Отче, в руце твои предаю дух мой. Мне, право, совестно, что жилы мои так всех вас беспокоят — операция аневризма ничего не значит, и ей-богу первый псковской коновал с ними бы мог управиться. Во Псков поеду не прежде как в глубокую осень, оттуда буду тебе писать, светлая душа. — На днях виделся я у Пещурова с каким-то доктором-аматёром: он пуще успокоил меня — только здесь мне кюхельбекерно; согласен, что жизнь моя сбивалась иногда на эпиграмму, но вообще она была элегией в роде Коншина. Кстати об элегиях, трагедия моя идет, и думаю к зиме ее кончить; вследствие чего читаю только Карамзина да летописи. Что за чудо эти 2 последние тома Карамзина! какая жизнь! c’est palpitant comme la gazette d’hier, писал я Раевскому. Одна просьба, моя прелесть: нельзя ли мне доставить или жизнь Железного колпака
, или житие какого-нибудь юродивого.
Я напрасно искал Василия Блаженного в Четьих Минеях — а мне бы очень нужно.


Обнимаю тебя от души. Вижу по газетам, что Перовский у вас. Счастливец! он видел и Рим и Везувий.


П.


17 августа


В. А. ЖУКОВСКОМУ


6 октября 1825 г. Из Тригорского в Петербург


На днях, увидя в окошко осень, сел я в тележку и прискакал во Псков. Губернатор принял меня очень мило, я поговорил с ним о своей жиле, посоветовался с очень добрым лекарем и приехал обратно в свое Михайловское. Теперь, имея обстоятельные сведения о своем аневризме, поговорю об нем толком. П. А. Осипова, будучи в Риге, со всею заботливостью дружбы говорила обо мне оператору Руланду; операция не штука, сказал он, но следствия могут быть важны: больной должен лежать несколько недель неподвижно etc. Воля твоя, мой милый, — ни во Пскове, ни в Михайловском я на то не соглашусь; все равно умереть со скуки или с аневризма; но первая смерть вернее другой. — Я постели не вытерплю, во что бы то ни стало. 2-ое, псковский лекарь говорит: можно обойтись и без операции, но нужны строгие предосторожности: не ходите много пешком, не ездите верхом, не делайте сильных движений etc. etc. Ссылаюсь на всех; что мне будет делать в деревне или во Пскове, если всякое физическое движение будет мне запрещено? Губернатор обещался отнестись, что лечиться во Пскове мне невозможно — итак погодим, авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу.


Теперь 3-й § (и самый важный), Мойера не хочу решительно. Ты пишешь: прими его, как меня.
Мудрено. Я не довольно богат, чтоб выписывать себе славных операторов — а даром лечиться не намерен — он не ты. Конечно, я с радостию и благодарностью дал бы тебе срезать не только становую жилу, но и голову; от тебя благодеянье мне не тяжело — а от другого не хочу. Будь он тебе расприятель, будь он сын Карамзина.


Милый мой, посидим у моря, подождем погоды; я не умру; это невозможно; бог не захочет, чтоб «Годунов» со мною уничтожился. Дай срок: жадно принимаю твое пророчество; пусть трагедия искупит меня... но до трагедий ли нашему черствому веку? По крайней мере оставь мне надежду. — Чувствую, что операция отнимет ее у меня. Она закабалит меня на 10 лет ссылочной жизни. Мне уже не будет ни надежды, ни предлога — страшно подумать, отче! не брани меня и не сердись, когда я бешусь; подумай о моем положении; вовсе не завидное, что ни толкуют. Хоть кого с ума сведет.


Тригорское.


6 октября.


