РефератыОстальные рефератыБоБодалев А. А. Столин В. В. Аванесов В. С. Общая психодиагностика

Бодалев А. А. Столин В. В. Аванесов В. С. Общая психодиагностика






Бодалев А.А.
Столин В.В.
Аванесов В.С.


ОБЩАЯ ПСИХОДИАГНОСТИКА


СПб.: Изд-во «Речь», 2000. -440 стр. ISBN 5-9268-0026-1


ISBN 5-9268-0015-3 СПб.: Изд-во «Речь», 2006




Общая психодиагностика.


Бодалев А.А.
Столин В.В.
Аванесов В.С.


В учебнике известных отечественных психологов представлены различные школы и направления мировой психодиагностики. Книга изобилует научными фактами, опи­саниями экспериментов и лабораторных работ, богата иллюстрирована практичес­кими и методическими материалами.


Авторы: А. А. Бодалев - предисловие, введение, заключение. В. В. Столин - пре­дисловие, введение, глава 1, глава 9 (§§ 9.1, 9.2,9.3, 9.4, 9.5), заключение. В. С. Аванесов - глава2 (§2.1). В. С. Бабина – глава 6(§ 6.4). Е. М. Борисова -глава5. В. Б. Быстрицкас - глава 7 (§ 7.1). А. В. Визгина - глава 9 (§ 9.4). А. И. Зеличенко - гла­ва 3 (§ 3.5). М. Ш. Магомед-Эминов - глава 6 (§§ 6.1, 6.2). Ю. М. Орлов - глава 6 (§ 6.3). С. Р. Пантилеев - глава 9 (§ 9.5). В. И. Похилько - глава 4, глава 8. В. Е. Семенов - глава 2 (§ 2.3). Е. Т. Соколова - глава 2 (§ 2.2), глава 7 (§ 7.2), гла­ва 9 (§ 9.6), Е. О. Федотова - глава 9 (§ 9.6). Г. Т. Хоментаускас - глава 7 (§§ 7.1, 7.3). А. Г. Шмелев - глава 1, глава 3 (§§ 3.1, 3,2, 3.3, 3.4, 3,5, 3.6), глава 4, глава 6 (§ 6.4). А. М, Эткинд - глава 7 (§ 7.4).


© Бодалев А.А., Столин В. А., 2000.


© Издательство «Речь», 2000. © Борозенец П. В. (оформление), 2000


СОДЕРЖАНИЕ



Предисловие


Введение


Глава 1.
Психодиагностика как наука и как практическая деятельность


1.1. Научная психодиагностика и психодиагностическая практика


1.2. Классификации психодиагностических методик


1.3. Психодиагностические задачи


1.4. Дифференциальная психометрика


1.5. Нормативные предписания разработчикам и пользо­вателям психодиагностических методик


1.5.1. Требования к методикам


1.5.2. Требования к пользователям


1.5.3. Использование методик специалистами-смежниками


Глава
2. Из истории психодиагностики


2.1. Из истории психологических тестов


2.2. Из истории проективного метода


2.3. Из истории контент-анализа как психодиагности­ческой процедуры


Глава
3. Психометрические основы психодиагностики


3.1. Репрезентативность тестовых норм


3.2. Надежность теста


3.3. Валидность тестов


3.4. Технология создания и адаптации методик


3.5. Прогнозирование и распознавание образов


3.6. Требования к психометрической подготовке психолога.


Глава 4
Психодиагностика черт личности


Глава
5. Психодиагностика способностей


5.1. Объект и методы


5.2. Тест Амтхауэра


5.3. Тест «Штур»


5.4. Области применения тестов способностей


Глава 6.
Психодиагностика мотивации


6.1. Объект и методы


6.2. Измерение мотивации достижения


6.3. Опросник для измерения потребности в дости­жении


6.4. Тест юмористических фраз


Глава
7. Психодиагностика межличностных отношений


7.1. Объект и методы


7.2. «Совметный тест Роршаха» для диагностики нарушений семейного общения


7.3. Методика «Рисунок семьи»


7.3.1. Диагностическая процедура


7.3.2. Интерпретация методики «Рисунок семьи»


7.4. Цветовой тест отношений


Глава 8.
Психодиагностика индивидуального сознания


Глава 9.
Психодиагностика самосознания


9.1. Самосознание как объект психодиагностики


9.2. Методики психодиагностики самосознания


9.3. Опросник самоотношения


9.4. Методика управляемой проекции


9.5. Методы измерения локуса контроля


9.6. Методика косвенного измерения системы самооценок (КИСС)


Заключение


Список литературы





ПРЕДИСЛОВИЕ



Психология наших дней - не только теоретическая дисциплина, изучающая человека, но и система прикладного знания, позволяю­щая и психологу-практику, и специалисту-смежнику (педагогу, руко­водителю, тренеру, врачу) совершенствовать свою работу с людьми.


Предлагаемая читателю книга посвящена психодиагностике - раз­делу психологического знания, формирующемуся на стыке фундамен­тальных отраслей психологии с практическими запросами жизни.


Современная психодиагностика все шире используется в таких областях социальной практики, как: 1) расстановка кадров, профподбор и профориентация; 2) прогнозирование социального поведения, например стабильности брака, законопослушности; 3) оптимизация обучения и воспитания; 4) консультативная и психотерапевтическая помощь; 5) судебная психолого-психиатрическая экспертиза; 6) про­гнозирование психологических последствий изменения среды. Поми­мо этого, психодиагностические методики – один из инструментов научных исследований в психологии личности и межличностных от­ношений.


Конкретная практическая польза от применения психодиагнос­тики зависит от уровня социально-экономического развития обще­ства и связанной с ним степени влиятельности субъективного, чело­веческого фактора в сфере производства и экономики в целом. В со­временном мире психодиагностика служит интересам общества в це­лом и интересам конкретных его членов (учащихся, пациентов здравоохранительных органов, клиентов психологических консуль­таций и т. д.). Еще одно важнейшее условие полезности использова­ния психодиагностики – это ее научность, основанная на знании прин­ципов формирования и природы диагностируемых качеств, на зна­нии закономерностей процесса психодиагностики и характеристик ее инструментов.


Психодиагностика, как уже отмечалось, используется в конкрет­ных областях жизнедеятельности людей: в здравоохранении, в спорте, в школьном и вузовском обучении, на производстве, в семейных кон­сультациях и т. д. В каждой из этих областей существуют специфи­ческие условия использования психодиагностических средств, спе­цифические психодиагностические задачи и методы, составляющие предмет частных или специальных психодиагностик (профессиональ­ной, спортивной, клинической и т. д.). Помимо этих частных вопро­сов в психодиагностике существуют и более общие, универсальные вопросы, решение которых составляют предмет общей психодиагно­стики, К ним относятся: 1) методологические, теоретические и конк­ретно-методические принципы построения психодиагностических инструментов и формулирования психодиагностических заключений; 2) методики психодиагностики наиболее универсальных объектов пси­ходиагностических обследований, таких как черты личности, способ­ности, мотивы, сознание и самосознание, межличностные отноше­ния; 3) дифференциальная психометрика как математизированная ме­тодология обнаружения межиндивидуальных различий; 4) норматив­ные требования к методикам, их разработчикам и пользователям.


Этим вопросам и посвящена предлагаемая вниманию читателя книга. По своему жанру она обладает одновременно характеристика­ми монографического исследования и руководства для специалистов и студентов-психологов. С монографией ее сближает достаточно под­робное освещение истории психодиагностики, включение дискусси­онных вопросов о природе и строении того или иного диагностируе­мого качества или психической характеристики, описание как уже имеющихся популярных психодиагностических методик, так и ори­гинальных, разработанных авторами книги, большое количество ссы­лок на работы других авторов. Возможность использовать книгу в качестве руководства обусловлена попыткой не просто сориентиро­вать читателя в данной области знания, но и представить необходи­мые данные для проверки и отладки психометрических характерис­тик вновь создаваемых или адаптируемых методик, а также для пер­воначального овладения некоторыми из имеющихся методик. При этом, однако, мы исходили из недопустимости публикации большим тиражом текстов методик, ключей и нормативных данных. Это реше­ние связано как с тем обстоятельством, что знание методики обследуемым снижает ее диагностическую ценность, так и с необходимос­тью воспрепятствовать бесконтрольному использованию методик не­специалистами. Кажущаяся простота методик приводит к попыткам их использования лицами, не получившими специальной подготов­ки, не понимающими ни «устройства» методики, ни природы обсле­дуемых качеств, ни специфики психодиагностической ситуации. Та­кое непрофессиональное использование инструментов, созданных для специалистов, может привести не только к дискредитации психоди­агностики, но и к нанесению прямого или косвенного вреда обследу­емым. Поэтому необходимые психодиагностические материалы (тек­сты опросников, нормы, ключи) предполагается выпустить отдель­ной брошюрой, предназначенной для специалистов...


В заключение хочется выразить надежду, что книга окажется по­лезной всем, кто готовится к работе или работает в области психоди­агностики, а также заранее поблагодарить всех читателей, которые пришлют свои отзывы о книге.


А, А. Бодалев, В. В. Столин



ВВЕДЕНИЕ



Современная психология оказывает воздействие на практическую деятельность людей различными путями. Один из таких путей - это непосредственная психологическая помощь различным категориям населения. Психолог; получивший специальную подготовку, спосо­бен оказать консультативную психологическую помощь родителям в воспитании детей, супругам в ситуации семейного кризиса, детям, у которых нарушен ход нормального развития личности, юношам и девушкам в выборе профессии, руководителям в формировании сти­ля и приемов общения и многим другим.


Психологическое консультирование основано на знании психо­логом не только предмета анализа и обсуждения (семейные и произ­водственные, внутри- и межличностные конфликты), но и закономер­ностей самого процесса консультирования, его стратегии и тактики.


Люди нуждаются в психологической помощи в ситуации как объективно существующего, так и субъективно переживаемого небла­гополучия. Это переживание может быть острым и выражаться в глу­боком недовольстве собой, окружающими, жизнью в целом, а иногда и в страдании. В таких случаях требуется оказание не просто кон­сультативной, но и психотерапевтической помощи. Если страдания человека складываются в клиническую картину заболевания и чело­век обращается к врачу, то психотерапевтическая помощь носит ме­дицинский характер и оказывается врачом-психотерапевтом или пси­хологом под руководством врача. Во многих случаях, однако, требу­ется психотерапевтическая помощь несколько иного характера. По своей форме и цели это психотерапевтическое вмешательство совпа­дает с тем, которое используется при лечении больных. Оно соверша­ется в форме беседы, дискуссии, игры (т. е. в форме общения) и на­правлено на избавление человека от страданий и ликвидацию при­чин, его вызвавших. Это вмешательство, однако, отличается от меди­цинского по двум существенным аспектам: 1) природа неблагополучия кроется не в болезненных процессах, происходящих в организме че­ловека, а в особенностях его личности, специфике жизненной ситуа­ции и характере взаимоотношений с окружающими; 2) обращающийся за помощью и объективно не является, и субъективно не признаёт себя больным.


В какой бы форме ни осуществлялась психологическая помощь: в форме психологического консультирования или в форме немеди­цинской психотерапии, она обладает общей характеристикой - индивидуализированностью своей направленности. Эта индивидуализация базируется на глубоком проникновении в личность обратившегося за помощью, в его чувства, переживания, установки, картину мира, струк­туру взаимоотношений с окружающими. Для такого проникновения часто недостаточно одного лишь психологического чутья и интуиции, требуются специальные - психодиагностические - методы.


Внутренняя необходимая связь психологического консультиро­вания, немедицинской психотерапии и психодиагностики и обусло­вила название серии, в которой выходит данная коллективная моно­графия.


В самом общем виде психодиагностика – эта наука и практика постановки психологического диагноза. Термин «психодиагностика», распространившийся в психиатрии после появления книги Г. Роршаха «Психодиагностика» (Rorschach Н., 1921), довольно быстро вышел за пределы медицины. Термин «диагноз» начал пониматься как рас­познавание любого отклонения от нормального функционирования или развития и даже как определение состояния конкретного объекта (индивида, семьи, малой группы, той или иной психической функции или процесса у конкретного лица). Понятие «психодиагностика» рас­пространилось и на профилактическое обследование индивидов и групп.


Диагностическое исследование (точнее - обследование) облада­ет важной характеристикой, отличающей его от научного исследова­ния. Психолог-исследователь (в том числе и исследователь в области психодиагностики) ориентирован на поиск неизвестных закономер­ностей, связывающих абстрактные переменные, использует «извест­ных» (т. е. определенных по какому-либо признаку) испытуемых и пренебрегает их индивидуальными отличиями и эмпирической цело­стностью. Для пеиходиагностат-практика именно эти индивидуальные отличия и эмпирическая целостность являются объектом изучения; он ориентирован на поиск известных закономерностей в «неизвест­ных» обследуемых.


Психодиагностические задачи могут решаться различными спо­собами. Один из таких способов - это длительное наблюдение за обследуемым, совершаемое в ходе оказания ему помощи (в ходе кон­сультирования, психотерапии). Другой способ - это наблюдение за обследуемым в реальных условиях его жизни, например, наблюде­ние за поведением ребенка в детском саду. Эти способы дают очень ценные сведения о человеке, однако они крайне трудоемки, не все­гда доступны и дают информацию не до начала работы психолога, а уже в ходе такой работы (которая может оказаться и излишней). По­этому в психодиагностике получили распространение специальные методики, используемые не только в сфере консультирования и пси­хотерапии, но и во всех тех случаях, когда необходимо получить оценку той или иной психической характеристики конкретного ин­дивида. Эти методики обладают следующими особенностями: 1) они позволяют собрать диагностическую информацию в относительно короткие сроки; 2) они представляют информацию не вообще о че­ловеке, а о тех или иных его конкретных особенностях {интеллекте, тревожности, самооценки, чувстве юмора, наиболее характерных личностных чертах и т. п.); 3) информация поступает в виде, позво­ляющем дать качественное и количественное сравнение обследуе­мого индивида с другими людьми; 4) информация, получаемая с помощью психодиагностических методик, полезна с точки зрения выбора средств вмешательства, прогноза их эффективности, а так­же прогноза развития, общения, эффективности той или иной дея­тельности индивида.


Принципы разработки психодиагностических средств и их конк­ретное воплощение в диагностических методиках, включая их мето­дологическое и теоретическое обоснование, проверку валидности и надежности, входят в предмет общей психодиагностики.


Развитие этой области знания в нашей стране шло неравномерно. Интенсивное развитие психодиагностики в 20-х и начале 30-х годов оказалось затем приостановленным благодаря неконтролируемому, непрофессиональному и расширительному использованию тестов. В результате в развитии отечественной психодиагностики наметилось отставание, которое стало интенсивно преодолеваться с начала 70-х годов. Большую работу в этом направлении проводит научный кол­лектив Санкт-Петербургского психоневрологического института име­ни В. М. Бехтерева[1]
. Издаются монографии, посвященные частным, или специальным, психодиагностикам[2]
. Русскоязычному читателю ста­новятся доступными зарубежные издания[3]
. Вновь разрабатываются фундаментальные вопросы общей психодиагностики[4]
.


Предлагаемая вниманию читателя книга содержит систематичес­кое изложение ряда разделов общей психодиагностики. В ней осве­щаются вопросы теории и истории психодиагностики, подробно опи­сываются приемы, используемые при психометрической отладке, про­верке и разработке психодиагностических инструментов. Ряд глав посвящен психодиагностике отдельных психических характеристик, которые наиболее часто становятся предметом изучения психодиаг­носта или психолога-исследователя. К ним относятся черты личнос­ти, мотивация, межличностные взаимоотношения, способности, со­знание и самосознание. В то же время, некоторые традиционные раз­делы общей психодиагностики, уже получившие освещение в лите­ратуре (например, психодиагностика интеллекта), не представлены в книге. В каждой главе, посвященной конкретной предметной области психодиагностики, приводится обзор существующих методик и, как правило, более подробно излагаются те из них, которые авторами рекомендуются к использованию. Изложение этих последних мето­дик отражает тот этап, на котором находятся их теоретическая разра­ботка и психометрическая отладка. Превращение психодиагностичес­ких методик в надежный инструмент науки и практики зависит от ин­тенсивности усилий многих исследователей, проверки и перепровер­ки получаемых данных.



ГЛАВА 1 ПСИХОДИАГНОСТИКА КАК НАУКА И КАК ПРАКТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ



1.1.
НАУЧНАЯ ПСИХОДИАГНОСТИКА И ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА



Психодиагностика - и теоретическая дисциплина, и сфера прак­тической деятельности психолога.


Как теоретическая дисциплина общая психодиагностика рассмат­ривает закономерности вынесения валидных и надежных диагнос­тических суждений, правила «диагностических умозаключений», с помощью которых осуществляется переход от признаков или инди­каторов определенного психического состояния, структуры, процесса к констатации наличия и выраженности этих психологических «переменных». Иногда такие правила сравнительно просты, иногда довольно сложны, в одних случаях «встроены» в сам диагностические инструмент, в других - требуют особой работы с диагностическими показателями: стандартного сравнения профилей, расчета ин­тегральных показателей, сопоставления с альтернативными диагно­стическими пробами, экспертной интерпретации, выдвижения и отбрасывания гипотез.


Психодиагностика как теоретическая дисциплина тесно свя­зана с соответствующими предметными областями психологической науки.


Выделяемая для психодиагностики переменная должна иметь теоретический смысл в соответствующей области науки и практи­ческую значимость для решения той или иной научной или при­кладной задачи. Теоретическая обоснованность выделения, напри­мер, тех или иных личностных черт, тех или иных мотивов, - не­пременное условие успешности разработки диагностической про­цедуры, недооценка которого приводит к построению «фантомной» психодиагностики: ищутся способы выявления того, чего на са­мом деле не существует.


Связь психодиагностики, с одной стороны, и теоретико-экспери­ментальной психологии - с другой, имеет двусторонний характер. Психодиагностика в целом - не только воплощение понятий соответ­ствующих дисциплин в конкретных методиках, но и способ проверки истинности теоретико-психологических построений. Если, например, предполагается, что деятельность людей существенно отличается по мотивам, то должны быть найдены методы, выявляющие различные мотивы у разных людей. Если предполагается, что не существует пси­хически здорового человека, который не имел бы какой-либо мотива­ции, то не может существовать валидных методов, которые бы диаг­ностировали отсутствие всякой мотивации у конкретного лица, не являющегося психически больным. Если бы относительно некоторых теоретически выделенных мотивов оказалось невозможным обнару­жить дифференциально-психологические различия или была бы об­наружена группа психически здоровых людей, у которых отсутство­вала всякая мотивация, то это означало бы существенную недоработ­ку самого понятия мотива.


Общая психодиагностика преимущественно связана с общей, со­циальной и дифференциальной психологиями, частная психодиагно­стика - с такими областями психологии, как медицинская, возраст­ная, консультативная, юридическая, военная психология, психология труда, спорта и т. д.


Психология соответствующей предметной области составляет одну из составных частей психодиагностики. Другая базовая дис­циплина, являющаяся фундаментом общей психодиагностики и тем самым составной ее частью, - это дифференциальная психометри­ка, наука, обосновывающая и разрабатывающая измерительные ди­агностические методы; этому разделу общей психодиагностики по­священы специальный раздел в данной главе и отдельная глава в книге.


Третье основание психодиагностики — практические сферы при­менения психологического знания, которые выдвигают психодиагно­стические задачи и обосновывают выделение комплексных, интеграль­ных переменных, выступающих как объекты психодиагностики. Так, например, существуют профессии, в которых чрезвычайно важна стрессоустойчивость – способность сохранять контроль и работо­способность в угрожающих ситуациях. Значимость этой переменной выделена практикой - если бы не существовало профессий, которые связаны со стрессом, не было бы необходимости ее диагностировать. Однако практика не только показывает важность того или иного каче­ства, но и позволяет выделить само диагностируемое качество. Науч­ная психология пытается выразить эти качества через систему понятий; в результате такие комплексные понятия, как стрессоустойчи­вость, профессиональная эффективность, способность и т. д., выра­жаются через систему базисных психологических понятий, таких, как потребности, мотивы, умения, установки. Конечно, такой переход от эмпирически выделенных переменных к их выражению в теорети­ческих понятиях происходит не сразу и не автоматически. Зачастую происходит параллельная диагностическая разработка практически важных комплексных (не только психологических по природе) пере­менных, более теоретически проработанных, но все же описатель­ных психологических переменных (например, черты, способности) и, наконец, наиболее теоретичных психологических конструктов (на­пример, познавательные функции, мотивы, когнитивная организация, самоотношение и т. д.).


Таким образом, теоретическая психодиагностика обусловлена тремя областями психологического знания: предметной областью пси­хологии, изучающей данные явления, психометрикой – наукой об из­мерении индивидуальных различий в диагностируемых переменных и практикой использования психологического знания.


Практическая психодиагностика относится к теоретической так же, как инженерная эксплуатация технических устройств к их разра­ботке и конструированию. Как и всякая эксплуатация достаточно слож­ных устройств в реальных, «полевых» условиях, практическая психо­диагностика предполагает полезные навыки, интуицию, богатый кли­нический, да и житейский, опыт. Помимо этого практическая психо­диагностика предполагает свод правил применения психодиагности­ческих инструментов, основанных на знании свойств измеряемых переменных и измеряющих инструментов, на знании этических и про­фессиональных норм психодиагностической работы. Так, практик-психодиагност должен понимать и уметь квалифицировать условия проведения обследования и учитывать их при сопоставлении инди­видуальных данных с нормативами. Например, если при проведении обследования какие-то элементы обстановки насторожили обследуемого и ситуация обследования превратилась для него в ситуацию экспертизы, то это обстоятельство может сделать невозможным сопос­тавление индивидуального результата с нормами, если последние были получены в ситуации доверительного контакта. И наоборот, если нор­мы получены в ситуации экспертизы, а конкретное обследование имеет доверительный характер, то соотнесение с нормами также становит­ся некорректным. Все это психодиагност должен не только знать - он должен выяснить, как воспринимает ситуацию обследуемый. Прак­тическая психодиагностика предполагает также учет мотивации кли­ента на обследование и знание способов ее поддержания, умение оце­нить состояние обследуемого в целом, знание и навыки сообщения информации обследуемому о нем самом, чуткость к действиям, кото­рые непроизвольно могли бы нанести вред обследуемому, способность интерпретировать полученную информацию и многое другое.



1.2.
КЛАССИФИКАЦИИ ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКИХ МЕТОДИК



В настоящее время существует несколько достаточно обоснован­ных классификаций психодиагностических методик.


Во-первых, можно различать диагностические методы, основанные на заданиях, которые предполагают правильный ответ, либо на заданиях, относительно которых правильных ответов не существует К первой группе относятся многие тесты интеллекта, тесты специ­альных способностей, некоторых личностных черт (например, тест Равена, диагностическая процедура определения полезависимости-поленезависимости Уиткина, тест ригидности Лучинса и др.). Диаг­ностические методики второй группы состоят из заданий, которые характеризуются лишь частотой (и направленностью) того или иного ответа, но не его правильностью. Таковы большинство личностных опросников (например, тест 16PF Р Кеттелла):


Во-вторых, можно различать вербальные и невербальные психо­диагностические методики.


Первые так или иначе опосредованы речевой активностью об­следуемых; составляющие эти методики задания апеллируют к па­мяти, воображению, системе убеждений в их опосредованной языком форме. Вторые включают речевую способность испытуемых только в плане понимания инструкций, само же выполнение зада­ния опирается на невербальные способности - перцептивные, мо­торные.


Третье основание, используемое для классификации психодиаг­ностических методик, - это характеристика того основного методи­ческого принципа, который положен в основу данной методики. По этому основанию обычно различают: 1) объективные тесты; 2) стан­дартизованные самоотчеты, которые в свою очередь включают: а) те­сты-опросники; б) открытые опросники, предполагающие последующий контент-анализ; в) шкальные техники, построенные по типу семантического дифференциала Ч. Осгуда; и методики классифика­ции; г) индивидуально ориентированные техники типа ролевых ре­пертуарных решеток; 3) проективные техники; 4) диалогические


(интерактивные) техники (беседы, интервью, диагностические игры)[5]
.


Объективные тесты - это те методики, в которых возможен пра­вильный ответ, т. е. правильное выполнение задания.


Общим для всей группы методик стандартизованного самоотче­та является использование вербальных способностей испытуемого, а также обращение к его мышлению, воображению, памяти.


Тесты-опросники предполагают набор пунктов (вопросов, утвер­ждений), относительно которых испытуемый выносит суждения (как правило, используется двух- или трехальтернативный выбор ответов).


Одна и та же психологическая переменная представляется груп­пой пунктов (не менее 6). Пункты теста-опросника могут быть пря­мыми, апеллирующими непосредственно либо к опыту субъекта (на­пример: Боитесь ли Вы темноты?), либо к мнениям, суждениям ис­пытуемого, в которых косвенно проявляются его личный опыт или переживания (например: Большинство людей честны?) Опросники строятся как одномерные или многомерные, включающие в себя це­лый ряд психологических переменных.


Открытые опросники не предусматривают стандартизованного ответа испытуемого; стандартизация обработки достигается путем отнесения произвольных»ответов к стандартным категориям.


Шкальные техники предполагают оценку тех или иных объектов (словесных утверждений, изобразительного материала, конкретных лиц и т. п.) по выраженности в них качества, заданного шкалой (например: «теплый - холодный», «сильный - слабый»). Обычно используются трех-, пяти- и семиточечные шкалы. Особый вариант шкалирования – это субъективная классификация, предполагающая выявление субъек­тивного структурирования объектов на уровне шкалы наименований.


Индивидуально-ориентированные (идеографические) техники типа репертуарных решеток могут по форме совпадать со шкальны­ми, опросными методами, напоминать беседу или интервью. Их ос­новное отличие от тестов-опросников состоит в том, что параметры, которые оцениваются (оси, измерения, конструкты), не задаются из­вне, а выделяются на основе индивидуальных ответов данного конк­ретного испытуемого. Отличие этих методов от метода интервью со­стоит в том, что репертуарные решетки позволяют осуществлять при­менение современного статистического аппарата и делают надежны­ми диагностические выводы относительно индивидуальных особенностей субъекта.


Проективные техники основаны на том, что недостаточно струк­турированный материал, выступающий в качестве «стимула», при со­ответствующей организации всего эксперимента в целом порождает процессы фантазии, воображения, в которых раскрываются те или -иные характеристики субъекта. В клиническом употреблении проек­тивные техники часто строятся на интуиции и теоретической подго­товке психодиагноста, которые оказываются необходимыми на этапе интерпретации данных. Исследовательское употребление проектив­ных техник предполагает, как правило, применение контент-аналити­ческих процедур, стандартизирующих обработку данных.


Диалогические техники учитывают, что психодиагност вступает в контакт с обследуемым и достигает наилучших диагностических результатов за счет специфических особенностей этого контакта, ре­левантных диагностической задаче. Так, доверительный контакт не­обходим при диагностике семейных затруднений, характера личност­ного развития ребенка и во многих других случаях, в которых диаг­ност одновременно выступает в роли и консультанта, и психотера­певта. Ситуация диагностического патопсихологического обследова­ния диктует построение общения по принципу экспертизы.


Диалогические техники могут быть вербальными (интервью, бе­седы) и невербальными (например, игра с ребенком может выступать как невербальная диагностическая процедура).


Различные методические приемы, на основе которых строятся те или иные методики, можно расположить на одной шкале, если за еди­ное основание классификации принять меру вовлеченности в диагно­стическую процедуру самого психодиагноста и степень его влияния на результат обследования.


Аппаратурные методики и объективные психологические тесты обладают наименьшей вовлеченностью психодиагноста в процедуру психодиагностики, минимальным влиянием личности психодиагнос­та и его опытности как психолога на результаты обследования. Почти столь же малой степенью вовлеченности психодиагноста обладают и некоторые формы стандартизованных самоотчетов - многие опрос­ники и шкальные техники. Можно сказать, что в этих методиках лич­ные качества психолога воплотились на этапе разработки методики; сама же процедура обследования, как и фиксация ее результата, ока­зывается рутинной операцией, которая в принципе может выполнять­ся с помощью лаборанта-непсихолога или по компьютерной програм­ме. Диагностические техники, напротив, характеризуются максималь­ной степенью вовлеченности психодиагноста в процесс психодиаг­ностики, максимальным влиянием его опытности, профессиональных навыков, способностей в сфере общения на результаты обследова­ния. Этими качествами обладают различные виды бесед, интервью, диагностических игр. Например, патопсихологический эксперимент как особый психодиагностический метод характеризуется высокой сте­пенью вовлеченности психодиагноста: должен быть создан «мотив» экспертизы (обследуемый должен понимать, что на основе его отве­тов будет сделано важное для него диагностическое заключение), ре­зультаты отдельных проб интерпретируются в зависимости от того, насколько выражен этот мотив (по мнению психодиагноста). Не ме­нее явным оказывается влияние психодиагноста на результаты диаг­ностического заключения, выносимого на основе беседы с клиентом психологической консультации. Своими реакциями, ответными реп­ликами, манерой держаться психодиагност может как создать опти­мальные условия для получения диагностически важной информа­ции, так и полностью исказить эту информацию, ее смысл.


Все остальные психодиагностические методики занимают про­межуточное положение между двумя полюсами, образованными объективными тестами и диалогическими техниками.


Уже многомерные тесты-опросники, предполагающие анализ профиля и интерпретацию отдельных шкал в зависимости от значе­ний других и характера профиля в целом, требуют клинической опытности психодиагноста и, следовательно, на этапе психодиагностичен, кого заключения не свободны от влияния личности диагноста. Не менее значимым является это влияние и при необходимости кодиро­вания результатов обследования, полученные с помощью открытых опросников либо проективных техник В последнем случае существен­ное значение имеет создание психодиагностом атмосферы, раскры­вающей способности испытуемого к воображению, творчеству.


Если ввести одновременно два основания - меру вовлеченности психодиагноста, его влияние на результаты обследования, с одной стороны, и предметную направленность инструмента - с другой, то известные на сегодня психодиагностические методики можно распо­ложить в двухмерной классификационной таблице.


Соответствующие методики окажутся расположенными в клет­ках таблицы, при этом столбцы будут заполнены неравномерно по строкам таблицы. Так, способности и психические функции диагнос­тируются в основном методами, влияние психодиагноста в которых выражено минимально, - в основном объективными тестами и теста­ми-опросниками. Личностные черты преимущественно диагностиру­ются тестами-опросниками; когнитивная организация, другие инди­видуальные свойства выявляются преимущественно методиками сред­него уровня (по степени влияния психодиагноста на процесс диагно­стики) - репертуарными решетками, проективными техниками.


Мотивация, отношение диагностируются преимущественно про­ективными техниками. Роль диалогических методик, обладающих максимальной степенью включенности психодиагноста, особенно важна в области диагностики взаимоотношений, общения (таких свойств, актуализация которых требует воссоздания реальных ситу­аций общения).


Приведенная в данном разделе классификация отражает доста­точно грубо лишь общие черты психологических диагностических ме­тодик - более конкретно вопрос о классификациях обсуждается в соответствующих главах книги. Однако и в таком виде предлагаемая классификация обладает эвристической ценностью. Если заполнить все клетки табл. 1, станет видно, где существует нехватка методов оп­ределенного типа. Так, например, явно не хватает методик диалоги­ческого типа для определения способностей (см. главу 5), поскольку' эффективная демонстрация способностей у некоторых субъектов су­щественно зависит от условий психодиагностики и характера кон­такта с психодиагностом. Пользователь психодиагностических мето­дик, так же как их разработчик, может расчертить и заполнить подоб­ную таблицу для себя и вписать в клетки известные ему методики. Это позволит ему лучше представить себе, какими методами необхо­димо овладеть и где возникаетнеобходимость в поиске и научной раз­работке методов.


Таблица 1 Основания классификации психодиагностических методик

































Влияние психо­диагноста на результат обследования


Предмет психодиагностики


Способности психичес­кие функции


Личност­ные черты


Когнитивная организация и другие индивидуальные ха­рактеристики субъ­ективного опыта


Мотивация, отношение


Характерис­тики обще­ния, взаимо­действия


Минимальное


Среднее


Максимальное



1.3. ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ



Общая психодиагностика в известной степени отвлекается от спе­цифических диагностических задач, возникающих в различных част­ных областях психодиагностики. Однако психодиагност должен пред­ставлять себе эти задачи, поскольку они существенно определяют ограничения в использовании методов.


Одно из важных различий относится не только к задачам, но ив целом к ситуациям психодиагностики. Это различение ситуации кли­ента и ситуации экспертизы.


В первой ситуации человек обращается за помощью к психологу, он охотно идет на сотрудничество, старается выполнить инструкции как можно более точно, не имеет сознательных намерений приукрасить себя или фальсифицировать результаты. Во второй ситуации че­ловек знает, что подвергается экспертизе, старается выдержать «экза­мен», а для этого вполне осознанно контролирует свое поведение и свои ответы так, чтобы предстать в максимально выигрышном свете (или добиться своей цели даже ценой симуляции отклонений и расстройств).


В ситуации клиента к диагностическому инструменту можно предъявлять гораздо менее жесткие требования относительно его за­щищенности от фальсификации вследствие сознательной стратегии, чем в ситуации экспертизы.


Психодиагностические задачи (и ситуации психодиагностики в целом) можно различать также с точки зрения того, кто и как будет использовать диагностические данные и какова ответственность пси­ходиагноста за выбор способов вмешательства в ситуацию обследуе­мого. Кратко опишем эти ситуации.


1. Данные используются специалистом-смежником для постанов­ки непсихологического диагноза или формулирования администра­тивного решения. Эта ситуация типична для использования психодиа­гностических данных в медицине. Психолог выносит суждение о спе­цифических особенностях мышления, памяти, личности больного, а врач ставит медицинский диагноз. Психолог не несет ответственнос­ти ни за диагноз, ни за то, какое именно лечение будет проведено боль­ному врачом. По той же схеме происходит использование психодиаг­ностических данных при психодиагностике по запросу суда, комп­лексной психолого-психиатрической экспертизе, психодиагностике профессиональной компетентности работника или профпригодности по запросу администрации.


2. Данные используются самим психодиагностом для постанов­ки психологического диагноза, хотя вмешательство в ситуацию об­следуемого осуществляется специалистом другого профиля. Такова, например, ситуация психодиагностики применительно к поиску при­чин школьной неуспеваемости: диагноз имеет психологический (или


психолого-педагогический) характер, а работу по его реализации в жизнь проводят учителя, родители, другие воспитатели[6]
.


3. Данные используются самим психодиагностом для постановки психологического диагноза, а последний служит ему основанием (или основанием для действий его коллеги-психолога) для разработки пу­тей психологического воздействия. Такова ситуация психодиагностики в условиях психологической консультации.


4. Диагностические данные используются самим обследуемым в целях саморазвития, коррекции поведения и т. п. В этой ситуации пси­холог несет ответственность за корректность данных, за этические, деонтологические аспекты «диагноза» и лишь частично - за то, как этот диагноз будет использован клиентом.


Хотя и не существует жесткого соответствия между характером за­дачи и психодиагностическим методом, все же можно отметить некото­рую предпочитаемость тех или иных методов в конкретных случаях.


Так, в ситуациях 1 и 2 методы должны давать «стратегическую» информацию о клиенте, т. е. обеспечивать более или менее долгосроч­ный прогноз, они также должны позволять соотнесение обследуемо­го с другими людьми, т. е. предполагать стандартизацию. Поэтому в данных ситуациях наиболее часто употребляются объективные тесты и тесты-опросники, причем последние иногда основаны не на психо­логических категориях, а на категориях (системе понятий) заказчика. Таковы, например, известный Миннесотский многофакторный лич­ностный опросник и его модификации.


В ситуации 3 информация зачастую рассчитана на регулирование тактики практической работы самого психолога, соотнесение с «нор­мой» имеет меньшее значение, поэтому чаще используются идеогра­фические техники, проективные и диалогические методы.


В ситуации 4 главное требование к методам - легкость перевода получаемых с их помощью данных на язык самого обследуемого.


Этому условию удовлетворяет, например, тест 16PF Р. Кеттелла, но плохо соответствует MMPI, диагностические описания которого рассчитаны на психиатра.


1.4. ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОМЕТРИКА



Термин «дифференциальная психометрика» в данной книге обо­значает науку о дифференциально-психологических измерениях. Диф­ференциальную психометрику целесообразно отличать от «общей психометрики» (Михалевская М. Б., Измайлов Ч. А., 1983). Общая психометрика имеет дело с задачами измерения психологических ха­рактеристик стимула, в частности, моделирует общепсихологические (справедливые для всех людей) функциональные зависимости между свойствами стимулов и свойствами субъективных реакций. В психо­физике речь идет об установлении соответствий между физическими характеристиками стимулов и субъективными характеристиками ощу­щений (сенсорная психофизика в социально-психологических из­мерениях устанавливается соответствие между рядами социальных объектов (например, разные виды рекламируемых товаров) и опреде­ленными психическими реакциями (например, на континууме от «очень нравится» до «очень не нравится»). В дифференциальной пси­хометрике числовые значения (ранги, категориальные шкальные зна­чения) приписываются не стимулам, а индивидам. Дифференциаль­ная психометрика имеет дело с индивидуальными различиями между людьми в качественном и количественном составе психических свойств, каковыми являются способности, отдельные когнитивные функции (память, внимание), мотивы, поведенческие черты, установ­ки, оценки и самооценки, способы психического самосохранения (пси­хической защиты) и т. п.


По отношению к психодиагностике и дифференциальной психо­логии психометрика выступает в статусе технолого-методической дисциплины: она обосновывает требования, которым должны удов­летворять измерительные психодиагностические методы, обосновы­вает процедуры их разработки и применения.


Основываясь на введенном выше основании классификации, со­временные методы психодиагностики условно можно разделить на две категории: 1) стандартизованные, измерительные методы (будем называть их в дальнейшем «тесты»), 2) экспертные методы, или ме­тоды понимания (по традиции, они часто фигурируют под названием «клинические методы»). К первым относятся объективные тесты и стандартизованный самоотчет, ко вторым - проективные и диалоговые методы. В основе первой категории методов лежит соблюдение достаточно строгих и сформулированных в явной форме правил. Эти методы обеспечивают диагноз (и на его основе прогноз) лишь с веро­ятностной точностью, этот диагноз оказывается более надежным по отношению к группе испытуемых, чем по отношению к отдельному испытуемому.


Экспертные методы в большей степени рассчитаны на професси­ональный опыт, психологическую интуицию самого психодиагноста. Эти методы оказываются незаменимыми везде, где не разработаны (или неизвестны) стандартизованные процедуры. Они часто оказы­ваются более эффективными по отношению к психическим явлени­ям, плохо поддающимся объективации (субъективные переживания личностные смыслы, глубинные слои опыта), по отношению к чрез­вычайно изменчивым явлениям, для которых трудно создать фикси­рованную операциональную модель (динамика целей, состояний, на­строений, многоплановых отношений в группе). Если их применяет эксперт высокой квалификации, они оказываются более надёжным средством в случае индивидуальной диагностики. Кроме того, не сле­дует забывать, что глубокий экспертный анализ - необходимый пер­вичный этап в разработке всякой стандартизованной процедуры. По мере стандартизации экспертные методы также подлежат количествен­ному обоснованию (Бешелев С. Д., Гурвич Ф. Г., 1980).


Достоинства измерительных методов: объективный характер про­цедуры, возможность перепроверки - обеспечиваются не автомати­чески, а благодаря выполнению психометрических требований -тре­бований репрезентативности, надежности, валидности (включая дос­товерность). Краткие определения: репрезентативность -соответствие тестовых норм выборки стандартизации тестовым нормам той попу­ляции, на которой применяется тест; надежность - точность и устой­чивость процедуры измерения, ее независимость от варьирующих случайных факторов; валидность - соответствие методики измеряе­мому концепту. Если эти требования не выполнены, то использова­ние тестов - ничуть не менее произвольная процедура, чем стихий­ное «вчувствование» эксперта в испытуемого. Более того, в этом слу­чае результат оказывается в нелепой зависимости от комплекса слу­чайных и побочных обстоятельств; психодиагност в своем отношении к тесту уподобляется фаталисту, склонному уповать на жребий и выразившееся в нем «провидение» (при отсутствии каких-либо разум­ных доводов в пользу того или иного решения). Опасны не тесты сами по себе, а их использование без теории и без психометрики, когда стандартная процедура выполняет фактически лишь роль глухого за­бора, отгораживающего психодиагноста от реального испытуемого. В этом случае тест служит источником иллюзорного впечатления о возможности освобождения психолога от необходимости наблюдения за весьма информативными признаками поведения испытуемого, его манерами, способами работы над заданиями и т. п.


Знание психометрики дает психологу необходимую критичность в понимании ограниченности методик, в понимании тех допущений, которые сделаны при разработке той или иной оценочной шкалы, те­ста, опросника, системы задач и т. п.


Специфика психодиагностических процедур, по сравнению с обычными физическими измерениями, заключается в том, что здесь сама процедура измерения взаимодействует с «объектом» измерения, более того, рождается в этом взаимодействии, зависит от его характе­ристик и «портится», если эти характеристики меняются. В физичес­ких измерениях объект в значительных пределах пассивен и не влия­ет со своей стороны на физический прибор. Человек, напротив, все­гда активен и может применять такую тактику, которую психодиаг­ност при разработке методики вовсе не предусматривал. Диапазон «срабатывания» теста довольно узок и фактически сводится к той популяции, на которой происходила эмпирико-статистическая разра­ботка теста, обеспечивающая его надежность, валидность, репрезен­тативность тестовых норм. Узость этого диапазона можно сравнить со свойствами пружинного динамометра из мягкого металла: доста­точно тяжелый груз, выходящий по весу за допустимые пределы, по­рождает в пружине необратимые деформации и нарушает изометричность шкалы.


Для корректного применения- теста на новой популяции или в но­вых целях (от целей зависит установка испытуемых в ситуации тести­рования) психолог должен провести серию предварительных психо­метрических экспериментов, направленных на перепроверку надеж­ности, валидности и репрезентативности теста в новых условиях. Пе­ренесение теста с одной популяции на другую без проверки как минимум однородности распределения тестовых баллов (устойчивости тестовых норм) может приводить к серьезным диагностическим ошибкам или к непроизводительным затратам на бесполезную пси­ходиагностику. К серьезным ошибкам может привести попытка про­гноза по результатам теста, не проверенного на прогностическую ва­лидность, - в этом случае психолог должен ограничиться лишь теку­щим диагнозом.


Строгое следование требованиям психометрики особенно необ­ходимо при переносе тестов, разработанных за рубежом. В условиях недостаточной разработки отечественных методик многие психологи склонны рассматривать в качестве готовых зарубежные методики, тогда как реальные языковые и социокультурные различия бывают столь сильными, что полная эмпирическая адаптация зарубежной ме­тодики по своему объему не уступает разработке оригинальной мето­дики. Это прежде всего относится к шкалам ценностных ориентации, к характерологическим опросникам и другим личностным тестам. В данной книге читатели познакомятся с процедурами, позволяющими проверить эмпирическую корректность тестовых диагностических шкал. Для того чтобы убедиться в пригодности того или иного зару­бежного теста, психолог должен уметь повторить процедуру, с помо­щью которой конструировался и обосновывался этот тест его автора­ми. Если при конструировании многомерного теста использовался факторный анализ, то нельзя считать адаптированным тест, прошед­ший проверку только на устойчивость тестовых норм; нужно обяза­тельно перепроверить устойчивость самих тестовых шкал (т. е. по­вторить факторный анализ).



1.5. НОРМАТИВНЫЕ ПРЕДПИСАНИЯ РАЗРАБОТЧИКАМ И ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКИХ МЕТОДИК



Развертывание практической работы психологов в различных сферах производства, медицины, образования, требующих примене­ния психодиагностических методик, остро ставит вопрос о норма­тивном регулировании подобной практики. Речь идет о системе конк­ретных требований к разработчикам и пользователям методик.