В. А. ЖУКОВСКОМУ


7 марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург


Поручая себя ходатайству Вашего дружества, вкратце излагаю здесь историю моей опалы. В 1824 году явное недоброжелательство графа Воронцова принудило меня подать в отставку. Давно расстроенное здоровье и род аневризма, требовавшего немедленного лечения, служили мне достаточным предлогом. Покойному государю императору не угодно было принять оного в уважение. Его величество, исключив меня из службы, приказал сослать в деревню за письмо, писанное года три тому назад, в котором находилось суждение об афеизме, суждение легкомысленное, достойное, конечно, всякого порицания.


Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости.


Александр Пушкин.


7 марта 1826.


Село Михайловское.







В. А. ЖУКОВСКОМУ


6 июля 1834 г. Из Петербурга в Царское Село


Я, право, сам не понимаю, что со мною делается. Идти в отставку, когда того требуют обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие — какое тут преступление? какая неблагодарность? Но государь может видеть в этом что-то похожее на то, чего понять все-таки не могу. В таком случае я не подаю в отставку и прошу оставить меня в службе. Теперь, отчего письма мои сухи? Да зачем же быть им сопливыми? Во глубине сердца своего я чувствую себя правым перед государем; гнев его меня огорчает, но чем хуже положение мое, тем язык мой становится связаннее и холоднее. Что мне делать? просить прощения? хорошо; да в чем? К Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему, что у меня да сердце — но не знаю, почему письма мои неприличны! Попробую написать третье.


В. А. Жуковский — Пушкину.


6 июля 1834 г. Царское Село.


Я право не понимаю, что с тобою сделалось; ты точно поглупел; надобно тебе или пожить в жолтом доме, или велеть себя хорошенько высечь, чтобы привести кровь в движение. Бенкендорф прислал мне твои письма, и первое и последнее. В первом есть кое-что живое, но его нельзя употребить в дело, ибо в нем не пишешь ничего хочешь о том, хочешь ли оставаться в службе или нет; последнее, в коем просишь, чтобы всё осталось по старому, так сухо что оно может показаться государю новою неприличностию. Разве ты разучился писать; разве считаешь ниже себя выразить какое-нибудь чувство к государю? Зачем ты мудришь? Действуй просто. Государь огорчен твоим поступком; он считает его с твоей стороны неблагодарностию. Он тебя до сих пор любил и искренно хотел тебе добра. По всему видно, что ему больно тебя оттолкнуть от себя. Что же тут думать! Напиши то, что скажет сердце. А тут право есть о чем ему поразговориться. И не прося ничего, можешь объяснить необходимость отставки; но более всего должен столкнуть с себя упрек в неблагодарности и выразить что-нибудь такое, что непременно должно быть у тебя в сердце к государю. Одним словом я всё еще стою на том, что ты должен написать прямо к государю и послать письмо свое через гр. Бенкендорфа. Это одно может поправить испорченное. Оба последние письма твои теперь у меня; несу их через несколько минут к Бенкендорфу, но буду просить его погодить их показывать. Скорее. Ж.


Пришли мне копию с того, что напишешь; хоть вероятно мне покажут. — Посылаю это письмо с нарочным. Ты же пришли с ним и письмо. Может случиться однако, что Бенкендорф в промежутке этого времени уедет в Петербург, то всего вернее отослать письмо немедленно к нему на дом ты. Объяснимся (ведь ты глуп): ты пришлешь мне свое письмо с моим посланным и тотчас пошлешь узнать, приехал ли Бенкендорф. Если он уже приехал, то напишешь ему другой экземпляр письма и тотчас пошлешь к нему на дом; я же, получив твое письмо, тогда оставлю оное у себя. Всего важнее не упустить времени.


Адрес:
А. С. Пушкину


В. А. Жуковский — Пушкину.


1 июня 1824 г. Петербург.


Ты уверяешь меня, Сверчок моего сердца, что ты ко мне писал, писал и писал — но я не получал, не получал и не получал твоих писем. Итак бог судья тому, кто наслаждался ими. На последнее и единственної твое письмо буду отвечать двумя словами, ибо тремя некогда. Имя Сафианос прекрасное и для меня столь же священное, как и для Греции. Но не знаю, удастся ли мне почтить его так, как я бы желал. Поговорю с теми, кто это дело знает и кто что-нибудь по этому делу может. Естьли не получишь никакого от меня отзыва — то знай, что не удалось. Естьли же удастся, то лень исчезнет, и напишу подробно. Обнимаю тебя за твоего Демона
. К чорту чорта! Вот пока твой девиз. Ты создан попасть в боги — вперед. Крылья у души есть! вышины она не побоится, там настоящий ее элемент! дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера. Когда подумаю, какое можешь состряпать для себя будущее, то сердце разогреется надеждою за тебя. Прости, чортик, будь ангелом. Завтра же твой ангел. Твои звали меня к себе, но я быть у них не могу: пошлю только им полномочие выпить за меня заздравный кубок и за меня провозгласить: Быть сверчку орлом и долететь ему до солнца.


Жуковский.


1 июня.


В. А. Жуковский — Пушкину.


9 августа 1825 г. Петербург.


9 августа. 1825.


Прошу тебя, мой милый друг, отвечать немедленно на это письмо. Решился ли ты дать сделать себе операцию и согласишься ли поехать для этого во Псков? Оператор готов. Это Мойер, Дерптский профессор, моя родня и друг.


Прошу в нем видеть Жуковского. Он тотчас к тебе отправится, как скоро узнает, что ты его ожидаешь. Итак уведомь меня с точнейшею точностию, когда будешь во Пскове. Сделай так, чтобы на той квартире, которуґ займешь для себя, была горница и для моего Мойера. А я обо всем, что к тебе пишу, нынче же извещу его. Прошу не упрямиться, не играть безрассудно жизнию и не сердить дружбы, которой твоя жизнь дорога. До сих пор ты тратил ее с недостойною тебя и с оскорбительною для нас расточительностию, тратил и физически и нравственно. Пора уняться. Она была очень забавною эпиграммою, но должна быть возвышенною поэмою. Не хочу по пустому ораторствовать: лучший для тебя оратор есть твоя судьба; ты сам ее создал и сам же можешь и должен ее переменить. Она должна быть достойна твоего гения, и тех которые, как я, знают ему цену, его любят и потому тебя не оправдывают. Но это еще впереди. Теперь нам надобна твоя жизнь. Не льзя ли взять на себя труд об ней позаботиться, хотя из некоторого внимания к друзьям своим. Отвечай мне немедленно. А я обнимаю тебя сердечно.


Твой Жуковский.


Мой адрес: в Аничковском дворце отдать для доставления швейцару.


Адрес:
Александру Сергеевичу


Пушкину.


В Опочке.


В. А. Жуковский — Пушкину.


12 апреля 1826 г. Петербург.


12 апреля.


Не сердись на меня, что я к тебе так долго не писал, что так долго не отвечал на два последние письма твои.1
Я болен и ленив писать. А дельного отвечать тебе нечего. Что могу тебе сказать на счет твоего желания покинуть деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать для тебя в твою пользу. Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы
. Дай пройти несчастному этому времени. Я никак не умею изъяснить, для чего ты написал ко мне последнее письмо свое. Есть ли оно только ко мне
, то оно странно. Есть ли ж для2
того, чтобы его показать
, то безрассудно. Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою музу в каї дорожу твоею благоприобретенною
славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России. Но я ненавижу всё, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть всё зреющее поколение), при плохом воспитании, которое не дает им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное: величие нравственное. — Извини эти строки из катехизиса. Я люблю и тебя и твою музу, и желаю, чтобы Россия вас любила. Кончу началом: не просись в Петербург. Еще не время. Пиши Годунова и подобное: они отворят дверь свободы.


Я болен. Еду в Карлсбад; возвращусь не прежде, как в половине сентября. Пришли к этому времени то, что сделано будет твоим добрым Гением. То, что напроказит твой злой Гений, оставь у себя: я ему не поклонник. Прости. Обнимаю тебя.