До недавнего времени практическое и исследовательское при­менение методик плохо разграничивалось, это замедлило выработку свода нормативных предписаний (стандартов) к практическому ис­пользованию тестов и нестандартизованных процедур. Требуется коренным образом изменить такое положение, когда нормативное регулирование отстает от реальной практики: нормативное регулирование должно сопровождаться выработкой такой системы правил, которая бы опережала практику, задавала ей ориентиры, пер­спективы на будущее. Ниже приведен возможный проект некото­рой разумной, с точки зрения авторов, системы правил и ориенти­ров на будущее[7]
.


Требования к психодиагностической литературе и методи­ческим материалам. Разработчик и пользователь методик взаимо­действуют между собой прежде всего посредством методической ли­тературы. Стандартные требования к оформлению руководства, ме­тодических указаний, писем и другой методической литературы при­няты в качестве директивных документов обществами психологов ряда стран.


Целесообразно различать круг требований к документам раз­ного типа: 1) к исследовательской литературе, публикуемой в на­учных журналах, сборниках и монографиях, 2) к обзорно-анали­тическим руководствам и справочным изданиям, освещающим процедурные и количественные, а также содержательно-теорети­ческие аспекты применения какой-то методики или какого-то класса методик, 3) к «подручным методическим материалам», непосред­ственно инструктирующим пользователя в применении методики и содержащим стимульный материал, инструкции, тексты заданий, ключи, нормы, правила интерпретации, 4) к популярным издани­ям по психодиагностике.


1. Научные сообщения. Должны освещать: теоретические осно­вания методики (концепт и методический прием), способы разра­ботки и эмпирического обоснования, исследовательские данные о репрезентативности, надежности, валидности шкалы тестовых по­казателей (коэффициенты корреляций, регрессионные и факторные веса). Для читателей в научном сообщении могут быть даны «об­разцы» отдельные примеры тестовых заданий, позволяющие про­иллюстрировать принципы, на которых построена методика. В на­учных сообщениях не должны освещаться: для методик с профес­сиональными ограничениями («п-методик») - полный текст заданий ключи, тестовые нормы, детальные инструкции по проведению и интерпретации. Обо всей этой информации автор научного сообще­ния должен говорить лишь косвенно, используя ссылки на распрос­траняемую среди специалистов «инструктивную» литературу В на­учном сообщении могут быть приведены исчерпывающие описания методик, знание которых (и их возможное применение) непрофес­сионалами не может принести ущерба конкретным людям или пси­ходиагностическому потенциалу самой методики Этот класс мето­дик предлагается условно обозначить термином «открытые методи­ки» («о-методики»).


Автор научного сообщения имеет право определить статус разра­ботанной им методики как открытой методики, но любые модифика­ции или адаптации методики, уже определенной как профессиональ­ная «п-методика», должны освещаться в научных сообщениях в соот­ветствии с указанными требованиями. :


2. Справочно-методические издания. В этих изданиях могут быть приведены инструктивные материалы, включая текст заданий (воп­росов ключи, нормы, но при одном принципиальном условии: изда­нию придается статус издания для специалистов, обеспечивающий ему распространение среди читателей, имеющих необходимую пси­хологическую подготовку. Авторский коллектив такого издания лич­но отвечает перед Обществом психологов за распространение тира­жа этого издания по назначению.


3. Инструктивные документы. Содержат описание методики, обеспечивающее ее адекватное использование в точном соответ­ствии со стандартами: предмет диагностики, сфера применения, контингент испытуемых, процедура применения. Описание обяза­тельно должно снабжаться подробными сведениями о процедуре разработки методики и полученных при этом данных о надежнос­ти и валидности. Приведенные тестовые нормы должны сопровож­даться однозначным описанием выборки стандартизации и харак­тера диагностической ситуации в обследовании: добровольное участие испытуемых, бескорыстно сотрудничающих с психологом в:
целях помощи исследованию («научное сотрудничество»), участие платных испытуемых («платное участие»), использование методи­ки в ходе запроса испытуемого на получение консультативной по­мощи («ситуация клиента»), использование методики в ходе при­нудительного (сплошного) административного обследования («си­туация экспертизы»).


Справочно-методические издания и инструктивные документы должны периодически (с определенным интервалом, зависящим от типа методики) пересматриваться, так как условия применения мето­дик со временем неизбежно меняются, а следовательно, изменяются психометрические свойства.


В справочных и инструктивных материалах должны быть одно­значно сформулированы требования к профессиональному статусу пользователя методики.


Инструктивные документы должны пройти объективные испыта­ния на однозначность указанных в них предписаний: пробная группа пользователей методики (теста) должна направлять автору докумен­та копии протоколов по результатам обследования, на основании ко­торых автор должен обеспечить идентичность стандартов авторского варианта методики и тех характеристик методики, которые выявля­ются при ее использовании. Последнее требование имеет принципи­альное значение для методик, предполагающих значительное учас­тие «экспертной» оценки (инструкции к контент-анализу, к интерпре­тации результатов проективной техники, полустандартизованного интервью и т. п.).


Процедуры подсчета тестовых баллов и интерпретации должны быть описаны с однозначной ясностью, позволяющей получать иден­тичные результаты при обработке одинаковых протоколов разными пользователями.


Предпочтительно включение и использование пользователями тестов локальных тестовых норм (по сравнению с не специализиро­ванными по популяции).


4. В популярных изданиях авторы-психологи не имеют права раз­глашать профессиональную тайну: описывать смысл диагностичес­ких приемов, знание которых испытуемыми существенно вредит валидности методики.



1.5.1. Требования к методикам



Целесообразно придерживаться разных требований к психодиаг­ностическим методикам разного типа.


1. Измерительные методы (тесты) должны удовлетворять сле­дующим требованиям:


а) должны быть однозначно сформулированы цели, предмет и область применения методики. Предмет, диагностический конструкт (концепт), должен быть сформулирован в теоретических понятиях и соотнесен на теоретическом уровне с системой релевантных концеп­тов. Должна быть четко выделена область применения, под которой подразумевается особая социальная среда или сфера общественной практики (производство, медицина, семейная жизнь и т. п.), контин­гент испытуемых (пол, возраст, образование, профессиональный опыт, должностное положение). Должны быть конкретизированы цели ис­пользования результатов: для прогноза успешности профессиональ­ной деятельности, для психологического вмешательства, для приня­тия правовых, административных решений, для прогноза стабильно­сти коллектива и т. п.;


б) процедура проведения должна быть задана в виде однозначно­го алгоритма, пригодного для передачи лаборанту, не имеющему спе­циальных психологических знаний, или ввода в компьютер, исполь­зуемый для предъявления заданий и анализа ответов;


в) процедура обработки должна использовать статистически обо­снованные методы подсчета и стандартизации тестового балла (по статистическим или критериальным тестовым нормам). Выводы (ди­агностические суждения) на основе тестового балла должны сопро­вождаться указанием на вероятностный уровень статистической дос­товерности этих выводов;


г) тестовые шкалы должны быть проверены на репрезентатив­ность, надежность и валидность в заданной области применения. Другие разработчики и квалифицированные пользователи должны иметь возможность повторить стандартизационные исследования в своей области и разработать частные стандарты (нормы);


д) процедуры, основанные на самоотчете, должны быть снабже­ны средствами контроля за достоверностью, позволяющими автома­тически отсеивать недостоверные протоколы;


е) головная методическая организация определенного ведомства (области применения) должна вести банк данных, собранных по тесту, и производить периодическую коррекцию всех стандартов методики.


2. Экспертные методы:


а) данный пункт повторяет содержание пункта а) для тестов. До­полнение: инструкции по применению снабжаются указанием на тре­буемую квалификацию экспертов, их необходимое количество для получения надежных данных по методу независимых оценок;


б) инструкции по применению должны пройти специальные ис­пытания на однозначность их выполнения экспертами по отношению к некоторому эталонному набору данных (текстов, рисунков, звуко-или видеозаписей и т. п.);


в) процедура обработки результатов должна включать в себя та­кое документирование промежуточных этапов обработки, которое позволило бы перепроверить конечный результат другому эксперту;


г) пользователи-разработчики должны иметь возможность вос­произвести нормативное исследование по измерению экепертжж со­гласованности на эталонном наборе данных;


д) головная организация должна вести банк данных, обеспечивая подготовку пользователей и их переподготовку (в соответствии с пе­ресмотренными стандартами методики).


Любая методика, неудовлетворяющая перечисленным выше тре­бованиям, не может считаться профессиональной психодиагностичес­кой методикой. Методики должны проходить аттестацию в рамках головных методических организаций в обязанности- которых входит / составление библиотек «аттестованных психодиагностических мето­дик». Вся инструктивная литература по методикам, не прошедшим аттестацию, не может считаться пригодной для применения в практи­ческой психологии. Это не исключает возможность применения не­аттестованных методик в исследовательских целях.



1.5.2. Требования к пользователям



К пользователям, являющимся профессиональными психологами, и к пользователям-непсихологам предъявляются разные требования. Пользователь-психолог:


а) должен знать и применять на практике общие теоретико-ме­тодологические принципы психодиагностики, владеть основами диф­ференциальной психометрики, должен следить за текущей методи­ческой литературой по психодиагностике, самостоятельно вести кар­тотеку и личную библиотечку методик, применяемых в заданной об­ласти;


б) отвечает за решения, принимаемые на основе тестирования, обеспечивая их соответствие репрезентативности и прогностической валидности методики. Он предупреждает возможные ошибки, допус­каемые непрофессионалами, не знакомыми с ограничениями в исполь­зовании того или иного теста;


в) пользуется преимущественным правом по сравнению с непро­фессионалами на проведение психодиагностики в заданной области, на использование протоколов в соответствии с профессионально-эти­ческими принципами и интересами психологии. Он пользуется пре­имущественным правом получения методических материалов, в том числе приобретения их в качестве индивидуальной профессиональ­ной собственности.


Психолог обеспечивает необходимый уровень надежности диаг­ноза, применяя параллельные стандартизованные и нестандартизо­ванные методики, а также метод независимых экспертных оценок;


г) в подборе методик в комплексную программу обследования не руководствуется субъективными предпочтениями и предубеждения­ми в оценке методик, а исходит из требования максимальной эффек­тивности диагностики: максимум надежности при минимуме затрат;


д) параллельно с использованием методик ведет научно-методи­ческую работу, анализируя по собранным данным эффективность применения методики в заданной области. Ведение такой научно-ме­тодической работы входит в основной круг обязанностей психолога, работающего и в исследовательских, и в лечебных учреждениях. В этой работе психолог поддерживает оперативные контакты с голов­ной методической организацией, передавая ей копии протоколов (для накопления банков данных) и получая инструктивные методические материалы;


е) обеспечивает тщательное соблюдение всех требований для про­ведения стандартных методик обследования. Подсчет баллов, интер­претация, прогноз делаются в строгом соответствии с методическими указаниями. Психолог не имеет права отклоняться от стандарта в использовании методики, принятого на определенный период. Все рекламации и предложения по использованию методики психолог направляет в методический центр и требует их учета при очередном пересмотре методики;


ж) обеспечивает конфиденциальность психодиагностической ин­формации, полученной от испытуемого на основе «личного доверия». Психолог обязательно предупреждает испытуемого о том, кто и для чего может использовать эту информацию. Психолог не имеет права скрывать от испытуемого то, какие решения могут быть вынесены на основе психологической диагностики;


з) психолог хранит профессиональную тайну: не передает лицам, не уполномоченным вести психодиагностическую практику, инструк­тивных материалов, не раскрывает перед потенциальными испытуе­мыми секрет той или иной психодиагностической методики, на кото­ром основана его валидность;


и) обязательно рассматривает наряду с наиболее вероятной и аль­тернативную диагностическую гипотезу (интерпретацию данных), применяя в психодиагностике принцип, аналогичный принципу «пре­зумпции невиновности» в судопроизводстве;


к) сообщает в региональные или центральные органы Общества психологов о всех замеченных им где-либо нарушениях нормативных (процедурных и этических) принципов психодиагностики. Психолог уполномочен лично препятствовать некорректному и неэтичному при­менению психодиагностики.



1.5.3. Использование методик специалистами-смежниками



Отдельные, хорошо теоретически и психометрически обоснован­ные методики, не требующие специальных знаний при интерпретации, могут использовать специалисты смежных с психологией областей: учи­теля, врачи, социологи, инженеры, экономисты. При этом специалист-смежник (пользователь) должен выполнять следующие требования:


а) предварительно проконсультироваться с психологами, работа­ющими в данной практической отрасли, о том, какие именно методики могут быть применены для решения поставленных задач. При на­личии аттестованных методик пользователь должен воспользоваться именно ими;


б) если психологи предупреждают пользователя о том, что правиль­ное использование методики требует общих знаний о психодиагности­ке или специальной подготовки (по овладению методикой), то пользо­ватель обязан либо выбрать другую методику, либо пройти соответ­ствующую подготовку, либо привлечь к проведению психодиагности­ки психолога, либо отказаться от проведения психодиагностики;


в) пользователь, получающий доступ к «п-методикам», автомати­чески берет на себя обязательство по соблюдению профессиональ­ной тайны;


г) пользователь соблюдает все этические нормативы в проведе­нии обследования по отношению к испытуемому и любым третьим лицам: он, так же как психолог, не имеет права злоупотреблять дове­рием и обязан предупреждать испытуемого о том, как будет исполь­зована информация;


д) методики, не обеспеченные однозначной стандартной инструк­цией, необходимыми показателями надежности и валидности, требу­ющие параллельного использования высокопрофессиональных экс­пертных методов, не могут использоваться специалистами-непсихологами;


е) пользователь содействует психологам в соблюдении процедур­ных и этических нормативов, предпринимает меры для предотвраще­ния некорректного использования методик.


Все приведенные требования находятся в соответствии с меж­дународными профессионально-этическими стандартами, приняты­ми в работе психологов. Основные идеи этих стандартов могут быть кратко сформулированы в виде следующих принципов: 1) ответ­ственность, 2) компетентность, 3) этическая и юридическая право­мочность, 4) квалифицированная пропаганда психологии, 5) конфи­денциальность, 6) благополучие клиента, 7) профессиональная коо­перация, 8) информирование клиента о целях обследования, 9) мо­рально-позитивный эффект исследования, 10) гражданственность и патриотизм.



ГЛАВА 2 ИЗ ИСТОРИИ ПСИХОДИАГНОСТИКИ



В этой главе мы рассмотрим некоторые вопросы, связанные с историей психодиагностики как научной и практической деятельнос­ти. Конкретно будут рассмотрены три сферы психодиагностики: пси­хологические тесты, проективные процедуры и контент-аналитичес­кие техники, - сферы, которые больше, чем другие, обладают соб­ственной историей.


В истории науки замечено, что нередко приходится возвращаться к вопросам, которые в свое время не были решены. Особенно чув­ствительным влияние этой нерешенности (или незаконченности) ока­зывается в тех случаях, когда тот или иной вопрос, решенный в свое время неверно, наследуется позднейшей наукой именно в этой оши­бочной редакции и оказывает сильнейшее воздействие на все постро­ения (Емельянов Л. И., 1978). Не являются в этом смысле исключени­ем и проблемы психодиагностики.



2.1. ИЗ ИСТОРИИ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ТЕСТОВ



Предыстория тестов уходит в глубину веков, она связана с испы­таниями различных способностей, знаний, умений и навыков. Сооб­щается, что уже в середине III тысячелетия до н. э. в Древнем Вави­лоне проводились испытания выпускников в школах, где готовились писцы. Профессионально подготовленный писец, благодаря обшир­ным по тем временам знаниям, был центральной фигурой месопотамской цивилизации. Он был обязан знать все четыре арифметичес­ких действия, уметь измерять поля, распределять рационы, делить иму­щество, владеть искусством пения и игры на музыкальных инстру­ментах. Кроме того, проверялось умение разбираться в тканях, металлах, растениях (Дандамаев М. А., 1983).


В Древнем Египте только того обучали искусству жреца, кто был способен выдержать систему определенных испытаний. Вначале кан­дидат в жрецы проходил собеседование, в процессе которого выяс­нялись его биографические данные, уровень образованности; кро­ме того, оценивались внешность, умение вести беседу. Затем следо­вали проверки: умения трудиться, слушать и молчать, испытания огнем, водой, страхом преодоления мрачных подземелий в полном одиночестве и др. (Аванесов В. С., 1982). Все эти довольно жесткие испытания дополнялись угрозой смерти для тех, кто не был уверен в своих способностях к учению и в том, что сумеет выдержать все тяготы длительного периода образования. Поэтому каждому канди­дату предлагалось еще раз подумать и, тщательно взвесив, решить, с какой стороны закрыть за собой дверь в храм - с внутренней или с внешней.


Сообщается, что эту суровую систему испытаний успешно пре­одолел знаменитый ученый древности Пифагор. Вернувшись в Гре­цию, он основал школу, допуск в которую открывал только для тех, кто был способен преодолеть серию различных испытаний, похожих на те, которые он выдержал сам. Как свидетельствуют источники Цит. по: Голицын Н. Н., 1855, q. 118), Пифагор подчеркивал важную роль интеллектуальных способностей, утверждая, что «не из каждого де­рева можно выточить Меркурия», и потому, вероятно, придавал боль­шое значение диагностике именно этих способностей. Для этого каж­дому давалась сравнительно трудная математическая задача. В слу­чае ее решения вопрос о приеме решался сразу. Однако чаще всего задача не решалась, после чего неудачника вводили в зал, где учени­ки, по правилам испытаний, должны были беспощадно поднимать его на смех, давая ему обидные прозвища. Если поведение новичка в этой критической ситуации характеризовалось умением отвечать на выпа­ды, хорошо и достойно держать себя, его принимали в школу (под­робнее см.: Аванесов В. С., 1982).


Особое значение Пифагор придавал смеху молодых людей, ут­верждая, что манера смеяться является самым хорошим показателем характера человека. Он внимательно относился к рекомендациям ро­дителей и учителей, вел тщательное наблюдение за каждым нович­ком после того, как последнего приглашали свободно высказываться и не стесняться, смелее оспаривать мнения собеседников (там же).


Сообщается (Dubois P., 1970), что за 2200 лет до н. э. в Древнем Китае уже существовала система проверки способностей лиц, желав­ших занять должности правительственных чиновников[8]
. Каждые три года чиновники повторно экзаменовались лично у императора по «шести искусствам»: музыке, стрельбе из лука, верховой езде, уме­нию писать, считать, знанию ритуалов и церемоний. Для государства система экзаменов была важным средством отбора достаточно спо­собных, в меру эрудированных и, главное, лояльных по отношению к власти людей для последующего их использования на администра­тивной службе.


Нередко результаты испытания интеллектуальных способностей становились предметом гордости того или иного народа, а иногда служили даже для извлечения доходов. Сообщается, например, что индийский царь Девсарм, желая испытать мудрость персов, прислал им шахматы. Предполагалось, что персы вряд ли сумеют разгадать суть этой игры, и потому они должны были по условию отослать в Индию подать. Сообщается, однако, что визирь Хо-срова Важургмихр понял правила шахматной игры и, в свою очередь, изобрел игру, на­зываемую сейчас нарды. Он послал с новой игрой гонца в Индию, где ее, как выяснилось, разгадать не смогли (Орбели И. А., 1936).


Другим свидетельством использования испытаний тестового ха­рактера являются материалы, излагающие основы религиозного уче­ния чань-буддизма. Учителя чань-буддизма использовали загадки, вопросы-парадоксы с одновременным созданием ситуации психоло­гического стресса. Отвечать на них необходимо было сразу, на разду­мывание не отводилось ни секунды. Как отмечает Н. В. Абаев, в чаньских поединках-диалогах сама парадоксальность постановки вопро­сов (например, была ли борода у бородатого варвара или имеет ли собака природу Будды) создавала драматическое напряжение, кото­рое усиливалось всем образом действий наставника. Хватая своего оппонента и крича на него: «Говори! Говори! Отвечай немедленно!», он создавал ситуацию психического напряжения. Чаньские парадок­сальные загадки использовались, по мнению этого же автора, в каче­стве тестов на определенный, «чаньский» ход мышления. В зависимости от того, как тестируемый отвечал на эти загадки, опытный на­ставник определял, на каком уровне «просветленности» он находил­ся и какие меры нужно принять для углубления его «чаньского опы­та», а также выявлял людей, скрывающих за внешней грубостью и странностью манер свою некомпетентность (Абаев Н. В., 1980).


В созданном чжурчжэнями государстве Цзинь результаты экза­менов применялись для распределения выпускников медицинского училища. Из числа выдержавших экзамены лучшие поступали на государственную службу в качестве практикующих врачей, препо­давателей или исследователей, худшие получали разрешение зани­маться частной практикой. Не выдержавшим экзамен рекомендова­лось либо продолжить подготовку, либо сменить профессию (Воро­бьев М. В., 1983).


Различные конкурсы и экзамены устраивались и в средневековом Вьетнаме. Всего за два года, в период с 1370 по 1372 г., удалось про­вести переаттестацию всех военных и гражданских чиновников, что позволило организовать проверку государственного аппарата по всей стране. В результате этого Вьетнам вновь стал сильным и жизнеспо­собным феодальным государством; особое внимание было уделено созданию боеспособного офицерского корпуса (Берзин Э. О., 1982).


В XV в. конкурсные испытания были упорядочены: они проводи­лись по этапам и турам. Присвоение высших степеней на экзаменах сопровождалось большими почестями. Лауреаты получали подарки от короля, их имена вносились в «золотой список», который вывеши­вался у Восточных ворот столицы, об их победах на конкурсе сооб­щалось в родную общину. Имена наиболее отличившихся высекали на специальных каменных стелах, установленных в Храме Литерату­ры (Берзин Э. О., 1982).


Интересные данные приводятся В. Н. Басиловым в отношении шаманства. У некоторых народов (например, у эскимосов) чуть ли не каждый взрослый мужчина считал себя способным к шаманству, но эти претензии отвергались в процессе испытаний. Проверка и, как результат ее, признание были непременными условиями шаманской деятельности. У разных народов проверка шамана принимала свои формы. В частности, когда у казахов кто-либо объявлял себя шама­ном, то он по требованию народа должен был, ходить по снегу в трес­кучий мороз босиком и с обнаженной головой, лизать языком раскаленные докрасна железные предметы. У народности ханты неудачно­го претендента объявляли сумасшедшим. У ульчей шаман подвергал­ся испытаниям во время поминок. Такой же обычай был у нанайцев (Басилов В. Н., 1984).


Приведенный краткий исторический экскурс позволяет сделать вывод о необходимости рассматривать испытания индивидуальных способностей как важную и неотъемлемую часть общественной жиз­ни многих (если не всех) народов мира со времен древнейших циви­лизаций и до наших дней. Однако можно ли, на основании приведен­ных данных, говорить о глубокой истории и широкой распространен­ности тестов? Если согласиться с наиболее известными сейчас опре­делениями теста, даваемыми как перевод с английского слова «test» - испытание, проверка, проба, то на поставленный вопрос надо ответить утвердительно. Дело, однако, в том, можно ли в наше время так определять тест...


С течением времени обыденное представление о тесте и научное понимание теста все больше удалялись друг от друга. Хотя всякий тест включает в себя элемент испытания, он не сводится только к нему, ибо сейчас это метод исследования, включающий в себя ряд чисто научных требований. На каждом этапе развития науки требования к тестам и они сами менялись. Игнорирование этого диалектического момента нередко приводит к упрощенчеству в оценках тестов.


Настоящая история тестов началась век назад, в канун периода ломки устаревшего общественного строя, революционного измене­ния общественного сознания, совпавшего по времени с научным кри­зисом, сразившим естествознание. Диалектика и материализм потряс­ли идеалистический фундамент психологии и стали основой новой методологии.


К началу XX в. практические потребности изучения преобладаю­щих способностей были сформулированы в виде научной проблемы исследования индивидуальных различий. Эта проблема и дала им­пульс к появлению первых тестов. Известный английский ученый Ф. Гальтон в течение 1884-1885 гг. провел серию испытаний, в кото­рых посетители .лаборатории в возрасте от 5 до 80 лет могли за не­большую плату проверить свои физические качества (силу, быстроту реакции и др.), а также ряд физиологических возможностей организ­ма и психических свойств - всего по семнадцати показателям. В число последних вошли показатели роста, веса, жизненной емкости лег­ких, становой силы, силы кисти и удара кулаком, запоминаемости букв, остроты зрения, различения цвета и другие. По полной програм­ме было обследовано 9337 человек. Ф. Гальтон писал, что практика вдумчивого и методичного тестирования - не фантазия; она требует рассмотрения и эксперимента (Galton F., 1884).


Это был первый существенный отход от тысячелетней практики испытаний и проверок, основанной на интуиции. Применительно к тестам значение деятельности Гальтона можно сравнить с тем, что сделал Галилей для физической науки своими остроумными экспери­ментами. Набиравший силу радикальный эмпиризм рассматривался рядом ученых конца XIX в. как вполне приемлемая альтернатива иде­ализму, а эксперимент - как настоящий фундамент науки. «Только тогда психология сможет стать действительной и точной наукой, -писал, Дж. Кеттелл, — когда она будет иметь своей основой экспери­мент и измерения» (Cattell D., 1890).


Кеттелл, по-видимому, первым увидел в тестах средство измере­ния, казалось бы, неизмеряемых свойств человеческой психики. В работе, опубликованной в 1890 г., он дал список 50 лабораторных те­стов, которые мы бы сейчас назвали не тестами, а контрольными за­даниями. Эти тесты проводились с соблюдением только двух из изве­стных сегодня требований к тестам: имелась инструкция по их при­менению и подчеркивался лабораторный (т. е. научный) характер ис­пытаний. В частности, указывалось, что лабораторию следует хорошо оборудовать, в нее не допускаются зрители во время тестирования; все испытуемые инструктируются одинаково, все они должны хоро­шо усвоить, что и как нужно им делать (Cattell D., 1890).


Надо ли говорить, сколь непривычной казалась идея измерения для психологии XIX века. Измерение с помощью тестов казалось тог­да, а многим кажется и по сей день, делом если не странным, то пре­тенциозным. Обыденное сознание исходило при этом из аналогии с физическими измерениями и рассматривало эти попытки математи­зации как чуждый для гуманитарной психологии уклон. Примерно с такими же трудностями сталкивалась и психофизика.


Тем не менее к концу 20-х годов нашего столетия все больше ста­ла ощущаться потребность в создании специфического направления, связанного с особенностями использования числа и меры. В психологии эту роль выполняла психометрия, в биологии - биометрия, в экономике - эконометрия, в науке в целом - наукометрия. К ним сле­довало бы добавить и социометрию, но последнюю Дж. Морено и Г. Гурвич свели к элементарным методам оценки взаимодействия ин­дивидов в малых группах.


С момента первых публикаций Ф. Гальтона и Дж. Кеттелла идея тестового метода сразу же привлекла к себе внимание ученых разных стран мира. Появились первые сторонники тестов и первые же их противники. В числе сторонников были: в Германии - Г. Мюнстерберг, С. Крепелин, В. Онри, во Франции -А. Бине, в США - Дж. Гил­берт и другие. Это были исследователи нового типа, стремившиеся связать психологию тех лет с запросами практики. Однако стремле­ние к прикладным исследованиям в психологии прошлого расцени­валось как отход от науки. Кетгелл, например, сообщал, что он начал свои первые тестовые лабораторные исследования индивидуальных различий в 1885 году, но публиковаться не мог из-за противодействия В. Вундта (Cattell D., 1896).


Итак, научный статус тестов не был определен, возможность из­мерений в психологии подвергалась сомнению. Психология пережи­вала трудный период: она уже не могла развиваться на старой основе, но и не научилась еще смотреть на мир по-новому. «Причина кризи­са, - писал Л. С. Выготский, - лежит в развитии прикладной психо­логии, приведшей к перестройке всей методологии науки на основе принципа практики. Этот принцип давит на психологию и толкает ее к разрыву на две науки» (цит. по: Ярошевский М. Г., Гургенидзе Г. С., 1977). Общественная практика требовательно выдвигала одну про­блему за другой, и ни одну из них старая психология решить не мог­ла - у нее не было подходящих методов.


Появление в этой ситуации прикладной психологии не было слу­чайностью. Ей было дано название «психотехника». Прикладное на­правление появилось и в педагогике. Хотя педология претендовала на звание науки о комплексном развитии ребенка, в тот период она была в основном прикладной педагогикой. Отвергнутые в традици­онной науке - в психологии и в педагогике, тесты быстро нашли себе применение в прикладных направлениях. В общем, произошло так, как говорили в древности: если какой-либо науке не находится места в храме, она начинает развиваться у его стен.


Активизация роли науки в практическом переустройстве жизни столкнулась с традицией занятий «чистой наукой, созерцанием исти­ны». Для представителей чистой науки прикладность не имела замет­ной ценности. В 30-х годах ученые Кембриджа больше всего горди­лись тем, что их научная деятельность ни при каких мыслимых об­стоятельствах не может иметь практического смысла (Сноу Ч., 1973). Цель, методы и результаты психотехники лежали в сфере практики, в то время как цели, методы и результаты традиционной психологии лежали в области теоретических рассуждений. Различались произво­дительная и познавательная функции этих направлений. То, что име­ло ценность для психотехники, психология того времени ни принять, ни произвести сама не могла, так же как и психотехника мало что могла дать психологии.


Размежевание стало заметным в конце 20-х - начале 30-х годов. Вместо объединения усилий обе стороны приступили к взаимным обвинениям и затяжным дискуссиям. Психология обвинялась в схо­ластике, узком академизме, в неспособности воспринять новое и в отрыве от практики жизни. Психотехника, в свою очередь, осужда­лась за узкий практицизм, противоречащий духу науки, за отрыв от психологии; она обвинялась в голом эмпиризме, прикладности, в чрез­мерном увлечении тестами... Последнее обвинение стало узловым пун­ктом критики.


Разрыв между фундаментальным и прикладным направлениями был до недавнего времени характерен для многих наук, но не везде он протекал столь болезненно, как в психологии. Даже в историчес­кой науке получили распространение взгляды морализирующих ис­ториков, противопоставляющих «чистое и возвышенное познание» различным формам приложения науки, влекущим за собой лишь не­счастья и опасности (Шахназаров Г. X., 1981).


Начало 30-х годов характеризуется широким использованием тес­тов во многих странах. Во Франции они стали применяться для дефек­тологических целей и для профориентации, в США тесты использова­лись при приеме на работу, в колледжи, для оценки знаний школьников и студентов, в социально-психологических исследованиях. В России тесты применялись в основном в двух основных сферах: в народном образовании и в сфере профотбора - профориентации. Затронутые те­стами столь важные сферы жизни и прямое влияние результатов тестового контроля на судьбы миллионов людей породили широкую гамму мнений как за, так и против тестов. Большой энтузиазм тех, кто их при­менял, и не меньший пессимизм тех, кто видел несовершенство этого метода или пострадал в результате его использования, породили во многих, странах, в том числе и в России, письма в правительственные органы и в газеты с требованием запрета тестов.


В отечественной истории тестов начали 30-х годов характеризу­ется интенсивным и неконтролируемым использованием тестов в системе народного образования и в промышленности. Практика, как это часто бывает, опережала теорию. Массовые тестовые обследо­вания не подкреплялись серьезной проверкой качества инструмен­тария, решения о переводе некоторых учащихся в классы для ум­ственно отсталых детей принимались на основе коротких тестов без учета других факторов, влияющих на результаты проверки. В про­мышленности на основе таких же тестов делались попытки класси­фицировать работников по различным профессиям, без вниматель­ного учета личных склонностей и интересов. Ввиду надвигавшейся тестомании и ряда причин субъективного характера было принято известное постановление «О педологических извращениях в систе­ме наркомпросов» (1936), наложившее запрет на применение бес­смысленных (как там отмечалось) тестов и анкет. Это постановле­ние, по мнению А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия и А. А Смирнова, по­лучило в последующие годы неправомерно расширительное толко­вание и привело к отказу от разработки научно обоснованных методов психологической диагностики личности (Леонтьев А. Н., Лурия А. Р., Смирнов А. А., 1968).


В те годы были, однако, и другие выступления - в пользу тестов. Так, известный психолог М. Я. Басов говорил: «Я думаю все же, что эта долгая, подчас острая критика тестовой методики... в конце кон­цов приведет не к ниспровержению, не к упразднению этой методи­ки, а, напротив, к ее упрочнению и к ее утверждению в определенных границах, в которых она, очевидно, имеет полное право на примене­ние и существование» (Тесты: теория и практика. М., 1928, № 2, С. 54).


Тем не менее, начиная с указанного периода критика тестов при­обрела широкий размах и вышла за рамки чисто научных дискуссий. В печати появился ряд публикаций, в которых тесты отвергались, как говорится, с порога. В США, например, против использования тестов выступали представители основных групп населения США - взрос­лые и дети, белые и негры, рабочие и управленческий персонал, а также представители национальных меньшинств.


В результате проведения серии исследований по социальным по­следствиям тестирования выяснилось, что 37 % опрошенных возра­жали против использования тестов при поступлении на работу, 50 % -при продвижении по службе, 25 % - против использования тестов в школе (Brim S., 1965). Случаи нарушения этики при использовании тестов оказались столь злободневными, что ими вынужден был за­няться Конгресс, устроивший специальные слушания по этому делу. В результате было принято решение, осуждающее неэтичное исполь­зование тестов, практику вторжения в частную жизнь как идущую вразрез с моральными нормами (Armor D., 1974). В августе 1966 г. в Сенате США обсуждалось предложение о полном запрещении тес­тов, но это предложение не было поддержано большинством.


В зарубежной литературе выделяется несколько источников кри­тики тестов. Психолог С. Брим усматривает первый источник в лич­ностном портрете критиков, в числе которых чаще других оказыва­ются те, кто не склонен к самопознанию и интроспекции, авторита­рен в межличностных отношениях, нетерпим к мнению других и возражает против всяких социальных перемен. Как правило, в США эти лица примыкают к правым политическим группам, требующим запрещения тестов. Второй источник критики этот же автор видит в системе социальных ценностей, имеющей свои корни в отношении к вопросам равенства людей. Если в обществе одобряется принцип открытого соревнования его членов, то в каждом поколении на пе­редовые позиции должны выдвигаться наиболее талантливые люди. В таком обществе каждый должен иметь возможность внести свой вклад в соответствии со своими способностями. Последние долж­ны быть оценены, и потому ориентация на этот принцип создает благоприятное отношение к тестам (Brim S., 1965). Третий источ­ник является, по мнению Р. Кеттелла (Cattell R., 1950), следствием эмоционального и сентиментального отношения людей эстетичес­кого и нарциссического типа, возражающих против всякой попытки представить «уникальную, художественную личность» в виде фор­мул. Четвертый источник критики является научным и касается не­достатков тестового метода.


В 30-е годы случилось так, что психотехника не оправдала возла­гавшихся на нее надежд в смысле заметного повышения производи­тельности труда. Она и не могла это сделать, потому что на том, срав­нительно низком уровне промышленного развития прогресс в значи­тельной мере зависел от уровня индустриализации и автоматизации производства. При достижении необходимого уровня развития средств производства человеческий фактор вновь начинает играть ключевую роль. Вот почему именно в последние годы стал заметно увеличи­ваться поток прикладных психологических исследований, нацелен­ных, в частности, на повышение эффективности человека-оператора в управлении сложными техническими системами. Соответственно возросла роль психофизики, психометрии, прикладной и инженерной психологии, психологии труда и безопасности, экспериментальной психологии, научно обоснованной профориентации и профотбора. Вместе с этим опять возросло и значение тестов.


Хотя в 30-е годы практическая работа по тестам затормозилась, научное изучение действительных возможностей этого метода в на­шей стране не прекращалось. Часть тестов применялась под видом контрольных заданий, испытаний, и, наоборот, различные испытания нередко назывались тестами. Суть вопроса, разумеется, не в названи­ях, а в принципиальных отличиях.


Первое отличие состоит в том, что тест является научно обосно­ванным методом эмпирического исследования в психологии и в ряде других наук. Важная мысль К. Маркса о том, что одна экономическая эпоха отличается от другой не тем, что она производит, а тем, каким способом она это делает относится в полной мере и к психологичес­кой науке. В период зрелости в ней, как и везде, все большее внима­ние направляется на способы познания и на критерии обоснования истинности знания.


Второе принципиальное отличие связано со сравнительно новой ролью теста как инструмента теоретического исследования в таких, например, направлениях психологии, как изучение личности, способ­ностей. Здесь использование тестов позволило преодолеть методоло­гический тупик, в котором оказались авторы многочисленных тео­рий, концепций, интуитивных догадок и иных умозрительных пост­роений, не видевших способа обоснования истинности своих сужде­ний. Непосредственное же обращение к практике как критерию истины нередко дает противоречивые результаты, ибо действительно научная аргументация требует определенного структурирования, опос­редования, абстрагирования и, кроме того, методической вооружен­ности исследователя.


Только в последние годы в психологии стала широко осознавать­ся задача согласования теоретических разработок с эмпирическими результатами, для чего стали необходимыми методы, позволяющие это делать без заметной потери качества такого согласования. Тесты являются сейчас, по-видимому, наиболее развитой в научном отно­шении частью методического арсенала, позволяющего адекватно скреплять теорию с эмпирией, в соответствии с некоторыми извест­ными стандартами качества информации. Именно такое понимание тестов все в большей мере начинает утверждаться в новейшей отече­ственной и зарубежной литературе (Анастази А., 1982; Бурлачук Л. Ф., 1979; Кабанов М. М., Личко А. Е., Смирнов В. М., 1983; Кулагин Б. В., 1984; Марищук В. Л. и др., 1984; Мельников В. М., Ямпольский Л. Т., 1985; Практикум по .психодиагностике. Дифференциальная психомет­рика, 1984; Психологические методы исследования личности в кли­нике, 1978; Шванцара И. и др., 1978),


Обоснование качества результатов психологических исследова­ний требует обращения к внепсихологическим понятиям и критери­ям: философским, логическим, математико-статистическим. В част­ности, философский элемент в теорию психологических измерений вносит известный тезис о неизбежности погрешности измерений. Критики психологических тестов нередко апеллируют к этому тезису как к основанию принципиальной порочности тестов в смысле точ­ности измерений. Неточные измерения, считают они, науке вообще не нужны. При этом как-то забывается, что формой преодоления это­го философского скепсиса является тезис о возможности приближен­ного измерения с достаточно приемлемой точностью. Применение на практике последнего тезиса позволило получить, например в фи­зике, те фундаментальные результаты, которыми эта наука по праву гордится.


Не вдаваясь в детальный анализ концепции надежности, представ­ляющей предмет отдельного рассмотрения в данной книге, отметим здесь лишь ее связь с понятием «тест». Действительный отход от уп­рощенного понимания тестов требует наполнения интересующего нас понятия элементами научного языка, восхождения на более высокую ступень абстракции. Концепция надежности составляет одну из ос­нов переосмысления сущности теста, а также одну из характеристик его качества. С появлением корреляционного анализа (в начале XX в.) были предложены три основных методических подхода к определе­нию надежности теста. Это - повторное тестирование, использова­ние параллельных форм одного и того же теста и, наконец, однократ­ное тестирование с последующим разбиением матрицы исходных результатов (X) на две или большее число частей. За показатель на­дежности принимается значение коэффициента корреляции.


Значительно позже появились попытки теоретического осмысле­ния этой концепции. Исходным пунктом всех построений является уже упоминавшийся тезис о неизбежности погрешности измерений и, как следствие, признание множественности возможных причин ис­кажения истинного результата измерения.


Как результат факторно-аналитического переосмысления концеп­ции надежности и гомогенности теста родилась новая технология расчета коэффициента надежности теста. Ее появление надо рассмат­ривать как реакцию на неприемлемость и искусственность ряда та­ких условий и ограничений, как, например, параллельность форм од­ного и того же теста, равенство дисперсий всех высказываний, оди­наковая их коррелируемость друг с другом. Д. Армор использовал известный факт корреляции тестовых высказываний между собой и стал рассматривать ее как аргумент, статистической функцией кото­рого является надежность теста.


Если все высказывания измеряют один и тот же признак (свой­ство), то для фиксированного их числа чем больше корреляция меж­ду ними, тем более надежен тест. С другой стороны, высокая корре­ляция обеспечивает хорошую факторизуемость корреляционной мат­рицы (К) и, следовательно, является залогом выделения такого одно­го фактора, который может объяснить связь большей части дисперсии в R. Следовательно, надежность тестов должна быть связана с резуль­татом факторного анализа. Предложенная Армором формула оказа­лась сравнительно простой (Armor D., 1974, с. 20):


θ =


где θ - коэффициент надежности теста; k— количество высказыва­ний; λ1
- наибольшее значение корня, получаемое при решении ха­рактеристических уравнений вида /R
- λ • J
/ = 0.


Помимо надежности в понятие «тест» входит и концепция валидности. Поскольку в психологии нередки случаи увлечения точностью измерения неточно выделенных свойств, соотношение между надеж­ностью и валидностью можно образно представить в виде кучной стрельбы, но не в центр мишени, т. е. стрельба ведется из оружия впол­не надежного, но прицел стрелок выбрал не совсем точно.


Современный тест - это не только надежный, но и валидный тест, однако не на все случаи жизни, а разработанный для конкретной цели. Нет тестов вообще надежных и валидных. Эти качества характеризу­ют не только инструмент измерения, но обязательно характер, цель и время его применения. В историческом разрезе концепция валидности, так же как и надежности, начиналась с наивного предположения о том, что метод «работает», т. е. каждый создаваемый тест рассматри­вался как валидный, примерно так, как если бы каждая создаваемая социологами анкета годилась для решения поставленных задач. Пер­вые же проявления действительно научной критики развенчали эту, по сути дела, «веру» в валидность. Они же стимулировали поиск. При­влечение известных ученых к созданию тестов было для научной об­щественности в начале нынешнего века гарантией убедительности обоснования валидности как бы по авторитету. Но это был дотеоретический, доэмпирический, по существу, донаучный этап оценки ка­чества тестов.


Поскольку в те годы тесты разрабатывались исключительно для решения практических проблем, эмпиризм и соответствующая ему методология стали главными для обоснования качества инструмен­тария. Это особенно проявилось в создании тестов для решения кад­ровых проблем: профотбора, профориентации, профконсультации, а также распределения принятого контингента по специальностям и отделениям внутри производства или учебного заведения.


С точки зрения истории, можно выделить два основных, эмпири­ческих подхода к валидизации тестов. Первый назовем прогности­ческим. Его логика такова. Если те, кто хорошо работает (по крите­рию У), показывают высокие результаты по какому-либо теcту (X
), значит, здесь есть связь, быть может, и причинная. Иначе говоря, Y
, вероятно, зависит от X. Отдавая предпочтение при приеме на работу тем, у кого выше результаты по X, предполагается, что они покажут и более высокую производительность труда. Ожидания такого рода ча­сто сбываются, но в различной степени. Другой подход к эмпиричес­кой валидизации тестов основан на использовании экспертных оце­нок. Здесь логика еще проще: если эксперты (множество авторите­тов) согласованно считают одних более способными, других - менее, значит, «это так». В случае когда результаты теста указывают на сход­ную тенденцию, т. е. данные по тесту коррелируют с данными экс­пертизы, то принимается, что тест является валидным и его можно далее примерять и в других подобных ситуациях. Так проводилась валидизация первого теста для измерения интеллектуальных способ­ностей (Бине А. и Симон Т.), а в наше время - некоторых тестов для измерения социальных потребностей молодежи (Прогнозирование со­циальных потребностей молодежи. М., 1978).


Развитие тестов в тесных рамках эмпиризма не могло продолжать­ся сколь-нибудь долгое время. Без теоретического мышления, как ука­зывал Ф. Энгельс, невозможно связать между собой хотя бы два фак­та природы или уразуметь существующую между ними связь (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 382). Обращение к внеэмпирическим критериям истинности было неизбежным. Отсюда последо­вали такие подходы к валидизации, в которых теория сочеталась с эмпирией. В качестве примера можно взять важную для традицион­ной психологии область научных конструктов, ключевых психологи­ческих понятий. Именно понятия и конструкты стали основным пред­метом многих исследований с помощью тестов. Последние призваны уточнить эмпирический состав индикаторов (высказываний), соответ­ствующих таким конструктам-понятиям, как личность, темперамент, интеллект, экстраверт и многим другим. В современной психологии они стали предметом эмпирического исследования, и делается это с целью фундаментального обоснования практической значимости те­оретических суждений.