Жуковский.


В. А. Жуковский — Пушкину
.


Вторая половина июля 1831 г. Царское Село
.


Возвращаю тебе твои прелестные пакости. Всем очень доволен. Напрасно сердишься на Чуму: она едва ли не лучше Каменного Гостя. На Моцарта и Скупого сделаю некоторые замечания. Кажется и то и другое ещї можно усилить. — Пришли Онегина, Сказку октавами, мелочи и прозаические сказки все, читанные и нечитанные. Завтра всё возвращу.


Ж.


Адрес:
Александру Сергеевичу Пушкину.





В. А. Жуковский — Пушкину.


22 марта 1833 г. (?) Петербург
.


Не забудь, что завтра четверг, и что ты у меня проводишь вечер? Прошу принести Онегина, чем очень порадуешь Жуковского.


Не забудь позвать Плетнева и отослать картину Шаховскому, которого у меня не будет.


Адрес:
А. С. Пушкину.


В. А. Жуковский — Пушкину.


2 июля 1834 г. Царское Село.


Государь опять говорил со мною о тебе. Если бы я знал наперед, что побудило тебя взять отставку, я бы ему объяснил всё, но так как я и сам не понимаю, что могло тебя заставить сделать глупость, то мне и ему нечего было отвечать. Я только спросил: нельзя ли как этого поправить? —
Почему ж нельзя? отвечал он. Я никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае всё между нами кончано. Он может однако еще возвратить письмо свое. — Это меня истинно трогает. А ты делай как разумеешь. Я бы на твоем месте не минуты не усумнился как поступить. Спешу только уведомить о случившемся.


Жуковский.


Адрес:
А. С. Пушкину.


В. А. Жуковский — Пушкину.


29 января 1834 г. Петербург.


Посылаю тебе, почтеннейший друг Александр Сергеевич, Историю господина Пугачева, тобою написанную с особенным искусством; очень сожалительно для меня, что не успел я прочитать сего бытописательного отрывкаN делающего честь твоему таланту. Продолжай, достойный русский писатель, работать умом и пером ко чести России и ко полноте твоего кармана. А завтра я именинник, и будет у меня в вечеру семейство Карамзиных, Мещерских и Вяземских; и будут у меня два изрядных человека графы Вьельгорские, и попрошу Смирнову с собственным ее мужем; да может быть привлеку и привлекательную Дубенскую; в следствие сего прошу и тебя с твоею грациозною, стройносозданною, богинеобразною мадонистою супругою пожаловать ко мне завтра (во вторник) в 8-мь часов откушать чаю с бриошами и прочими вкусными причудами; да скажи об этом и домашнему твоему Льву. Уведомь, будешь ли, а я твой богомолец


Василий.


Адрес:
Александру Сергеевичу


Пушкину.


Список литературы


Литература:


1. Маймин Е.А. "Пушкин:жизнь и творчество". - М..: Наука,1981


2. Семенко И.М. "Жизнь и поэзия Жуковского". - М..: Художественная литература,1975


Интернет-ресурсы:


1. Сайт «А.С.Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах». – Режим доступа: http://www.rvb.ru/pushkin/toc.htm. - Данные соответствуют 10.01.12


2. Сайт «Александр Сергеевич Пушкин». – Режим доступа: http://as-pushkin.net/. – Данные соответствуют 10.01.12


[1]
с этим чудовищем, с этим выродком-сыном. (Франц.)


[2]
вне закона. (Франц.)


[3]
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979.


[4]
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Том 13 (Переписка 1815-1827). — 1937

Сохранить в соц. сетях:
Обсуждение:
comments powered by Disqus

Название реферата: Пушкин и Жуковский: личные и творческие связи

Слов:6253
Символов:45434
Размер:88.74 Кб.