Теперь пора ответить на последний вопрос - что же такое совре­менный психологический тест? Это теоретически и эмпирически обо­снованная система высказываний (заданий), позволяющая получить измерения соответствующих психологических свойств. Теоретичес­кое обоснование предполагает всесторонний анализ теста и результатов его применения в свете известных достижений современной пси­хологической науки. Эмпирическое же обоснование связано с обра­щением к опыту, измерениям и эксперименту.


Здесь может возникнуть ошибочная ассоциация с неопозитивист­ским принципом верификации. Этому способствует наличие в обоих случаях требования эмпирического согласования теоретических кон­цепций (конструктов). Но, как справедливо отмечал Э. М. Чудинов, наука до и независимо от неопозитивизма руководствовалась требо­ванием принципиальной проверяемости своих теорий. Это всегда отличало науку от религии и натурфилософских построений, обеспе­чивало ей строгость и точность. Неопозитивизм абсолютизировал эту грань научного познания, обратив ее против философии и против са­мой науки. Он трансформировал указанное требование в принцип верификации, который накладывает на науку непомерные ограниче­ния и несовместим с ней (Чудинов Э. М., 1977).


Отмеченными выше критериями надежности и валидности про­блема обоснования научности тестов не закрывается. Из используе­мых сейчас двух критериев первый назовем общенаучным, а второй -специально научным. Их широкое применение - всего лишь дань сло­жившейся в теории тестов традиции. В ряде наук идеи валидности преломляются в виде стремления обосновать истинность, необходимость, системность, рациональность и др. Ключевым критерием яв­ляется истинность, которая связана со всеми остальными. Валидность теста соотносится с истинностью через принцип предметности зна­ния, указывающего на степень его соотнесенности с познаваемым. Но все это - область специального исследования, которое еще пред­стоит провести в процессе дальнейшего развития теории и практики применения психологических тестов.



2.2. ИЗ ИСТОРИИ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА



Проективные методики представляют собой специфическую, до­вольно неоднородную группу психодиагностических приемов клини­ческой ориентации. Последнее означает не столько направленность проективных методик на выявление тех или иных аномалий личнос­ти, сколько способность методик прогнозировать индивидуальный стиль поведения, переживания и аффективного реагирования в зна­чимых или конфликтных ситуациях, выявлять неосознаваемые аспекты личности.


История проективных методик - это и хронология, отмечающая особо важные вехи развития проективной техники, и история разви­тия проективного метода как целостного подхода к пониманию при­роды личности и способов ее экспериментального изучения. Стало традицией вести счет проективным методикам с теста словесных ас­социаций К. Юнга, созданного им в 1904-1905 годах. Метод вызова ответных ассоциаций в психологии известен со времен В. Вундта и , Ф. Гальтона, однако именно К. Юнгу принадлежат открытие и дока­зательство феномена, лежащего в основе всех проективных методик, а именно возможность посредством косвенного воздействия на зна­чимые области-переживания и поведения человека («комплексы») вы­зывать пертурбации в экспериментальной деятельности. Юнг пока­зал таким образом, что бессознательные переживания личности дос­тупны объективной диагностике. Впоследствии разнообразные вари­анты ассоциативного теста применялись для выявления чувства вины (детекторы лжи М. Вертгаймера и А. Р. Лурия), асоциальных вытес­ненных влечений (Дж. Брунер, Р. Лазарус, Л. Постмен, Ч. Эриксен и др.), для отграничения нормы от патологии (Г. Кент и А. Розанов). Тесты незаконченных предложений и рассказов также нередко счита­ют ведущими свое происхождение от ассоциативного-теста Юнга (АнастазиА., 1982; AbtL., BellakL., 1950; Semeonoff В., 1976;Anzieu D., 1967).


Подлинный триумф проективной диагностики связан с появ­лением в 1921 г. «Психодиагностики» Г. Роршаха, опубликованной в Берне на немецком языке. Биография Германа Роршаха, его про­фессиональный путь, по-видимому, немало способствовали направ­лению его исследований и созданию оригинального метода, став­шего одним из самых известных в мировой психологии. Отказав­шись от профессии художника, Роршах тем не менее серьезно ин­тересовался историей искусств. Ему было известно, что великий Леонардо да Винчи тренировал свое воображение путем длитель­ного рассматривания и интерпретации причудливых конфигураций облаков на небе, влажных подтеков и неровностей на стенах, лун­ных отблесков на застывшей воде. Заметим, что способность человека одушевлять окружающий предметный мир присуща всем людям, а детям и художникам - в особенности. Вспомним излюб­ленный прием Г.-Х. Андерсена, заставлявшего кухонную утварь оживать по ночам, сплетничать о соседских обедах и философство­вать. Не исключено, что эта же особенность лежит в основе эсте­тического восприятия действительности. И. Сельвинский писал:


Отчего, когда глядим на волны,


Видим вечность и судьбу людей?


…………………………………….


Отчего пургу зовем «седою»,


«Шепот» слышим там, где камыши?


Оттого, что втайне красотою


Мы зовем полет своей души.


Диссертация Г. Роршаха по медицине была посвящена изучению механизмов галлюцинаций, где он, между прочим, ссылается на од­нажды пережитое им состояние: во время первой в его медицинс­кой практике аутопсии он явственно «видел», как ему пласт за плас­том разрезают «мозг» и как эти пласты падают перед ним один за другим (Anzieu D., 1967). Переживание было очень ясным, живым и не только зрительным, но и сопровождавшимся явственными так­тильными и моторными ощущениями. Роршах предположил, что в наших мечтах и фантазиях наряду со зрительными образами при­сутствует память и о пережитых движениях - кинестетические об­разы, которые слагаются в особый способ, модус мышления. Впос­ледствии Г. Роршах предположил, что чернильные пятна, адресо­ванные зрительному воображению, растормаживают, оживляют мо­торные фантазии.


Известно, что до и независимо от Роршаха с чернильными пятна­ми экспериментировали и другие психологи (например, Ф. Е. Рыба­ков в России, А. Бине и В. Анри - во Франции), однако именно Рор­шах был первым, кто доказал связь образов фантазии с основопола­гающими чертами и свойствами личности. «Роршахиана» как даль­нейшее развитие исследований и идей Роршаха в настоящее время представлена двумя ведущими направлениями: американским (Beck S., 1944; KlopferB., Davidson H., 1962; Rapaport D. et al., 1945-1946) и европейским (Bohm E., 1978; Loosli-Usteri M, 1965).


Американских психологов отличает тенденция к теоретическому обоснованию теста в русле идей «нового взгляда» и психологии «эго», а также стремление к более строгому формализованному представле­нию и анализу эмпирических результатов. Европейские психологи в значительной мере сохраняют верность оригинальной версии Роршаха, развивая и дополняя ее в духе ортодоксального психоанализа.


За время, прошедшее после выхода в свет «Психодиагностики», появились методики, родственные тесту Роршаха. Наиболее извест­ны среди них Бен-Роршах («Bero»)-тест, тест Цуллигера и тест Хольцмана. Bero-тест создавался Роршахом и его непосредственным сотруд­ником как параллельная серия оригинального набора таблиц. Работа над тестом была закончена Цуллигером, также работавшим вместе с Роршахом; Цуллигеру удалось доказать, что по основным показате­лям теста (общему количеству ответов, количеству целостных отве­тов, ответов на белое пространство, ответов с участием цвета и дви­жения) Bero -тест эквивалентен оригинальному набору таблиц. В 1948 г. Цуллигер предложил и собственный вариант теста - Z-тест, -который состоит из трех таблиц: черно-белой, полихромией и черно-красной; обработка включает ряд отсутствующих в финальной вер­сии показателей; главное отличие теста - краткость, формализован-ность анализа результатов.


Тест чернильных пятен Хольцмана (Я I. Т.) отличается еще боль­шей стандартизованностью и схематизацией; используются две па­раллельные серии таблиц по 45 карточек в каждой; на вопрос каждой карточки испытуемый должен дать только один ответ. Достоинством теста Н. I. Т., сделавшим его наиболее валидным и надежным тестом среди «дериватов» методики Роршаха, является наличие нормативов и процентильных показателей по основным категориям шифровки от­ветов.


В отечественной психологии первые, крайне немногочисленные, попытки применения теста Роршаха относятся к 20-м годам и имеют выраженную направленность на выявление аномалий личности в связи с конституциональными типами для диагностики неврозов и психо­патий, а также при исследовании больных эпилепсией (цит. по: Бур-лачук Л. Ф, 1979). С 60-х годов тест Роршаха все шире внедряется в исследовательскую и клинико-диагностическую работу психологов, выходят первые методические руководства (Белая И. И., 1978; Белый Б. И., 1981; Бурлачук Л. Ф., 1979; Соколова Е. Т., 1980; Беспалько И. Г., 1978; Беспалько И. Г., Гильяшева И. Н., 1983). Важно подчерк­нуть, что использование теста Роршаха в качестве диагностического инструмента сопровождается четкой, глубокой рефлексией диагнос­тических задач и теоретических моделей обоснования теста на осно­ве марксистской методологии. Опираясь на базисные положения о пристрастном характере психической деятельности, конкретные тео­ретические обоснования психологи строят на основе таких катего­рий, как «установка» (Цуладзе С. В., 1969; Норакидзе В. Г., 1975), «личностный компонент» восприятия (Савенко Ю. С., 1969, 1978; Блейхер В. М, Бурлачук Л.Ф., 1978), «индивидуальный стиль лично­сти» (Соколова Е. Т., 1978, 1980).


Интересной и многообещающей выглядит попытка А. М. Эткинда трактовать природу связи перцепции и личности в терминах «об­раза мира» как изоморфизм двух структур - чувственной ткани пер­цептивного образа и аффективно-когнитивного единства личности (Эткинд А. М., 1981).


Продолжая хронологический обзор истории развития проектив­ных методов, мы, естественно, не можем не отметить 1935 год, ког­да впервые в журнальном варианте, под двойным авторством, по­явилось сообщение о Тематическом апперцептивном тесте (ТАТ) как методике экспериментального изучения фантазии (Morgan С., Murray H., 1935). В то время тест не был обеспечен ни общей теоре­тической концепцией - в качестве метода исследования личности он стал рассматриваться в более поздних публикациях Г. Мюррея (Murray Н., 1938, 1943), - ни стандартизованным руководством по применению. У этого метода», как и у теста Роршаха, имелись свои предшественники и своя предыстория (см., напр., Abt L., Bellak L., 1950; Rapaport D., 1968). Психологам и психиатрам давно было из­вестно, что рассказы по сюжетным картинкам, специально подобран­ным для исследуемого контингента, позволяют судить о склоннос­тях людей и нередко выявляют болезненные состояния психики. На первый взгляд замысел ТАТ казался более простым и очевидным, чем идея Г. Роршаха. Действительно, разве Чарльзу Диккенсу, за­канчивающему свой любимый роман о Дэвиде Копперфилде, не чудилось, как он сам писал, «будто он отпускает в сумеречный мир частицу самого себя» (Диккенс Ч., 1984, т. 6, с. 7). Мы также различаем за нравственными страданиями героев Ф. М. Достоевского искания его собственной мятущейся души. К сожалению, подобные аналогии, к которым прибегал сам Мюррей при обосновании свое­го метода, мало что проясняют в понимании того, какие именно ас­пекты личного опыта автора прямо и зеркально отражаются в порт­ретах и судьбах его героев, а какие, напротив, трансформируются в прямо противоположные. А. Моруа, например, недвусмысленно на­мекает, что морализм Дюма-сына был не столько «генуинным», сколько формированием реакции в ответ на внутренние запреты и стыд за гуляку-отца. Это отразилось в его авторской позиции, в час­тности в драме «Дама с камелиями» (Моруа А., 1965).


Появление Тематического апперцептивного теста поставило ряд острых проблем, обсуждаемых и по сей день. Одна из них касается прогностичности ТАТ. Исследования 30—50-х годов, проведенные в русле идей «нового взгляда», в целом подтвердили положение Мюррея об отражении в рассказах ТАТ фрустрируемых или отвергаемых «Я»-потребностей. Лишение сна, пищевая, сексуальная депривация, предшествующие успехи или неудачи существенно сказываются на ответах по ТАТ.


Однако в этих же экспериментах обнаружилось, что «сила» потребности и ее отражение в ТАТ связаны не линейной, а U-образной зависимостью: наиболее непосредственно в рассказах проявляются потребности умеренной интенсивности; очень сильная депривация приводит к вытеснению или искажению соответствующих образов фантазии (Sanford R., 1936). Тот же компенсаторный принцип дей­ствует и применительно к так называемым латентным или социально неодобряемым потребностям, например агрессии или гомосексуаль­ности. В итоге действия защитных механизмов в рассказах ТАТ мо­жет искажаться реальная картина личностных особенностей. Так, Эриксон и Лазарус показали, что лица, страдающие скрытым гомо­сексуализмом, на провоцирующие таблицы ТАТ дают нейтральные рассказы (Eriksen С. W., 1951, 1968). Еще более сложным является вопрос о соотношении рассказов и реального поведения. Согласно Мюррею, латентные потребности не осознаются и невыводимы из открыто наблюдаемого поведения, а проявляются только в фантазиях и фантазиоподобной активности типа ТАТ. Эксперименты уточнили эту гипотезу: если потребность - явная или латентная - не имеет «моторной разрядки», фрустрируется в открытом социальном поведении, то она находит компенсаторное удовлетворение в рассказах ТАТ (Lazarus R. S., 1961).


Однако лица, уже совершившие особо тяжкие преступления, мо­гут продуцировать нейтральные или подчеркнуто просоциальные темы (Станишевская М. М., Гульдан В. В., Владимирская М. Т., 1974). Су­щественной детерминантой ответа оказывается и сама ситуация обследования. Если она воспринимается как экспертная, то проявле­ния агрессии строго контролируются. Из сказанного следует, что про­гноз реального поведения на основе прямого отождествления «героя» и обследуемого осуществим только для ограниченного круга личнос­тных черт и тенденций. Так, например, вариант ТАТ Д. Макклелланда и Дж. Аткинсона оказался высоко валидным в отношении мотива­ции достижения (Atkinson J., 1958).


Возвращаясь к хронологии, следует остановиться на работах Ло-уренса Фрэнка 1939—1948 гг., в которых он впервые сформулировал основные принципы проективной психологии. Ему же принадлежит приоритет в использовании термина «проекция» для обозначения осо­бой группы методов исследования личности. Наиболее существен­ной чертой проективных методик Фрэнк считал неопределенность стимульных условий, позволяющих испытуемому проецировать свой способ видения жизни, свои мысли и чувства. Чем более неструкту­рированным является «стимульное поле», тем в большей степени его структурирование индивидом будет изоморфично структуре его ре­ального жизненного пространства (Frank L., 1939).


Концепция Фрэнка, испытавшая сильное влияние «холистичес­ких» теорий личности, акцентирует ряд моментов, чрезвычайно важ­ных, на наш взгляд, для понимания назначения и диагностических границ проективных методик. Проективные методики направлены на раскрытие внутреннего мира личности, мира субъективных пе­реживаний, чувств, мыслей, ожиданий, а вовсе не на экспресс-диаг­ностику реального поведения. Узкопрагматическая ориентация мно­гих исследований часто игнорировала это ограничение, составляю­щее суть проективного метода как особого подхода, способа пони­мания человека. Важно не то, как человек действует, а то, что он чувствует и как управляет своими чувствами. Ясно, что совпаде­ние поведенческого уровня и плана переживаний есть частный случай, поэтому возможность прогноза поведения по проективным ме­тодам ограниченна, зато открывается перспектива проникновения в уникальный мир человеческих чувств и внутреннюю логику его по­строения.


Исследования Фрэнка, теоретико-методологические по своему жанру, породили множество экспериментальных исследований, сре­ди которых особо следует выделить два направления: изучение роли стимула в проекции личностно-значимого материала и изучение фе­номена проекции как психологического механизма, лежащего в основе действенности этой группы методов. Неопределенность стимульных условий неоднократно указывалась в качестве признака, отлича­ющего проективные методики от других, например психометричес­ких, процедур. Тест Роршаха и ТАТ дают примеры двух типов стимульной неопределенности - структурного и содержательно-смыс­лового. Неопределенной является для испытуемого и сама ситуация обследования, не ограничивающая его действия какими-либо стан­дартами и нормативными оценками, но предоставляющая максималь­но широкий выбор способов поведения (Lindsey D., 1959; Бурлачук Л. Ф., 1979; Соколова Е. Т., 1980; Анастази А., 1982). Дж. Брунер также предполагал, что неопределенность, неоднозначность или «за­шумленность» - необходимые стимульные условия для предоставле­ния приоритета личностным субъективным факторам в детермина­ции восприятия и других видов познавательной активности (Брунер Дж., 1977).


В духе экспериментов «нового взгляда» в 40—50-е годы складыва­лись теоретические обоснования теста Роршаха (Draguns J., 1967) и ТАТ (Bellak L., 1950).


Акцентирование неопределенности стимульных условий позво­лило, кроме всего прочего, согласовать проективные методы с психо­аналитическим стилем клинического мышления. Чем более неопре­деленны условия (т. е. чем меньше давление реальности), тем в боль­шей степени психическая активность приближается по своей приро­де к «первичным» психическим процессам (воображению, галлюци­нациям), движимым принципом удовольствия. Проективные методы, на первый взгляд, давали основание для подобного осмысления (см., напр., экспериментальные исследования аутистического восприятия), однако в этом случае необходимо было признать тождество «первичных» процессов и психической активности в ситуации проективного исследования. Не все исследователи склонны были следовать тради­ции ортодоксального психоанализа. Набиравшая силу «психология Эго», и конкретные экспериментальные клинические исследования формировали новую теоретическую парадигму для обоснования про­ективного подхода. Значительный вклад был внесен американс­кими клиническими психологами во главе с Давидом Рапапортом (Rapaport D., 1944-1945; 1968). Проанализировав исследования «но­вого взгляда», особенно той его ветви, которая занималась изучением когнитивного стиля, Рапапорт по-новому определил специфику про­цессов, детерминирующих проективный ответ. Проективная продук­ция рассматривается как результат сложной познавательной деятель­ности, в которой слиты воедино и собственно когнитивные моменты (отвечающие «реальности» - ситуации эксперимента, задаче -инструк­ции, определенным характеристикам стимульного материала), и аффек­тивно-личностные факторы -«периферические»мотивы, индивидуаль­ные способы контроля и защиты.


Вслед за работами Рапапорта и его коллег началось интенсивное изучение роли стимульных факторов в характеристике проективных ответов. Применительно к ТАТ, в частности, было продемонстриро­вано наличие таблиц, стойко провоцирующих стандартные темы, на­пример депрессию и суицид (ТАТ, табл. 3, 14, 15), сексуальные перверзии (ТАТ, табл. 13, 18) (Bellak L., 1978; Rapaport D., 1968).


Интересны в этой связи результаты, полученные при исследова­нии сопутствующего значения стимульных характеристик таблиц Рор­шаха методом семантического дифференциала (Kenny D., 1964). Ока­залось, что каждая таблица обладает определенным эмоциональным значением:


Таблица I - уродливый, грязный, жестокий, грубый, активный.


Таблица II - счастливый, сильный, активный, быстрый.


Таблица III— хороший, чистый, счастливый, легкий, активный, быстрый.


Таблица IV - плохой, грязный, жестокий, сильный, мужественный.


Таблица V - легкий, активный.


Таблица VI - большой по размеру.


Таблица VII- хороший, красивый, чистый, хрупкий, нежный, женственный.


Таблица VIII — чистый, активный.


ТаблицаIX-сильный, активный, горячий.


Таблица X-хороший, красивый, чистый, счастливый, легкий, ак­тивный, быстрый[9]
.


Д. Кении приходит к выводу, что высокоструктурированные изоб­ражения, «насыщенные» тем или иным побуждением, максимально выявляют индивидуальные различия по степени выраженности этого побуждения. Другие авторы полагают, что проекция того или иного побуждения на слабоструктурированные стимулы зависит от интен­сивности данного побуждения, а также от готовности субъекта к са­мораскрытию.


В настоящее время имеется достаточно обширный выбор вари­антов и модификаций ТАТ с таблицами, «значения» которых подо­браны заранее с учетом диагностических задач. Среди них наиболее известны серии Д. Макклелланда и Дж. Аткинсона для диагностики мотивации достижения (McClelland D., Atkinson J., 1953), ТАТ для детей и пожилых людей (Bellak L., 1978), ТАТ для подростков (Symonds D., 1949), ТАТ для исследования семейных установок (Jackson L., 1950), ТАТ для национальных меньшинств. Установлено, что опти­мальным условием для проекции глубинных слоев личности являет­ся умеренный уровень неоднозначности стимульнаго материала. Ин­дивидуальные вариации ответов на стандартные значения стимулов в этом случае оказываются диагностически более значимыми и выяв­ляют не столько аффективные состояния и актуальную силу потреб­ности, сколько устойчивые личностные характеристики, в том числе аномалии (Murstein В., 1963).


Тест Роршаха и ТАТ представляют две группы наиболее распрос­траненных проективных методик по критерию ответной реакции ис­пытуемого, относимых соответственно к тестам на структурирова­ние («конституирование» - по Фрэнку) и интерпретацию. Предпола­гается также, что эти методики наиболее удачно дополняют друг дру­га, выявляя соответственно формальный аспект личности: индивидуальный когнитивный стиль, способы аффективного реагирования и контроля - и содержательный аспект: структуру потребностей, содер­жание конфликтных переживаний, апперцепцию «Я» и своего соци­ального окружения.


Не ставя перед собой задачу обзорного анализа существующих проективных приемов, хотелось бы кратко обрисовать относительно новые и мало известные по отечественной литературе направления в проективной психологии.


Это прежде всего тенденция рассматривать в качестве проектив­ных или квазипроективных те методики, которые традиционно направ­лены на диагностику интеллекта и познавательных процессов в целом. Впервые эта точка зрения наиболее четко была сформулирована Д. Рапапортом в уже упоминавшихся исследованиях 1946 г. и затем в более поздних работах его сотрудников по Меннингерской клинике (напри­мер, Klein G., 1970), а также Г. Виткином (Witkin H., 1954; 1974).


Можно сказать, что авторы имеют в виду качественный анализ выполнения испытуемым интеллектуальных проб, однако на самом деле речь идет о феноменах, в которых находит выражение влияние личностных и аффективно-мотивационных факторов на познаватель­ные процессы. Для иллюстрации приведем пример анализа процесса мышления на основе известной нам методики Выготского-Сахарова (цит. по: Semeonoff B., 1976). Рапапорт, использовавший эту методи­ку в целях дифференциальной диагностики при исследовании психи­чески больных разных нозологии, выделяет пять категорий «личнос­тных форм мышления», по существу, представляющих собой фено­мены, описанные Б. В. Зейгарник как нарушения мотивационного ком­понента мышления (Зейгарник Б. В., 1962). При выполнении методи­ки депрессивные тенденции проявляются в общей инертности, нежелании манипулировать фигурками, неспособности отказаться от ранее сформулированной ошибочной гипотезы. Реакция на фрустра­цию, неудачу, затруднения выражается в аутоагрессии, дискредита­ции задания, нарушении планирования или настаивании на необыч­ных идеях. Один и тот же «симптом», как мы видим, может по-разно­му проявляться у разных людей, что и позволяет говорить об индиви­дуальном стиле познавательной активности. Аналогичным образом различные индивидуальные стратегии выполнения какого-либо пер­цептивного теста (например, теста вставленных фигур - EFT) позволяют сделать вывод о соответствующих индивидуально-типологичес­ких особенностях личности: полезависимости или поленезависимости (WitkinH., 1954; 1974).


Давая оценку этому направлению, следует подчеркнуть, что рас­ширительное толкование интеллектуальных тестов как проективных имеет своей целью привлечение внимания клинических психологов к процессу выполнения интеллектуальных задач, его качественно­му анализу, что, несомненно, более точно отвечает специфике кли­нической диагностики. Снимается также противопоставление ин­теллектуальных и личностных тестов как относящихся к разным «областям» личности; иными словами, реализуется, правда, несколь­ко упрощенно, целостный подход к личности как к сплаву аффекта и интеллекта.


Другое направление в развитии проективных методов связано с активной разработкой проблем межличностного восприятия и взаи­модействия и исследования «Я-образа».


В определенном смысле все проективные методы направлены на изучение того, как субъект воспринимает других людей и самого себя. Наиболее распространено мнение, что проективные методики выяв­ляют неосознаваемый компонент социальной перцепции и «Я-обра­за» (Wylie R, 1974).


«Неспецифическими» методиками указанной ориентации являют­ся ТАТ и тест Роршаха. Предполагается, что в рассказах ТАТ находит отражение не столько реальный характер межличностных отношений обследуемого, сколько их апперцепция, т. е. эмоциональное отноше­ние и пристрастное видение этих отношений. Изображенные на кар­тинках фигуры кроме буквальных значений имеют и символический смысл. Так, фигура немолодого мужчины - олицетворение отца, на­чальника, вообще власти и мужского начала. В этом случае интерпре­тация темы рассказа в зависимости от общего контекста либо «сужа­ется» до анализа внутрисемейных отношений, либо расширяется и рассматривается как отражение взаимоотношений обследуемого с ши­роким социальным окружением, отношение к нормативам общества и его ценностям. Тест Роршаха дает также некоторую информацию об общей благоприятной или неблагоприятной аффективной установке обследуемого по отношению к другим людям - враждебно-защитной


С 60-х годов начал разрабатываться и получил широкое рас­пространение тест Роршаха для исследования общения - Совмес­тный тест Роршаха (СТР), используемый чаще всего для диагнос­тики внутрисемейных отношений. Развитие семейного консульти­рования и семейной психотерапии послужило толчком к созданию ряда методик, нацеленных на диагностику семейных отношений. К ним прежде всего следует отнести тест семейных установок (Jackson L., 1950), тест семейных отношений (Bene L., Antony S., 1957), «кинетический тест рисования семьи» (Bums R., Kaufman S., 1972) и его варианты.


К относительно новому направлению, инициировавшему созда­ние новых методик, относится исследование «Я-образа». Среди тра­диционных проективных методик следует отметить тест Роршаха, выявляющий формальные характеристики «Я-образа» - самоконтроль, самооценку, самореализацию, а также специальную модификацию теста для диагностики физического «Я-образа», «границ образа фи­зического Я» (Fisher S., Cleveland S., 1958).


Недостаточные валидность и надежность проективных методик заставляют исследователей искать новые диагностические парадиг­мы. К ним относится включение в проективные процедуры психо­метрических принципов - так построены вариант ТАТ Столина В. В. и Кальвиньо М. (1982) и методика косвенного исследования системы самооценок Соколовой Е. Т. и Федотовой Е. О. (1982).


Продуктивным оказывается также создание процедур так называе­мой управляемой проекции (Столин В. В., 1981), позволяющей иссле­довать микроструктуру самоотношения в структуре самосознания.


Общая оценка проективных методик как психодиагностических процедур исторически связана с обсуждением так называемой про­блемы проекции. В отечественной литературе дискуссия по этому поводу также достаточно освещена, однако сама проблема, на наш взгляд, еще далека от своего разрешения.


Как известно, Л. Фрэнк ввел термин «проекция», не определив его конкретного психологического содержания. Подразумевалось, что благодаря неопределенности стимульного материала личность «про­ецируется» на него, как на экран (Frank L., 1939). Образное выраже­ние Фрэнка породило представление о проективных методиках как о своего рода «рентгеновских лучах», высвечивающих глубины личности. Ясно, что подобное толкование механизма проекции не удовлет­воряло исследователей. Первые содержательные интерпретации про­екции как феномена, возникающего в ситуации проективного иссле­дования, связывались в теоретическом отношении с концепцией 3. Фрейда; для подтверждения психоаналитической концепции при­влекались также эксперименты Г. Мюррея, Р. Сэнфорда и других ис­следователей, посвященные изучению мотивации через продукты во­ображения (Bellak L., 1944). Однако фрейдовское понятие «проекции» не отличалось однозначностью, что сразу же породило ряд трудно­стей при попытках интерпретировать проективные методики с пози­ций психоанализа. Это отмечалось и отечественными исследователя­ми (Бурлачук Л. Ф., 1979; Реньге В. Э., 1979).


Главные из этих трудностей могут быть-сформулированы в трех пунктах:


1) недостаточная разработанность, многозначность термина «про­екция» в психоанализе, многообразие описываемых явлений;


2) лишь частичное сходство феноменов, обозначаемых в психо­анализе этим термином, с процессами, имеющими место в проектив­ном исследовании;


3) различие типов проекции в разных проективных тестах. Остановимся на анализе каждого из перечисленных пунктов. Впервые термин «проекция» в его психологическом значении был использован 3. Фрейдом для объяснения патологических симптомов паранойи в 1896 г., а затем при разборе «случая Шребера» в 1911 г. В этих работах проекция понималась как приписывание другим людям социально неприемлемых желаний, в которых человек как бы отка­зывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, в частности гомосексуальности, которая лежит в основе бредообразования при паранойе. Впоследствии была описана так называемая фобическая защитная проекция - вынесение вовне, экстериоризация страха, тревоги, в действительности имеющих эндогенную природу (Фрейд 3., 1924). В работах последующих лет наряду с концепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состояний, Фрейд вводит понятие .проекции как нормального психо­логического процесса, участвующего в формировании нашего вос­приятия внешнего мира. Проекция интерпретируется им как первичный процесс «уподобления» окружающей реальности собственному внутреннему миру (Фрейд 3., 1925а; 19256; 1924). Таков механизм, на­пример, детского или религиозно-мифологического мировосприятия.


Таким образом, проекцией Фрейд называет два существенно от­личающихся друг от друга явления, в основе которых лежат процесс самозащиты и процесс «самоуподобления». Их объединяет неосозна-ваемость трансформаций, которым подвергаются исходные влече­ния, - в сознании выступает лишь продукт этих преобразований. Со временем проекция стала столь расхожим термином, что дифферен­цировать ее от явлений идентификации, переноса и некоторых дру­гих психоаналитических феноменов стало чрезвычайно трудно (Laplanche J., Pontalis J., 1963). Например, говорят о проекции в пси­хотерапевтической ситуации, когда на врача «переносятся» чувства, предназначенные другому лицу; называют проекцией своеобразное отождествление художника со своим творением (Г. Флобер говорил: «Эмма- это я»), а также «сопереживание» при восприятии художе­ственных произведений; проекцией объясняют существование расо­вых и этнических предрассудков.


Б. Мюрстейн и Р. Прайер, критикуя многозначность и, следова­тельно, недостаточную разработанность понятия проекции, предла­гают различать несколько видов проекции (Murstein В., Pryer R., 1959). Классическая защитная проекция Фрейда находит подтверждение во многих клинических наблюдениях. Атрибутивная проекция - это приписывание собственных мотивов, чувств и поступков другим лю­дям (по смыслу близка к фрейдовскому «уподоблению»). Аутистическая проекция – это детерминированность восприятия потребнос­тями воспринимающего; для иллюстрации этого вида проекции авто­ры ссылаются на эксперименты New Look. Рациональная проекция отличается от классической защитной проекции «рациональной» мо­тивировкой: например, по данным одного из экспериментов, когда студентам .предложили высказать свои замечания по структуре учеб­ного процесса, оказалось, что на отсутствие дисциплины жаловались отпетые прогульщики, а недостаточной квалификацией преподавате­лей были недовольны двоечники. Здесь, как и в случае обычной ра­ционализации, вместо признания собственных недостатков испытуе­мые склонны были приписывать ответственность за собственные не­удачи внешним обстоятельствам или другим людям.


Д. Холмс, подводя итоги многолетних исследований, считает не­обходимым выделить два «измерения» проекции (Holmes D., 1968). Первое из них относится к тому, что проецируется; субъект воспри­нимает в другом свои собственные черты или черты, ему самому не присущие. Второе измерение - осознаёт ли субъект обладание той чертой, которая проецируется, или нет. Комбинация этих измерений позволяет классифицировать все известные виды проекции (табл. 2).


Д. Холмс утверждал, что, несмотря на неоднократные попытки экспериментального изучения, проекция неосознаваемых черт не может считаться доказанной. Исходя из психоаналитической концеп­ции, симилятивная проекция выполняет защитные функции, препят­ствуя осознанию того факта, что субъект в действительности облада­ет какой-то нежелательной чертой. Проекция, метафорически назван­ная в честь «Панглосса» и «Кассандры», может рассматриваться как вариант защитного механизма «реактивное образование». Что каса­ется черт, наличие которых субъект осознаёт, то их интенсивное изу­чение шло в русле проблемы межличностного восприятия. Экспери­ментальное подтверждение находит прежде всего атрибутивная про­екция - приписывание другим людям имеющейся у субъекта и осоз­наваемой им черты. Р. Кеттелл считал этот вид проекции наивным умозаключением, основанным на недостатке опыта: люди склонны воспринимать других по аналогии с собой, приписывать другим те же мысли, чувства и желания, которые находят в самих себе. Комплиментарная проекция предполагает проекцию черт, дополнительных к тем, которыми субъект обладает в действительности. Например, если человек ощущает страх, то он склонен других воспринимать как уг­рожающих; в этом случае приписываемая черта служит причинным объяснением собственного состояния.


Таблица 2


Классификация видов проекции по
Холмсу














Осознание субъектом проецируемой черты


Наличие у субъекта проецируемой черты


Отсутствие у субъекта проецируемой черты


Субъект не осознает свою черту


Симилятивная проекция


Проекция «Панглосса» или «Кассандры»


Субъект осознает свою черту


Атрибутивная проекция


Комплиментарная проекция



Как соотносятся эти виды проекции с процессами, имеющими место в проективном исследовании? По этому вопросу не существует единства взглядов. Например, Г. Мюррей, употребляя термин «иден­тификация» применительно к ТАТ, фактически имел в виду защит­ную проекцию 3. Фрейда (симилятивный вид проекции по Холмсу); отождествляя себя с «героем», испытуемый получает возможность нео­сознанно приписать ему собственные «латентные» потребности. В этом случае уподобление себя другому позволяет успешно избегать осознания своей «плохости» или психической ненормальности. Вме­сте с тем клинические и экспериментальные исследования показали, что содержание проекции не сводимо к асоциальным тенденциям: объектом проекции могут стать любые положительные или отрица­тельные проявления личности. По-видимому, само проективное по­ведение является производным от многих факторов. В частности, ока­залось, что даже манера экспериментатора, индуцируемые им чув­ства, влияют на аффективный знак тематических рассказов: агрес­сивная установка приводит к возрастанию агрессивных «тем», дружелюбная- к преобладанию релаксационных (Bellak L., 1944). Таким образом, в целом защитную концепцию проекции неправомерно рассматривать в качестве принципа «обоснования проективного ме­тода, хотя сам феномен защиты может иметь место, в частности, если ситуация эксперимента воспринимается как угрожающая (Lazarus R. S., 1961). Что касается других видов проекции, то их экспериментальное изучение применительно к проективным тестам не дало однозначных результатов. Однако большинство авторов, опираясь на идею 3. Фрей­да об «уподоблении», считают возможным привлекать феномены атри­бутивной и аутистической проекций для доказательства значимости проективной продукции. К сожалению, в обоснованиях подобного рода описание тех или иных явлений, наблюдающихся в эксперименте, не­редко заменяет раскрытие их собственно психологических механизмов. Как одну из попыток преодоления кризиса в обоснования проективно­го метода можно рассматривать отказ от понятия проекции в виде объяс­нительной категории; примером такого подхода является концепция апперцептивного искажения Л. Беллака.


Исходя из анализа фрейдовской концепции проекции, Беллак приходит к выводу о неадекватности использования этого понятия в целях обоснования проективного метода, так как оно не способно описать и объяснить процессы, обусловливающие проективное по­ведение; последнее должно быть рассмотрено в контексте пробле­мы «личность и восприятие» (Abt L., Bellak L., 1950), Основу кате­гориальной системы Беллака составляет понятие «апперцепция», по­нимаемая как процесс, посредством которого новый опыт ассими­лируется и трансформируется под воздействием следов прошлых восприятий. Термин «апперцепция» имеет принципиально иное со­держание, чем в теории Мюррея, так как учитывает природу стимульных воздействий и описывает не «первичные» процессы, а соб­ственно когнитивные.


В дискуссии по оценке диагностической значимости проектив­ных методик Р. Кеттелл занимал пессимистическую позицию (Cattell R., 1957). Проективные методики, по его мнению, характери­зует крайне слабая научная обоснованность. Основные аргументы Кеттелла состоят в следующем:


1) проективная психология оказалась не способной четко сфор­мулировать гипотезу о том, какие слои личности преимущественно отражаются в показателях проективных тестов - открыто проявляю­щиеся, осознаваемые или, напротив, бессознательные, скрытые;


2) интерпретационные схемы не учитывают, что защитные ме­ханизмы - идентификация и проекция - могут искажать восприя­тие проективных стимулов одновременно и притом в разных направ­лениях, так что апелляция к механизму проекции до того, как при­рода искаженного восприятия; доказана, неправомерна. Например, испытуемый со скрытым гомосексуализмом может давать больше соответствующих ответов в ТАТ (при идентификации) или меньше, если действует механизм обратной проекции или формирования реакции;


3) остается неясным вопрос о том, какие именно личностные пе­ременные проецируются - влечения, бессознательные комплексы, динамические аффективные состояния, устойчивые мотивы.


К этим аргументам, подтверждающим концептуальную слабость проективных методик, Кеттелл считает нужным добавить упрек в низкой надежности и валидности проективных процедур. К сожале­нию, следует признать обоснованность критических замечаний Кет­телла, особенно если оценивать проективные техники как психомет­рические инструменты или тестовые процедуры.


Большинство проективных методик, или проективных техник, как их иногда предпочитают называть, не являются, по-видимому, теста­ми в узком понимании этого термина. Согласно одному из принятых определений, «психологический тест - это стандартизованный инст­румент, предназначенный для объективного измерения одного или более аспектов целостной личности через вербальные или невербаль­ные образцы ответов либо другие виды поведения» (Freeman E, 1971). В соответствии с этим определением, наиболее существенными при­знаками тестов являются:


1) стандартизованность предъявления и обработки результатов;


2) независимость результатов от влияния экспериментальной си­туации и личности психолога;


3) сопоставимость индивидуальных данных с нормативными, т. е. полученными в тех же условиях в достаточно репрезентативной группе.


В настоящее время далеко не все проективные методики и отнюдь не в равной степени удовлетворяют выделенным критериям. Так, об­щепринятым является мнение о недостаточной объективности про­ективной техники. При этом ссылаются на многочисленные наблюде­ния и эксперименты, доказывающие влияние на тестовые результаты таких факторов, как пол экспериментатора, ситуативные условия и переживания испытуемого, атмосфера исследования (Abt L., Bellak L., 1950; Draguns L, Haley E., Philips L., 1968; Freeman F., 1971). Для це­лого ряда проективных методик нормативные данные отсутствуют; более того, некоторыми исследователями оспаривается принципиаль­ная возможность их существования для подобного рода «идеографи­ческих» методов. Чрезвычайно важным и до сих пор дискуссионным остается вопрос о стандартизованности проективных методик. Оста­новимся на нем подробнее.


В отличие от тестов интеллекта или способностей, при проектив­ном испытании практически невозможно полностью унифицировать и стандартизовать не только анализ и интерпретацию результатов, но даже и саму процедуру исследования. Ведь совершенно различно поведение экспериментатора с робким, чувствительным, уязвимым или спокойным, уверенным субъектом, с таким, который открыт, ак­тивно ищет помощи, или с тем, кто «защищается» при малейших по­пытках проникнуть в его внутренний мир. Хотя в любом капиталь­ном руководстве и описываются наиболее распространенные стратегии поведения экспериментатора, они, конечно же, не охватывают все­го многообразия конкретных случаев. К тому же жесткая формализа­ция и стандартизация, как указывают ряд исследователей, противоре­чила бы самому духу проективной техники.


Сошлемся в связи с этим на высказывание Лоуренса Фрэнка, од­ного из крупнейших теоретиков в этой области: «...нельзя надеяться, что стандартизованная процедура сможет широко осветить личность как уникальную индивидуальность. Она также не сможет способство­вать проникновению в динамические процессы личности» (цит. по: Бом Э., 1978). И тем не менее исследования по стандартизации про­ективных методик необходимы, так как без них затруднительна оцен­ка валидности и надежности последних.


Анализируя обширную и весьма противоречивую литературу, можно сделать вывод, что согласно традиционным способам оценки проективные методики имеют средние показатели валидности и на­дежности (Гильбух Ю. 3., 1978; Freeman F., 1971; Sechrest L., 1968). Подобный вывод может объясняться, однако, и тем, что критерии ва­лидности и надежности, разработанные для традиционных тестов, во­обще неприменимы в данном случае. Учитывая потребности практи­ки, а также тенденции развития исследовательского инструментария современной психологии, можно, по-видимому, ожидать постепенного сближения проективных методик с тестами. Работа в этом направле­нии, если она будет выполняться совместно квалифицированными кли­ническими психологами и специалистами в психометрике, позволит расширить сферу применения проективных методик и сделает их до­стоянием широкого круга исследователей.



2.3. ИЗ ИСТОРИИ КОНТЕНТ-АНАЛИЗА КАК ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКОЙ ПРОЦЕДУРЫ



В современной отечественной психодиагностике контент-анализ, вообще качественно-количественное изучение документов, применя­ется крайне редко по сравнению со всевозможными тестами, проек­тивными методиками, опросниками. В то же время в истории разви­тия метода изучения документов имеется довольно разнообразный опыт его использования для психодиагностических целей.


Начиная с 20-х годов нашего века в социологии и психологии помимо интуитивно-качественного подхода в изучении документов все чаще стали применяться количественные методы. Следует заме­тить, что документы в социальных науках понимаются достаточно широко; к ним, как показывает исследовательская практика, относят­ся официальная и личная документация в собственном смысле слова, в том числе письма, автобиографии, дневники, фотографии и т. п., материалы массовой коммуникации, литературы и искусства.


В нашей стране еще в 20-х годах количественные методы при изуче­нии документов использовали психологи Н. А. Рыбников, И. Н. Шпильрейн, П. П. Блонский, социолог В. А. Кузьмичев и др.


В США тогда же квалификацию в исследования материалов мас­совой коммуникации вводили М. Уилли, Г. Лассуэлл и другие. В 40-50-е годы в США формируется специальный междисциплинарный метод изучения документов - контент-анализ (content analysis). По­зднее он проникает в европейские страны. В нашей стране с конца 60-х годов этот метод также получает распространение в социологи­ческих и социально-психологических исследованиях (подробнее см.: Семенов В. Е., 1983).


Сущность контент-анализа заключается в систематической надежной фиксации заданных единиц изучаемого содержания и в их квантификации. Делаться это может в самых разнообразных целях в рус­ле той или иной концептуальной схемы или теории, в том числе и для нужд психодиагностики, для исследования межличностных и меж­групповых различий и специфики, их динамики во времени. Остано­вимся на исследовательском опыте качественно-количественного изу­чения документов, либо имеющем прямое отношение к традицион­ной психодиагностике, а также к социально-психологической диаг­ностике, либо близком к психодиагностическому опыту.


Качественно-количественный анализ содержания в 20-е годы ис­пользовал в своих работах известный русский советский исследова­тель биографических материалов Н. А. Рыбников, который, в частно­сти, рассматривал автобиографии как психологические документы, документирующие личность и ее историю. Он разделял автобиогра­фии на спонтанные и спровоцированные, понимая под последними прием побуждения испытуемого говорить о себе, причем говорить по определенному плану. Такой прием, по мнению Н. А. Рыбникова, «гарантирует однообразие собираемого материала, что имеет огромные преимущества, давая возможность сравнивать, объединять, обобщать собираемые факты и т. д.» (Рыбников Н. А., 1930, с. 40). Подобным образом им были, например, проанализированы более 500 автобио­графических сочинений детей рабочих, написанных в 1926-1928 гг. При этом исследователь предлагал школьникам описать свою жизнь, давая тему: «Как я живу теперь». В ходе анализа сочинений, в частно­сти, прослеживалось, как распределяются положительные и отрица­тельные оценки школьниками своей жизни в зависимости от возрас­та и пола.


Автор делает вывод, что в среднем девочки дают более высокий процент положительных оценок, но этот перевес над мальчиками у них приходится на младшие группы. В старших же группах они усту­пают мальчикам. Причиной этого является возрастание нагрузки по работе в семье у девочек старшего возраста.


Далее Рыбников анализирует «мотивы того или иного собы­тия, мотивы общего жизненного процесса, встречающиеся в детс­ких автобиографиях». Эти мотивы он разбивает натри группы: ма­териальные, психологические и неопределенные. Чаще всего встре­чаются мотивы материального характера (53 %), мотивы психоло­гического характера дает около одной трети ребят (31 %). Иссле­дователь отмечает, что «хорошее житье чаще всего мотивируется причинами психологического характера (67 % против 25 %); на­оборот, плохое житье-бытье вдвое чаще обосновывается мотива­ми материального характера (31 % против 16 %)». Автор также кон­статирует, что большинство детских высказываний носит описа­тельный характер, таковых высказываний встречается 63,7 % («учусь в, школе, хожу гулять на улицу, играю с товарищами» и т. д.) (Рыбников Н. А., 1930, с. 42).


Рыбников не ограничивается только анализом документов, «По­скольку детские жизнеописания носят по преимуществу фактичес­кий характер, представляется возможным сравнить их с фактическим времяпрепровождением ребенка. Одновременно с собиранием детс­ких жизнеописаний мы вели собирания бюджета времени ребенка. Это сравнение объективных данных о бюджете времени с субъектив­ным описанием времяпрепровождения показывает, что целый ряд моментов, как неинтересных и неважных, ребята совершенно обходят, другие, наоборот, оттеняют. Так, школа и все связанное с ней ока­зывается особенно действенной для ребенка, она занимает 39 % его высказываний, тогда как в бюджете времени ее удельный вес не так велик» (Рыбников Н. А., 1930).


Применял количественный анализ документов и психолог П. П. Блонский, который проанализировал 190 собранных им «пер­вых воспоминаний» учителей и студентов, а также 83 письменные работы школьников (в основном 11-13 лет) на тему «Мое самое ран­нее воспоминание детства», в целях выявления характера первых вос­поминаний (Блонский П. П., 1930).


Исследователь делает вывод, что содержанием 68 % воспомина­ний взрослых и 74 % воспоминаний школьников является несчастье. «Несчастье и страх - таковы основные мнемонические факторы», что противоречит фрейдовской теории забывания как вытеснения непри­ятного. Как видим, простой количественный анализ содержания по­зволил Блонскому сделать весьма важное заключение. Однако проце­дура этого анализа, как и у Рыбникова, не была изложена. При этом вопросы процедуры и надежности полученных данных в значитель­ной мере снимаются тем, что все исследование, включая сбор пер­вичной информации, в те годы обычно проводил сам исследователь,: крупный ученый, подобный Блонскому или Рыбникову. Тем не менее качественно-количественное изучение содержания документов, про­водимое в 20-х годах в нашей стране, в целом нельзя назвать безус­ловно строгим. Таковым оно тогда и не могло еще быть в силу объек­тивного положения в эмпирических социальных исследованиях, ме­тодология которых только начинала складываться.


Тогда же в социолого-журналистских целях В. А. Кузьмичев про­вел тематический анализ 12 еженедельных советских газет, использовав ту же группировку содержания, что и известный исследователь американской прессы тех лет М. Уилли: «I) политика, 2) экономика, 3) культура, 4) сенсации (уголовщина, разоблачения и т. д.), 5) спорт,. 6) персоналии (об отдельных людях), 7) мнения (редакционные ста­тьи, карикатуры), 8) просто интересный материал, для развлечения, 9) журнальный материал (рассказы, моды, кулинарии фотография и т. д.), 10) смесь» (Кузьмичев В, А., 1930, с. 37-38). Как видим, в этом случае своеобразная психодиагностика осуществляется уже на уров­не общественного сознания в различных социальных системах. .


Данные, полученные автором, показывают, что в советских газе­тах на первых местах находились темы экономики и политики, а в американских - журнальный материал и персоналии. Это красноре­чиво, свидетельствует о различиях в направленности советских и аме­риканских еженедельников. Как пишет Кузьмичев, «важнейшие для воспитания широких масс материалы (политика и экономика) в аме­риканской газете отходят на задний план перед оглушающим, раз­влекающим читателя материалом (сенсации, моды, описание отдель­ных персон и т. д.)» (Кузьмичев В. А., 1930).


В качестве примера более позднего медико-психодиагностическо­го изучения документов можно привести тематический анализ содер­жания 4000 записанных сновидений здоровых и больных людей, кото­рый осуществлялся В. Н. Касаткиным на протяжении 30-50-х годов (Касаткин В. Н., 1967). При этом учитывались основные особенности качеств и условий жизни людей, сновидения которых изучались: воз­раст, пол, образование, специальность, состояние здоровья, семейное положение, родной язык и владение другими языками, местожитель­ство, биографические сведения, дата, содержание дня, предшествую­щего сновидению, и состояние испытуемого при пробуждении.


Автор, в частности, нашел, что в «сновидениях взрослых людей встречались элементы, связанные с работой, трудовой деятельностью (специальностью), в 62,5 % всех сновидений; элементы быта, как то: жилище, одежда, пища и т. п. - в 41,4 % всех сновидений; элементы, связанные со здоровьем, — в 44,3 %; эпизоды из семейной жизни — в 38,6 %, сексуальные - в 8,0 % всех сновидений» (там же). Эти и дру­гие данные позволили Касаткину оспаривать фрейдистскую теорию сновидений.


Американскими исследователями контент-анализ стал использо­ваться с 40-х годов и для определения психологических особеннос­тей, психических состояний личности и групп. Например, психоло­гическую структуру отдельной конкретной личности на основе ана­лиза коллекции личностных документов исследовали Г. Оллпорт (Allport G., 1942) и А. Болдуин (Baldwin A., 1942). Психическую на­пряженность, предсуицидные состояния и мотивацию посредством анализа содержания писем, записок, дневников пытались измерить Дж. Доллард и О. Маурер (Dollard J., Mowrer О., 1947), Ч. бсгуд и Е.Уолкер (Osgood Ch,, Walker Е., 1959).


В целях специфической психолого-политической диагностики изучали различия в социальных ценностях у представителей США и Германии К. Левин и X. Себалд (Lewin К., 1 947; Sebald H., 1962). Первый исследователь анализировал американскую и немецко-фаши­стскую литературу для юношества, а второй - песенники этих же стран, изданные в 1940 г. В обоих исследованиях были обнаружены явные различия в ценностных ориентациях, которые пропагандиро­вались американскими и немецкими изданиями тех лет.


К подобного же рода анализу относится исследование использо­вания эмоциональных стереотипов в газете «Чикаго Трибюн», оппо­зиционно настроенной к президенту Рузвельту и его политике, про­веденное в 30-х годах С. Сарджентом (Sargent S., 1939). Для выраже­ния отношения к политике и практике рузвельтовского направления газета использовала негативные стереотипы типа «диктатура, инкви­зитор, регламентация, подачка», тогда как в газете «Нью-Йорк тайме» в аналогичных случаях употреблялись термины: «контроль, рассле­дователь, регулирование, помощь». Множественное сопоставление со­ответствующих выражений и понятий в газетах выявило отношение стоящих за газетами групп к определенным политическим лидерам, партиям и явлениям.


Л. Лоуэнталь на основе количественного анализа биографий, пуб­ликуемых в популярных журналах, показал, как изменялись ценнос­ти и кумиры американского общества на протяжении первых четы­рех десятилетий нашего века от «идолов производства» (бизнесмены, менеджеры, банкиры и т. д.) к «идолам потребления» (певцы, кино­звезды, спортсмены и т. п.) (Lowenthal L., 1950).


Многочисленные, зачастую спекулятивные, исследования были проведены западными психологами и психоаналитиками для изуче­ния личностных особенностей писателей на основе контент-анализа их литературных произведений (особенно часто анализировались со­чинения В. Шекспира и Ф. М. Достоевского).


Вместе с тем контент-анализ репрезентативных выборок про­изведений художественной литературы и искусства может позво­лить выявить обобщенные «характеристики и особенности авто­ров в зависимости, например, от социально-демографических при­знаков. Подобные статистические закономерности особенностей отражения людей и социальной среды писателями были обнаружены нами при изучении художественной прозы и портретной живописи» (Семенов В. Е., 1983). Сошлемся и на контент-анализ эпизодов жестокости и агрессии в западных и отечественных ки­нофильмах, выполненный под нашим руководством Н. Н. Лепехи­ным и Ч. А. Шакеевой. Анализ выявил количественное преоблада­ние и более жестокий характер подобных эпизодов в западных фильмах (Социально-психологические проблемы нравственного воспитания личности. Л., 1984).


С 50-х годов получает распространение качественно-количествен­ный анализ вербальной коммуникации в малых группах, начатый Р. Бейлсом (следует отметить, что обычно такие исследования приня­то относить к наблюдению, хотя речь, зафиксированная, например, на магнитной ленте, становится уже документом). Посредством ана­лиза диалогов, деловых бесед, дискуссий в малых группах и первич­ных коллективах можно диагностировать стиль руководства, социаль­но-психологический климат, конфликтность и т. п. (см., напр.: Обо­зов Н. Н., 1979). Аналогичные возможности открываются для психо­диагностики процессов и состояний при изучении массового вербального поведения на улице, в транспорте, магазинах и т. д. (Semenov V., 1984).


Таким образом, опыт применения качественно-количественного анализа различных документов демонстрирует его значительные воз­можности для психодиагностики, причем как на уровне личности, так и на уровне малых и больших групп. В качестве эмпирических объек­тов изучения могут быть использованы личные документы (письма, фотографии, дневники, автобиографии и т. п.), материалы групповой, коллективной и массовой коммуникации (записи разговоров, дискус­сий, совещаний, всевозможные уставы, приказы, объявления, газеты, радиопередачи, реклама и т. п.), а также продукты деятельности лю­дей, включая литературу и искусство.


Помимо самостоятельного применения или равноправного при­менения в комплексе с другими методами контент-анализ может выс­тупать и в качестве вспомогательной техники для обработки данных, полученных посредством прожективных методик (например, ТАТ, тест Роршаха), нестандартизованных интервью, открытых вопросов ан­кет и т. п. (Логинова Н. А., Семенов В. Е., 1973; Столин В. В., 1982; Lindner R., 1950; Hafner A., Kaplan A., 1960).


Следует подчеркнуть, что контент-анализ основан на принципе повторяемости, частотности различных смысловых и формальных элементов в документах (определенных понятий, суждений, тем, об­разов и т. п.). Поэтому данный метод применяется только тогда, когда имеется достаточное количество материала для анализа (представле­но много отдельных однородных документов, автобиографий, писем, фотографий и т. д. или есть несколько и даже один документ, напри­мер дневник, но достаточного объема). При этом интересующие нас элементы содержания (единицы анализа) также должны встречаться в исследуемых документах с достаточной частотой. В противном слу­чае выводы будут лишены статистической достоверности. Критери­ем здесь служит закон больших чисел.


Не все виды документов пригодны для контент-анализа по при­чине затруднений с формализацией их содержания. Иногда невозмож­но задать четкие однозначные правила для фиксирования нужных характеристик содержания (например, трудно или совершенно невоз­можно формализовать описание лирического героя некоторых поэти­ческих произведений).


Следовательно, объекты анализа должны удовлетворять требова­ниям статистической значимости и формализации.


Квантификация в контент-анализе от простого подсчета частот встречаемости тех или иных элементов-единиц содержания постепен­но эволюционировала к более сложным статистическим средствам. В частности, еще в 1942 г. А. Болдуином был предложен подсчет совме­стной встречаемости слов в тексте (Baldwin А., 1942). В конце 50-х годов Ч. Осгуд с сотрудниками обогатил контент-анализ методикой «связанности символов», в которой развивается принцип Болдуина, что позволяет обнаруживать неслучайные, связанные между собой элементы содержания, представленные в специальных матрицах (Се­менов В. Е., 1983; Osgood Ch., 1959). В сущности, эта методика была началом введения в контент-анализ корреляционной техники, а затем и факторного анализа.


Новым этапом в развитии контент-анализа стала его компьюте­ризация в 60-х годах. Ё Массачусетском технологическом институте появился «универсальный анализатор» (The General Inquirer) - комп­лекс компьютерных программ анализа текстовых материалов, при по­мощи которого можно подсчитывать частоты категорий содержания текста, получать различные индексы на основе совместного появле­ния этих категорий и т. д. (Stone Ph., Dunphy D., 1966). Подобным образом были исследованы речи двадцати американских президен­тов при их вступлении на этот пост, редакционные статьи в газетах разных стран, личные письма, сочинения, вербальное поведение пси­хически больных людей и прочие материалы. С 70-х годов в США разрабатываются стандартные компьютерные программы анализа раз­нообразных документов, которые предлагаются организациям и час­тным лицам (Сохоп А., 1977), компьютерный контент-анализ разви­вается и в других странах (Deichelsel A., 1975).


Естественно, что использование компьютерных программ в кон­тент-анализе обеспечивает этому методу явные преимущества, зак­лючающиеся в надежности получаемых данных и быстроте анализа, по сравнению с ручным, выполняемым людьми-кодировщиками, ко­торые подвержены ошибкам из-за утомления и субъективных факто­ров. Таким образом, трудоемкость составления программ окупается тем огромным объемом содержания, которое достаточно быстро и на­дежно можно проанализировать на компьютере, а также освобожде­нием кодировщиков от их чрезвычайно утомительного труда. В це­лом проблемы использования машинного контент-анализа близки общей стратегии применения компьютеров в эмпирических соци­альных исследованиях. Важно правильно определить, когда следует воспользоваться машинным, а когда ручным анализом, что зависит от задач исследования, от объема материалов, подлежащих анализу, от степени их формализуемости.


ГЛАВА 3 ПСИХОМЕТРИЧЕСКИЕ ПСИХОДИАГНОСТИКИ


3.1. РЕПРЕЗЕНТАТИВНОСТЬ ТЕСТОВЫХ НОРМ


Основные статистические принципы построения тестов достаточ­но полно освещены в появившейся в начале 80-х годов на русском языке литературе по дифференциальной психометрике (Аванесов В. С., 1982; Анастази А., 1982; Гайда В. К., Захаров В. П., 1982). Тем не менее в указанных руководствах центральная проблема пси­хометрики тестов - вопрос о тестовых нормах - еще не получила пос­ледовательного освещения. Прежде всего это относится к руковод­ству известной представительницы американской тестологии А. Ана­стази.


В руководстве Анастази не получают достаточного критического обсуждения две основополагающие предпосылки традиционной за­падной тестологии: вопрос о применении статистических норм (кван­тилей распределения баллов) в качестве диагностических норм и воп­рос о сведении всех эмпирических распределений к нормальной мо­дели. Ниже эти предпосылки будут проанализированы в контексте краткой реконструкции системы основных понятий дифференциаль­ной психометрики.


Статистическая природа тестовых шкал. Типичный измери­тельный тест в психодиагностике - это последовательность кратких заданий, или пунктов, дающая в результате ее выполнения испытуе­мым последовательность исходов, которая затем подвергается одно­значной количественной интерпретации. Примеры интерпретации в интеллектуальных тестах, состоящих из отдельных задач: «правиль­ное решение», «ошибочное решение», «отсутствие ответа» (пропуск задачи из-за нехватки времени). Примеры интерпретации в случае лич­ностных опросников, состоящих из высказываний, предлагаемых для подтверждения испытуемым: «подтверждение» (ответ «верно»), «от­вержение» (ответы «не согласен», «неверно»).


Суммарный балл по тесту подсчитывается с помощью ключа: ключ устанавливает числовое значение исхода по каждому пункту. Напри­мер, за правильное решение задания дается «+1», за неправильное решение или пропуск - «О». Тогда балл буквально выражает количе­ство правильных ответов.


Исход по отдельному заданию подвержен воздействию не только со стороны измеряемого фактора - способности или черты личности испытуемого, но и побочных шумовых факторов, которые являются иррелевантными по отношению к задаче измерения. Примеры слу­чайных факторов: колебания внимания, вызванные неожиданными от­влекающими событиями (шум на улице, стук в дверь и т. п.), трудно­сти в понимании смысла задания (вопроса), вызванные особенностя­ми опыта данного конкретного испытуемого, и т. п. Последователь­ность исходов оказывается последовательностью событий, содержа­щей постоянный и случайный компоненты. Как известно, основным приемом, позволяющим устранить искажающее влияние случайных факторов на результат (суммарный балл), Является балансировка это­го влияния с помощью повторения. При этом фактически предпола­гается, что повторение обеспечивает рандомизацию (случайное варь­ирование) неконтролируемого фактора, в результате чего при сумми­ровании исходов Положительные и негативные эффекты случайных факторов взаимопоглощаются (о механизме рандомизации см.: Готтсданкер Р., 1982).


В оптимальном тесте набор и последовательность заданий орга­низуются таким образом, чтобы повысить долю постоянного компо­нента и сократить долю случайного в величине суммарного балла. Тем не менее, несмотря на различные статистические ухищрения, суммарный балл в психологических измерениях содержит несравнен­но большую долю случайного компонента, чем в обычных физичес­ких измерениях. В силу этого суммарный балл оказывается опреде­ленным лишь в известных пределах, заданных ошибкой измерения.


Для того чтобы оценить эффективность, дифференциальную цен­ность всей процедуры измерения, необходимо соотнести размеры ошибки измерения с размерами разброса суммарных баллов, вызван­ных индивидуальными различиями в измеряемой характеристике между испытуемыми. В терминах Статистики речь идет о сравнении так называемой истинной дисперсии распределения суммарных баллов с дисперсией ошибки. Именно этим обусловлен необходимый интерес психометристов к распределению суммарных баллов. Поэто­му анализ распределения необходим не только при использовании статистических норм, но и в случае абсолютных и критериальных норм.


Как известно, частотное распределение суммарных баллов имеет удобную графическую интерпретацию в виде кривых распределений: гистограммы и кумуляты (см., в частности, удачное популярное вве­дение в описание распределений в книге: Кимбл Г., 1982, с. 55-70). В случае гистограммы по оси абсцисс откладываются «сырые очки» -первичные показатели суммарных баллов, возможных для данного теста, по оси ординат - относительные частоты (или проценты) встре­чаемости баллов в выборке стандартизации (Анастази А., 1982, с. 66). Как известно, для «колоколообразной» кривой нормального распре­деления дисперсия визуализируется как параметр, ответственный за «распластанность» графика плотности вероятности (теоретического аналога эмпирической кумуляты) вдоль оси X. Чтобы визуализиро­вать дисперсию ошибки измерения, нужно было бы многократно про­вести тест с одним испытуемым и построить графическое распреде­ление частот его индивидуальных баллов (рис. 1).


Очевидно, что дифференцирующая способность теста сводится к нулю, если кривые, иллюстрирующие «истинную» и «ошибочную» дисперсии» совпадают. Как видим, анализ распределения тестовых баллов необходим уже для анализа надежности теста (см. раздел 3.2).


Проблема меры в психометри­ке и свойства пунктов теста. В физических измерениях калибров­ка шкалы производится на основе контроля за равномерным варьиро­ванием измеряемого свойства в эта­лонных объектах. Носителем меры является эталон- физический объект, стабильно сохраняющий заданную величину измеряемого свойства. В дифференциальной психометрике такие физические эталоны отсутствуют: мы не располагаем индивидами, которые были бы постоянными носителями за­данной величины измеряемого свойства.



Рис. 1.Соотношение индивидуальной и общей вариации тестовых баллов



Роль косвенных эталонов в психометрике выполняют сами тесты: в том смысле, в каком труд­ность задач можно рассматривать как величину, прямо пропорцио­нально сопряженную со способностью (чем труднее задача, тем выше должен быть уровень способности, требуемый для ее решения). Ана­логом понятия «трудность» для «ли-вопросов»[10]
опросника является «сила»: более «сильные» высказывания (в логическом смысле) вызы­вают подтверждение (согласие) у меньшего числа испытуемых. Ни трудность, ни силу пунктов теста нельзя выявить иначе, чем с помо­щью проведения теста. Операциональным определением трудности оказывается «процентильная мера»: процент испытуемых, справив­шихся с заданием теста (или ответивших «верно» на «ли-вопрос»). Чем меньше процент, тем выше трудность.


Кривая распределения тестовых баллов отражает свойства пунк­тов, из которых составлен тест. Если кривая имеет правостороннюю асимметрию, то в тесте преобладают трудные задания; если кривая имеет левостороннюю асимметрию, значит, большинство пунктов в тесте - легкие (слабые) (рис. 2).





Рис. 2.Асимметрии распределения тестовых баллов




Тесты первого типа плохо дифференцируют испытуемых с низ­ким уровнем способностей: все эти испытуемые получают примерно одинаковый низкий балл. Тесты второго типа, наоборот, хуже диффе­ренцируют испытуемых с высоким уровнем способностей.


Если пункты обладают оптимальным уровнем трудности (силы), то кривая распределения зависит от того, насколько пункты однород­ны. Если пункты разнородны (исход по одному пункту не предопре­деляет исход по другому), то мы получаем тест в виде последователь­ности независимых испытаний Бернулли. Как известно из математи­ческой статистики, при достаточно большом количестве независимых испытаний с двумя разновероятными исходами кривая биномиально­го распределения (кривая суммарного балла) по закону больших чи­сел автоматически приближается к кривой нормального распределе­ния (центральная предельная теорема Муавра - Лапласа). Если тест содержит разнородные задания примерно равного уровня трудности (именно такие задания и подбираются для измерения интегральных свойств личности), то нормальность распределения суммарных бал­лов возникает автоматически - как артефакт самой процедуры под­счета суммарных баллов. При этом, конечно, форма кривой распре­деления баллов не позволяет говорить о реальной форме распределе­ния измеряемого свойства, каким оно является само по себе - в ши­рокой популяции испытуемых. Нормальность распределения есть артефакт, прямое следствие направленного отбора пунктов с задан­ными свойствами.


Если подбираются пункты, тесно положительно коррелирующие между собой (испытания не являются статистически независимыми), то в распределении баллов возникает отрицательный эксцесс (рис. 3,а), Максимальных значений отрицательный эксцесс достигает по мере возрастания вогнутости вершины распределения - до образования двух вершин -двух мод (с «провалом» между ними -рис. 3,6). Бимо­дальная конфигурация распределения баллов указывает на то, что вы­борка испытуемых разделилась на две категории (с плавными пере­ходами между ними): одни справились с большинством заданий (со­гласились с большинством «ли-вопросов»), другие - не справились.



Рис. 3. Отрицательные (а, б) положительный (в) эксцессы распределения тестовых баллов


Такая конфигурация распределения свидетельствует о том, что в ос­нове пунктов лежит какой-то один общий им всем признак, соответ­ствующий определенному свойству испытуемых: если у испытуемых есть это свойство (способность, умение, знание), то они справляются с большинством пунктов, если этого свойства нет - то не справляют­ся. В некоторых редких ситуациях пункты могут отрицательно корре­лировать друг с другом. В этом случае на кривой возникает положи­тельный эксцесс (рис. 3, в): вся масса эмпирических точек собирается вблизи среднего значения. Такое возможно в двух случаях: 1) когда ключ составлен неверно -объединены при подсчете отрицательно свя­занные признаки, которые обусловливают взаимоуничтожение бал­лов; 2) когда испытуемые применяют, разгадав направленность оп­росника, специальную тактику «медианного балла» - искусственно балансируют ответы «за» и «против» одного из полюсов измеряемого качества.


Итак, когда в качестве единственного эталона измерения психодиагностами рассматривается сам тест, то в качестве меры измеряе­мого свойства выступает положение балла на кривой распределения. Применяется процентильная шкала. В качестве универсальной меры, пригодной для разных (по своей качественной направленности и ко­личеству пунктов) тестов, используется «процентильная мера». Процентилъ — процент испытуемых из выборки стандартизации, кото­рые получили равный или более низкий балл, чем балл данного испы­туемого. Таким образом, в качестве источника данной меры высту­пает нормативная выборка (выборка стандартизации), на которой построено нормативное распределение тестовых баллов. Процентильные шкалы лежат в основе всех традиционных шкал, применяе­мых в тестологии (Т-очки MMPI, баллы IQ, стены 16 PF и др.).


Подчеркнем, что с точки зрения теории измерений, процентильные шкалы относятся к порядковым шкалам: они дают информацию о том, у кого из испытуемых сильнее выражено измеряемое свойство, но не позволяют говорить о том, во сколько раз сильнее. Для того чтобы строить на базе таких шкал количественный прогноз, нужно повысить уровень измерения (популярное изложение представлений о теории измерений см. в книге: Клигер С. А. и др., 1978). Переход к шкалам интервалов производят либо на базе эмпирического распределения, либо на базе произвольной модели теоретического распределения. В абсолютном большинстве случаев в роли такой теоретической модели ока­зывается модель нормального распределения (хотя в принципе может быть использована любая модель).


В целом кроме статистических, процентильных шкал следует от­личать нередко используемые в дифференциальной психометрике еще 2 вида шкал (и соответственно 2 вида тестовых норм). Это, во-пер­вых, то, что можно условно назвать «абсолютными тестовыми нор­мами» — в роли шкалы для вынесения диагноза выступает сама шкала «сырых» очков, во-вторых, «критериальные» тестовые нормы. При­менение таких норм можно считать оправданным в двух случаях: 1) когда сама тестовая «сырая» шкала имеет практический смысл (на­пример, студент, изучающий иностранный язык, должен знать как можно больше слов этого языка, и сырой показатель лексического теста имеет практический смысл); 2) когда сырой балл по тесту в ре­зультате эмпирических исследований связывается с заданной вероят­ностью успешности какой-либо практической деятельности (вероят­ность успеха «критериальной» деятельности, каковой для упомяну­того выше примера может быть синхронный перевод монолога в те­чение 30 минут).


Процентильная нормализация шкалы. Выше Показано, что нор­мальность распределения достигается искусственным подбором пун­ктов теста с заданными статистическими свойствами: Опишем еще ряд процедур, которые также широко используются для искусствен­ной нормализации.


1. Нормализация пунктов. Ключ для данного пункта корректиру­ется на базе нормальной модели. Если среди нормативной выборки с данным заданием справились только 16 % испытуемых, то данному пункту на интервальной шкале «трудности» (при условии априорно­го принятия нормальной модели с параметрами М = 0 и а = 1) соот­ветствует значение +1 (см. график в книге: Анастазй А., 1982, с. 181). Если справились 75 % испытуемых, то балл пункта на сигма-шкале равен-0,67. В результате суммирования по пунктам баллов, скоррек­тированных нормализацией, суммарные баллы лучше приближаются к нормальному распределению.


2. Нормализация распределения суммарных баллов (или интер­вальная нормализация). В этом случае по таблице нормального рас­пределения (нормального интеграла) производится переход от процентильной шкалы к сиг­ма-шкале: используется функция, обратная интег­ральной, - от ординаты производится переход к абсциссе нормального рас­пределения.



Рис. 4. Преобразование процентильной шкалы (по оси

X

) в нормализованную сигма-шкалу (по оси

Y

)


На рис. 4 дана условная графическая ил­люстрация этого перехода (кривая, обратная традици­онной S-образной интег­ральной кривой нормаль­ного распределения).


Приведем пример интервальной нормализации (табл. 3). Пусть строка X содержит сырые баллы (не нормализованные) по тесту, по­лученные простым подсчетом правильных ответов. В строке Р - час­тоты встречаемости сырых баллов в выборке из 62 испытуемых. В строке F - кумулятивные частоты: =. В строке F* - кумулятивные баллы: . В строке PR - процентильные ранги: . В строке σ даются нормализованные баллы, по­лученные из соответствующих процентильных рангов по таблицам, а -оценки часто называются в зарубежной литературе также z-оценками.


Таблица 3













X


P


F


F*


PR


σ


3


2


2


1


1,6


-2,1


4


18


20


11


17,7


-0,9


5


13


33


26,5


42,7


-0,2


6


8


41


37


59,7


0,2


7


10


51


46


74,2


0,6


8


6


57


54


87,1


1,1


9


4


61


59


95,2


1.7


10


1


62


61.5


99.2


2.4


n=62


Σ=
100


M=0


σ =1



Трудность, с которой сталкиваются начинающие при использова­нии интервальной нормализации, состоит в том, что обычные статис­тические таблицы не приспособлены для психометрики: нужно отыс­кивать значение процентильного ранга внутри таблицы, а соответству­ющую сигма-оценку – с краю. Для облегчения ориентации приведем фрагмент таблицы соответствий PR, а и стенов (табл. 4):


Таблица 4




























PR


σ


стен


99


2,33


10


95


1,64


10


90


1,28


9


85


1,04


8


80


0,84


8


75


0,68


7


70


0,52


6,5


65


0,39


6,5


50


0,25


6


55


0,13


6


PR


σ


стен


50


0,0


5,5


45


-0,13


5


40


-0,25


35


-0,39


4,5


30


-0,52


4


25


-0,68


4


20


-0,84


15


-1,04


3


10


-1,28


2


5


-1,64


1


1


-2,33


1



В обычных таблицах из соображений симметрии даны лишь зна­чения для PR > 50. Для PR < 50 соответствующие значения находят­ся из тех же таблиц σ = ψ -1
(1- PR/100). Например, для PR =35 мы находим 1 - PR/100 = 1 - 0,35 = 0,65, затем - по табл. ψ -1
= 0,39 и бе­рем это значение с отрицательным знаком -0,39. Для нормализации удобно пользоваться графическим методом (нормальной бумагой, стандартной 5-образной кривой и т. п.).


В результате нормализации интервалы между исходными сыры­ми баллами переоцениваются в соответствии с нормальной моделью. В отличие от процентильной шкалы, нормальная шкала придает боль­ший вес (в дифференциации испытуемых) краям распределения: раз­личия между испытуемыми, набравшими 95 и 90 процентилей, оце­ниваются как более высокие, чем различия между испытуемыми, набравшими 65 и 60 процентилей.


В применении к шкалам оценок (рейтинговым шкалам) метод нормализации интервалов называется «методом последовательных интервалов» (Клигер С. А. и др., 1978, с. 75-81).


В результате применения процедуры нормализации исследователь-психометрист получает для нормативной выборки таблицу перевода сырых баллов в нормализованные баллы. На основе этих таблиц час­то строят графики: деления сырых баллов наносят на числовую ось с неравными интервалами, так что эмпирическое распределение час­тот максимально близко приближается к нормальной форме. Пример такой графической нормализации - профильные листы MMPI (Анастази А., 1982, с. 129).


Так как нормальное распределение описывается всего двумя па­раметрами: средним М (мерой положения) и средним квадратическим (или стандартным) отклонением а (мерой рассеяния), то диаг­ностические нормы в случае нормализованных шкал описываются в единицах отклонений от среднего по выборке; например, заключают, что испытуемый А показал результат, превышающий средний балл на две сигмы, испытуемый В -результат, оказавшийся ниже среднего балла на одну сигму, и т. п. На процентильной шкале этому соответ­ствуют процентильные ранги 95 и 16 соответственно.


Переход к нормальному распределению создает очень удобные условия для количественных операций с диагностической шкалой: как со шкалой интервалов с ней можно производить операции ли­нейного преобразования (умножение и сложение), можно описы­вать диагностические нормы в компактной форме (в единицах от­клонений), можно применять линейный коэффициент корреляции Пирсона, критерии для проверки статистических гипотез, постро­енные в применении к нормальному распределению, т. е. весь ап­парат традиционной статистики (основанной на нормальном рас­пределении). !


Неправомерность онтологизации нормального закона. В тради­ционной психометрике нормальное распределение выступает в роли инструментального понятия, облегчающего оперирование с данны­ми. Но это не означает, что можно забывать об искусственном проис­хождении нормального распределения. Традиции западной тестологии, основанные еще Ф. Гальтоном, предполагают однородность тео­ретических представлений психометрики и биометрики. Точно так же как происхождение нормального распределения при исследовании вариативности биологических характеристик человеческого организма связывается с наличием взаимодействия постоянного фактора гено­типа и изменчивых случайных факторов фенотипа, - происхождение межиндивидуальных психологических различий связывается с гене­тическим кодом, якобы предопределяющим положение индивида на оси нормальной кривой. В действительности же нет никаких оснований приписывать появление нормальной кривой, часто получаемой с помощью специальных статистических непростых процедур, дей­ствию механизма наследственности.


В тех случаях, когда на большой выборке удается получить нор­мальное распределение без каких-либо искусственных способствую­щих этому мер, это опять-таки не означает вмешательства генетики. Закон нормального распределения воспроизводится всякий раз, когда на измеряемое свойство (на формирование определенного уровня спо­собностей индивида) действует множество разных по силе и направ­ленности факторов, независимых друг от друга. История прижизнен­ных средовых воздействий, которые испытывает на себе субъект, так­же подобна последовательности независимых событий: одни факторы действуют в благоприятном направлении, другие - в неблагоприятном, а в результате взаимопогащение их влияний происходит чаще, чем тен­денциозное однонаправленное сочетание (большинство благоприятных или большинство неблагоприятных), т. е. возникает нормальное рас­пределение. Массовые исследования показывают, что введение конт­роля над одним из средовых популяционных факторов (уровень обра­зования родителей, например) приводит к расслоению кривой нормаль­ного распределения: выборочные кривые оказываются смещенными относительно друг друга (Анастази А., 1982, с. 201). Эти результаты служат ярким подтверждением социокультурного происхождения ста­тистических диагностических норм, что одновременно служит осно­ванием для серьезных предосторожностей при переносе норм, полу­ченных на одной популяции, на другие популяции. Однородными мож­но считать только те популяции, по отношению к которым действует одинаковый механизм выборки: ив ситуации создания (стандартиза­ции) теста, и в ситуации его диагностического применения. Здесь при­ходится учитывать и такие нюансы выборочного механизма, как фено­мен нормальных добровольцев. Если выборку стандартизации форми­ровать на студентах, добровольно согласившихся участвовать в тести­ровании, а применение теста планируется на сплошных выборках (в административном порядке), то это грозит определенными ошибками в диагностических суждениях, так как психологический портрет «доб­ровольца» в существенных чертах отличается от портрета испытуемо­го, соглашающегося на тестирование только под административным давлением (Шихирев П.Н, 1979, с. 181).


Подсчет параметров и оценка типа распределения. Для описа­ния выборочного распределения, как правило, используются следую­щие известные параметры:


1. Среднее арифметическое значение:


, (3.1.1)


где xj
– балл i
-го испытуемого;


yi

-значение i
-го балла по порядку возрастания;


pi
- частота встречающегося i
-го балла;


n - количество испытуемых в выборке (объем);


m - количество градаций шкалы (количество баллов).


2. Среднее квадратическое (стандартное) отклонение:


3.


, (3.1.2)


где - сумма квадратов тестовых баллов для и испытуемых.


3. Асимметрия:


(3.1.3)


где - среднее арифметическое значение;


S - стандартное отклонение;


θ
- среднее кубическое значение: ,


С - среднее квадратическое:


4. Эксцесс:


, (3.1.4)


где Q
- среднее значение четвертой степени: .


Стандартная ошибка среднего арифметического значения (мате­матического ожидания) оценивается по формуле:


(3.1.5)


На основе ошибки математического ожидания строятся довери­тельные интервалы: )


Если тестовый балл какого-либо испытуемого попадает в грани­цы доверительного интервала, то нельзя считать, что испытуемый обладает повышенным (или пониженным) значением измеряемого свойства с заданным уровнем статистической значимости.


Асимметрия и эксцесс нормального распределения должны быть равны нулю. Если хотя бы один из двух параметров существенно от­личается от нуля, то это означает анормальность полученного эмпи­рического распределения.


Проверку значимости асимметрии можно произвести на основе общего неравенства Чебышева:


(3.1.6)


где Sa
- дисперсия эмпирической оценки асимметрии:


, (3.1.7)


где р - уровень значимости или вероятность ошибки первого рода: ошибки в том, что будет принят вывод о незначимости асимметрии при наличии значимой асимметрии (в формулу подставляют стандар­тные р = 0,05 или р = 0,01 и проверяют выполнение неравенства). Сходным образом оценивается значимость эксцесса:


(3.1.8)


где Sе
- эмпирическая дисперсия оценки эксцесса:


. (3.1.9)


]


Гипотезы об отсутствии асимметрии и эксцесса принимаются с вероятностью ошибки р (пренебрежимо малой), если выполняются неравенства (3.1.6) и (3.1.8).


Более легкий метод проверки нормальности эмпирического рас­пределения основывается на универсальном критерии Колмогорова. Для каждого тестового балла у. (для каждого интервала равнозначно­сти при дискретизации непрерывной хронометрической шкалы) вы­числяется величина D. - модуль отклонения эмпирической и теорети­ческой интегральных функций распределения:


(3.1.10)


где F- эмпирическая интегральная функция (значение кумуляты в данной точке у
j
); U — теоретическая интегральная функция, взятая из таблиц[11]
. Среди Dj
отыскивается максимальное значение Dmax
, и вели­чина сравнивается с табличным значением критерия Колмогорова.


В таблице 5 приведены асимптотические критические значения для распределения Колмогорова (при ). Близость эмпиричес­кого значения λе
к левосторонним стандартным квантилям λt
позво­ляет констатировать близость эмпирического и предполагаемого тео­ретического распределения с пренебрежимо малой вероятностью ошибки р (0,01; 0,05; 0,10 и т, п.). Близость λе
к правосторонним стан­дартным квантилям λ­­t
позволяет сделать вывод о статистически зна­чимом отсутствии согласованности эмпирического и теоретического распределений. Надо помнить, что критерий Колмогорова, очень про­стой в вычислительном' отношении, обеспечивает надежные выводы лишь при 200: Критерий Колмогорова резко снижает свою эф­фективность, когда наблюдения группируются по малому количеству интервалов равнозначности. Например, при n = 200 количество ин­тервалов должно быть не менее 20 (примерно по 10 наблюдений на каждый интервал в среднем).


Таблица 5






































Квантиль λt


0,44


0,52


0,57


0,61


0,65


0,71


Вероятность p


0,99


0,95


0,90


0,85


0,80


0,70


Квантиль λt


0,89


0,97


1,07


1,22


1,36


1,52


1,63


Вероятность p


0,40


0,30


0,20


0,15


0,05


0,02


0,01




Если проверка согласованности эмпирического распределения с нормальным дает положительные результаты, то это означает, что полученное распределение можно рассматривать как устойчивое -репрезентативное по отношению к генеральной совокупности - и, следовательно, на его основе можно определить репрезентативные тестовые нормы. Если проверка не выявляет нормальности на требу­емом уровне, то это означает, что либо выборка мала и нерепрезента­тивна к популяции, либо измеряемые свойство и устройство теста (спо­соб подсчета) вообще не дают нормального распределения.


В принципе отнюдь не обязательно все нормативные распределе­ния сводить к нормальным. Можно с равным успехом пользоваться хорошо разработанными моделями гамма-распределения, пуассоновского распределения и т. п. Критерий Колмогорова позволяет оценить близость вашего эмпирического распределения к любому теоретичес­кому распределению. При этом устойчивым и репрезентативным мо­жет оказаться распределение любого типа. Если из нормальности, как правило, следует устойчивость, то обратное неверно -устойчивость вовсе не обязательно предполагает нормальность распределения.


Наличие значимой положительной асимметрии (см. рис. 2,а) сви­детельствует о том, что в системе факторов, детерминирующих зна­чение измеряемого показателя, преобладают факторы, действующие в одном направлении - в сторону повышения показателя. Такого рода отклонения появляются при использовании хронометрических пока­зателей: испытуемый не может решить задачу быстрее определенно­го минимально необходимого периода, но может существенно долго задерживаться с ее решением. На практике распределения такого рода преобразуют в приближенно нормальное распределение с помощью логарифмической трансформации:


(3.1.11)


При этом говорят, что распределение хронометрических показа­телей подчиняется «логнормальному» закону.


Подобную алгебраическую нормализацию тестовой шкалы при­меняют и к показателям с еще более резко выраженной положитель­ной асимметрией. Например, в процедурах контент-анализа сам тес­товый показатель является частотным: он измеряет частоту появле­ния определенных категорий событий в текстах. Для редких катего­рий вероятность появления значительно меньше 0,5. Формула преобразования


(3.1.12)


позволяет придать необходимую 5-образную форму кумуляте.


Стандартизация шкалы. В психометрике следует различать две формы стандартизации. Под стандартизацией теста понимают преж­де всего стандартизацию самой процедуры проведения инструкций, бланков, способа регистрации, условий и т. п. Без стандартизации теста невозможно получить нормативное распределение тестовых баллов и, следовательно, тестовых норм.


Под стандартизацией шкалы понимают линейное преобразование масштаба нормальной (или искусственно нормализованной) шкалы. В общем случае формула стандартизации выглядит так:


, (3.1.13).


где xi
- исходный балл по «сырой» шкале, для которой доказана нор­мальность распределения;


- среднее арифметическое по «сырому» распределению; S - «сырое» стандартное отклонение;


М- математическое ожидание по выбранной стандартной шкале;


σ - стандартное отклонение по стандартной шкале.


Если шкала подвергалась предварительной искусственной норма­лизации интервалов, то формула упрощается:


zj
=σ zj
=M (3.1.14)


Приведем параметры для наиболее популярных стандартных шкал:


1) T -шкала Маккола (тест-опросник MMPI и другие тесты):


М = 50 и σ = 10,


2) шкала IQ : М = 100 и σ = 15,


3) шкала «стэнайнов» (целые численные значения от 1 до 9 -стан­дартная девятка): М = 5,0 и σ = 2,


4) шкала «стенов» (стандартная десятка, 16PF Кеттелла):


М = 5,5 .и σ = 2.


Чтобы различать стандартные баллы, полученные с помощью линейной стандартизации и нелинейной нормализации интервалов, Р. Кеттелл ввел понятие «S-стенов» и «n-стенов». Таблицы «и-стенов», естественно, точнее отражают квантили эмпирического нормального распределения. Приведем образец такой таблицы для фактора А из тест-опросника 16PF;


Сырые баллы 0-4 5-6 7 8-9 10-12 13 14-15 16 17-18 19-20 Стены 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10


Применение стандартных шкал позволяет использовать более грубые, приближенные способы проверки типа распределения тесто­вых баллов. Если, например, процентильная нормализация с перево­дом в стены и линейная нормализация с переводом в стены по фор­муле (3.1.13) дают совпадающие целые значения стенов для каждого Y, то это означает, что распределение обладает нормальностью с точ­ностью до «стандартной десятки».


Применение стандартных шкал необходимо для соотнесения ре­зультатов по разным тестам, для построения «диагностических про­филей» по батарее тестов и тому подобных целей.


Проверка устойчивости распределения. Общая логика проверки устойчивости распределения основывается на индуктивном рассуж­дении: если половинное (полученное по половине выборки) распре­деление хорошо моделирует конфигурацию целого распределения, то можно предположить, что это целое распределение будет также хоро­шо моделировать распределение генеральной совокупности.


Таким образом, доказательство устойчивости распределения оз­начает доказательство репрезентативности тестовых норм. Традици­онный способ доказательства устойчивости сводится к наличию хо­рошего приближения эмпирического распределения к какому-либо те­оретическому. Но если эмпирическое распределение не приближается к теоретическому, несмотря на значительное увеличение объема выборки, то приходится прибегать к более общему индуктивному ме­тоду доказательства.


Простейший его вариант может быть сведен к получению таблиц перевода сырых баллов в нормализованную шкалу по данным всей выборки и применению этих таблиц для каждого испытуемого из по­ловины выборки; если распределение нормализованных баллов из по­ловины выборки хорошо приближается к нормальному, то это значит, что заданные таблицами нормализации тестовые нормы определены устойчиво. Близость к нормальному распределению проверяется с по­мощью критерия Колмогорова (при n <200 целесообразно использо­вать более мощные критерии: «хи-вадрат» или «омега-квадрат»).


При этом под «половиной выборки» подразумевается случайная половина, в которую испытуемые зачисляются случайным образом -с помощью двоичной случайной последовательности (типа подбра­сывания монетки и т. п.). В более общем случае такой простейший метод установления однородности двух эмпирических распределений может быть применен и при разбиении выборки по какому-либо сис­тематическому признаку. Если, в частности, по какому-либо из популяционно значимых признаков (пол, возраст, образование, профес­сия) психолог получает значимую неоднородность эмпирических распределений; то это значит, что относительно данных популяционных категорий тестовые нормы должны быть специализированы (одна таблица норм - для мужчин, другая - для женщин и т. д.).


Более статистически корректный метод проверки однородности двух распределений, полученных при расщеплении выборки на рав­ные части, опять же связан с применением критерия Колмогорова. Для этого с табличным значением сравнивается:


(3.1.15)


где Ке
- эмпирическое значение статистики Колмогорова;


Fj
1
- кумулятивная относительная частота для у-того интервала шкалы по первой половине выборки;


Fj
2
- та же частота для второй половины;


n - полный объем выборки.


Точные значения квантилей распределения Колмогорова для опре­деления размеров выборки можно найти в кн.: Мюллер П. и др., 1982.


Применение критерия Колмогорова не зависит от нормальности целого распределения и от необходимости производить нормализа­цию интервалов.


* * *


Итак, априорная предпосылка нормальности распределения тес­товых баллов основывается скорее на принципах операционального удобства, чем на теоретической необходимости. Психометрически корректные процедуры получения устойчивых тестовых норм возмож­ны с помощью специальных методов непараметрической статистики (критерий «хи-квадрат» и т. п.) для распределений произвольной фор­мы. Выбор статистической модели распределения - законный произ­вол психометриста, пока сам тест выступает в качестве единственно­го эталона измеряемого свойства. В этом случае остается лишь тща­тельно следить за соответствием сферы применения диагностичес­ких норм той выборке испытуемых, на которой они были получены. Произвольность в выборе статистической модели шкалы исчезает, когда речь заходит о внешних по отношению к тесту критериях.


Репрезентативность критериальных тестов. В таких тестах в качестве реального эталона применяется критерий, ради которого со­здается тест, - целевой критерий. Особое значение такой подход имеет в тех областях практики, где высокие результаты могут дать узкоспеци­ализированные диагностические методики, нацеленные на очень кон­кретные и узкие критерии. Такая ситуация имеет место в обучении: тестирование, направленное на получение информации об уровне ус­воения определенных знаний, умений и навыков (При профессиональ­ном обучений), должно точно отражать уровень освоения этих навы­ков и тем самым давать надежный прогноз эффективности конкретной профессиональной деятельности, требующей применения этих навы­ков. Так возникают «тесты достижений», по отношению к которым критериальный подход обнаружил свою высокую эффективность (Гуревич К. М, Лубовский В. И,, 1982).


Рассмотрим операциональную схему шкалирования, применяе­мую при создании критериального теста. Пусть имеется некоторый критерий С, ради прогнозирования которого психодиагност создает тест X. Для простоты представим С как дихотомическую перемен­ную с двумя значениями: 1 и 0. С, = 1 означает, что j
-й субъект достиг критерия (попал в «высокую» группу по критерию), Сj
=0 означает, что i
-й субъект не достиг критерия (попал в «низкую» группу). Пси­ходиагност применяет на нормативной выборке тест X, и в ре­зультате каждый индивид получает тестовый балл Xi
. После того как для каждого индивида из выборки становится известным значение С (иногда на это требуются месяцы и годы после момента тестирова­ния), психодиагност группирует индивидов по порядку возрастания балла Xi
и для каждого деления исходной шкалы сырых тестовых бал­лов подсчитывает эмпирическую вероятность Р попадания в «высо­кую» группу по критерию С. На рис. 5 показаны распределения веро­ятности Р (Ci
= 1) в зависимости от Xi





Рис. 5 Эмпирическая зависимость между вероятностью критериального события и тестовым баллом


Очевидно, что кривая на рис. 5 по своей конфигурации может со­вершенно не совпадать с кумулятивной кривой распределения частот появления различных Xi
. Кривая, представленная на рис. 5, является эмпирической линией регрессии С по Xi
Теперь можно сформулиро­вать основное требование к критериальному тесту: линия регрессии должна быть монотонной функцией С от Xi
Иными словами, ни для одного более высокого значения X. вероятность Р не должна быть мень­шей, чем для какого-либо менее высокого значения Xi
Если это усло­вие выполняется, то открывается возможность для критериального шка­лирования сырых баллов X. Так же как в случае с интервальной норма­лизацией», когда применяется поточечный перевод интервалов Х в ин­тервалы Z, для которых выполняется нормальная модель распределения, так и при критериальном шкалировании к делениям сырой шкалы X применяется поточечный перевод прямо в шкалу Р на основании эмпи­рической линии регрессии. Например, если испытуемый А получил по тесту X 18 сырых баллов и этому результату соответствует Р=0,6, то испытуемому А ставится в соответствие показатель 60 %.


Конечно, любая эмпирическая кривая является лишь приближен­ной моделью той зависимости, которая могла бы быть воспроизведе­на на генеральной совокупности. Обычно предполагается, что на ге­неральной совокупности линия регрессии С по Х должна иметь более сглаженную форму. Поэтому обычно предпринимаются попытки ап­проксимировать эмпирическую линию регрессии какой-либо функ­циональной зависимостью, что позволяет затем производить прогноз с применением формулы (а не таблицы или графика).


Например, если линия регрессии имеет вид приблизительно та­кой, какой изображен на рис. 6, то применение процентильной нор­мализации позволяет получить простую линейную регрессию С по нормализованной шкале Z. Это как раз тот случай, когда имеет мес­то эквивалентность стратегии, использующей выборочно-статисти­ческие тестовые нормы, и стратегии, использующей критериальные нормы.



Рис. 6. Зависимость вероятности критериального события Р от


нормально распределенного диагностического параметра

X


Операции по анализу распределения тестовых баллов, построе­нию тестовых норм и проверке их репрезентативности. Завершая этот раздел, кратко перечислим действия, которые последовательно должен произвести психолог при построении тестовых норм.


1. Сформировать выборку стандартизации (случайную или стра­тифицированную по какому-либо параметру) из той популяции, на которой предполагается применять тест. Провести на каждом ис­пытуемом из выборки тест в сжатые сроки (чтобы устранить иррелевантный разброс, вызванный внешними событиями, происшедшими за время обследования).


2. Произвести группировку сырых баллов с учетом выбранного интервала квантования (интервала равнозначности). Интервал опре­деляется величиной W/m , где W=x max
— х max
; m - количество интерва­лов равнозначности (градаций шкалы).


3. Построить распределение частот тестовых баллов (для задан­ных интервалов равнозначности) в виде таблицы и в виде соответ­ствующих графиков гистограммы и кумуляты.


4. Произвести расчет среднего арифметического значения и стандар­тного отклонения, а также асимметрии и эксцесса с помощью компьюте­ра. Проверить гипотезы о значимости асимметрии и эксцесса. Сравнить результаты проверки с визуальным анализом кривых распределения.


5. Произвести проверку нормальности одного из распределений с помощью критерия Колмогорова (при n < 200 с помощью более мощ­ных критериев) или произвести процентильную нормализацию с пе­реводом в стандартную шкалу, а также линейную стандартизацию и сравнить их результаты (с точностью до целых значений стандарт­ных баллов).


6. Если совпадения не будет - нормальность отвергается; в этом случае произвести проверку устойчивости распределения расщепле­нием выборки на две случайные половины. При совпадении норма­лизованных баллов для половины и для целой выборки можно счи­тать нормализованную шкалу устойчивой.


7. Проверить однородность распределения по отношению к варь­ированию заданного популяционного признака (пол, профессия и т. п.) с помощью критерия Колмогорова. Построить в совмещенных коор­динатах графики гистограммы и кумуляты для полной и частной вы­борок. При значимых различиях разбить выборку на разнородные подвыборки.


8. Построить таблицы процентильных и нормализованных тесто­вых норм (для каждого интервала равнозначности сырого балла). При наличии разнородных подвыборок для каждой из них должна быть своя таблица.


9. Определить критические точки (верхнюю и нижнюю) для до­верительных интервалов (на уровне Р < 0,01) с учетом стандартной ошибки в определении среднего значения.


10. Обсудить конфигурацию полученных распределений с учетом предполагаемого механизма выполнения того или иного теста.


11. В случае негативного результата: отсутствия устойчивых норм для шкалы с заданным числом градаций (с заданной точнос­тью прогноза критериальной деятельности) - осуществить обсле­дование более широкой выборки или отказаться от использования, данного теста.



3.2. НАДЕЖНОСТЬ ТЕСТА



В дифференциальной психометрике проблемы валидности и надежности тесно взаимосвязаны, тем не менее мы последуем традиции раздельного изложения методов проверки этих важнейших пси­хометрических свойств теста.


Надежность и точность. Как уже отмечалось в разделе 3.1, общий разброс (дисперсию) результатов произведенных измерений мож­но представить как результат действия двух источников разнообразия: самого измеряемого свойства и нестабильности измерительной процедуры, обусловливающей наличие ошибки измерения. Это пред­ставление выражено в формуле, описывающей надежность теста и виде отношения истинной дисперсии к дисперсии эмпирически заре­гистрированных баллов:


(3.2.1)


Так как истинная дисперсия и дисперсия ошибки связаны оче­видным соотношением, формула (3.2.1) легко преобразуется в фор­мулу Рюлона:


(3.2.2)


где а - надежность теста; . -дисперсия ошибки.


Величина ошибки измерения - обратный индикатор точности из­мерения. Чем больше ошибка, тем шире диапазон неопределенности на шкале (доверительный интервал индивидуального балла), внутри которого оказывается статистически возможной локализация истинного балла данного испытуемого. Таким образом, для проверки гипо­тезы о значимости отличия балла испытуемого от среднего значения оказывается недостаточным только оценить ошибку среднего, нужно еще оценить ошибку измерения, обусловливающую разброс в поло­жении индивидуального балла (рис. 7).



Рис. 7. Соотношение распределений

Sm




стандартное отклонение эмпирического среднего,

St




стандартное отклонение ошибки




Как же определить ошибку измерения? На помощь приходят кор­реляционные методы, позволяющие определить точность (надеж­ность) через устойчивость и согласованность результатов, получае­мых как на уровне целого теста, так и на уровне отдельных его пун­ктов.


Надежность целого теста имеет две разновидности.


1. Надежность-устойчивость (ретестовая надежность). Измеряется с помощью повторного проведения теста на той же выборке испыту­емых, обычно через две недели после первого тестирования. Для ин­тервальных шкал подсчитывается хорошо известный коэффициент корреляции произведения моментов Пирсона:



где х1
i
. - тестовый балл i
-го испытуемого при первом измерении;


х2
i
. - тестовый балл того же испытуемого при повторном измерении;


n - количество испытуемых.


Оценка значимости этого коэффициента основывается на несколь­ко иной логике, чем это обычно делается при проверке нулевой гипо­тезы - о равенстве корреляций нулю. Высокая надежность достига­ется тогда, когда дисперсия ошибки оказывается пренебрежительно малой. 'Относительную долю дисперсии ошибки легко определить по формуле


(3.2.4)


Таким образом, для нас существеннее близость к единице, а не отдаленность от нуля. Обычно в тестологической практике редко уда­ется достичь коэффициентов, превышающих 0,8. При г = 0,75 отно­сительная доля стандартной ошибки равна . Этой ошиб­кой, очевидно, нельзя пренебречь. При такой ошибке эмпирически полученное отклонение индивидуального тестового балла от средне­го по выборке оказывается, как правило, завышенным. Для того что­бы выяснить «истинное» значение тестового балла индивида, приме­няется формула


(3.2.5)


где - истинный балл; '


хi
— эмпирический балл i
-го испытуемого;


r - эмпирически измеренная надежность теста;


- среднее для теста.


Предположим, испытуемый получил балл IQ по шкале Стэнфорда.-Бине, равный 120 нормализованным очкам, М = 100, г = 0,9. Тог­да истинный балл = 0,9 120 + 0,1 100 =118.


Конечно, требование ретестовой надежности является коррект­ным лишь по отношению к таким психическим характеристикам ин­дивидов, которые сами являются устойчивыми во времени. Если мы создаем тест для измерения эмоциональных состояний (бодрости, тре­воги и т. д.), то, очевидно, требовать от него ретестовой надежности бессмысленно: у испытуемых быстрее изменится состояние, чем они забудут свои ответы по первому тестированию.


Для шкал порядка в качестве меры устойчивости к перетестиро­ванию используется коэффициент ранговой корреляции Спирмена:


, (3.2.6)


где di
— разность рангов /-го испытуемого в первом и втором ранго­вом ряду.


С помощью компьютера определяется более надежный коэффи­циент ранговой корреляции Кендалла (1975).


2. Надежность- согласованность (одномоментная надежность).


Эта разновидность надежности не зависит от устойчивости, име­ет особую содержательную и операциональную природу. Простей­шим способ ее измерения состоите коррелировании параллельных форм теста (Анастази Д., 1982, кн. 1,с. 106). Чаще всего параллель­ные формы теста получают расщеплением составного теста на «чет­ную» и «нечетную» половины: к первой относятся четные пункты, ко второй - нечетные. По каждой половине рассчитываются суммар­ные баллы и между двумя рядами баллов по испытуемым определя­ются допустимые (с учетом уровня измерения) коэффициенты кор­реляции. Если параллельные тесты не нормализованы, то предпоч­тительнее использовать ранговую корреляцию. При таком расщеп­лении получается коэффициент, относящийся к половинам теста. Для того чтобы найти надежность целого теста пользуются формулой Спирмена - Брауна:


(3.2.7)


где rx
- эмпирически рассчитанная корреляция для половин.


Делить тест на две половины можно разными способами, и каж­дый раз получаются несколько разные коэффициенты (Аванесов В. С., 1982, с. 122), поэтому в психометрике существует способ оценки син­хронной надежности, который соответствует разбиению теста на та­кое количество частей, сколько в нем отдельных пунктов. Такова фор­мула Кронбаха:


(3.2.8)


где а - коэффициент Кронбаха;


k- количество пунктов теста;


- дисперсия по j
-му пункту теста;


- дисперсия суммарных баллов по всему тесту.


Обратите внимание на структурное подобие формулы Кронбаха (3.2.2) и формулы Рюлона (3.2.8).


Несколько раньше была получена формула Кьюдера - Ричардсо­на, аналогичная формуле Кронбаха для частного случая - когда отве­ты на каждый пункт теста интерпретируются как дихотомические переменные с двумя значениями (1 и 0):


(3.2.9)


где KR20
- традиционное обозначение получаемого коэффициента;


-дисперсия i
-и дихотомической переменной, какой является


i
-й пункт теста; р = , q
= 1 - p


В 1957 г. Дж. Ките предложил следующий критерий для оценки статистической значимости коэффициента a
:


(3.2.10)


где - эмпирическое значение статистики % квадрат с п-1 степе­нью свободы;


k - количество пунктов теста;


n - количество испытуемых;.


a
- надежность.


Формулы (3.2.8) и (3.2.9) позволяют оценить взаимную согласо­ванность пунктов теста, используя при этом только подсчет диспер­сий. Однако коэффициенты а и KR2
I
>
позволяют оценить и среднюю корреляцию между i
-м и j
-м произвольными пунктами теста, так как связаны с этой средней корреляцией следующей формулой:


11)


где - средняя корреляция между пунктами теста. Легко увидеть идентичность формулы (3.2.11) обобщенной формуле Спирмена - Бра­уна, позволяющей прогнозировать повышения синхронной надежно­сти теста с увеличением количества пунктов теста в k раз (Аванесов В. С., 1982, с. 121). Из этой формулы видно, что при больших k малое значение может сочетаться с высокой надежностью. Пусть = 0,1, a k =100, тогда по формуле (3.2.11)



Широкое распространение компьютерных программ факторного анализа для исследования взаимоотношений между пунктами теста (по одномоментным данным) привело к обоснованию еще одной до­статочно эффективной формулы надежности теста, которой легко воспользоваться, получив стандартную распечатку компьютерных результатов факторного анализа по методу главных компонент:


(3.2.12)


где θ
- коэффициент, получивший название тета-надежности теста;


k - количество пунктов теста;


λ1
- наибольшее значение характеристического корня матрицы


интеркорреляций пунктов (наибольшее собственное значение, или аб­солютный вес первой главной компоненты).


Как и предыдущие формулы, формула (3.2.12) также относится к оценке надежности теста, направленного на измерение одной характе­ристики. Но, кроме того, она применима и для многофакторного теста, хотя и нуждается в пересчете после первоначального отбора пунктов, релевантных фактору (после того, как на основании многофакторного анализа отобраны пункты по одному фактору, снова проводится фак­торный анализ - только для этих отобранных пунктов).


Надежность отдельных пунктов теста. Надежность теста обес­печивается надежностью пунктов, из которых он состоит. Чтобы по­высить ретестовую надежность теста в целом, надо отобрать из ис­ходного набора пунктов, апробируемых в пилотажных психометри­ческих экспериментах, такие пункты, на которые испытуемые дают устойчивые ответы. Для дихотомических пунктов (типа «решил - не решил», «да - нет») устойчивость удобно измерять с использованием четырехклеточной матрицы сопряженности:


Тест 1


Да Нет








a


B


c


D



Да Тест 2


Нет


Здесь в клеточке а суммируются ответы «Да», данные испытуе­мым при первом и втором тестировании, в клеточке b - число случа­ев, когда испытуемый при первом тестировании отвечал «Да», а при втором - «Нет» и т. д. В качестве меры корреляции вычисляется фи-коэффициент:


(3.2.13)


Как известно, значимость фи-коэффициента определяется с по мощью критерия хи-квадрат:


(3.2.14)


Если вычисленное значение хи-квадрат выше табличного с од­ной степенью свободы, то нулевая гипотеза (о нулевой устойчивос­ти) отвергается. Удобство использования фи-коэффициента состоит в том, что он одновременно оценивает степень оптимальности данного пункта теста по силе (трудности): фи-коэффициент оказывает­ся тем меньшим, чем сильнее частота ответов «да» отличается от частоты ответа «нет».


Кроме того, сама четырехклеточная матрица позволяет просле­дить возможную несимметричность в устойчивости ответов «да» и «нет» (это важнее для задач, чем для вопросов: например, может ока­заться, что все испытуемые, уже решившие однажды данную задачу, решают ее при повторном тестировании; это наводит на мысль о том, что при втором тестировании происходит сбережение опыта, приоб­ретенного при первом тестировании). Выявленные в результате тако­го анализа неустойчивые и неинформативные (слишком сильные или слишком слабые) пункты должны быть исключены из теста. Пункты следует считать недостаточно устойчивыми, если на репрезентатив­ной выборке величина превышает 0,71. При этом φ< 0,5.


Для т<?го чтобы повысить одномоментную (синхронную) надеж­ность теста, следует из исходной пилотажной батареи пунктов отбро­сить те, которые плохо согласованы с остальными[12]
. В отсутствие ком­пьютера согласованность для пунктов также очень просто определяет­ся с помощью четырехклеточной матрицы. В этом случае в первом стол­бце суммируются ответы испытуемых из «высокой».группы (пр величине суммарного балла), во втором столбце - из «низкой».


Высокая Низкая








A


B


C


D



Да


Нет


При нормальном распределении частот суммарных баллов «вы­сокая» и «низкая» группы отсекаются справа и слева 27%-ными мар­гинальными квантилями (рис. 8).


Для оценки согласованности с суммарным баллом применяется полная[13]
или упрощенная формула фи-коэффициента:


(3.2.15)[14]


где - количество ответов «верно» («да») на i
-й пункт теста;


N* - сумма всех элементов матрицы;


N* = n • 0,54 где n - объём выборки;


Pi
= а + b - При включении в эстремальную группу 1/3 выборки


N* = 0,66 • n.



Рис. 8. Квантили «высокой» и «низкой» группы на графике распределения тестовых баллов


В некоторых случаях подобный анализ позволяет уточнить ключ для пункта: если пункт получает значимый положительный фи-коэф­фициент, то ключ определяется значением «+1», если пункт получает значимый отрицательный фи-коэффициент значением «-1». Если пункт получает незначимый фи-коэфф.ициент, то его целесообразно исключить из теста.


При ручных вычислениях фи-коэффициента удобно вначале с помощью формул (3.2.14) и (3.2.15) определить граничное значение значимого (по модулю) фи-коэффициента. Например, при объеме выборки в 100 человек и уровне значимости р < 0,01 пороговое зна­чение вычисляется так:


(3.2.16)


При постоянном использовании компьютера при подсчете сум­марных баллов ключ для каждого пункта Q целесообразно опреде­лить в виде самого фи-коэффициента (или другого коэффициента корреляции), определенного при коррелировании ответов на пункт с сум­марным баллом. Тогда тестовый балл подсчитывается по формуле


(3.2.17)


где хi
— суммарный балл i
-го испытуемого;


- ответ «верно» (+1) или «неверно» (-1) i
-го испытуемого на i
-й пункт;


Сi
- ключ для i
-го пункта: С = +1 для прямого, С= -1 для обрат­ного.


Более чувствительный коэффициент, который также применяет­ся для дихотомических пунктов, - это точечный бисериальный коэф­фициент корреляции, учитывающий амплитуду отклонения индиви­дуальных суммарных баллов от среднего балла:


3.2.18)


где x* - сумма финальных баллов тех индивидов, которые дали утвердительный ответ на i
-й пункт теста (решили i
-ю задачу);


Sx
- стандартное отклонение для суммарных баллов всех индиви­дов из выборки;


- стандартное отклонение по i
-му пункту;


- средний балл по всем пунктам.


А. Анастази относит критерий внутренней согласованности тес­та к валидности (Анастази А., 1982, кн. 1, с. 143), однако если и мож­но в данном случае говорить о валидности, то только в смысле осо­бой внутренней валидности теста. Как правило, слишком высокая со­гласованность снижает внешнюю валидность теста по критерию (см. раздел 3.3). Если проверяется согласованность пунктов, составлен­ных одним автором (одним коллективом по стандартной инструкции), то выявление достаточного набора согласованных пунктов свидетель­ствует о внутренней валидности (согласованности) разработанного диагностического понятия (конструкта).


В компьютерных данных факторного анализа аналогом корреля­ции пункта с суммарным баллом является нагрузка пункта на веду­щий фактор («факторная валидность» в терминах А. Анастази). Если прибегать к геометрическому изображению нагрузки как проекции вектора-пункта на ось-фактор, то структура пунктов хорошо согласо­ванного теста предстанет в виде пучка векторов, плотно прилегаю­щих к фактору и вытянувшихся вдоль его оси (рис. 9).






Рис. 9. Векторная модель соотношения «прямых» и «обратных» эмпирических пунктов с релевантным (измеряемым) фактором и иррелевантными («шумовыми») факторами


Последовательность действий при проверке надежности:


1. Узнать, существуют ли данные о надежности теста, предпо­лагаемого к использованию, на какой популяции и в какой диагнос­тической ситуации проводилась проверка. Если проверки не было или признаки новых популяции и ситуации явно специфичны, про­вести заново проверку надежности с учетом указанных ниже воз­можностей.


2. Произвести повторное тестирование на всей выборке стан­дартизации и подсчитать все коэффициенты, как для целого теста, так и для его отдельных пунктов. Анализ полученных коэффициен­тов позволит понять, насколько пренебрежима ошибка измерения, дает ли данный тест интервальную шкалу (высокий r) или только диагностичен для крайних групп (высокий φ), насколько устойчиво измеряемое свойство во времени (возможен ли статистический про­гноз - проекция тестового балла на будущее), в каких своих пунк­тах тест менее надежен (анализ этих пунктов позволяет психологи­чески осмыслить содержательный механизм взаимодействия пунк­тов с испытуемыми).


3. Если возможности обследования испытуемых ограниченны, произвести повторное тестирование только на части выборки (не ме­нее 30 испытуемых), подсчитать (вручную) ранговую или четырех-клеточную корреляцию для оценки внутренней согласованности и ста­бильности теста в целом.



3.3. ВАЛИДНОСТЬ ТЕСТОВ


Проблемы валидизации психологических тестов являются цент­ральными для дифференциальной психометрики, но, к сожалению, до сих пор решенными не до конца. Решение этой проблемы зависит не от статистического аппарата, а от уровня развития теоретического аппарата дифференциальной психологии.


Валидность и надежность. Валидность (или обоснованность) всякой процедуры измерения состоит в однозначности (устойчивос­ти) получаемых результатов относительно измеряемых свойств объек­тов, т, е. относительно предмета измерения. Отличие понятия валидности от надежности измерения удобно раскрывать с помощью раз­личения «объекта» и «предмета» измерения. Надежность - это устой­чивость процедуры относительно объектов. Надежность не обязательно предполагает валидность. В психологии довольно часто возникает такая ситуация, когда исследователь вначале предлагает определенную процедуру измерения, показывает ее надежность -способность устойчиво различать объекты, но вопрос о валидности остается открытым.


Если в сенсорной психофизике вопрос о валидности измерений оказывается в значительной степени затушеванным тем обстоятель­ством, что простейшие физические стимулы достаточно однозначно детерминируют измеряемые свойства ощущений, то в дифференци­альной психометрике значимость проблемы валидности резко возра­стает. Здесь ситуация подобна той, когда в психофизическом опыте испытуемому не указывают, по какому именно параметру следует срав­нивать стимулы. Пусть испытуемый А понял инструкцию так, что стимульные объекты надо сравнивать по весу, а испытуемый Б - по раз­меру. Если процедура измерения будет повторена по отношению к тем же объектам, то она даст вполне устойчивые данные относитель­но объектов, но не даст валидной информации ни о шкале ощущений «веса», ни о шкале ощущений «размера».


При измерении способностей предъявляемый тест отнюдь не обя­зательно актуализирует именно тот психический процесс, который предполагается измерить. Например, столкнувшись с уже встречав­шейся однажды задачей (например, с анаграммой «дзиканпр»), испы­туемый может начать запоминать просто то решение, к которому он уже однажды пришел (слово «праздник»), чем заново решать эту за­дачу. Здесь будет измеряться скорее уровень словесной памяти, чем уровень вербального интеллекта. Точно так же реальная валидность некоторых тестов раскрывается только в результате значительного опыта работы с ними. Например, доказано, что ряд тестов, внешне вы глядящих интеллектуальными, на деле измеряют скорее личностно-стилевые особенности индивида, чем операциональные возмож­ности интеллекта, например, методика «креативного поля» Д. Б. Бо­гоявленской.


Устойчивость теста относительно объектов (испытуемых) явля­ется необходимым, но не достаточным условием его устойчивости относительно измеряемых атрибутов (свойств) объектов. Надежность является необходимым, но не достаточным условием валидности. Отсюда вытекает основное соотношение психометрики:


валидность ≤ надежность.


Это означает, что валидность теста не может превышать его надеж­ность.


Данное соотношение, однако, неверно трактовать как указание на прямую пропорциональную связь валидности и надежности. По­вышение надежности отнюдь не обязательно приводит к повышению валидности[15]
. В терминах А. Анастази валидность определяется ре­презентативностью теста относительно измеряемой области поведе­ния. Если эта область поведения складывается из разнообразных фе­номенов, то содержательная валидность теста автоматически требует представленности в нем моделей всех этих разнообразных феноме­нов. Возьмем глобальное понятие «речевая способность» (этому психолингвистическому термину в традиционной тестологии соответству­ет термин «вербальный интеллект»). Сюда относятся такие относи­тельно независимые друг от друга навыки, как навыки письма и чте­ния. Если заботиться о содержательной валидности соответствую­щего теста, то нужно ввести в него группы заданий на проверку этих довольно разных по своему операциональному составу компонентов вербального интеллекта. Вводя разнородные пункты и субшкалы (суб­тесты), мы обязательно сокращаем внутреннюю согласованность, од­номоментную надежность теста, но зато добиваемся существенного повышения валидности. Таким образом, для расширения области при­менения теста психодиагност должен избегать излишнего повыше­ния внутренней согласованности. Одновременно с этим снижением внутренних корреляций между различными пунктами теста (об этом уже говорилось в разделе 3.1) обязательно исчезает отрицательный эксцесс на кривой распределения тестовых баллов, и она все более приближается по форме к нормальной кривой.


Эмпирическая валидность. Если в случае с содержательной ва-лидностью оценка теста производится за счет экспертов (устанавли­вающих соответствие заданий теста содержанию предмета измере­ния), то эмпирическая валидность измеряется всегда с помощью ста­тистического коррелирования: подсчитывается корреляция двух ря­дов значений - баллов по тесту и показателей по внешнему параметру, избранному в качестве критерия валидности.


Прагматические традиции западной тестологии привязывали эм­пирическую валидность теста к внешним для психологии социально-прагматическим критериям. Эти критерии являются показателями, обладающими непосредственной ценностью для определенных об­ластей практики. Практика всегда имеет целью либо повысить, либо понизить эти показатели. Например, в области педагогической пси­хологии это «успеваемость» (которую надо повысить), в психологии труда это «производительность труда» и «текучесть кадров», в меди­цине - «состояние здоровья пациента», в психологии управления -«совместимость», «срабатываемость» коллектива, в юридической пси­хологии - «преступность» (которую надо понизить) и т. п.


Ориентируясь непосредственно на эти категории, психолог, пы­тающийся скоррелировать результаты теста с этими показателями, фактически решает сразу две задачи: задачу измерения валидности и задачу измерения практической эффективности своей психодиагнос­тической программы. Если получен значимый коэффициент корреля­ции, то можно считать, что решены с позитивным результатом сразу обе эти задачи. Но если корреляции не обнаружено, то остается нео­пределенность: либо невалидна сама процедура (тестовый балл не отражает, например, стрессоустойчивость оператора), либо неверна гипотеза о наличии причинно-следственной связи между психичес­ким свойством и социально значимым показателем (стрессоустойчивость не влияет на процент аварийных ситуаций).


Таким образом, социально-прагматические критерии являются комплексными: они позволяют измерить валидность-эффективность, но не каждое из этих двух свойств теста отдельно. На практике пси­холога часто ожидает и еще более сложная ситуация, когда заказчик требует от психолога на основании полученного диагноза сразу же определенных мер по вмешательству в ситуацию (отбор, консульти­рование, обучение и т. п.). В этом случае повышение показателей (достоверное по сравнению с контрольной группой) доказывает од­новременно и валидность-эффективность диагностики, и эффектив­ность самого вмешательства. А отрицательный результат дает еще большую неопределенность, так как оказывается невозможным от­делить неэффективность вмешательства от низкой валидности ди­агностики.


Ориентация на социально-прагматические критерии, приводящие к склейке понятий «валидности измерения» и «причинного прогноза по результатам измерения», бесспорно, сдерживала и продолжает сдер­живать развитие концептуального аппарата дифференциальной пси­хологии. При этом суть самого предмета измерения: измеряемого пси­хического свойства - оказывается вне фокуса внимания не только заказчика, но и самого психолога, превращающегося в этом случае в тестолога, которого не интересует, что именно он измеряет, главное лишь, чтобы от этого «нечто» перекидывался мостик к полезному эффекту, обеспечивающему психологу социальное признание.


Процедура эмпирической валидизации. Организация выборки при эмпирической валидизации зависит от временного статуса критерия. Если этот критерий - событие в прошлом (ретроспективная валидизация), то к участию в психодиагностическом обследовании доста­точно привлечь только тех испытуемых, которые оказались на экстремальных полюсах по этому критерию[16]
. В результате применяется ме­тод экстремальных (контрастных) групп. Коррелирование с суммар­ным баллом по тесту оценивается с помощью бисериального коэф­фициента по формуле (3.2.17). При этом в статусе дихотомической переменной (на месте отдельного пункта) оказывается сам критерий валидности: x— сумма баллов по тесту, полученных «высокой» груп­пой по критерию; - стандартная ошибка критерия, связанная с численностью «высокой» (р) и «низкой» (q) групп.


Если критерий - будущее событие (проспективная валидизация), то выборка должна быть составлена с запасом - с учетом вероятного объема экстремальных групп в будущем. Например, нужно выяснить, позволяет ли диагностика темперамента прогнозировать повышен­ный риск психосоматических заболеваний (гипертония, язва, астма и т. п.). Пусть на основании эпидемиологических исследований извес­тно, что в течение трех лет из. 1000 здоровых людей этими болезнями заболевают 57 человек. Это означает, что превентивной (предупреж­дающей) диагностикой должно быть охвачено около 2000 человек, чтобы получить численность «высокой» группы (заболевших) поряд­ка 100 человек. Проспективная валидизация выявляет прогностичес­кую эффективность диагностической процедуры. Высокая прогнос­тическая валидность доказывает как валидность самого измерения, так и наличие предполагаемой причинной связи.


Ретроспективная валидизация позволяет в лучшем случае решить только первую из двух задач. Например, если для исследования лич­ностной предрасположенности к совершению краж проведено обсле­дование лиц, находящихся под следствием (т. е. уже совершивших преступление), то выявление акцентированных черт «тревожности», «агрессивности» и т. п. еще не может интерпретироваться как свиде­тельство причинных факторов преступности - эти черты могут быть лишь следствием сложившихся обстоятельств: лишение свободы, уг­рызения совести и т. п. (Ратинов А. Р., 1979). Во многих медико-пси­хологических исследованиях был выделен особый диагностический синдром «госпитализации», который обнаруживается у любой кате­гории госпитализированных больных (обычно он выражается в по­вышении шкал «депрессии» и «ипохондрии» по MMPI – Шхвацабая, 1980). Очевидно, что подобные личностные сдвиги никак нельзя ин­терпретировать в смысле симптомов предрасположенности к опреде­ленным психогенным заболеваниям, ибо они относятся к следстви­ям, а не к причинам этих заболеваний.


Конструктная валидность. В отличие от прагматической валидизации собственно психологическую валидизацию порой оказыва­ется провести гораздо труднее в силу отсутствия какого-либо более объективного внутрипсихологического критерия, чем сам тест.


Наиболее благополучная ситуация имеется тогда, когда для из­мерения данного свойства в психологии уже имеется процедура с известной валидностью. В этом случае корреляция между балла­ми двух тестов - линейная (см. формулу 3.2.3) или ранговая (см. формулу 3.2.5)- указывает на то, обладает ли новый тест конвер­гентной валидностью по отношению к старому. Если новый тест обнаруживает высокую конвергентность результатов со старым и одновременно оказывается более компактным и экономичным 'в проведении и подсчете, то психодиагносты получают возможность использовать новый тест вместо старого.


Однако во многих случаях для измеряемого свойства психодиа­гност не может найти в литературе ни одного уже апробированного теста с известной валидностью. В этом случае он может сформулиро­вать ряд предсказательных гипотез о том, как будет коррелировать его новый тест с другими тестами, измеряющими родственные характеристики испытуемых. Эти гипотезы выдвигаются на основе теоретических представлений об измеряемом свойстве. Их подтвержде­ние указывает на валидность выдвигаемого конструкта, т. е. на конструктную валидность теста. В западной литературе это операциональное определение конструктяой валыидности называется предполага­емой валидностью (assumed validity).


Представления о конструктной валидности тестов постоянно развиваются с пополнением репертуара методик. Эмпирические иссле­дования взаимосвязей результатов, получаемых с помощью разных методик, обогащают теоретические представления об измеряемых свойствах.


С другой стороны, понятие конструктной валидности указывает на высокую зависимость эмпирических связей теста от теоретичес­ких представлений его автора об измеряемом свойстве. Для иллюст­рации приведен пример взаимоотношений между двумя популярны­ми тест-опросниками: MAS Ж. Тейлор и EPI Г. Айзенка. Многочис­ленные корреляционные исследования, проведенные на репрезента­тивных выборках, показали, что шкала MAS (тревожность) Ж. Тейлор положительно коррелирует со шкалой «нейротизм» и отрицательно со шкалой «экстраверсия» Айзенка. Эти соотношения можно проил­люстрировать графически (рис. 10): вектор MAS оказывается распо­ложенным в квадранте «Нейротизм - Интроверсия», образованном си­стемой из ортогональных (статистически независимых) факторов EPL С точки зрения концепции Г. Айзенка, эти данные можно рассмат­ривать как свидетельства низкой валидности шкалы Ж. Тейлор: MAS коррелирует не только с релевантным фактором «нейротизм», но и с иррелевантным фактором «интроверсия». С этой точки зрения, оп­росник EPI оказывается просто нечувствительным к особой разно­видности «нейротизма» - к нейротизму (тревожности) экстравертов; в перечне пунктов MAS отсутствуют высказывания, в которых могла бы проявиться тревожность экстраверта. Однако с точки зрения тоготеоретического смысла, который приписывают показателям MAS К. Спенс и Ж. Тейлор, эта ситуа­ция вполне закономерна, жела­тельна и никак не является арте­фактом - следствием дефекта их диагностического средства. Со­гласно К. Спенсу, пытавшемуся перенести на человеческое пове­дение теорию научения Халла, MAS измеряет общий уровень драйва - неспециализированного побуждения, которое достигает максимума как раз при сочетании нейротизма (специфическая ак­тивация по Г. Айзенку) и интро-версии (неспецифическая активация)



Рис. 10. Векторная модель соотношения показателя «Тревожность» по тест-опроснику

MAS


с факторами тест-опросника

EPI


Таким образом, вовсе не всегда краткие названия тестов од­нозначно выражают теоретический статус диагностического конст­рукта - понятия об измеряемом свойстве.


Конвергентная и дискриминантная валидность. От того, как пси­холог определяет диагностический конструкт, зависит стратегия вклю­чения в тест определенных пунктов. Если Айзенк определяет свой­ство «нейротизм» как независимое от экстраверсии-интроверсии, то это означает, что в его опроснике примерно поровну должны быть представлены пункты, с которыми будут соглашаться невротичные интроверты и невротичные экстраверты (векторы этих пунктов дол­жны быть примерно поровну распределены в правом и левом нижних квадрантах; см. рис. 10).-Если же на практике окажется, что в тесте будут преобладать пункты из квадранта «Нейротизм-Интроверсия», то, с точки зрения теории Айзенка, это означает, что фактор «нейро­тизм» оказывается нагруженным иррелевантным фактором - «интроверсией». (Точно такой же эффект возникает, если появится перекос в выборке - если в ней будет больше невротичных интровертов, чем невротичных экстравертов.)


Для того чтобы не сталкиваться с такими сложностями, психо­логи хотели бы иметь дело с такими эмпирическими показателями (пунктами), которые однозначно информируют только об одном факторе. Но это требование реально никогда не выполняется: вся­кий эмпирический показатель оказывается детерминированным не ; только тем фактором, который нам нужен, но и другими - иррелевантными задаче измерения (рис. 11).


На рис. 11 постоянным для всех показателей является релевант­ный фактор А, но каждый раз он оказывается сопряжен с иррелевант-ными факторами - X, К и Z. Задача состоит в таком подборе пунктов,


чтобы все потенциальные иррелевантнв!е факторы были уравнове­шены, т. е. чтобы ни один из них не встречался бы чаще других на множестве показателей (пунктов), включенных в тест.





Рис, 11. Связь эмпирических показателей П1
, П2
, П, с релевантным (измеряемым) фактором А и с иррелевантными («шумовыми») факторами

X

,

Y

,

Z

,

обусловливающими невалидность показателей


Таким обра­зом, по отношению к факторам, которые концептуально определяют­ся как ортогональные к измеряемому (встречающиеся с ним во всех комбинациях), составитель теста должен при отборе пунктов приме--нить стратегию искусственного балансирования (Готтсданкер Р., 1982);


Соответствие пунктов измеряемому фактору обеспечивает конвергентную валидность теста. Сбалансированность пунктов относи­тельно иррелевантных факторов обеспечивает дискриминантную валидностъ. Эмпирически она выражается в отсутствии значимой кор­реляции с тестом, измеряющим концептуально независимое свойство.


С точки зрения теории Айзенка, тест Ж. Тейлор не обладает дискриминантной валидностью по отношению к факторам «экстраверсия-интроверсия», хотя и обладает определенной конвергентной ва­лидностью по отношению к релевантному фактору - «нейротизм».


Экспертная эмпирическая валидизация. В отсутствие какого-либо уже валидизированного теста, параллельно измеряющего изучаемое свойство, а также в отсутствие разработанного теоретического кон­текста, позволяющего проверять конструктную валидность; психодиагност оказывается перед необходимостью привлечения экс­пертов к валидизации теста. В отличие от экспертного анализа содер­жания теста., эмпирическая экспертная валидизация предполагает ра­боту экспертов не с тестом (лучше, чтобы о нем эксперты вообще ничего не знали), а с испытуемыми из выборки стандартизации.


Необходимо экспертам обеспечить стандартные условия для на­блюдения за испытуемыми. Но не всегда такое стандартизованное на­блюдение удается организовать. Даже если предприняты серьезные усилия по организации наблюдения за поведением испытуемых в ка­кой-либо искусственной лабораторной ситуации, такое наблюдение все равно будет значительно уступать по информативности полевому наблюдению - в естественных условиях. Если измеряемое свойство теоретически определено как устойчивая универсальная черта лич­ности - как диспозиция к инвариантному поведению в широком спек­тре ситуаций (см. главу 4), то и отдельного полевого наблюдения ока­жется недостаточно для получения полноценного экспертного критерия валидности.


Поэтому на практике часто прибегают к оценкам особого типа -к субъективным оценкам, которые выносят испытуемому люди из его круга, имеющие опыт реального общения с ним. С учетом этого, про­цедура оценивания приспосабливается к обычным людям, не являю­щимся психологами. На психолога падает большая нагрузка по со­ставлению детальной инструкции оценщикам, однозначно задающей смысл оцениваемой характеристики. Лучшие условия для такой процедуры возникают при наличии группы испытуемых, тесно общаю­щихся между собой; тех, которые могут одновременно побывать и испытуемыми по отношению к тесту, и оценщиками по отношению друг к другу. В отечественной литературе эта процедура получила со­кращенное обозначение ГОЛ - «групповая оценка личности» (Кузь­мин Н. В., Семенов В. С., 1977).


Для того чтобы групповая оценка личности была источником дей­ствительно валидной информации, оценщики должны согласованно оценивать испытуемых. Если в оценках разных оценщиков нет согла­сованности, то это означает, что либо оцениваемое свойство не про­явилось у объекта оценивания, либо оценщики по-разному проинтерпретировали инструкцию. Для измерения согласованности должна быть составлена таблица с оценками (табл. 6).


Таблица 6






































Оценщики


Испытуемые


О1


О2



Оk



И1


x11


x12



x1k


C1


И2


x21


x22


x2k


C2



Иn


xn1


xn2


xnk


Cn



Методы анализа данных, содержащихся в такой таблице, формаль­но совершенно эквивалентны тем методам, которые применяются для обработки таблиц «испытуемые - пункты» (см. раздел 3.1), В частно­сти, суммы по строкам дают суммарные баллы, полученные каждым испытуемым у всех оценщиков. Таким образом, оценщики в данном случае оказываются формально в роли пунктов теста. Рассчитывая попарные корреляции между различными столбцами этой таблицы, можно получить коэффициенты согласованности для отдельных пар оценщиков. Глобальной мерой согласованности оценщиков может служить коэффициент надежности а Кронбаха - см. формулу (3.2.8).


Если же групповая оценка не обнаруживает надежности, то она не может использоваться в качестве критерия валидизации при про­верке валидности теста.


Эмпирическое значение коэффициента валидности рассчитыва­ется как линейная или ранговая корреляция между двумя рядами зна­чений: тестовыми баллами и суммарными баллами экспертной оцен­ки. Это эмпирическое значение при наличии невысокого коэффици­ента надежности критерия корректируют по формуле


(3.3.1)


где - эмпирическая корреляция с критерием;


ас
— надежность критерия;


rtx
- корреляция с «истинным» критерием («истинная» валидность теста).


Анализ пунктов по критерию валидности. Валидность всего тес­та целиком зависит от валидности входящих в него пунктов. Макси­мальная валидность достигается за счет отбора таких пунктов из пи­лотажной батареи, которые, обладая значимой корреляцией с крите­рием, минимально коррелируют между собой. Отбор пунктов имен­но по критерию валидности обеспечивает максимальную прагматическую эффективность теста. Вручную (на калькуляторе) та­кой отбор можно произвести, рассчитав бисериальную корреляцию (или фи-корреляцию) критерия с каждым пунктом из пилотажной батареи, - см. формулы (3.2.15) и (3.2.17). Компьютер позволяет ис­пользовать более эффективный алгоритм, основанный на анализе ча­стных корреляций между критерием и пунктами и предполагающий построение уравнения множественной регрессии (Аванесов В. С., 1982, с. 153-157). В результате в таком уравнении каждый пункт по­лучает весовой коэффициент[17]
, количественно выражающий его вклад в критерий, не сводимый к вкладу других пунктов, т. е. поиск опти­мального набора пунктов автоматизируется. X. Гаррет приводит сле­дующую яркую иллюстрацию эффективности алгоритма, позволяю­щего подобрать оптимальный набор пунктов. Пусть имеется 20 пунк­тов, каждый из которых имеет корреляцию с критерием порядка 0,30. Оказывается, если эти пункты в среднем коррелируют друг с другом на уровне = 0,60, то множественная корреляция суммарного тесто­вого показателя с критерием равняется 0,38, если же га
= 0,30, мно­жественная корреляция повышается до 0,52. Наконец, при rtj
= 0,10


эффективность (валидность) теста достигает весьма высокого уров­ня: 0,79. Те же самые проблемы возникают при подборе оптимальной батареи тестов, направленных на прогнозирование какого-то одного социально ценного показателя (успеваемость, производительность труда и т. п.).


Как уже указывалось в разделе 3.1, тест, обладающий высокой критериальной валидностью должен давать монотонную зависимость величины критерия от тестового балла (см. рис. 6). Для того чтобы получить монотонную линию регрессии, психодиагност должен вклю­чить в тест X только такие пункты, которые являются валидными по критерию С. В противном случае на кривой неминуемо появятся про­валы[18]
. Крутизну линии регрессии можно существенно повысить за счет нацеленного отбора из первоначальной батареи только таких за­даний, которые обладают значимо высокой корреляцией (или регрес­сионным коэффициентом в уравнении множественной регрессии) с критерием.


После отбора валидных пунктов должна быть произведена пере­крестная валидизация (см. Анастази А., 1982, с. 197). В чем ее смысл? Если при анализе корреляций между батареей из 200 заданий и ка­ким-то критерием получают 10 заданий, значимо коррелирующих е критерием на уровне ошибки р < 0,05, то это может быть следствием чисто случайного совпадения (сравните 10/200=0,05). Чтобы убедиться в том, что отобранные пункты теста действительно могут различать (или прогнозировать) критерий, нужно рассмотреть, как коррелиру­ют с критерием эти пункты на другой выборке, которая не использо­валась при их отборе.


Простой метод реализации принципа перекрестной валидизации состоит в том, что вся выборка делится на две случайные половины и производится раздельный расчет корреляций пунктов с критерием для-. каждой половины выборки. Если выделенные (значимые) пункты совпадают, то перекрестную валидизацию можно считать удачной.


Метод критериального тестирования очень трудоемок. .Прак­тически невозможно построить критериальный тест за счет одной статистики, сколь бы мощными выборками и батареями заданий мы ни располагали. Необходима работа над содержательной валидностью заданий. Критериальное тестирование имеет ограни­ченное применение в задачах построения методик с широкой областью применения.


Следует еще раз подчеркнуть, что анализ валидности отдельных пунктов служит не только прагматическим целям, но может и должен служить целям углубления представлений о содержательно-теоретическом смысле измеряемого свойства: на основании содержательно­го анализа пунктов, отобранных по критерию, психолог уточняет и корректирует свою первоначальную теоретическую схему, свое по­нимание измеряемого свойства.


Достоверность самоотчета. Рассматривая общую проблемы валидности целесообразно выделить вопрос об обеспечении ва­лидности процедур стандартизованного самоотчета. Сюда относят­ся различные техники шкалирования, классифицирования, срав­нения и тест-опросники. Вербальная форма тестового материала порождает у испытуемого определенные встречные гипотезы о цели тестирования. Если ситуация диктует испытуемому необходимость фальсификации ответов, то он редко отказывается от этой возмож­ности.


Валидность — характеристика любых измерений, в том числе и физических. Специфические проблемы валидности, связанные с актив­ностью человека как объекта психодиагностики, целесообразно обозначить особым образом - проблемы обеспечения достоверности.


Психологические факторы, от которых зависит достоверность са­моотчета, условно можно сгруппировать в следующие классы:


1. Факторы знания. У испытуемого может быть более или менее четкое представление о следующем: а) свойственно ли ему в действи­тельности или нет тестируемое поведенческое проявление (с некото­рыми ситуациями, имплицитно подразумеваемыми в вопросе тест-оп­росника, испытуемый мог на практике никогда не встречаться: напри­мер, утверждение «После выигрыша в спортлото Вы покупаете боль­ше лотерейных билетов» подразумевает, что испытуемый, во-первых, играет в спортлото и, во-вторых, выигрывает); б) какое личностное свой­ство скрывается у психолога за тем или иным конкретным поведением, описанным в суждении; в) как это свойство соотносится с общеприня­тыми моральными нормами и признаками социального успеха.


2. Фактор социальной желательности. Обозначает тенденцию испытуемого давать о себе социально одобряемую информацию. Сила этой тенденции зависит как от общей внеситуативной установки испы­туемого на морализацию «Я-образа» и социальную успешность, так и от того, насколько эту установку актуализирует сама ситуация тестиро­вания. Однако эта тенденция не будет давать систематического искаже­ния, если испытуемые не смогут разгадать направленность теста-оп­росника и связать диагностируемое свойство с тем или иным полюсом социальной желательности. Таким образом, действие этого фактора до некоторой степени опосредовано действием факторов знания. Однако при диагностике личностных свойств, тесно связанных с психической «нормальностью» или «социальной успешностью», фактор социальной желательности ответа обусловливает очень серьезные искажения.


3. Факторы индивидуальной тактики. Здесь подразумевается действие «Я-концепции» («Я» для себя) и «Я-образа» («Я» для дру­гих) на ситуативную тактику испытуемого в момент тестирования. Выполняя тест, испытуемый всегда находится в невольном диалоге с самим собой и в своих ответах на вопросы раскрывает себя не только для других, но и для себя самого. Испытуемый стремится подтвер­дить «Я-концепцию» или фальсифицировать определенный «Я-образ» с заданными свойствами. Как правило, в ситуациях высокого соци­ального риска «Я-образ» полностью доминирует: например, преступ­ник при экспертизе стремится прежде всего предстать больным или неприспособленным к жизни, хотя в действительности ему было бы приятно думать о себе как о вполне адаптированном здоровом чело­веке. Точно так же склонны подчеркивать свои трудности и проблемы клиенты, обратившиеся за помощью к психологу или психотера­певту (чтобы вызвать к себе его повышенное внимание). В менее рег­ламентированных ситуациях, наоборот, может доминировать мотива­ция самопознания: в этом случае испытуемый невольно стремится подтвердить с помощью теста свои гипотезы о самом себе.


Заслуживают внимания и особые формы отказа испытуемого от тестирования: позиционный стиль ответа (соглашательство или, на­оборот, отрицание), случайные ответы. Для выявления подобных от­казов обычно достаточно довольно простых мер: 1) для исключения влияния соглашательства (отрицания) применяются перечни с «пря­мыми» (ответ «верно» в пользу измеряемого свойства) и «обратны­ми» (ответ «неверно» в пользу измеряемого свойства) пунктами. Кро­ме того, производится подсчет баланса подтверждающих и отверга­ющих ответов: если баланс резко нарушается, то протокол признает­ся бракованным; 2) для выявления случайных ответов в большие перечни вводят вопросы-дубли (синонимические перефразы) или пря­мые повторы: если испытуемый слишком часто по-разному отвечает на одинаковые вопросы, значит, он применяет случайную тактику. Вводят также и крайне редкие утверждения, с которыми испытуемые, как правило, соглашаются только по ошибке.


Более изощренные методы требуются для борьбы с социальной желательностью. Ниже рассмотрены три наиболее часто используе­мых варианта.


1. Введение особых «шкал лжи» в диагностический вариант методики. Они составляются из вопросов-ловушек: тот или иной ответ на эти вопросы явно предопределен социальной желательностью. Если испытуемый набирает слишком высокий балл по этой шкале, его протокол бракуется. Более тонкий вариант — введение «шкал коррекции» (например, в MMPI): получение определенного балла по этим шкалам вызывает внесение поправок к баллу по другим шкалам, скоррелированным со шкалой коррекции. Величина поправок определяется коэффициентом линейной регрессии (измеренным в нормативном эксперименте) между баллами, полученными по шкале коррекции и основной диагностической шкале (шкале свойства).


2. Устранение или сбалансирование социальной желательности с помощью использования инструкции на преднамеренную фальсификацию результатов. Участникам пилотажных замеров кроме обычной инструкции дается дополнительная (во вторую очередь): «Заполните опросник от лица человека, желающего произвести самое благопри­ятное впечатление». Затем производится отбор пунктов на основании того, насколько процент ответов на них отличается от 50 процентов (значение, ожидаемое для пунктов, являющихся нейтральными с точ­ки зрения социальной желательности).


В качестве меры желательности в данном случае можно восполь­зоваться следующим коэффициентом:


(3.3.2)


где N (+) — сумма ответов «верно» на данный пункт при инструкции на фальсификацию;


N (-) - сумма ответов «неверно» в тех же условиях;


n - объем выборки.


Значимость коэффициента приближенно оценивается по крите­рию «хи-квадрат», определенному формулой (3.2.14), которой в пра­вой части вместо φ подставляется.


Поскольку инструкция на преднамеренную фальсификацию соз­дает условия, в которых социальная желательность суждений акцен­тируется, то значимыми следует считать такие высокие по модулю значения при которых , превышает теоретическое значение для квантиля


р < 0,001. Из таблицы для распределения «хи-квад­рат» находим =
10,83. Таким образом, при наличии выборки объе­мом 50 человек . Это означает следующее: если


на i

пункт более чем 36 испытуемых из 50 ответили «верно», то его нужно отнести к положительному полюсу шкалы социальной жела­тельности, если менее чем 14 ответили «верно» — к отрицательному. Такие пункты должны быть либо полностью исключены из опросни­ка (что редко удается), либо количество положительных и отрицатель­ных пунктов должно быть уравновешено.


Таким образом могут быть отобраны и пункты для шкалы лжи. Суммарный балл по этой шкале распределяется так, как показано на рис. 12. В качестве критерия разделения испытуемых выбирается критическая точка, которая позволяет минимизировать ошибки типа «про­пуск» (зачисление лживых испытуемых в число правдивых) и ошиб­ки типа «ложная тревога» (зачисление правдивых в число лживых). Положение критической точки на шкале можно менять в зависимос­ти от баланса цены двух типов ошибок: в некоторых случаях «про­пуск» гораздо опаснее, чем «ложная тревога».




Рис. 12. Смещение распределения тестовых баллов по «шкале лжи» к полюсу высоких значений
X
при инструкции на выполнение теста-опросника с позиции «идеального» человека



Фальсифицирующая инструкция используется также и для иссле­дования степени «скрытности-открытости» формулировок вопросов. Например, испытуемым дается инструкция на симуляцию высокой тревожности по опроснику MAS Ж. Тейлор. В этом случае, как это уже было показано, ответы на многие пункты значимо изменяются. Такие пункты являются слишком открытыми — они информируют испытуемого об измеряемом свойстве и позволяют ему вносить тен­денциозные искажения в результаты в своих интересах.


3. С распространением факторного анализа чаще стала приме­няться стратегия «балансирования социальной желательности». При этом исследователь-психометрист задается целью обеспечить дискриминативную валидность своего теста относительно шкалы «соци­альной желательности». Это достигается с помощью факторного ана­лиза корреляций между пунктами. Факторный анализ в применении к одномерному тесту-опроснику, как правило, выделяет два фактора: относящийся к самому измеряемому свойству и относящийся к соци­альной желательности. На рис. 13 схематически представлено фак­торное пространство для опросника «Склонность к риску».



Рис. 13. Иллюстрация рассеяния векторов (., изображающих пункты теста-опросника в пространстве двух факторов: релевантного и иррелевантного. Выше и ниже штриховых линий - области низкой достоверности


Каждый вопрос представлен вектором, задаваемым проекцией на релевантный фактор - Склонность к риску и иррелевантные «Социаль­ное одобрение» и «Социальное порицание». Требование конвергент­ной валидности по отношению к измеряемому свойству формулирует­ся как требование к пунктам - иметь высокую проекцию (нагрузку) на горизонтальную ось. Дискриминативная валидность по отношению к социальной желательности - это требование иметь пренебрежимо ма­лую нагрузку на вертикальную ось. Очевидно, имеются два способа устранить эффект социальной желательности: либо выкинуть все пун­кты, нагруженные фактором социальной желательности (выше или ниже штриховых линий, либо уравновесить их количество на полюсах соци­альной желательности.


Понятно, что при таком способе освобождения от социальной же­лательности диагностическая шкала всегда оказывается так называе­мой «ß-шкалой», в отличие от «а-шкал», у которых максимум жела­тельности достигается на одном из полюсов, у «ß-шкал» максимум желательности достигается в «золотой середине», т. е. линия регрес­сии желательности по «бетта-шкале» оказывается криволинейной (рис. 14). Если применить такой метод к построению опросника «Склон­ность к риску - Осторожность», то в результате диагностический кон­структ автоматически становится «бета-шкалой»: и слишком высокая склонность к риску, и излишняя осторожность - одинаково нежелатель­ны, тогда как оптимум лежит посередине между крайностями.




Рис. 14. Схематическая
иллюстрация «-шкалы,
связанной с фактором
социальной желательности
монотонной зависимостью, и
ß
-шкалы, связанной с этим
фактором криволинейно – с
максимумом в области «золотой
середины»



Из трех перечисленных выше методов первый относится к отсеву испытуемых и требует введения в перечень вопросов для шкалы «лжи». Второй и третий методы позволяют отобрать только такие пункты, ко­торые обеспечивают устранение социальной желательности. Но они, как правило, трансформируют сам конструкт, который обязательно ста­новятся ортогональным к социальной желательности. При необходи­мости диагностирования свойств, обязательно коррелированных с же­лательностью, единственный метод состоит в применении шкал кор­рекции и корректирующих поправок, но и этот метод нельзя считать вполне надежным. Так что диагностика свойств, сопряженных с соци­альной желательностью, в ситуациях экспертизы всегда рискованна.


С другой стороны, в ситуации, когда сам испытуемый заинтере­сован в точных результатах («ситуация клиента»), психодиагност мо­жет пользоваться тестами-опросниками, не опасаясь артефакта соци­альной желательности.


Обычно в ходе практической проверки достоверности опросника психологу при обработке результатов пилотажного исследования при­ходится иметь дело с матрицей данных, подобной таблице, представ­ленной на рис.15.


Ключ по шкале лжи L изображен на рис. 15 в виде второго столб­ца — справа от столбца, содержащего ключ по основной диагности­ческой шкале С. Если в строке k+1 зафиксированы баллы, подсчитан­ные по основному ключу, то в строке k+2 - баллы, подсчитанные по ключу для шкалы лжи. Баллы Хk
+2
отражают величину тенденции диссимуляции (социальной желательности) у данного испытуемого (низкие значения Хk
+2
отражают тенденцию симуляции асоциальности или агравации - отягощения психической дезадаптации).



Рис. 15 Схематическое представление таблицы «пункты (
t
) -
испытуемые (
S
)»,
вектора суммарных баллов Х
k

+1

,
вектора с баллами по шкале лжи Х
k

+2

,
вектора С со значениями ключа по основной шкале, вектора
L
с ключом по шкале лжи


Для успешного использо­вания шкалы лжи пункты, от­носящиеся к этой шкале (име­ющие ненулевые значения L), должны быть перемешаны в тестовом буклете с пунктами-вопросами, тестирующими основное психическое свой­ство (в противном случае -если все они собраны вмес­те - достоверность искусст­венно возрастает).


Оценка достоверности пунктов достигается с помо­щью статистической проце­дуры, аналогичной процеду­ре измерения внутренней валидности пунктов (надежно­сти-согласованности - см. раздел 3.2): если при измере­нии внутренней валидности следует прокоррелировать каждую строку 1, 2,..., k со строкой k+l, то при измерении достоверности следует прокоррелировать каждую строку 1, 2,..., k со строкой k+2 (подходят точечно-бисериальный или четырехклеточный коэффициенты корреляции). Наиболее высокие по модулю значе­ния корреляции должны быть получены в этом случае для пунктов, из которых составлена сама шкала лжи (это подтверждает ее консистентность, дифференцирующую силу для данной выборки). Положитель­ная значимая корреляция для г (ti
., Хk
+2
) пункта из основной шкалы Сi
О указывает на то, что данный пункт оказывается «прямым» по шкале социальной желательности; отрицательная значимая корреляция ука­зывает на то, что данный пункт является «обратным» по этой шкале.


При подготовке особенно значимого психодиагностического обсле­дования, в котором надо принципиально исключить всякую возмож­ность преднамеренной фальсификации результатов, следует дополнить критерий оценки достоверности с помощью особой шкалы лжи еще одним критерием, основанным на использовании «фальсифицирующей инструкции», Для этого после обычной инструкции той же самой пи­лотажной выборке психолог дает инструкцию: «А теперь снова выпол­ните задание, но старайтесь описать себя так, чтобы выглядеть макси­мально благоприятно в глазах большинства других людей». В резуль­тате применения такой инструкции психолог получает дополнитель­ную таблицу, аналогичную таблице на рис. 15, только содержащую фаль­сифицированные данные. В таком случае кроме подсчета очень грубого индекса «желательности» по формуле (3.3.2) у психолога возникает возможность поэлементного сравнения ответов испытуемых на один и тот же вопрос в обычной и фальсифицированной диагностических си­туациях. Очевидно, что недостоверным следует считать вопрос, отве­ты на который будут изменены в фальсифицированной ситуации в оп­ределенном систематическом направлении. Здесь пригодится простей­ший критерий значимости изменений, основанный на распределении «хи-квадрат» (Рунион Р., 1982, с. 57-61). Для каждого пункта строится четырехклеточная матрица сопряженности:


«После»


+ -








А=40


В=36


С=22


D=48



«До» +


Здесь в клеточке А указана частота сохранения ответа «верно» на некоторый /-и вопрос (из 76 ответивших «верно» таких оказалось толь­ко 40 испытуемых), в клеточке В - частота изменения ответа «верно» на ответ «неверно» и т. д. Как видим, смена инструкции привела к значительным изменениям. Но для оценки значимого направления этих изменений автор критерия Макнимар предложил сравнивать между собой по критерию «хи-квадрат» только элементы В и С этой матрицы:


(3.3.3)


где - вычисленное эмпирическое значение статистики хи-квадрат


с одной степенью свободы. Для нашего примера =2,91, что ниже, чем граничное значение =3,84, и, следовательно, нулевая гипоте­за об отсутствии значимых направленных изменений не может быть отвергнута - пункт не является значимо нагруженным артефактным фактором социальной желательности и может быть включен в диаг­ностический вариант теста-опросника без изменений.


По результатам такого исследования удобно составить табличку К2: в первом столбце -показатели корреляции пунктов со шкалой лжи, во втором - показатели значимости изменений при переходе к фальсификации. Безусловно достоверными можно считать только те пункты, которые не получили значимых :
коэффициентов ни в первом, ни во втором столбце. Если таких пунктов оказывается слишком мало для составления надежной шкалы и если среди недостоверных пунктов достаточно много таких, которые обладают существенной внут­ренней (корреляция с суммарным баллом по основной шкале) или внешней (корреляция с критерием) валидностью, то следует прибегнуть к тактике балансирования: ввести в основную шкалу одинако­вое количество «прямых» и «обратных» пунктов по шкале социаль­ной желательности так, чтобы все четыре квадранта на рис. 13 были заполнены пунктами равномерно (среди «прямых» по основной шка­ле было бы поровну «прямых» и «обратных» по желательности, и среди «обратных» по основной - также поровну).


Без указанных предосторожностей тест-опросник неизбежно бу­дет давать систематическое искажение результатов (в сторону по­вышения или понижения баллов по основной шкале) всякий раз, ког­да испытуемый будет квалифицировать диагностическую ситуацию как ситуацию экспертизы.


Указанные проблемы и приемы обеспечения достоверности от­носятся не только к тест-опросникам, но и к другим техникам стан­дартизованного самоотчета, подверженным мотивационным искаже­ниям. Существует теоретическая возможность преодолеть все эти проблемы. Но на практике это оборачивается огромной эмпирико-методической работой.


Другой путь - управление процессами категоризации в ходе са­мой диагностики. В так называемой «репертуарной модификации» тест-опросника испытуемому специально предлагают выполнять тест не только от своего имени, но и от имени определенного репертуара ролей: «большинство людей», «моральный человек», «преуспевающий человек» и т. п. (Шмелев А. Г. и др., 1984). Извлечение практических выгод из подобной модификации обусловлено возможностью компь­ютерной обработки результатов либо сразу же после тестирования, либо даже в ходе самого тестирования (см. раздел 3.6).


Порядок действий психолога при проверке валидности. Очень трудно выделить универсальный алгоритм работы психолога по про­верке валидности, ибо существуют различные подходы к обеспече­нию валидности, обусловленные теоретико-методологическими раз­личиями определенных психологических школ. Для прагматически ориентированных тестологов (каковыми традиционно являлись до не­давнего времени почти все англо-американские специалисты) глав­ный момент - поиск операционально строго заданного социально-прагматического критерия валидности, по отношению к которому ди­агностические тесты и их составные части (пункты) подбираются как бы автоматически -в ходе эмпирико-статистических процедур сбора и корреляционного анализа результатов. Но, конечно, неверно было бы приписывать этому подходу «бездумность в опоре на статистику»: ведь статистика только тогда позволяет выявить валидное подмноже­ство пунктов, когда исходное множество подобрано не случайно - с использованием априорных корректных содержательно-психологичес­ких представлений.


Современные методологи психологического тестирования факти­чески единодушно приходят к признанию (как наиболее оптималь­ной) рационально-эмпирической стратегии конструирования теста и проверки валидности. Перечислим этапы этой стратегии.


1. Теоретический анализ диагностического конструкта, разработка теоретической концепции тестируемого психического свойства. Вы­явление (с использованием литературы) системы взаимосвязанных ди­агностических конструктов, внутри которой новый диагностический конструкт характеризуется определенными структурно-функциональ­ными связями и отношениями. Прогнозирование результатов корре­ляционных экспериментов по проверке конструктной валидности.


2. Выделение составных частей теоретического конструкта, фор­мулирование системы «эмпирических индикаторов» - операциональ­но однозначных показателей, фиксирующих проявление конструкта в различных поведенческих ситуациях. Конструирование пунктов теста.


3. Формулирование релевантного социально-прагматического критерия для проверки валидности.


4. Планирование и проведение корреляционного исследования (или квазиэксперимента) на специально подобранной выборке испы­туемых, для которых известно значение критериального показателя, а также результаты по родственным психологическим тестам. При необходимости на этих испытуемых проводятся дополнительные те­сты с целью получить возможность корреляционной проверки конст­руктной валидности теста (экспертные оценки в данном случае рас­сматриваются в статусе одной из возможных параллельных процедур получения критериальной или психологической информации). Оцен­ка валидности эмпирических индикаторов.


5. Исследование достоверности результатов (если используется самоотчет и диагностическая ситуация может быть воспринята ис­пытуемыми с настороженностью). Оценка достоверности эмпиричес­ких индикаторов.


6. Отсев пунктов, не удовлетворяющих критериям валидности и достоверности. Измерение надежности для сокращенной шкалы, со­стоящей только из валидных пунктов. Если надежность оказывает­ся невысокой, то психолог снова возвращается к этапу 1 - уточняет теоретические представления.



3.4. ТЕХНОЛОГИЯ СОЗДАНИЯ И АДАПТАЦИИ МЕТОДИК



Рассматривая в предыдущем разделе вопрос о порядке проверки валидности, мы вплотную подошли к вопросу о целостной стратегии создания, эмпирической апробации и внедрения методики в практику.


Создание оригинальной методики или адаптация зарубежной ме­тодики не могут сводиться только к проверке (или перепроверке) от­дельных психометрических свойств - репрезентативности, надежно­сти, валидности, достоверности - в произвольной последовательнос­ти. В одних случаях целесообразно начинать с одного этапа работы, в других - с другого.


В действительности любая реальная ситуация использования те­ста не является ситуацией только «конструирования» или только «применения». Можно без преувеличения сказать, что существует конти­нуум между крайними полюсами:


«конструирование» __________________ «применение»


и каждая ситуация до определенной ступени удалена от обоих полю­сов. Трудно назвать такой случай, когда бы конструирование совер­шенно нового теста начиналось с нуля, «на пустом месте». Также труд­но найти и такие случаи, когда все аспекты тестирования были бы полностью неизменными и воспроизводили бы уже совершенно ис­следованную нормативную ситуацию применения готового теста.


Но все это многообразие ситуаций, всю комбинаторику независи­мых параметров психологи-практики, как правило, пытаются свести к двум-трем типовым ситуациям.


1. Ситуация применения. Тест кем-то разработан (возможно, В: других социокультурных условиях), известны тестовые нормы, полу­ченные на представителях данной языковой культуры (несоответствие выборки стандартизации и выборки применения по половозрастной структуре и профессионально-культурным признакам признается не­существенным).


2. Ситуация адаптации. Тест кем-то разработан – проверены на­дежность и валидность, но отсутствуют тестовые нормы (как правило, отсутствуют вообще для любых представителей данной языковой культуры). Задача адаптации сводится, таким образом, к построению тестовых норм.


3. Ситуация конструирования. Есть концепция психического свой­ства, но нет процедуры его измерения, удовлетворяющей требованиям места, времени, возможностям количественного анализа и ограничениям прочих ресурсов. Надо придумать измерительную процедуру, проверить ее надежности валидность, построить тестовые нормы.


Остановимся прежде всего на вопросах адаптации так называе­мых переводных тестов. Путь быстрого пополнения репертуара ме­тодик за счет множества готовых зарубежных методик кажется мно­гим психологам наиболее экономичным, кратчайшим путем к надеж­ной и валидной психодиагностике. Но ведь если при этом адаптация сводится только к построению нормативного распределения тесто­вых баллов, то это означает, что валидность и надежность адаптированной методики в новых условиях принимаются на веру, а теорети­ческая концепция автора теста и содержание использованных им критериев валидности просто переносятся в наши условия без измене­ний (ведь для любой, в том числе и для невалидной и ненадежной методики, можно получить распределение).


Подобный перенос дает пренебрежимые погрешности только для тестирования относительно элементарных психических свойств (та­ких, как свойства нервной системы, функциональные состояния, сенсомоторные параметры, элементарные когнитивные функции, при­чем с использованием объективных процедур (психофизиологичес­кая регистрация, тесты с «физическими» критериями успеха и т. п.). При тестировании интегральных психических свойств личности и индивидуального сознания (черты, мотивы, установки, самооценка, общие способности, стиль общения, ценностные ориентации, инте­ресы и т. п.), а также при употреблении любых лингвистических средств в самой процедуре тестирования (включая не только форму­лировки задач, вопросов; но и исходную формулировку инструкции к тесту) и использовании культурно-специфических критериев оценки правильности .результата (определения шкального ключа) ограничи­ваться только сбором тестовых норм при адаптации - недопустимо!


Требуется серьезная эмпирическая работа по проверке надежно­сти и валидности в новых социокультурных условиях, работа, факти­чески соответствующая по своему объему созданию оригинальной методики. С этой точки зрения, заимствование зарубежных общедиаг­ностических тестов способностей, черт характера, интересов и т. п. вовсе не оказывается кратчайшим путем к психодиагностике. Этот путь кажется короче только тем, кто сознательно или по неведению пренебрегает принципами психометрики.


Перечислим необходимые этапы эмпирико-статиетической рабо­ты при адаптации многомерного переводного тест-опросника.


1. Анализ внутренней валидности, внутренней согласованности пунктов, из которых состоит тест-опросник. Этот анализ совершенно необходим, если в зарубежной методике он применялся в качестве средства самого конструирования методики. Этот-анализ призван по­казать, что существует некое (еще неясно, какое именно) общее диаг­ностическое свойство, лежащее на пересечении всех эмпирических индикаторов (в центре «пучка» скоррелированных пунктов-векторов). Такой анализ обязателен по отношению ко всем тестовым шкалам, полученным с помощью факторного анализа, например к тест-опросникам EPI Айзенка и 16PF Кеттелла. А вот к опроснику «локус конт­роля» или ко многим основным клиническим шкалам MMPI требова­ние внутренней согласованности применять не обязательно, так как пункты в эти шкалы подбирались по внешнему критерию и не связа­ны в один «пучок». Анализ внутренней согласованности может быть применен и к одномерным, и к многомерным тестам. В первом слу­чае достаточно иметь настольный калькулятор. Для многомерных те­стов необходимо использование специальной компьютерной програм­мы «Анализ пунктов».


По отношению к негомогенным шкалам анализ внутренней со­гласованности позволяет осуществить в снятом виде необходимую проверку информативности пунктов (процент правильных или под­тверждающих ответов должен соответствовать оригинальной автор­ской версии).


2. Проверка устойчивости к перетестированию. Эта проверка со­вершенно необходима при диагностике свойств, по отношению к ко­торым теоретически ожидается инвариантность во времени. Анализ ретестовой надежности может быть (так же как анализ надежности -согласованности) совмещен с исследованием информативности от­дельных пунктов теста, а также, возможно, и устойчивости отдель­ных пунктов. Без сведений о ретестовой надежности психолог не имеет права использовать тест для построения любого элементарного ста­тического экстраполирующего прогноза (см. раздел 3.5).


3. Анализ корреляций с релевантным внешним критерием. Этот этап адаптации совершенно необходим, если тест разрабатывался из­начально как критериально-ориентированный, т. е. отбор пунктов производился на основании их корреляций с каким-то критерием валидности. Например, подобная работа проделана коллективом Ф. Б. Березина для сокращенной модифицированной версии MMPI (Березин Ф. Б. и др., 1976).


4. Проверка или ре стандартизация тестовых норм. Об этом этапе уже говорилось выше. К сожалению, только этот этап работы по адап­тации тестов до недавнего ывремени признавался всеми психолога­ми как необходимый. Но и в этом случае далеко не всегда воспроиз­водилась необходимая статистическая работа по проверке устойчи­вости полученного распределения тестовых баллов к расщеплению выборки (см. раздел 3.1).


5. Специфичный этап для многомерных тестов - проверка вос­производимости структуры отношений между шкалами. Например, для теста Айзенка принципиальна ортогональность, статистическая независимость факторов «экстраверсия - интроверсия» и «нейротизм - стабильность». На воспроизводимости структуры связей шкал между факторами 16PF основывается корректность подсчета вторич­ных факторов (Ямпольский Л. Г., 1981; Мельников В. М., Ямпольский Л. Г., 1985).


Даже беглый взгляд на пять перечисленных этапов позволяет убе­диться в том, что адаптация зарубежных тестов мало чем уступает по объему эмпирико-статистической работы созданию оригинальных ме­тодик. Здесь было бы даже более адекватным использование не тер­мина «адаптация», а выражения «исследование зарубежной методики на отечественной выборке».


Тем не менее не следует понимать сказанное как призыв к пол­ному отказу от работы с зарубежными методиками. Нет, конечно же, такая работа должна проводится интенсивно и планомерно. Особен­но по отношению к тем методикам, которые уже получили между­народное распространение, доказали свою кросскультурную универ­сальность, адаптированы и успешно применяются во многих стра­нах. Создание отечественных эквивалентов международных тестов позволяет использовать международный опыт валидизации, теоре­тического осмысления и практического использования этих тестов. Сравнение результатов, структурно-функциональных характеристик адаптированных зарубежных и отечественных тестов позволит рос­сийским психологам глубже понять, установить на конкретно-эмпи­рическом уровне специфику влияния образа жизни на психологи­ческий склад личности россиян, раскрыть разнообразие историчес­ких и актуальных детерминант, обусловливающих социально полез­ные и социально вредные тенденции в психологической диф­ференциации индивидов в современных условиях, что совершенно необходимо для научного управления процессами воспитания и фор­мирования человека.


Особые задачи ставит перед психологом ситуация «внутрикуль-турного переноса» теста на новую популяцию, отличающуюся от вы­борки стандартизации половозрастными или профессионально-куль­турными особенностями. В этом случае необходимо:


1. Проверить валидность методики в тмо случае, если методи­ка чувствительна по своему содержанию к профессиональной или региональной специфике (могут ли отвечать пенсионеры, или школьники, или жители отдаленных регионов на вопросы, подра­зумевающие типичные ситуации из жизни студента, обучающего­ся в крупном городе европейской части России?). Для этого надо выбрать по возможности максимально экономичную процедуру проверки валидности. Размеры выборки в эксперименте по про­верке валидности должны быть такими, чтобы можно было наде­яться на получение статистических значимых связей между тестовым показателем и критерием валидности (это, как правило, не менее 30 испытуемых).


Если результаты проверки валидности оказываются неудовлетво­рительными (коэффициент корреляции явно ниже 0,5, и дальнейшее наращивание выборки все равно не оправдает применение .теста со столь низким показателем валидности), то по собранным результатам следует произвести простейший анализ пунктов: посмотреть, не ока­зались ли некоторые пункты явно неинформативными (все испытуе­мые отвечают одинаково), не оказались ли некоторые вопросы явно бессмысленными или слишком «прямыми», социально значимыми в данной ситуации. Не исключено, что при исключении неудачных пун­ктов из подсчета тестового балла (после приравнивания С=0).,искомая валидность будет обнаружена.


В отсутствие доступного внешнего критерия необходимо прибегнуть к проверке внутренней валидности, консистентности методики.


2. Проверить соответствия тестовых норм. Только после получения позитивного результата при проверке валидности целесооб­разно расширять выборку и реконструировать эмпирическое распределение тестовых баллов (см. раздел 3.1). Квантили этого распреде­ления необходимо сравнить с квантилями нормативного распреде­ления; если расхождения оказываются пренебрежимыми (не превышают ошибку измерения), то, можно принять вывод о приложимости к данной популяции универсальных тестовых норм. Но на к практике чаще возникают значимые отличия (оценка близости двух распределений производится по формуле (3.1.15) на с. 9.6). В этом случае психолог должен построить так называемые частные тесто­вые нормы, причем не только для использования в собственной диагностической практике, но и для пополнения информационно-ме­тодического банка данных отечественной психодиагностики (копию таблицы распределения тестовых баллов психолог должен послать в тот диагностический методический центр, с которым он поддер­живает методические связи - получает методические материалы, проходит переподготовку и т. п.).


Подчеркнем, что абсолютное большинство ситуаций, которые обычно расцениваются как ситуации «применения», на самом деле являются ситуациями более или менее серьезного «внутрикультурного переноса». Именно эти обстоятельства предопределяют высокий уровень требований к психометрической подготовке психологов-психодиагностов (см. раздел 3.6).


При создании методики, как это уже было сказано в предыдущем разделе, решающее значение имеют методологическая ориентация и статус психолога.


Под статусом в данном случае понимаются существенные раз­личия в нормативных (закрепленных в должностных инструкциях) требованиях к продукту деятельности психолога, работающего в ис­следовательском учреждении, и психолога, работающего в практи­ческом учреждении. Если в первом случае психолог имеет право считать своим «конечным продуктом» внутрипсихологическую валидизацию сконструированной методики, то во втором случае он, как правило, обязан обеспечить практическую эффективность сво­ей психодиагностической программы - указать на статистически значимую связь результатов диагностики с величиной какого-то со­циально ценного показателя - критерия, а затем построить на осно­ве этой связи психологическую концепцию «вмешательства» (адми­нистративного или психологического воздействия на ситуацию с целью ее изменения в желаемом направлении – в сторону максими­зации данного показателя).


Указанные изначальные различия в статусах психолога-иссле­дователя и психолога-практика предопределяют оправданные раз­личия в стратегии конструирования тестов и тестовых батарей. Для психолога-исследователя главная ценность - это теоретическая обо­снованность и эмпирическая однозначность диагностического кон­структа, которой он достигает с помощью оправданной ориентации на конструктную валидизацию. У исследователя хватает ресурсов для того, чтобы обеспечить множественность разнообразных по сво­ему статусу критериев валидности - от субъективных оценок валидности включенных наблюдателей (L-данные по Кеттеллу) до экспе­риментального моделирования реальных ситуаций проявления из­меряемого свойства (Г-данные по Кеттеллу, см. также: Мельников В. М., Ямпольский Л. Г., 1985). Для психолога-практика главная ценность - это эффективность, пусть даже она будет достигнута с помощью теоретически эклектичного инструмента - эмпирическо­го средства, не имеющего соответствующего научно строгого кон­структа.


Появление и размножение прагматических тестов, очевидно, обус­ловлено действием объективного социально-исторического механиз­ма, который можно было бы кратко назвать «опережающим запросом практики». Этого феномена не было бы, если бы все запросы практи­ки можно было заранее предвидеть и рационально спланировать, под­готавливая релевантные научно обоснованные диагностические про­цедуры. Но такое предвидение всегда удается осуществить лишь в определенной мере - реальная практика тем и отличается от дедук­тивного движения в плоскости абстракций, что всегда приводит к стол­кновению с новыми и неожиданными явлениями, что обусловливает и появление неожиданных запросов.


Большинство ценных прагматических тестов с исторической не­избежностью становятся предметом для изучения со стороны психо­логов-исследователей, апостериорно реконструирующих научную концепцию валидности этих тестов, что значительно улучшает их ха­рактеристики и адекватизирует сферу применения.


Психодиагностика как специфический институт, реализованный в форме управляющего кольца «наука - практика - наука - практи­ка...», достигнет оптимальных режимов в своем функционировании, если любые попытки конструирования и применения любых тестов будут тщательно документироваться, будут доступны для повторения в любом звене (исследовательском или практическом) психологичес­кой службы. При обеспечении эффективной информационной базы, оперативных форм информационной связи между звеньями этой сис­темы (как методологическими, так и практическими) всякое практи­ческое применение тестов станет одновременно и работой по созда­нию новых методик.



3.5. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ И РАСПОЗНАВАНИЕ ОБРАЗОВ



Кардинальное значение для психодиагностики имеет проблема прогнозирования. Существует точка зрения, разделяющая психоди­агностику и так называемую психопрогностику (Забродин Ю. М., 1984). Это указывает на самостоятельное значение проблемы прогно­зирования.


В действительности, любая психодиагностика служит прогнози­рованию - на больших или меньших отрезках времени. То, что назы­вается диагностикой текущего состояния объекта, имеет следующий смысл. В технике сконструированный агрегат подвергают стендовым испытаниям. Полученные результаты приписывают текущему состо­янию объекта, имея в виду, что выключенный агрегат до его эксплуа­тации в реальных условиях уже не будет изменяться сколь-нибудь су­щественным образом. При этом подразумевается, что именно при работе включенного агрегата может измениться его состояние, в ча­стности, выход из допустимого режима.


В психологии дело, конечно же, обстоит по-другому. И перенос подразумеваемых, имплицитных представлений из технической ди­агностики в психодиагностику неправомерен, как, впрочем, непра­вомерен такой перенос уже и по отношению к медико-биологичес­кой диагностике человеческого организма. Организм человека, его психика - это не агрегат, который произвольно можно выключить на период от тестирования до реального испытания. Все это время человек продолжает жить, активно взаимодействовать со средой. Даже в изоляции, даже во сне мозг человека проделывает большую работу, переводя полученную информацию из одних отделов памя­ти в другие (Касаткин В. Н., 1967). Все это означает, что принцип статистической экстраполяции результатов психодиагностического измерения нельзя считать оправданным без проведения специаль­ных проверок.


Когда психолог по результатам тестирования регистрирует у не­которого индивида А показатель Ха
, а у некоторого индивида В пока­затель Хb
, так что Хa
> Хb
, то из этого вовсе не следует автоматичес­ки, что соотношение Хa
> Хb
сохранится в течение следующей недели, месяца, года. Для принятия стратегии экстраполяционного статистического прогноза требуется предварительно произвести эмпиричес­кое измерение надежности - устойчивости (ретестовой надежности) на заданном промежутке времени.


При этом важна не только длина отрезка времени между двумя изме­рениями, но и его заполненность теми или иными значимыми для инди­вида событиями. Приведем простой пример. Организовано психологи­ческое обследование абитуриентов вуза. Психологи пытаются измерить уровень интереса поступающих к избранной специальности Однако они применяют «лобовые» методики опроса, не защищенные от преднаме­ренной фальсификации (абитуриенты сознательно, или даже бессозна­тельно, будут искажать результаты в сторону повышенного интереса - чтобы произвести благоприятное впечатление). Фальсификация здесь - только один из возможных источников некорректности статистического прогноза. Для эмпирического измерения силы этого артефакта не обяза­тельно проводить повторное измерение через несколько лет. Имеет смысл провести повторное обследование по той же методике всех студентов, сразу же после их зачисления на первый курс. Если возникнет слишком много перестановок типа Ха
< Хb
, то ранговая корреляция «тест -ретест» окажется слишком слабой, и это доказывает неправомерность использо­вания «лобовой» методики для статического прогноза. Другой возмож­ный источник нестабильности ранговой шкалы (порядковой шкалы тес­та) обусловлен в данном примере зависимостью уровня интереса к пред­метной области от уровня знаний о предмете. В ходе обучения в вузе студенты приобретают более детальные знания о предмете, о своей ус­пешности в освоении специальности, и от этого уровень интереса может существенно изменяться. Конечно, этот фактор - в отличие от фактора фальсификации - действует на более длительных промежутках време­ни. И здесь опять же требуются специальные измерения ретестовой ус­тойчивости для применения статического прогноза.


Приведенный выше пример показывает, что в некоторых случаях целесообразно начинать решать проблемы психопрогностики без вся­кого привлечения внешней по отношению к тесту критериальной ин­формации, т. е. средствами проверки надежности, но не средствами проверки валидности. Если уже таким способом будет получен отри­цательный результат, то заведомо будет получен и для измерения ва­лидности статического прогноза (вспомним основной принцип: валидность методики не превышает ее надежность).


Однако надежность лишь необходимое, но, естественно, недоста­точное условие прогностической валидности. Можно убедиться в высо­кой устойчивости тестового показателя на длительных промежутках вре­мени, но из этого вовсе не следует, что будут получены значимые линей­ные корреляции этого показателя с требуемым критерием валидности -эффективности.- корреляции, оправдывающие статический прогноз.


Как правило, на основе диагностики принимаются решения, кото­рые соотносятся между собой как события на шкале наименований или на шкале порядка. Каким образом учитываются сегодня при приеме в вуз показатели школьной успеваемости абитуриентов? Существуют три варианта, три градации, соотносимые друг с другом по шкале порядка: выпускникам школы - медалистам предоставляются льготные условия (при успехе на первом экзамене от остальных вступительных экзаме­нов медалист освобождается), лица с удовлетворительным средним баллом допускаются к конкурсным вступительным экзаменам и сдают все экзамены; наконец, лица с неудовлетворительным средним баллом могут вообще не допускаться к вступительным экзаменам. На этом при­мере видно, что средний балл аттестата используется как некоторый показатель «теста», в соответствии с которым абитуриентов разделяют на три категории, по отношению к которым неявно применяется «по­рядковый» прогноз: предполагается, что медалисты будут успешнее обычных выпускников школ, а обычные выпускники - успешнее тех, кто учился в школе очень слабо.


«Порядковый» прогноз сохраняет свою эффективность не только в статических условиях, но и в условиях таких динамических измене­ний объектов прогнозирования, при которых порядковая структура оказывается неизменной. Предположим, что в:
ходе обучения в вузе все студенты по мере более глубокого ознакомления с предметом ис­пытывают нарастающий интерес к своей специальности, но если по­рядковая структура сохраняется (Ха
продолжает превышать Xb
, несмот­ря на то что Xb
приближается к Ха
), то «порядковый» прогноз все рав­но остается корректным.


Линейные и порядковые прогностические стратегии на практике применяются не к одномерным, а к многомерным данным. Среди математических моделей прогнозирования до сих пор наибольшей популярностью пользуются относительно простые (а иногда и нео­правданно упрощенные) регрессионные модели.


При этом для многомерного случая задача психометриста сводится к построению уравнения множественной регрессии:


Y= ß1
X1
+ ß2
X2
…..+ ßi
Xi
+ ßk
Xk
(3.5.1)


где Y- прогнозируемая переменная (критерий прогностической ва-лидности);


Xi
- значение i
-го тестового показателя из рассматриваемой бата­реи тестовых показателей;


ßi
, - значение весового коэффициента, указывающего, на сколько (в единицах стандартных отклонений) изменяется прогнозируемая переменная при изменении тестового показателя Xi
.


Для составления указанного уравнения требуется произвести «уп­реждающее» измерение тестовых показателей по отношению к критериальному показателю Y, измерение которого производится по ис­течении некоторого отрезка времени T, называемого в прогнозиро­вании периодом упреждения.


Общая эффективность прогноза на основе регрессионного урав­нения оценивается с помощью подсчета коэффициента множествен­ной корреляции R2
(Суходольский Г. В., 1972) и последующей оценки его значимости по критерию Фишера:


(3.5.2)


где - эмпирическое значение статистики Фишера со степенями сво­боды V1
= k и У2
= N-k;


N— количество индивидов;


k - количество тестовых показателей.


Не следует забывать, что основой применения этой модели про­гноза является экстраполяция - предположение о том, что на новом отрезке времени T’ будут действовать те же тенденции связи пере­менных, что и на отрезке T, на котором прежде измерялись весовые коэффициенты ßi
. Не следует также забывать, что корректность про­гноза обусловлена периодом упреждения: для больших (или меньших) T использование уравнения (3.5.1) может оказаться некорректным.


Прогностические возможности указанного метода ограничены однократностью измерения тестовых показателей .X1
, Х2
..., Xk
. В силу однократности измерения этот метод оказывается эффективным опять-таки только по отношению к самым универсальным и статическим показателям (таким, например, как интегральные свойства темпера­мента или нервной системы), обеспечивающим очень грубый, веро­ятностный, приближенный прогноз.


В некоторых случаях эффективность этого метода может суще­ственно повыситься, если использовать хотя бы двукратное (с неболь­шим интервалом в две-три недели) измерение системы показателей Х1
Х2
,..., Xk
. Уже таким способом можно, например, учесть вклад фак­тора «усвоение знаний» в прогнозирование мотивационной вовлечен­ности (уровня интереса) студента в свою специальность. Повторное измерение (например, через месяц после начала обучения в вузе) по­зволяет выявить, в каком направлении действует фактор «усвоение знаний» в своем влиянии на уровень интереса данного студента: мо­жет оказаться, что в результате разнонаправленного действия этого фактора немало пар студентов уже через месяц поменяются местами в ранговом ряду по уровню интереса (Ха
< Хb
). В этом случае в урав­нение (3.5.1) целесообразно ввести не статический показатель Xi
a простейший динамический показатель Хi
, = . Кроме того, не исключена возможность одновременного использования в уравнении (3.5.1) и статических Xi
. и динамических Хi
. показателей; тогда разра­ботанная модель прогноза будет учитывать как достигнутый уровень (экстраполировать статику), так и намечающиеся тенденции (экстра­полировать тенденции).


Приведем еще один содержательный пример. Многочисленные эмпирические исследования по прогнозированию супружеской со­вместимости (Обозов Н. Н., 1979) показали неудовлетворительно низкий уровень надежности прогноза на основе таких показателей, как однократно измеренный уровень сходства (темперамента, моти­вов, интересов, ценностных ориентации) или взаимодополнитель­ности психических свойств будущих супругов. Но эту надежность можно существенно повысить, если ввести в уравнение (3.5.1) по­казатели типа Х.. В данном случае содержательно-психологичес­кий смысл этих показателей будет заключаться в следующем: они указывают на то, в каком направлении действует на уровень сход­ства (совместимости) опыт взаимодействия будущих супругов. По­тенциально несовместимые супруги в ходе взаимодействия (за период помолвки), как правило, дивергируют в своих показателях (на­пример, имеющиеся незначительные акцентуации характера взаим­но усиливаются). И наоборот, потенциально совместимые супруги могут очень быстро конвергировать: оказывается достаточным про­ведение одного-двух обсуждений с участием психолога по спорным вопросам, чтобы сблизиться в представлениях о желаемом семей­ном укладе и образе жизни.


Более сложные математические методы прогнозирования (напри­мер, учитывающие циклическую динамику объектов) пока еще редко используются в психодиагностике, так как требуют частых многократ­ных измерений системы тестовых показателей, что оказывается не­возможным по чисто практическим причинам. Тем не менее уже се­годня можно твердо констатировать недостаточность линейных мо­делей прогнозирования. Для ознакомления с рядом других подходов к прогнозированию мы рекомендуем психологам обратиться к руко­водству «Рабочая книга по прогнозированию» (М., 1982).


Остановимся теперь более подробно на подходе, который ныне представляет собой реальную альтернативу ограниченным линей­ным статистическим моделям и позволяет строить эффективный прогноз для более сложных зависимостей между прогнозируемыми (зависимыми) и прогнозирующими (независимыми) переменными. Этот подход, по традиции, принято называть распознаванием обра­зов, так как разработка его математического аппарата была во мно­гом стимулирована инженерными задачами конструирования искус­ственных систем зрения, слуха, других органов чувств (Распознава­ние образов. М., 1970).


В психодиагностике роль «элементарных сенсорных данных» выполняют первичные тестовые показатели X1
Х2
,..., Xk
, а роль «об­раза» (выходного сигнала системы) - соответствующая диагностичес­кая категория. Таким образом, по существу, распознавание образов[19]
и есть диагностика в широком смысле.


Поясним специфику подхода на простейшем схематическом при­мере. Пусть Ру
-вероятность такого типового критерия оценки студен­тов, как успеваемость, Х1
- уровень интереса к специальности, выяв­ленный у абитуриента, Х2
- уровень его знаний о специальности.


На рис. 16 точки X1
= 0 и Х2
= 0 - медианные значения соответ­ствующих тестовых показателей. В данном упрощенном примере в статусе «образа» выступает каждый из четырех квадрантов диагнос­тического пространства. Для предсказания Ру
мы не можем постро­ить линейной комбинации Х1
и Х2
, какие бы коэффициенты ß1
, и ß2
мы ни взяли. Для предсказания Рy
мы должны зафиксировать попадание индивида в заданную область пространства параметров. «Образ», или диагностическая категория, и есть на геометрическом языке опреде­ленная область в пространстве параметров.



Рис. 16. Зависимость вероятности критериального события р и диагностических параметров
X
1

и Х2


С точки зрения распознавания образов, предварительная задача диагностики (предваряющая практические задачи) – определить границы диагностических категорий - областей в пространстве парамет­ров, которым эмпирически корректно могут быть приписаны некоторые пороговые (качественно специфичные) значения прогнозируемого критериального показателя. Это задача построения «разделяющего правила» (или «решающего правила»). Точность такого разделения и предопределяет прогностическую валидность методики на данной совокупности испытуемых в данной диагностической ситуации.


Репрезентативность выборки при этом определяется степенью изменения точности разделения при увеличении совокупности обсле­дованных. Влияние того или иного параметра на точность разделе­ния определяет «вес», с которым входит данный параметр в задачу диагностики.


Построение формальной процедуры разделения может произво­диться по-разному. В простейшем случае - это сравнение тестового показателя с некоторым порогом. В более сложных случаях применя­ются методы дискриминантного анализа, позволяющие описывать «разделяющие правила» (границы диагностических областей в про­странстве параметров) в виде сложных функций сразу от нескольких параметров.


Применение определенного метода для решения задачи построе­ния системы диагностических категорий определяется несколькими факторами: во-первых, это соответствие допущений, положенных в основу алгоритма, содержательным представлениям о психологичес­кой типологии индивидов в рамках рассматриваемой системы психо­диагностических параметров; во-вторых, это степень полноты имею­щейся информации для эффективной «остановки» алгоритма, обес­печивающей оптимальное решение задачи за приемлемое время.


Под полнотой информации здесь, имеется в виду наличие доста­точно многочисленных групп индивидов, четко и однозначно класси­фицированных по заданной системе критериев. В этом случае пост­роение решающего правила сводится к применению какого-либо ал­горитма автоматической классификации, приспособленного к работе с заданными классами. Если же критериальные классы представлены неполно - всего несколькими представителями, для которых при этом не всегда известны все значения необходимых параметров, - то воз­никает ситуация, требующая применения так называемых эвристи­ческих алгоритмов (более подробно о применяемых алгоритмах клас­сификации см. кн.: Типология и классификация в социологических исследованиях. М., 1982).


Остановимся на одном из методов распознавания, получившем применение в психодиагностике, — на семействе алгоритмов вычис­ления оценок (АВО), предложенном Ю. И. Журавлевым и его учени­ками (1978).


Основную задачу распознавания образов можно сформулировать как задачу отнесения объекта 5 к одному или нескольким классам К1
К2
,..., Кi
на основе информации о классах I
(K1
), (К2
),..., I
(Кi
), ин­формации об объекте I
(S) и предположения о близости объекта к клас­су. Другими словами, задачу распознавания можно сформулировать как задачу определения того, обладает ли объект определенными свой­ствами.


В основе АВО лежит принцип частичной прецедентности: бли­зость объекта к классу тем больше, чем больше частей в его описании «похожи» на соответствующие части в описаниях' объектов, чья принадлежность классу известна. Например, в одном из вариантов АВО (Зеличенко А. И., 1982) функция близости объекта S к классу К опре­деляется так:


(3.5.3)



где - i
-й объект, принадлежность которого к классу К уже известна;


ai
(S) - i
-й элемент (параметр) в описании объекта;


P1
- его вес;


εj
- i
-й порог.


После того как вычислены Г(S1
K1
,), ... , Г(S1
K1
,) на основании некоторого решающего правила (зависящего от вектора параметров , принимается решение о принадлежности объекта к одному или нескольким классам К1
, ..., К1
В задачах психодиагностики S- это испытуемый.


Таким образом, каждый вариант АВО определяется набором зна­чений параметров. В нашем случае- это векторы , . Если информация об объекте S представлена в виде I(S) = (а1,
..., а2
), то элемент вектора опорных множеств ωj
(S) = аi
, a εj
-j
-й порог.


В качестве примера решающего правила можно привести следу­ющее (линейное пороговое решающее правило):


объект S принадлежит к классу Kt
если


(3.5.4)


объект S не принадлежит к классу Kt
если


(3.5.5)


в остальных случаях -отказ от распознавания принадлежности объек­та S к классу Kt
.


В работе алгоритмов распознавания вообще и АВО в частности мож­но выделить два этапа: обучение и собственно распознавание. На этапе обучения, как уже говорилось, происходит настройка алгоритма, т. е. выбор таких его параметров, которые обеспечивают оптимальное в нег котором смысле распознавание объектов обучающей выборки (объек­тов, принадлежность которых к классам К1
, ... ,Ki
, известна). На этапе собственно распознавания происходит отнесение к классам K1
,..., Кi
, тех объектов, принадлежность которых к классам априорно неизвестна.


Точность распознавания на этапе обучения измеряется полнотой и адекватностью распознавания эталонных объектов. Наряду с понятием «точность» (абсолютная отделимость) иногда удобно использовать по­нятие относительной отделимости объектов обучающей выборки, при­надлежащих к различным классам. В случае, когда распознавание ведется для двух классов (например, в профориентации - для дифференци­ального прогноза успешности оптанта в одной из двух профессиональ­ных областей), относительную отделимость можно определить как


(3.5.6)


где X
- точность при обучении (выраженная в процентах), a -минимальная возможная точность обучения (совпадает с долей объек­тов в наибольшем классе от общего объема обучающей выборки). На этапе собственно распознавания точность характеризует главным об­разом репрезентативность обучающей выборки (выборки валидизации). Чем выше репрезентативность, тем больше совпадают показа­теле точности на этапах обучения и собственно распознавания.


Использование АВО кроме решения задачи распознавания позволяет получить следующую информацию:


1. Информационные веса отдельных элементов (параметров) опи­сания объектов. Эти веса измеряются через изменение точности рас­познавания при исключении соответствующих параметров из описа­ния эталонных объектов:


(3.5.7)


где X
- точность распознавания при Рj
= 1; X
() - точность распозна­вания при Р. = 0, а а - нормирующий множитель. Информационные веса интерпретируются как мера прогностической важности параметров.


2. Оптимальные значения порогов , т. е. значения , обеспечи­вающие наивысшую точность распознавания. Эти значения порогов в нашем случае можно .интерпретировать как чувствительность мето­дики; εj
- своего рода дифференциальный порог на шкале тестового показателя a
j
определяющий переход индивида из одной диагности­ческой категории в другую. Пусть на этапе разработки теста (тесто­вой батареи) была обследована группа из К человек, про которых из­вестно, что k1
из них относится к одному классу, а К2
- к другому, К = К1
+ К2
. Выбрав случайным образом из этой группы М (М<<К) многомерных описаний, проводим на них процедуру обучения алго­ритма. Точность обучения характеризует валидность теста. После это­го применяем процедуру собственно распознавания (по выработан­ному решающему правилу) для остальных К-М описаний. В резуль­тате этой процедуры мы определяем принадлежность респондентов (испытуемых) к этим классам. Сравнивая полученные результаты с эталонными данными о принадлежности испытуемых к классам, мы определяем точность самого распознавания. Если эта точность близ­ка к точности обучения, то наша пилотажная выборка объемом М может быть признана репрезентативной для обучения. Теперь можно переходить к задаче определения информационных весов.


* * *


Для эффективного использования алгоритмов распознавания по отношению к многомерным тестовым системам (при K
>3), как пра­вило, требуется использование компьютера.


При решении задач небольших размерностей (по количеству па­раметров) иногда психолог может быстрее найти решающее прави­ло, применяя собственные способности зрительной системы (очень мощные) к визуально-геометрической группировке объектов. В про­странстве параметров диагностические, классы выглядят как «сгуще­ния», некие «облака» из точек, изображающих испытуемых. В этом случае при наличии априорной информации о принадлежности ин­дивидов к классам удобно изображать точки из различных классов разными цветами (хуже - квадратиками, кружками, треугольниками). В этом случае «решающее правило» легко «увидеть» как некую вооб­ражаемую линию (прямую или кривую), разделяющую точки разного цвета (рис. 17). Точность диагностики в данном случае можно оценить по количеству точек, попавших при данном решающем правиле в «чужую» половину пространства параметров.



Рис.17. Разделение двух классов объектов (изображены кружками и треугольниками) в пространстве двух параметров
X
1

, и Х2


Точность правила, изображенного на рис. 17, равна:









10


2


3


12



A


B



Здесь в четырехклеточной матрице сопряженности по строкам за­дано попадание объекта в один из априорных классов А (треугольни­ки на рис. 17) или В (кружочки на рис. 17), а по столбцам - попадание объектов в один из апостериорных классов, образованных примене­нием решающего правила, - (слева от критериальной линии) или (справа от критериальной линии). Как указано выше, для статис­тической оценки точности может быть использован фи-коэффициент, связанный по известной формуле с критерием хи-квадрат.



3.6. ТРЕБОВАНИЯ К ПСИХОМЕТРИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКЕ ПСИХОЛОГА



Для эффективного развития практической психодиагностики сегодня требуется резкое повышение психометрической культуры всех психологов, использующих измерительные психодиагности­ческие методики. Методами рестандартизации теста, простейши­ми приемами проверки надежности и валидности должны владеть все психологи.


До сего дня сохранилось не вполне оправданное разделение (и даже противопоставление) психологов, считающих себя специалис­тами в области клинических методов, и психологов, считающих себя специалистами по тестированию. Но в большинстве реальных прак­тических ситуаций требуется сочетание этих методов. Клинические, диалогические методы необходимы на начальных этапах работы в заданной области для того, чтобы психолог сумел построить ясное содержательное представление о предмете психодиагностики. Они также необходимы в особых спорных случаях, требующих индивиду­ализированного подхода. Но когда от психолога требуется проведе­ние ускоренных, массовых обследований, обращение к некоторым стандартизованным, измерительным методикам становится неизбеж­ным. Здесь требуется психометрическая грамотность в подборе тако­го рода методик: нельзя использовать методики, о которых неизвест­но, какого рода психометрической отладке они подвергались.


Всеобщая психометрическая грамотность психологов не исклю­чает выделения из их среды специалистов особого рода - психологов-психометристов, профессионально занимающихся психометри­ческим обеспечением психодиагностики. Поэтому целесообразно привести здесь два списка нормативных требований - к психологу и к психологу-психометристу.


Требования к психологу:


1. Психолог должен уметь квалифицированно разбираться с пси­хометрической документацией в методической литературе по психо­диагностике, должен знать, какие психометрические характеристики теста должны указать его разработчики, в какой степени эти психо­метрические характеристики соответствуют типу теста, с одной сто­роны, и актуальной задаче, для которой его требуется использовать, с другой. Например, в тех случаях, когда требуется использовать тест для прогноза со значительным упреждением, а сведений о проверке прогностической валидности не получено, тест не может считаться готовым для решения данной задачи.


2. Психолог должен правильно определить, в какой мере извест­ные тестовые нормы по требующейся методике применимы в его си­туации с учетом контингента испытуемых и типа диагностической си­туации, существует ли ситуация «внутрикультурного переноса» и нуж­на ли рестандартизация тестовых норм. При необходимости психолог должен уметь самостоятельно практически произвести рестандартизацию, построив и проанализировав распределение тестовых баллов.


3. Психолог должен уметь самостоятельно собирать данные, прово­дить корреляционную обработку и измерять эмпирическую валидность -эффективность методики по отношению к заданному критерию. При необходимости психолог должен уметь самостоятельно конкретизиро­вать операциональные индикаторы критериальной информации.


4. Психолог должен уметь самостоятельно определять появление слишком высокой погрешности в результатах, утрату методикой не­обходимого уровня надежности, при этом проверять свою гипотезу статистически.


5. Психолог обязан вести двойную документацию: все копии про­токолов он должен быть готов передать в головную методическую организацию (научно-академическую или отраслевую) для пополне­ния общего банка данных и совершенствования психометрических характеристик методики. Все модификации, вносимые в методику (формулировку инструкции, отдельных вопросов, последовательность предъявления), психолог должен согласовывать с головной методи­ческой организацией, так как самодеятельное введение на местах раз­нообразных частных модификаций влечет за собой утрату психомет­рической чистоты получаемых результатов, не ускоряет, а замедляет создание модификаций, адаптированных к специфическим условиям и обладающих необходимыми психометрическими свойствами. Тща­тельное соблюдение заданных методических стандартов — необходи­мый атрибут психометрической культуры психолога.


6. Психолог должен уметь самостоятельно выявлять и измерять уровень мотивационных искажений, обусловливающих фальсифика­цию тестовых данных испытуемыми, должен уметь корректно отсеи­вать недостоверные протоколы, статистически фиксировать достиже­ние приемлемого уровня достоверности для массовых результатов в групповой психодиагностике.


7. Психолог должен овладевать приемами сложного количествен­ного подсчета косвенных тестовых показателей, а также интегральных показателей, требующих агрегирования многообразной числовой ин­формации. Он должен уметь поставить задачу программисту (или психологу-психометристу) для проведения расчетов на компьютере.


Психолог-психометрист должен уметь:


1. Самостоятельно планировать и осуществлять все этапы по пси­хометрическому конструированию или адаптации психодиагностичес­ких методик: проверку надежности и валидности на уровне отдель­ных пунктов теста, отсев ненадежных и невалидных пунктов, пост­роение и анализ распределения тестовых баллов, составление мате­матических уравнений для прогнозирования или «решающего правила» для распознавания.


2. Организовывать хранение и обработку психодиагностических данных на компьютере, владеть навыками работы на компьютере в рамках стандартных операционных систем, знать структуру исполь­зуемых в психодиагностике баз данных и уметь управлять базами дан­ных.


3. Организовать работу психологов-психодиагностов по ведению документации к используемым методикам, по соблюдению методи­ческих стандартов, по сведению и интеграции результатов в общие банки психодиагностической информации.


4. Вести картотеку методик в рамках заданной области (отрасле­вой психологической службы), тщательно иерархизируя методики по уровню психометрической обеспеченности, вести библиотеку мето­дических материалов и методических рекомендаций по использова­нию стандартизованных методик.


В заключение отметим, что развивающаяся психодиагностичес­кая практика неизбежно расширит приведенные здесь перечни тре­бований..



ГЛАВА 4 ПСИХОДИАГНОСТИКА ЧЕРТ ЛИЧНОСТИ



Иерархическое многомерное определение черты. Подавляющее большинство психодиагностических методов, применяемых на прак­тике, использует по отношению к человеку язык описания, аналогич­ный принятому в естественных науках. Человек, как и объект в есте­ственных науках, предстает в этом языке в виде набора параметров, который еще с начала XX в. принято называть профилем личности (Россолимо Г. И., 1910).


В применении к задаче прогнозирования поведения человека в обыденных ситуациях каждый отдельный показатель из профиля обыч­но называется чертой. В разных ситуациях, предъявляющих разные требования к индивиду, актуализируются разные черты: ситуации, требующие особой тщательности и внимания, провоцируют проявле­ние черт «внимательный - невнимательный», «аккуратный - небреж­ный»; ситуации встречи или знакомства людей друг с другом прово­цируют проявление черт «общительность - замкнутость», «отзывчи­вость — черствость» и т. п.


Чтобы получить возможность прогнозировать поведение челове­ка в максимально широком классе возможных ситуаций, психологи стремятся измерять так называемые универсальные, или базовые, черты. Эти черты относятся, как правило, к наиболее общим струк­турно-динамическим характеристикам стиля деятельности и описы­ваются в функциональных понятиях «свойств темперамента» (Мер­лин В. С., 1973) или в субстанциональных понятиях «свойств нервной системы» (Теплов Б. М, 1961; Небылицын В. Д., 1966).


К более узким классам ситуаций относятся черты, предопреде­ленные социальной и предметно-профессиональной средой развития индивида (способы наказания или поощрения в семье, жесткий конт­роль или либерализм социального окружения в учебной или профес­сиональной деятельности, опыт решения практических наглядно-дей­ственных, образных или отвлеченно-теоретических задач и т. п.). На этом уровне выделяется более широкий спектр черт характера (Леви­тов Н. Д., 1969; Ананьев Б. Г., 1980), описывающих человека как со­циального индивида, имеющего определенный опыт социально-ро­левого поведения.


На уровне конкретных ситуаций поведение человека в значи­тельной степени зависит не только от его конституции и социаль­но-нормативного опыта, но и от собственной субъективной актив­ности по категоризации условий, смыслообразованию и проекти­рованию целей на основе самооценки. Добиться полного прогноза поведения без учета рефлексивного «Я», актуализируемых лично­стных смыслов в конкретной ситуации, психолог не может (Ле­онтьев А. Н., 1975).


Таким образом, опираясь на уже известные и принятые в литера­туре различения трех уровней психической регуляции: организмичес-кого, индивидного и личностного (Столин В. В., 1983), - сформули­руем рабочее определение черты.


Черта - это описательная переменная, фиксирующая интеграль­ную диспозиционную стратегию поведения человека, складывающу­юся под действием системы организмического, социального и лич­ностного уровней регуляции. Таким образом, традиционно по проис­хождению и сфере приложения выделяются три компонента черт:


конституциональные - обусловлены свойствами организма и за­дают ограничения для максимально широких классов ситуаций;


индивидные - обусловлены опытом жизнедеятельности в опреде­ленных относительно широких социально-нормативных ситуациях;


личностные - обусловлены внутренней «работой» личности по анализу и проектированию собственного поведения. Это рефлексив­но-ситуационные черты личности.


Обычно три типа черт рассматриваются строго иерархически (Cattell R. et al., 1970; Мельников В. М., Ямпольский Л. Т., 1985). Однако более убедительной на сегодня можно считать континуаль­но-иерархическую модель черт личности: 1) черты не представля­ют собой дискретные образования, т. е. возможен непрерывный пе­реход из одной черты в другую (например, в результате плавной пе­рестройки функциональной системы на новый класс ситуаций или изменения направленности оценок); 2) выделенные выше три под­системы можно представить как сосуществующие подпространства, входящие в отношения гибкой иерархии, что обусловливает пере­ход «ведущего уровня» управления из одной подсистемы в другую (Бернштейн И. А., 1966).


Таким образом, выделяемые и эмпирически регистрируемые чер­ты не распределены по указанным уровням строго однозначно. Мно­гие черты сочетают в себе в определенных пропорциях большую или меньшую долю конституционального, индивидного или личностного компонента.


Это принципиальное положение, к сожалению, долгое время не учитывалось психологами, разрабатывавшими методики психоди­агностики черт, что породило чрезмерную противоречивость теоре­тических позиций, неоправданно резкое размежевание разных ме­тодологических направлений (Психология индивидуальных разли­чий. М., 1982; Carlson R., 1971; Marceil J., 1977; Kenrick D., String-field D., 1980).


Рис. 18 поясняет, в какой мере тестовый показатель, отражающий отдельную черту, зависит от влияния подсистем разного уровня.




Рис. 18. Концептуальный куб, иллюстрирующий континуальную модель


черты личности



Один и тот же тестовый балл (точка на векторе X) может быть получен при разном соотношении уровней регуляции (подсистем) О, S, Р - организмического, социального и личностного. Один и тот же балл X’ получают все индивиды, изображенные точками в «плоско­сти безразличия», перпендикулярной оси X. Это и обусловливает слож­ность теоретической интерпретации тестовых баллов; на практике нет «чистых» методик, способных учитывать влияние только одной ка­кой-либо подсистемы. Черта, которая измерялась бы такой «чистой» методикой, на рис. 18 изображалась бы вектором, совпадающим с од­ной из осей. Более того, на практике нет методик, которые бы учиты­вали влияние только двух каких-либо подсистем (на рис. 18 вектор, изображающий такую черту, лежал бы в одной из граней куба).


Методики, с которыми работают психологи, измеряют черты, скла­дывающиеся под влиянием всех трех подсистем. Однако это влияние для каждой конкретной черты структурировано по-разному, представ­лено в разных пропорциях.


Концепт куба в данной модели - не более чем графический при­ем. Под каждой осью О, S, P следует подразумевать многомерное пространство со следующими порядками числа измерений: О - еди­ницы, S - десятки, Р - сотни.


Прогностическая эквивалентность многомерных систем. Прежде чем приступить к описанию конкретных методик, необходимо разве­сти два, часто рассматриваемых вместе критерия: прогностическую эффективность и теоретическую (или онтологическую) релевантность систем тестовых шкал. Утверждение, что прогностическая эффектив­ность может служить мерилом теоретической релевантности много­мерных тест-опросников, по-видимому, неверно.


Прогностическая эквивалентность. Если построено какое-то про­странство, достаточное для обеспечения хорошего прогноза, то сис­тема любых осей в этом пространстве будет одинаково прогностичной, если сохранено число измерений. Справедливость этого утверж­дения следует из того, что само пространство при этом не меняется, а в нем проводятся разные системы осей (например, различные типы вращения факторов). Следовательно, мы вольны избирать любую си­стему осей в данном пространстве для целей прогноза. В этом прояв­ляется непрерывность перехода черт из одной в другую.


На этом основаны процедуры «пересчета» из системы шкал од­ного опросника в систему шкал другого опросника, показывающие статистически значимую эквивалентность таких многомерных тестов, как 16PF Р. Кеттелла, теста Гилфорда, MMPI (об эмпирических по­казателях возможности прогноза профиля по одному тесту с помо­щью профиля по другому тесту и особых связующих коэффициентов см.: Cattell R. et al., 1970; Ямпольский Л. Т., 1981).


Разработчики тестов часто находятся в ситуации, когда в теории они «становятся рабами» отобранных по тем или иным критериям вопросов и скоррелированных, объединенных в факторы в результа­те популяционно-специфических особенностей выборки шкал (Шме­лев А. Г., Похилько В. И., 1985).


При корректном подходе к разработке и интерпретации много­мерных тест-опросников необходимо учитывать следующую психо­метрическую максиму: можно (с большим или меньшим трудом) при­думать такой вопрос (а значит, и множество вопросов), который при многомерном анализе матрицы данных даст вектор, проходящий в окрестности любой наперед заданной точки многомерного, простран­ства черт. Из этого следует, что любой локус пространства черт (в том числе и разреженный - такой, который не дает группировки пунктов на данном конкретном перечне, не дает шкалы) можно заполнить груп­пой скоррелированных вопросов и получить новую шкалу, измеряю­щую нечто промежуточное тому, что измерял опросник в своем ис­ходном варианте.


Выбор той или иной системы шкал (черт) во многом определяется замыслом разработчика или исходным перечнем, которым он располагает.


Следовательно, теоретическая релевантность системы шкал дол­жна определяться в данном случае не прогностичностью (эта ситуа­ция является в чем-то парадоксальной для традиционных представ­лений о научности, что и порождает множество дискуссий и противо­речивых точек зрения), а чем-то другим -теоретической моделью или исторически сложившимися в данный момент в данной культурной популяции «опорными» (популярными) измерениями, которые выде­ляются и обосновываются эмпирически на уровне обобщений обы­денного сознания.


Дня каждой из трех подсистем, выделенных выше, необходим особый подход. Так, в первой подсистеме - конституциональной -предпочтение той или иной системы черт основывается на базе ней­рофизиологических теорий (например, типов нервной системы или взаимоотношений между различными функциональными отделами ЦНС и др.).


Для второй подсистемы - социально-обусловленных черт - вы­бор предпочитаемых систем шкал может определяться на основе ка­кой-либо теории (например, Леонгард К., 1981 — теория акцентуаций; Личко А. Е., Иванов М. Я., 1981 –опросник ПДО), а может быть выб­ран и эмпирически (Cattell R. et al., 1970). Однако при этом необходи­мо учитывать влияние популяции. В разных популяциях могут быть преобладающими различные системы оценок. Перенос на новую по­пуляцию (например, с американской на русскоязычную) не может быть выполнен автоматически, посредством простого перевода (даже ква­лифицированного). Для каждой популяции при эмпирическом выбо­ре системы шкал необходимо проводить и эмпирическую работу, вы­являющую преобладающие в данной популяции системы черт лично­сти и способы их рефлексии.


Для третьей подсистемы подходят только индивидуально ориен­тированные экспериментальные методы. Люди различаются по тому, какую именно систему собственных субъективных параметров (кон­структов) они используют для оценки и предсказания своего поведе­ния и поведения других людей, для оценки объектов и отношений. Невозможно построить теорию, которая бы охватывала все индиви­дуальные системы (имеющие часто и уникальные измерения).


Конкретность прогноза, структура выборки и класс ситуа­ций. Начиная с середины 60-х годов в психологии поднялась волна экспериментальной критики «чертографических» подходов с точ­ки зрения представителей интеракционизма (Kenrick D., Stringfield D., 1980). Одним из самых сильных экспериментальных аргументов, призывающих к отказу от тест-опросников, является следующий. Показано, что опросники позволяют предсказывать всего лишь 4-9 % дисперсии экспериментальных данных по пред­сказанию поведения конкретных людей в конкретных ситуациях при варьировании социального контекста. Максимальная доля дис­персии приходится на взаимодействие ситуационных и личност­ных факторов (там же).


Эта критика справедлива, но роль ее - не отрицать применение тест-опросников, а предостерегать пользователей от чрезмерного оп­тимизма в использовании таких тестов, как 16 PF Р. Кеттелла и дру­гих подобных методик, для индивидуальной диагностики.


Из континуально иерархической модели черт личности следует, что ситуации, для которых строится прогноз, должны быть согласо­ваны с возможностями инструмента и с теми целями, для которых он предназначен.


В этой области действует следующая закономерность: чем более разнородная выборка необходима для получения внутренне консис­тентной шкалы, тем более общим (менее конкретным) может быть прогноз и тем больше времени необходимо, чтобы проявилась та или иная черта.


По этому параметру каждая из выделенных подсистем имеет свои особенности.


Как показывает множество исследований, первая подсистема -конституциональная - не является культурно- и популяционно-специфической, т. е. для получения шкалы не нужна обязательно раз­нородная выборка, отражающая все классы и группы людей. Поэто­му шкалы этой подсистемы могут быть приложимы как к конкрет­ным ситуациям и людям (с поправкой на ситуативные и личностные особенности, поскольку чистых шкал не бывает), так и для постро­ения обобщенных прогнозов.


Вторая и третья подсистемы подчиняются закономерности «конк­ретность прогноза». Например, большинство разработчиков многомер­ных тест-опросников стремятся строить такие системы шкал, которые воспроизводятся на предельно разнородных выборках. Поэтому они хорошо работают в тех случаях, когда требуется обобщенный прогноз на длительное время (например, в профотборе), и оказываются совер­шенно непригодными для предсказания поведения конкретных людей в конкретных ситуациях при варьировании социального контекста. Другими словами, для того чтобы проявилась такая черта, которую из­меряет опросник этого типа, необходимо много наблюдателей, нужно сложить суммарные оценки множества людей в разных ситуациях. Это те оценки, влияние которых сказывается на социально-ролевом пове­дении человека в течение длительных промежутков времени.


В тех случаях, когда требуется предсказание поведения конкретных людей в конкретных ситуациях, необходимо иметь возможность рекон­струировать их собственные (индивидуально-определенные) системы рефлексивно-ситуативных черт (конструктов). Именно эти факторы бу­дут играть доминирующую роль в предсказании оценок и отношений, самооценок и поведения конкретных людей в конкретных ситуациях.


Психодиагностика конституциональных диспозиций (темпера­мент). В своем «Очерке теории темперамента» В. С. Мерлин писал: «Противоречивость признаков темперамента у различных авторов столь велика, что еще А. Бэн (1866) считал темперамент ненужной традицией старой и нелепой выдумки. А. Ф. Лазурский (1917), согла­шаясь с Бэном, утверждал, что учение о темпераментах в настоящее время действительно уже отжило свой век (цит. по: Мерлин В. С., 1973, с. 3-1).


Тем не менее успехи дифференциальных психофизиологических исследований XX в., поставившие феноменологию на твердую почву нейрофизиологии, дали свой результат. Появились диагностические методики как аппаратурного[20]
, так и психометрического типа, имею­щие неплохие эмпирические показатели надежности - устойчивости и достаточно определенную теоретическую базу.


Ниже в этом разделе книги описаны разные тест-опросники. Не­смотря на риск субъективных искажений (под влиянием фальсифика­ции), психолог-практик, не имея возможности применять аппаратур­ные методики, очень часто прибегает к тест-опросникам. Но при их использовании он не должен забывать, что в силу особого характера процедуры получения результатов получаемый тестовый показатель по этим методикам имеет весьма значительные проекции (см. рис. 18) в области иррелевантных подсистем индивидных и личностных черт. Дело усложняется также и тем, что кроме этого «артефакта инструмен­та» действуют объективные тенденции, обусловленные взаимосвязями между уровнями регуляции деятельности и выражающиеся в появле­нии различных «компенсаторных» эффектов: генетически заданная конституция преломляется приобретенными чертами эмоционально-волевой регуляции, так что черты темперамента заведомо не могут быть локализованными в «плоскости» одной лишь конституции. На тесто­вый балл, определяемый по различным методикам, существенное ис­кажающее влияние может оказать неадекватная самооценка. Модель, приведенная на рис. 18, поясняет, что тестовый балл - это не единствен­ная точка, а целое множество точек, помещенных на одном уровне. В силу этого можно наглядно представить себе, как индивид, обладаю­щий слабым типом нервной системы, но имеющий неадекватное пред­ставление о себе как о «сильном человеке», получает по тест-опросни­ку весьма высокий балл.


Тест-опросник Стрвляу. Видный современный польский психо­лог Ян Стреляу на основе дифференциально-психофизиологической концепции Павлова-Теплова разработал тест, направленный на изме­рение трех основных характеристик нервной деятельности: уровня процессов возбуждения, уровня процессов торможения, уровня под­вижности (Стреляу Я., 1982).


Тест-опросник реализован в виде перечня из 134 вопросов, пред­полагающих один из трех возможных вариантов ответа: «да», «?», «нет». Для проведения опроса достаточно иметь тестовый буклет со стандартной инструкцией и перечнем вопросов, а также стандартный ответный лист, в который рядом с номером пункта заносятся крести­ки в одну из трех возможных позиций, соответствующую варианту ответа. При групповом письменном заполнении в ответный лист мо­жет вносить ответы сам испытуемый.


Каждый вопрос отнесен автором теста к одной из трех шкал: 45 вопросов - к первой шкале, 44 - ко второй, 45 - к третьей. Большин­ство вопросов по каждой шкале являются «прямыми» - в пользу вы­сокого балла по шкале говорит ответ «да», но есть также и «обратные вопросы». В последнем случае перед номером шкалы стоит знак «-». При подсчете суммарного балла удобно использовать трафаретку с прорезями, которая накладывается на стандартный ответный лист (рис. 19). При попадании крестика в прорезь в крайней позиции («да» или «нет») начисляется балл «2», при попадании в позиции «?» начис­ляется балл «1». Такая техника является общей для всех тест-опрос­ников, описываемых в данной главе.


«Сырой» балл, подсчитанный таким образом, сравнивается с диаг­ностическими статистическими границами, полученными на выборке стандартизации. На русскоязычной популяции стандартизационное исследование было проведено Н. Н. Даниловой (1985). Компьютерный анализ данных провел А. Г. Шмелев. В нормативную выборку вошли московские студенты и инженерно-технические работники. Диагнос­тическая ситуация при выборе норм - смешанная (часть испытуемых обследовалась на добровольных началах, часть - в административном порядке).


При диагностической оценке следует дифференцированно под­ходить к испытуемым разного пола (применять соответствующие нор­мы). Ниже приводится интерпретация результатов.




Рис. 19. Ручной способ подсчета тестового балла с помощью наложения трафаретки с прорезями на стандартный ответный лист



1а. Высокий балл по первой шкале (выше границы - сред­нее плюс стандартное отклонения) отражает высокий уровень силы возбуждения; испытуемые - с сильной реакцией на внешние раздра­жители, способностью к осуществлению эффективной деятельности в ситуациях, требующих энергичных действий: нервная система вы­держивает длительное и часто повторяемое возбуждение, не обнару­живая признаков запредельного торможения.


16. Низкий балл по первой шкале (ниже границы ) - ука­зывает на слабость возбуждения, быстрое достижение запредельно­го торможения.


2а. Высокий балл по второй шкале отражает силу нервной систе­мы по отношению к процессам торможения, быстрое и прочное уста­новление тормозных условных рефлексов, способность к отказу от активности в условиях запретов.


26. Слабость процессов торможения вызывает затруднение в раз­витии тормозных рефлексов, возможна склонность к неадекватным импульсивным действиям в ситуациях, требующих отказа от актив­ности.


За. Высокая подвижность отражает способность нервной систе­мы к быстрой переделке знаков раздражителей (из возбуждающего рефлекс в тормозной и наоборот), способность к быстрой перестройке при столкновении с новой ситуацией, готовность и желание взаи­модействовать с новыми предметами и явлениями,


36. Низкая подвижность указывает на высокую инертность не­рвной системы в переделке знаков раздражителей, для индивида зат­руднен переход к новым навыкам, он часто избегает новых ситуаций.


Очевидно, что возможности прогнозирования поведения с помо­щью результатов по тесту-опроснику Стреляу зависят от того, насколь­ко указанные понятия теории Павлова - Теплова могут быть коррект­но применены к заданному классу ситуаций.


На нормативной выборке А. Г. Шмелевым проведен компьютер­ный анализ пунктов опросника по величине корреляции с суммар­ным баллом каждой шкалы. Подтверждена на высоком уровне стати­стической значимости внутренняя валидность большинства вопросов. Ряд вопросов, не получивших значимых корреляций с релевантной шкалой, будут переформулированы в новой версии методики. Уро­вень надежности - согласованности для первой русскоязычной вер­сии теста можно признать удовлетворительным. Альфа-коэффициент Кронбаха по шкалам равен: 0,82 (первая шкала), 0,84 (вторая шкала), 0,81 (третья шкала). Косвенные экспериментальные сведения по про­верке валидности методики для данной версии получены в работе Н. Н. Даниловой (1985).


Тест-опросник Айзенка. При корреляционном анализе пунктов тест-опросника Стреляу была выявлена высокая скоррелированность двух концептуально независимых (согласно теории Павлова-Тепло-ва) измерений: уровня возбуждения и уровня подвижности. Большин­ство пунктов, являвшихся прямыми по одной шкале, оказывались пря­мыми и по другой. Таким образом, в сознании испытуемых эмпири­ческие ситуационно-поведенческие проявления силы и подвижности оказались, по существу, «склеенными».


Этот факт можно понимать двояко:


различения силы и подвижности на уровне социально-норматив­ного обыденного сознания не происходит;


система базисных черт конституциональных свойств существен­но двумерна.


Вторая точка зрения опирается на многолетние разнообразные эмпирические исследования с применением факторного анализа пси­хофизиологических и опросниковых данных, проведенных, в частности, английским психологом Г. Айзенком (Eysenk H., 1967). Пытаясь соединить воззрения И. П. Павлова и К, Юнга, Г. Айзенк предложил в качестве базисных два параметра индивидуальности: «экстравер­сию - интроверсию», «нейротизм - эмоциональную стабильность». Эта дифференциальная концепция основана на эмпирическом выде­лении двух типов невротических заболеваний[21]
: истерического невро­за, который свойствен лицам холерического темперамента («неста­бильным экстравертам»), и невроза навязчивых состояний, который свойствен лицам меланхолического темперамента («нестабильным ин­тровертам»). На рис. 20 представлена схема Айзенка, отображающая базисные факторы индивидуальности и их соответствие типам тем­перамента по Гиппократу (соответствие задано самим Айзенком).



Рис. 20. Схема Айзенка


В работе «Биологические основы индивидуальности» Г. Айзенк предложил такую нейрофизиологическую интерпретацию своих фак­торов: высокий балл по шкале «нейротизм» соответствует снижению порога активации лимбической системы (в этом смысле повышенная «эмоциональная нестабильность» - это реактивность в ответ на со­бытия во внутренней среде организма, в ответ на колебания организ-мических потребностей и состояний), в то же время высокий балл по шкале «интроверсия» соответствует снижению порога активации ре­тикулярной формации (в этом смысле «интроверты» испытывают бо­лее высокую активацию в ответ на экстеро-цептивные раздражите­ли). Эти представления в какой-то степени соответствуют тому ак­центу на «уровне активации», который был сделан и русскими психо­физиологами (Небылицын В. Д., 1976).


Феноменологически в поведении «экстраверты» и проявляют себя как возбудимые и подвижные, а «интроверты» - как заторможенные и инертные. Нестабильность - результат неуравновешенности про­цессов возбуждения и торможения.


По тест-опроснику Айзенка проведено много психометрических исследований. С помощью инструкции на имитацию идеального «Я» было показано, что шкала «нейротизм» линейно связана с социаль­ной желательностью (желателен полюс - «стабильность»), а шкала «экстраверсия» - нелинейно (желателен медианный балл). Таким об­разом, в ситуации экспертизы балл по шкале «нейротизм» будет сме­щен в сторону к «стабильности», а по шкале «экстраверсия» - к ме­дианному, среднему баллу.


В настоящее время разработаны две параллельные формы (А и В) адаптированного русскоязычного варианта тест-опросника Айзенка.


Данный вариант теста подготовлен А. Г. Шмелевым на основе психометрического анализа пунктов по критерию внутренней валидности (надежности - согласованности - см. раздел 3.2). В каждой из форм из 57 вопросов были заменены 12, не обладающих необходи­мой значимой корреляцией с суммарным баллом по релевантной шка­ле (за основу был принят массив из 114 вопросов, переведенных с англоязычного варианта Г. Айзенка ленинградскими психологами, до­полненный 46 новыми вопросами, составленными А. Г. Шмелевым для замены «не работающих» переводных вопросов).


Каждый из 57 вопросов формы относится к одной из трех шкал (первым назван полюс, соответствующий высокому баллу по шкале):


1. Экстраверсия - интроверсия (24 вопроса),


2. Нейротизм -стабильность (24 вопроса),


' 3. Ложь - откровенность на грани цинизма (9 вопросов).


Более подробную содержательную интерпретацию шкальных по­казателей читатель сможет уточнить по обширной литературе (см. в частности, Кулагин Б. В., 1984).


Пользователю следует учесть, что этот вариант обладает извест­ными недостатками: кроме несбалансированности относительного век­тора «социальной желательности» (см. раздел 3.3) шкала «нейротизм» не защищена от систематической ошибки вследствие возможной пози­ционной тактики ответа испытуемого (все 24 вопроса - прямые). Эти недостатки присущи и исходному тест-опроснику Айзенка.


Универсальность двухмерной системы черт «экстраверсия» и «нейротизм» подтверждена не только исследованиями самого Ай­зенка, но и другими исследованиями с применением факторного анализа широких наборов вопросов на больших популяциях. При так называемом «вторичном» факторном анализе шкал 16PF в ка­честве наиболее весомых факторов выделяются постоянно (в раз­личных исследованиях разных авторов) родственные факторы «эксвия - инвия» и «тревожность» (Cattell R. et al., 1970; Ямпольс-кийЛ. Т., 1981).


Указанные факторы можно получить не только как комбинацию шкал, но и как комбинацию первичных индикаторов — самих вопросов опрос­ника. На материале русскоязычного варианта 16PF впервые такая факто­ризация была произведена в 1983 г. в исследованиях В. И. Похилько и А. Г. Шмелёва. Факторы «тревожность» и «экстраверсия» были вос­произведены также при факторизации пунктов MMPI (Ильин В. И., Похилько В. И., 1983). Эти факторы - наиболее интегральные черты индивидуальных особенностей психической регуляции деятельнос­ти. Их существование эмпирически объясняется статистическим вза­имодействием между чертами индивидного и личностного уровней. Эти черты не являются статистическими (функционально независи­мыми), а объединяются в интегральные образования, которые и ока­зываются факторами темперамента. Этому механизму есть вполне содержательное объяснение: при суммировании черт поведения, свой­ственных узко специфическим классам ситуаций, то особенное их содержание, которое различается от одного класса ситуаций к друго­му, как бы взаимоуничтожается, нивелируется, в результате чего про­является общий, неспецифический компонент, присутствующий в определенной дозе в любой черте высокого уровня, - компонент темперамента (проекция на ребро «Конституция» в концептуальном кубе возрастает). Но факторы темперамента, хоть и универсальны, недостаточно прогностичны. Их учет дает лишь небольшое превы­шение точности прогноза над случайным уровнем. На сколько-ни­будь значительных выборках (более 100 человек) и при наличии свы­ше сотни разнообразных эмпирических индикаторов факторы «тре­вожность» и «экстраверсия» не объясняют свыше 10 % общей дис­персии - суммы диагональных элементов матрицы интеркорреляций (Харман Г., 1972).


Третий универсальный фактор, который характерен для универ­сальных перечней эмпирических индикаторов, - это, по-видимому, фактор «кортикального контроля». Этот фактор, не предусмотрен­ный концепцией Г. Айзенка, стабильно выделяется на разных вы­борках при факторном анализе тестов 16PF, MMPI и, по-видимому, любого универсального перечня. Р. Кеттелл указывает на этот фак­тор как на третий в списке ведущих «вторичных» факторов и интер­претирует его как «чувствительность» (техническое название: «кортерция - патемия»). В этот фактор со значимыми нагрузками входят пункты из «первичных» факторов: —А, +С и +Q3
теста 16PF, а также из шкал Pd, Pa, Ма теста MMPI. Индивиды с высоким баллом по этому фактору в поведении отличаются педантичностью, деловито­стью, строгим следованием принятым правилам и поставленным целям. Лица с низким баллом отличаются высокой сенситивностью, эмоциональностью, впечатлительностью, импульсивностью, образ­ным складом мышления. В обыденной (житейской) психологии эти различия чаще всего описываются в терминах «рациональность -эмоциональность». В. С. Мерлин (1973) подобные черты объединя­ет преимущественно в таком свойстве темперамента, как «ригид­ность». По-видимому,- эта интегральная черта имеет также некото­рую конституциональную, нейрофизиологическую основу: если «нейротизм» отражает активность базальных отделов головного мозга, «интроверсия» - активность ретикулярной формации (обус­ловливающей низкие пороги к экстероцептивной формации), то «кор­тикальный контроль» - активность новейших отделов коры голов­ного мозга, и прежде всего лобных долей, которые, как это известно из нейрофизиологии и нейропсихологии, отвечают за торможение импульсивных поведенческих реакций (обеспечивают нисходящее тормозное воздействие на центральные и базальные отделы голов­ного мозга), т.е. за осуществление волевой регуляции (Хомская Е. Д., 1972; Лурия А. Р., 1973).


Четвертый вторичный фактор 16PF -«конформизм» -также под­тверждает свою универсальность при факторном анализе матриц ин­теркорреляций пунктов. Этот интегральный фактор для подсистемы индивидных (социальных) черт личности указывает на степень под­верженности индивида давлению групповых (социальных) норм и группового мнения (в противоположность самостоятельности, ориентации на собственные «системы отсчета» в оценке ситуации и при­нятии решения). Этот фактор объединяет разнообразный круг фено­менов «внушаемости». Исследования когнитивного стиля (Witkin H. et al., 1974) показали, что существует определенный конституциональ­но предопределенный фактор «внушаемости» - это «полезависимость», низкий уровень «психологической дифференциации», выра­жающийся в связанности процессов интеллектуального (второсигнального) и эмоционально-образного (первосигнального) отражения действительности. Показано, что психологическая дифференциация снижается при любых отклонениях от оптимального, уравновешен­ного уровня активированности общих неспецифических (тонических) регулирующих систем мозга. Казалось бы, напрашивается следую­щая упрощенная схема соответствия основных универсальных кон­ституциональных диспозиций: это трехмерная система «эмоциональ­ный тонус (нейротизм) - экстероцептивный тонус (интроверсия) -кортикальный тонус (самоконтроль)», при этом «конформизм» дос­тигается на периферии сферы (при максимальных отклонениях от оптимума - начала координат системы).


Однако подобный схематизм (как и большинство других подоб­ных универсальных схем) оказывается оправданным не в большин­стве, а в меньшинстве типичных случаев. В большинстве случаев соотношение конституциональных черт не отражается в поведении непосредственно, помимо многообразных компенсирующих (и сверхкомпенсирующих) комбинаций черт более высоких уровней. Показано, что «индивидуальный стиль деятельности» (Климов Е. А., 1969) достигает устойчивости благодаря не столько «ярко выражен­ной» конституциональной специфике, сколько устойчивости стра­тегий поведения, складывающихся на социально-ролевом и лично­стном уровнях.


Измерение социально обусловленных диспозиций (характер). По­веденческие черты, доступные для регистрации внешнему наблю­дателю, в значительной степени отражают содержание исторически сложившихся социально-ролевых предписаний к деятельности лю­дей в стандартных классах ситуаций. В результате общественного разделения труда люди фактически живут в разных мирах с точки зрения предметного содержания задач (целей и условий деятельно­сти), с которыми им приходится иметь дело. Опыт решения этих задач и предопределяет во многом «фиксацию» определенных стра­тегий поведения. Счетовод обычно более расчетливо ведет свой до­машний бюджет, чем артист, но не потому, что его отличает консти­туционально более высокий «кортикальный контроль», а главным образом потому, что он применяет в обыденной практике сложив­шиеся навыки профессиональной деятельности, освоенные в рам­ках профессиональной роли. Однако и трансляцией навыков и стра­тегий, сложившихся в ходе исполнения ведущей социальной роли, не объяснишь все многообразие поведения индивида в различных социальных ролях, которые ему .приходится выполнять практичес­ки одновременно в разных общностях. Можно назвать немало при­меров тому, как «одержимые программисты» вместо того, чтобы демонстрировать высокую организованность и приверженность планосообразному поведению, демонстрируют крайнюю стихийность и хаотичность в своей обыденной жизни (Вейценбаум Дж., 1982); возможно, весь «запас» способности к «кортикальному контролю» расходуется во время работы на компьютере (модель ограниченных ресурсов).


Применяя тест-опросники характера типа 16PF, психолог не дол­жен забывать, что респондент-профессионал преднамеренно или бес­сознательно может стремиться давать такие ответы, которые будут обосновывать его профессиональные притязания, - ответы, норма­тивно соответствующие требованиям профессии, соответствующие скорее желаемому «Я», чем действительному. Построение на основе таких ответов усредненных «типичных профилей» для лиц опреде­ленной профессиональной группы может приводить к серьезным ар­тефактам. Конечно, черты характера (уже сложившиеся в детстве и юности) влияют на выбор профессии, но и приобретенный профес­сиональный опыт тоже видоизменяет характер.


Приведем для иллюстрации некоторые отдельные профессиональ­ные портреты, полученные коллективом Р. Кеттелла для таких кате­горий испытуемых, как «продавцы», «полицейские», «психологи-кон­сультанты» и «психологи-диагносты». Портреты приводятся в форме так называемых уравнений эффективности: весовые коэффициенты перед сокращенными техническими обозначениями факторов 16PF указывают на вклад фактора в прогноз эффективности соответствую­щей профессиональной деятельности.


«Эффективный продавец» = 0,44А - 0,33L
- 0,44Q2 + 0,22h - 0,22E - 0,22Q4


«Психотерапевт» = O72A + 0,29В + 0,29H + 0,29,N


«Психодиагност» = 0,31A + 0,78В + 0,47N


«Полицейский» = - 0,47A - 0.35F - 0,35I + 0,23Q2 + 0,23Q3.


Читателю предоставляется возможность самостоятельно проин­терпретировать эти профили, пользуясь табл. 7, содержащей краткую интерпретацию указанных факторов 16PF.


Тест-опросник 16PF. История создания и методы, лежащие в основе 16PF, изложены в достаточно обширной литературе (Мель­ников В. М., Ямпольский Л. Т., 1985; наиболее подробное пособие, самое полное англоязычное руководство: Cattell R. et al., 1970). Обыч­но процедура теста предполагает проведение двух сеансов-обсле­дований: вначале с использованием одной формы теста (А, С, Е - по уровню образования), затем, как правило, в другой день - соответ­ствующей параллельной формы (В, D, Г). Наиболее часто применя­емые формы А и В включают перечень из 187 вопросов, отнесенных к одному из 16 факторов. В письменном варианте для проведения требуются комплект тестовых буклетов с инструкцией испытуемо­му и списком вопросов, стандартные ответные листы, позволяющие применять ключи в виде трафаретки. Один сеанс, как правило, от­нимает у испытуемого не менее 50 мин. А психодиагносту требует­ся еще 10-15 мин для подсчета 16 тестовых баллов, их перевода в стены и подсчета 4 вторичных факторов. Оперативность подсчета значительно повышается с применением компьютера на линии тес­тирования.


Несмотря на то что российскими психологами накоплен боль­шой опыт исследовательского и практического применения теста 16PF, до недавнего времени пункты опросника не подвергались пол­ной психометрической адаптации. Одна из первых попыток полной компьютеризации и психометрической адаптации этого теста была осуществлена А. Г. Шмелевым и В. И. Похилько. В результате при­менения компьютерной программы анализа корреляций ответов (на пункт) с суммарным баллом были выявлены 45 вопросов исходной переводной версии 16PF (переводчики -И. М. Палей, М. С. Жамкочьян), которые не обладали значимой корреляцией с релевантным фактором ни в одной из использованных для анализа выборок (сту­денты разных специальностей, больные, работники транспорта, спортсмены, пожарники и др.). Строго говоря, ключ по этим вопро­сам был некорректным.


К исходным 187 были добавлены специально разработанные 97 вопросов, предназначенных для компенсации недостающих пунк­тов в соответствующих шкалах. Под нашим руководством А. Соло­вейчиком было обследовано 120 человек в анонимной ситуации (ис­пытуемые вводили с клавиатуры псевдоним или произвольный циф­ровой код) и 170 человек -в административной ситуации (студенты МГУ вводили в память компьютера номер зачетной книжки или студбилета).


Испытуемые в ходе обследования имели высокую мотивацию, ибо после опроса получали немедленную обратную связь - сообщения об особенностях их характера по сравнению с другими. Это очень силь­но стимулировало самоотдачу и аккуратность испытуемых. Оказалось, что в компьютерном варианте из 45 вопросов, не обладающих диск-риминативностью в брошюрном варианте, 15 вопросов обнаружили удовлетворительную (статистически достоверную на уровне р<0,01) дискриминативность - значимую корреляцию с суммарным баллом по релевантной шкале (табл. 7).


По результатам обследования с помощью статистического анали­за пунктов среди дополнительных 97 удалось выявить 30 пунктов, обладающих необходимыми корреляциями с теми шкалами, для ко­торых не хватало психометрически корректных вопросов.


Пользователям, желающим применить методику 16PF в разрабо­танном варианте, необходимо учесть следующее:


1) психометрическая адаптация с расчетом ключей и норм про­изводилась на популяции студентов при использовании компью­теризованного варианта методики с интерпретирующей обратной связью;


2) профиль характера по 16 факторам, построенный с помощью одной формы А, дает основания только для выдвижения диагности­ческих гипотез, нуждающихся в проверке с помощью независимого диагностического инструмента (работа над психометрической адап­тацией формы В в настоящее время продолжается);


3) для уточнения профиля полученные стены следует корректи­ровать с помощью особой машинной процедуры поправок с учетом связей между шкалами.


Таблица 7






Следует помнить о том, что первичные 16 личностных факторов не являются статистически независимыми: имеют место значимые статис­тические корреляции между факторами. Например, испытуемый, полу­чивший высокий балл по фактору О («интропунитивность», «проницае­мость границ Эго»), в 75 % случаев должен получить и высокий балл по фактору Q4 («напряженность базальных потребностей»). Это обусловлено тем, что данные факторы с высокими нагрузками входят в интег­ральную черту темперамента «тревожность» или «нейротизм». Точно так же «доминантность» (+E) коррелирует со «смелостью» (+H/), «сила Суперэго» (+G) - с «самоконтролем» (+Q3
)> «чувствительность» (+I) -с «меч­тательностью» (+М), «консерватизм» (-Q1
) - с «конформизмом» (-Q2
). Все эти корреляции обусловлены существованием описанных выше ба­зисных черт, интегрирующих индивидные черты в определенные бло­ки - вторичные факторы.


Полная система поправок представляет собой матрицу коэффи­циентов линейной регрессии 16x16 между всеми факторами, а скор­ректированный балл по i-му фактору рассчитывается подстановкой на место переменных Х1
, Х2
..., Х16
, в уравнении множественной рег­рессии стенов по соответствующим факторам:


Y=ß1
x1
+ß2
x2
+ …+ßi
xi
+ß16
x16
s


где у - скорректированный балл;


ßi
- регрессионные веса, вычисленные на компьютере.


Применение такой процедуры поправок требует 16-кратного вы­числения правой части в приведенном уравнении. Это обстоятельство требует от пользователя тестов применения компьютера для коррект­ного построения многомерного профиля черт. Если примитивный спо­соб подсчета баллов еще может быть использован в ходе консультатив­ной индивидуальной работы с испытуемым (тест 16PF в этом случае -не более, чем подспорье в выдвижении и проверке эвристических ги­потез, основанных на материалах беседы и наблюдения), то при по­пытках принятия каких-либо программ вмешательства, основанных только на баллах теста и количественном числовом прогнозе эффек­тивности, необходимо выполнять все требования психометрики.


Надежность шкал 16PF существенно возрастает при использова­нии для каждого пункта многомерного «ключа-вектора». Дело в том, что большинство пунктов 16PF (как и других многомерных опросни­ков) имеет значимые корреляции не с одним, а с несколькими факто­рами. Приведем примеры, полученные по эмпирическим данным опи­санного исследования.


1. Утверждение: «Я считаю, что самую скучную повседневную работу нужно доводить до конца, даже если кажется, что в этом нет необходимости» - вызывает подтверждающий ответ у испытуемых, у которых статистически выявлены следующие факторы: +G (корреляция +0,32), -Н (-0,22), -I (-0,37), -L (-0,30), -М(-0,21), -Q2
(-0,25), + Q3
(+0,29), т. е. с ним могут согласиться испытуемые, обладающие разными чертами: «совестливостью», «робостью», «практицизмом», «доверчивой исполнительностью», «реалистич­ностью», «конформизмом», «высоким самоконтролем». На одном эмпирическом индикаторе в данном случае конвергируют 7 факто­ров - пример множественной причинности определенного пове­денческого проявления: за одним-поступком стоят разные черты у разных людей,


2. Утверждение: «Иногда совсем незначительные препятствия очень сильно раздражают меня» - коррелирует с «эмоциональной нестабильностью» (-С, корреляция -0,40), «распущенностью» (-G, -0,25), «робостью» (-H, -0,24), «подозрительностью» (+L, +0,26), «проницаемостью» (+О, +0,26), «импульсивностью» (-Q3
, -0,50), «на­пряженностью» (+Q4
, +0,48).


3. Утверждение: «Предчувствие, что меня ожидает какое-то нака­зание, даже если я не сделал ничего дурного, возникает у меня час­то» - коррелирует с «нестабильностью, слабостью» (—С, -0,44), «бес­совестностью» (-G, -0,32), «робостью» (-H, -0,25), «интропунитив-ностью» (+0, +0,19), «неорганизованностью» (-Q3
> -0.3 5), «напряжен­ностью» (+£>4
, +0,31).


Здесь, как и в предыдущем примере, вклад фактора G понимается лучше, если прибегнуть к смысловой инверсии: «совестливые» люди (+G) не говорят о том, что их раздражают «незначительные препят­ствия», что «их ожидает наказание», так как они не допускают мысли о таких поступках и возможностях. Два последних примера показы­вают вероятность довольно редкой встречи такой комбинации черт, как «совестливость» и «смелость». По отношению к этим индикато­рам более «бессовестными» оказываются «трусы». Чаще же встреча­ется обратная комбинация, как в нижеследующем примере.


4. Утверждение: «Обо мне правильнее сказать, что я скорее веж­ливый и спокойный, чем энергичный и напористый» - коррелиру­ет с «подчиненностью, ведомостью» (-Е, -0,47), «совестливостью» (+G, +0,25), «робостью» (-H, -0,45), «доверчивостью» (-L, -0,29), «консерватизмом»


(-Q, -0,23), «групповой зависимостью» (-Q2
, -0,27).


Это перекомбинирование факторов в разных эмпирических ин­дикаторах иллюстрирует общую закономерность, важную для теории: точно так же и частные черты могут перекомбинироваться в рамках одних и тех же интегральных черт. Например, в одних случаях высо­кий «самоконтроль» (+Q3
) может сочетаться с «радикализмом» (+Q1
), в других случаях - с «консерватизмом» (-Q1
,). Эта комбинация - результат взаимодействия конституциональных черт индивида, требо­ваний внешней (предметной и социальной) среды и личностного сти­ля решения проблем.


Приведенные выше примеры иллюстрируют на конкретном ма­териале отдельных вопросов факт взаимодействия отдельных шкал 16PF. Это взаимодействие и обусловливает необходимость корректи­рующих поправок с использованием матрицы регрессионных весов 16x16. Таких поправок можно избежать, если использовать более сложный (и громоздкий, так как для каждого фактора требуется от­дельная трафаретка) «вектор-ключ», позволяющий учитывать вклад ответа на один вопрос в несколько факторных шкал. В этом случае каждый фактор обеспечивается не десятью, тринадцатью, а сразу не­сколькими десятками пунктов, что резко повышает надежность. По­лученные нами результаты показывают, что в этом случае для всех шкал, кроме L, N, Q1
, тета-надежность (см. формулу 3.2.11) значи­тельно превышает 0,90. Надо отметить, что и в англоязычном вари­анте теста указанные три фактора отличаются минимальной надеж­ностью-согласованностью (как и надежностью по критерию парал­лельных форм). Это обусловлено сильным сцеплением данных фак­торов в индивидуальном сознании с «социальной желательностью».


Интерпретация факторов приведенных в табл. 7 отражает моди­фицированный набор дескрипторов, употребляемых Р. Кеттеллом и его последователями и извлеченных из результатов анализа субъек­тивных оценок (Cattell R. et al., 1970; Гильяшева И. Н., 1983; Мельни­ков В. М., Ямпольский Л. Т., 1985). Модификация была направлена на максимально возможное устранение оценочного смысла. Эта ра­бота опиралась на результаты экспериментов с использованием ин­терпретирующей обратной связи (свыше 200 испытуемых). Компью­тер, подсчитав суммарные баллы по факторам, сразу после оконча­ния тестирования сравнивал баллы с границами «нормы»: если балл оказывался выше границы M+S, то на дисплее высвечивалось сообщение с позитивного полюса фактора, если балл находился в грани­цах от М-S до M+S, то сообщение по данному фактору не входило в «послание», если балл оказывался ниже границы M-S, то в «посла­ние» вводилось сообщение с негативного полюса фактора.


Относительно каждой строки «послания» (сообщение по одному фактору) компьютер задавал испытуемому вопрос: «Подходит или не подходит данное сообщение, по Вашему мнению? (введите «нет», если вы не согласны хотя бы с одной из характеристик)». Собранная стати­стика «отвержений» по каждому фактору позволяла оперативно мо­дифицировать интерпретирующие сообщения в направлении вырав­нивания процента отвержений с каждого полюса каждого фактора. В результате усовершенствованные сообщения обеспечивали статисти­чески незначимые различия в процентах «отвержений» (и минимиза­цию отвержений -меньше 50 % для каждого сообщения). Данная мо­дификация имеет принципиальное значение для использования теста 16PF для нужд консультативной практики, предполагающей со­вместное обсуждение психологом и клиентом тех внешних и внут­ренних причин, которые породили трудности клиента.


Кроме того, полученный массив данных является источником по­вышения валидности методики. Как показали исследования, более ус­тойчивыми во времени оказываются те черты, которые сам испытуе­мый подтверждает у себя в эксперименте с интерпретирующей об­ратной связью - с использованием так называемого психологическо­го фидбэка»[22]
(Kenrick D., Stringfield D., 1980).


Будущие перспективы использования теста 16PF - в получении универсальных тестовых норм, в обеспечении параллельных форм, во введении «векторных» ключей, в сопряжении (на уровне коэффи­циентов взаимного перевода) с родственными методиками. Но глав­ное направление - концептуальное углубление психологического смысла интерпретирующей системы черт.


Патохарактерологическая диагностика. Тест 16PF удобен для использования в немедицинских психологических учреждениях - он не отпугивает клиента имплицитным психопатологическим содержа­нием вопросов, не вызывает акцентированной категоризации ситуа­ции диагностики как ситуации экспертизы.


Большинство других применяемых многомерных тест-опросни­ков в большей или меньшей степени «замешано» на патохарактерологическом описании: содержание вопросов информирует испытуе­мого о возможной направленности диагностики как диагностики пси­хических нарушений.


Кратко перечислим основные методики такого типа.


MMPI (ММИЛ в модификации Березина Ф. Б., СМИЛ в модифи­кации Л. Н. Собчик) - методика многостороннего исследования лич­ности. Представляет собой стандартизацию беседы пациента с пси­хиатром (а не клиента с психологом!). Тринадцать диагностических шкал и три возможных перечня по степени надежности измерения и длительности обследования:


СМИЛ (стандартизованная методика исследования личности -Собчик Л. Н., 1971; Собчик Л. Н., Лукьянова М. Ф., 1978). Включает 566 вопросов (550 оригинальных и 16 дублированных). Дает возмож­ность диагностировать 13 основных и до 200 дополнительных шкал («Handbook for MMPI», 1970). В СССР известны компьютеризован­ные варианты СМИЛ - с использованием компьютера при обработке и интерпретации данных (см., в частности, Гильяшева И. Н., 1983). Методика наиболее близка международному стандарту MMPI. но гро­моздка и сама по себе сильно воздействует на испытуемого по типу «экспертизы психических нарушений».


ММИЛ (Березин Ф. Б. и др., 1976). Включает 377 вопросов и дает возможность надежно диагностировать 13 основных шкал. Для дан­ной модификации проведен более значительный объем работ по пси­хометрической адаптации (стандартизация, валидизация по извест­ным критериальным группам).


Минимульт (Зайцев В. П., 1981). Включает 86 вопросов и обеспе­чивает приближенную экспресс-диагностику наиболее акцентирован­ных (у данного испытуемого) шкал из основного набора в 13 шкал. Психометрическая адаптация - неполная.


Факторный анализ пунктов ММИЛ (Ильин В. И., Похилько В. И., 1984) показал наличие в этом перечне, наряду с факторами «нейротизм» и «экстраверсия», интегрального фактора «психотизм», регист­рирующего уровень «психопатизации» независимо от уровня «невропатизации». Инструкция на фальсификацию «социальной желатель­ности» изменяет балл «психопатизации» очень значительно.


ПДО - патохарактерологический диагностический опросник (Личко А. Е., Иванов Н. Я., 1976,1981). Разрабатывался на материале подростков-психопатов. Взаимосвязан с теорией акцентуированных типов личности (Леонгард К., 1981) и с теорией личности как систе­мы отношений (Мясищев В. Н., 1960). Одиннадцати шкалам соответ­ствуют эмпирически выделенные типы акцентуации: гипертимный, циклоидный, эмоционально-лабильный, астеноневротический, сен­ситивный, психастенический, шизоидный, эпилептоидный, истероидный, неустойчивый, конформный. Брошюрный вариант ПДО по перечню вопросов приближается к СМИЛ, но от испытуемого требу­ется сокращенный выбор из групп вопросов, собранных «тематичес­кими» блоками: самочувствие, настроение, отношение к спиртным напиткам, сексуальные проблемы и т. п. Нормы и ключи определены на популяции подростков в условиях клинического обследования.


ПДТ - психодиагностический тест Л. Т. Ямпольского (Мельни­ков В. М., Ямпольский Л. Т., 1985). Включает 174 вопроса, сгруппи­рованных в 14 шкал:


десять первичных шкал: невротизм, психотизм, депрессия, сове­стливость, расторможенность, общая активность, робость, общитель­ность, эстетическая впечатлительность, женственность;


четыре вторичные шкалы: психическая неуравновешенность (объединяет первичные шкалы 1,2 и 3), асоциальность (4 и 5), интроверсия (6, 7 и 8), сенситивность (9 и 10). Шкалы отобраны на основе «экстремальной группировки» пунктов по результатам совмещенно­го применения СМИЛ и 16PF на испытуемых-спортсменах. Интер­претацию шкал автор связывает со структурными моделями личнос­ти Ананьева Б. Г., 1968 и Ковалева А. Г., 1965. Следует обратить вни­мание на спорное, с нашей точки зрения, концептуальное «оборачи­вание» иерархии черт, предлагаемое Л. Т. Ямпольским: более локаль­ные черты объявляются «индивидными», более интегральные - «лич­ностными». По-видимому, это не только терминологическое недора­зумение, но результат различий алгоритмов «экстремальной группи­ровки» (Браверман Э. М., Мучник И. Б., 1983) и алгоритма факторно­го анализа полной матрицы интеркорреляций пунктов, используемо­го в исследованиях А. Г. Шмелева и В. И. Похилько (Шмелев А. Г., Похилько В. И., 1985). «Экстремальная группировка» дает относи­тельно более локальные классы на множестве пунктов, и это не позволяет исследователю увидеть глобальные факторы. Тем не менее обращает на себя внимание соответствие четырех вторичных шкал Л. Т. Ямпольского факторам: «невротическая дезадаптация», «соци­альная желательность», «экстраверсия» (как сила по возбуждению), «кортикальный контроль», рассмотренным выше. Это тем более не позволяет согласиться с интерпретацией данных факторов как лич­ностных, так как здесь проявляется скорее взаимодействие конститу­циональных свойств с ситуационно-рефлексивной тактикой выпол­нения теста (фактор «асоциальность» фактически не что иное, как шкала лжи, особенно легко фальсифицируемая испытуемыми в ситу­ациях экспертизы).


Диагностика ситуационно-рефлексивных черт личности. Основ­ной недостаток перечисленных выше методик - дефицит валидности вследствие недоучета тактики испытуемого. Тест-опросники черт, как правило, строятся на допущении квазиобъективного характера тесто­вых шкал: факторысчитаются параметрами объекта. Но испытуемый реализует встречную когнитивную активность, мысленно налагает на эмпирические индикаторы собственные различения, собственные субъективные шкалы, обусловленные индивидуально особенным ус­воением житейской психологии. Учет этих принципиальных особен­ностей механизма стандартизованного самоотчета отражен в «субъек­тном подходе к анализу данных» (Шмелев А. Г., 1982). Ситуационной актуализацией «личностных конструктов» обусловлены все ситуаци­онные искажения (Cattell R. et al., 1970), Эти искажения отражают со­держание социально-ролевой и индивидуальной позиций испытуемо­го (Шмелев А. Г. и др., 1984).


Учет ситуационно-рефлексивных черт необходим не только в связи с требованием онтологической адекватности теории, но и в связи с ре­шением проблемы коммуникации - передачи психологических знаний: тот или иной профиль черт при интерпретации так или иначе ассоцииро­ван с «имплицитной теорией личности», заложенной в многотысячном словаре личностных черт естественного языка (Шмелев А. Г., Похилько В. И., 19856). Этот словарь влияет не только на сознание адресата (кли­ента) психодиагностики, но и на сознание самого психодиагноста.


Черта личности в обыденном сознании - это не только описатель­ное обобщение, но и отношение, она несет определенный оценочный компонент, который всегда оказывается ведущим в субъективных оценках и описаниях человека человеком, а также в самооценках (Шме­лев А. Г., 1983), за исключением случаев преднамеренного устране­ния из материала дескрипторов, обладающих сильной оценочной на­грузкой. Практически все концепции черт не свободны от оценочно­го компонента. Это касается и интегральных черт темперамента. Про­странство черт Г. Айзенка, с точки зрения субъектного подхода, следовало бы изобразить следующим образом.


В ситуациях (средах) со слабыми стимулами более адаптивным оказывается поведение людей со «слабым» типом нервной системы -менее выносливых, но более сенситивных. В этих ситуациях нечув­ствительный к слабым (но значимым!) воздействиям «экстраверт» мо­жет впадать в агрессивно-раздражительное состояние, так как он не видит «причин» своей неадекватности. В ситуациях с сильными воз­действиями (в стрессовых условиях) более адаптивным оказывается «экстраверт», в «интроверт» впадает в депрессию, обусловленную ис­тощением нервной энергии и запредельным торможением.


Как видим, оценочный фактор входит в перекрестные многомер­ные отношения с параметрами описания среды жизнедеятельности (рис. 21 и 22). Наш подход- это логико-многомерная схематизация содержательных представлений, развиваемых в школе Б. М. Теплова (1961), отрицающей, как известно, безусловную (внеситуационную, внесредовую) позитивно-негативную оценку черт и типов темпера­мента (конституциональных свойств нервной системы). Сходный под­ход с учетом типов сред был разработан в новаторских работах Б. М. Петухова(1985).


Но кроме учета типов сред важен учет языка описания. Житейс­кая психология, использующая частные локальные обобщения (для узкого класса сред), сформировала частные оценочно-нагруженные оппозиции (конструкты): «выносливый-истощаемый», «тупой-чут­кий» - и не дает прямых указаний на взаимосвязь полюсов «истоща­емый - чуткий», «выносливый-тупой» (это требует сложных, недо­ступных конкретному житейскому мышлению операций кросситуационного обобщения (Выготский Л. С., 1934).




Рис. 21. «Четырехполюсное» описание черт «экстраверсия-нтроверсия» при ортогональных параметрах





Рис. 22. «Локальные» векторы оценки (по параметру «адаптивность-дезадаптивность») для различного типа сред по силе воздействия





Рис. 23. «Четырехполюсное» описание черт «лабиль­ность-стабильность» при ртогональных параметрах «адаптивность- дезадаптивность»




Рис. 24. «Четырехполюсное» описание черт «лабиль­ность-стабильность» при ортогональных параметрах «статичная среда - динамическая среда»



Житейская психология пользуется локальными конструктами, не свободными от оценочной нагрузки: «гибкость-ригидность» (этот конструкт справедлив для динамичных сред - задач на переключе­ние), «организованность-хаотичность» (справедлив лишь для статич­ных сред - задач на концентрацию).


Как видим, психологический прогноз на основе учета только свойств конституции человека - факторов «сила» и «подвижность» -невозможен без учета типов сред или факторов среды: «физическая-информационная», «статичная-динамичная». Отсюда понятно, что «склейка» в обыденном сознании силы и подвижности, по-видимому, отражает специфику среды, в которой существует популяция испытуе­мых-студентов: более динамичными оказываются физические воздей­ствия (поэтому сила должна сочетаться с подвижностью), а информа­ционные оказываются более статичными (поэтому сенситивность дол­жна сочетаться с организованностью). Но совершенно очевидно, что существуют задачи (работа психолога-консультанта, например), кото­рые требуют сочетания сенситивности с подвижностью.


Социальный контроль, давление социальных норм и предписа­ний целесообразно различать в понятиях «разрешение-запрет» (или «поощрение-наказание»). Эти параметры социальной среды взаимо­действуют с конституциональным фактором «активность-пассив­ность» (рис. 25).



Рис. 25. «Четырехполюсное» описание черт «актив­ность - пассивность» при ортогональных параметрах «адаптивность-дезадаптивность»


Когда требуется социально-адекватное поведение по отношению к запрещающей норме, формируется житейский конструкт «послуш­ный -дерзкий»; когда требуется социально-адекватное поведение по отношению к разрешающей норме, актуализируется конструкт «ини­циативный -пассивный» (рис. 26). Основными средствами диагностики черт на основе указанных выше представлений являются:


1) квазиобъективные тест-опросники, включающие поведенчес­кие вопросы, объединенные в многомерные ключи;


2) контрольные списки прилагательных для субъективного стан-дартизоваынного описания человека человеком;


3) репертуарные решетки (об этой технике см. главу «Психодиаг­ностика индивидуального сознания»).




Рис. 26. «Четырехполюсное» описание черт «актив­ность-пассивность» при ортогональных параметрах «запрет-разрешение»



Нужны не только универсальные «четырехполюсные» методики, но и локальные, ситуационные. Для отдельных ситуаций (поведение на уроке, распределение ролей в трудовом коллективе, дорожно-транс­портные ситуации и т. п.) возникают самые разные, часто противопо­ложные, сцепления конструктов с оценочным фактором. Дело услож­няется тем, что такие сцепления могут по-разному отражаться в со­знании различных испытуемых, а также в сознании психологов. Это обстоятельство требует применения в консультативной практике так называемых феноменологических методик: семантического диффе­ренциала, контрольных списков, теста конструктов (Анастази А., т. 2, 1982). В консультативной практике психолог стоит перед задачей пе­ревода получаемой объективной диагностической информации на язык субъективно-рефлексивных черт личности - на язык самого ис­пытуемого. Без этого психологическая обратная связь по результатам диагностики черт может оказаться неэффективной или даже вредной. Завершая главу, подчеркнем, что диагностика черт личности бу­дучи универсальным инструментом для психолога, на практике тре­бует выработки и применения продуманной стратегии адаптивной интерпретации: один и тот же результат нужно описывать на разном языке для минимум трех категорий адресатов: для коллеги-психоло­га, для административно-управленческого персонала, для самого ис­пытуемого.



ГЛАВА 5 ПСИХОДИАГНОСТИКА СПОСОБНОСТЕЙ



5.1. ОБЪЕКТ И МЕТОДЫ



Актуальность работ по психологической диагностике способно­стей определяется в первую очередь большой практической значимо­стью этой проблемы. Существующее в обществе разделение труда, продолжающаяся его дифференциация, неуклонное увеличение чис­ла профессий повышают важность изучения способностей и склон­ностей человека в отношении разных видов деятельности. Такие об­ласти практики, как профессиональная ориентация и консультация, профотбор и размещение кадров по рабочим постам, производствен­ное обучение, требуют разработки и применения надежных, действен­ных, прогностичных методов диагностики уровня развития способ­ностей. Такие методы необходимы также для ранней диагностики одаренности детей, выявления у них творческих, музыкальных, худо­жественных и других способностей. Психодиагностика способнос­тей имеет выраженную гуманистическую направленность, поскольку способствует выбору наиболее подходящих возможностям и склон­ностям человека профессий, путей и способов построения обучения с учетом индивидуальных особенностей. Все это существенно влия­ет на формирование положительной профессиональной мотивации и удовлетворенности трудом, а следовательно, и удовлетворенности жиз­нью в целом.


Проблема способностей неизменно привлекала к себе внимание российских психологов. Хорошо известны работы в этой области на­ших видных ученых Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева, В. М. Мясшцева, К. К. Платонова, С. Л. Рубинштейна, Б. М. Теплова, М. С. Лейтеса и других. Наиболее четко определение способностей, их основных признаков и факторов развития сформулировано Тепловым в его из­вестной работе «Способности и одаренность» (Теплов Б. М., 1941). В целом эта концепция способностей разделяется всеми российскими психологами (см., например, определение способностей в психоло­гических словарях: Краткий психологический словарь, 1985; Психо­логический словарь, 1983). Хотелось бы отметить, что с момента вы­хода указанной выше работы Теплова накоплен большой эксперимен­тальный материал, который требует осмысления в направлении даль­нейшего развития теории и методологии способностей. На необходимость такой работы указывает А. А. Бодалев, который четко очерчивает основные направления изучения способностей разными отраслями психологической науки и формулирует ряд конкретных задач, решение которых позволило бы всесторонне осмыслить спо­собности «...как сложнейшее многокомпонентное психологическое образование, глубоко понять многопрофильный характер связей его с деятельностью человека, со всем его личностным строем» (Бода­лев А. А., 1984, с. 124).


Теплов выделяет три основных признака способностей как инди­видуально-психологических особенностей человека: во-первых, они отличают одного человека от другого, во-вторых, они имеют отноше­ние к успешности выполнения какой-либо деятельности или многих деятельностей, в-третьих, они не сводятся к наличным знаниям, уме­ниям, навыкам, но могут объяснить легкость и быстроту их приобре­тения (Теплов Б. М., 1941).


Своеобразная диалектическая связь между способностями и зна­ниями и умениями состоит в том, что для овладения последними не­обходимы соответствующие способности, а само формирование спо­собностей предполагает освоение видных, связанных с соответству­ющей деятельностью. «По мере того как они осваиваются, т. е. пре­вращаются в личное достояние, они перестают быть только знаниями, умениями, полученными извне, а способствуют развитию способно­стей» (Рубинштейн С. Л., 1940, с. 535).


С материалистических позиций решается отечественными пси­хологами вопрос о роли природных, врожденных факторов в форми­ровании способностей. Они рассматриваются как анатомо-физиологические задатки, лежащие в основе формирования способностей; сами же способности - это всегда результат развития в конкретной деятельности. С. Л. Рубинштейн пишет: «Исходные природные раз­личия между людьми являются различиями не в готовых способнос­тях, а именно в задатках. Между задатками и способностями еще очень большая дистанция; между одними и другими - весь путь развития личности» (1940, с. 533). Сами же способности, по словам Б. М. Теп­лова, не только проявляются, но и создаются в деятельности (1941).


В зарубежной психологии под способностями понимаются либо врожденные особенности индивида, фатально определяющие все бу­дущие достижения (capacity) субъекта, либо приобретенные им на­выки и умения (ability). Следует отметить, что достаточно распрост­раненным в области психодиагностики способностей является тер­мин «aptitude», который входит в название многих тестов, главным образом тестов отдельных способностей. В английском психологи­ческом словаре он определяется как «природная способность приоб­ретать относительно общие или специальные знания и умения».


Теплов подверг острой критике принятое в зарубежной психоло­гии понимание способностей, показав, что данная терминология од­нозначно отражает теоретические воззрения на эту проблему (Теп­лов Б. М., 1941). В частности, общие способности, отождествляемые с интеллектом, до сих пор рассматриваются западными психологами как врожденные, определяющие успехи в обучении и овладении про­фессией. Следует отметить, что прогрессивные зарубежные ученые, такие, как А. Анастази (1982), Дж. Лолер (1982), Дж. Наэм (1984), критикуют сложившийся подход к интеллектуальному развитию, об­щей одаренности. Тем не менее теория врожденности способностей, интеллекта имеет еще много сторонников.


Разработка проблем способностей за рубежом стимулируется по­требностями общества в методах выявления и отсеивания наиболее пригодных лиц на те или иные рабочие места. Это связано со стремле­нием предпринимателей выбрать наиболее подготовленных и перспек­тивных кандидатов на профессии, чтобы до минимума уменьшить зат­раты на их обучение и как можно быстрее включить их в процесс про­изводства. Желание западных психологов выполнить этот социальный заказ, подготовить требуемые методы диагностики в короткие сроки привело к значительному разрыву между теорией способностей и прак­тикой применения соответствующих методик. Теоретические позиции для такого рода работы, по существу, не были сформулированы. Одним из основных подходов к изучению способностей стал факторный ана­лиз, т. е. эмпирическое выделение разнообразных факторов, за которы­ми усматривалось проявление разных способностей. В числе прочих и интеллект стали рассматривать как составную способность, включаю­щую в себя вербальные, математические и другие виды способностей. Однако вряд ли выделение все большего числа факторов можно счи­тать эвристичным путем изучения природы способностей, условий их развития и формирования (хотя для понимания их структуры, выделе­ния основания для классификации такая работа оказалась полезной).


Принято выделять общие и специальные способности. Общие спо­собности (например, общие умственные) обеспечивают овладение раз­ными видами знаний и умений, которые человек реализует во многих видах деятельности. Как и любые другие, эти способности зависят от природных задатков и особенностей обучения и воспитания. «Общие способности обнаруживаются в широте, многообразии возможнос­тей человека и определенном единстве проявляемых им свойств. К общим способностям относятся прежде всего свойства ума, и поэто­му часто общие способности называют общими умственными спо­собностями» (Лейтес Н. С., 1971, с. 3). Общую способность или со­вокупность общих способностей называют одаренностью. «Под ода­ренностью в таком случае, в отличие от специальных способностей или дарований, разумеют общую даровитость; в зарубежной литера­туре ее обычно отождествляют с интеллектом» (Рубинштейн С. Л.> 1940, с. 537).


В отличие от общих, специальные способности рассматриваются по отношению к отдельным, специальным областям деятельности, что выражается в их классификации по видам деятельности (математичес­кие, художественные, музыкальные и т. д.). В психологии соотношение общих и специальных способностей понимается как соотношение об­щего и особенного. «Способности человека реально даны всегда в не­котором единстве общих и специальных (особенных и единичных) свойств. Нельзя внешне противопоставлять их друг другу. Между ними имеется и различие, и единство» (Рубинштейн С. Л., 1940, с. 538).


Основные положения теории способностей получили свое разви­тие и конкретизацию в многочисленных работах по изучению общих и специальных способностей. Здесь можно указать работы Ананьева и его сотрудников, посвященные комплексному исследованию разносто­ронних особенностей и возможностей человека (Ананьев Б. Г., 1980), работы Лейтеса об общих умственных способностях и одаренности в целом (Лейтес Н. С., 1971), а также целый ряд работ по исследованию специальных способностей. К ним относятся изучение: математичес­ких способностей В. А. Крутецким и его сотрудниками (1968), музы­кальных способностей Б. М. Тепловым (1961), организаторских спо­собностей Л. И. Уманским (1968), педагогических способностей Н. Ф. Кузьминой (1961), летных способностей К. К. Платоновым (1972), художественных способностей Е. И. Игнатьевым (1961).


Российскими психологами заложен прочный теоретический и методологический фундамент исследований общих и специальных способностей, получен богатый фактический материал, дана его со­держательная интерпретация. Несколько менее интенсивно разра­батываются собственно диагностические методы. При изучении спо­собностей используется широкий набор разнообразных методов: на­блюдение, естественный и лабораторный эксперимент, анализ про­дуктов деятельности и др., но по формальным критериям эти методы, как правило, не доведены до уровня требований, предъявляемых к методам психодиагностики. Необходимость же в таких методах ощу­щается все более остро в связи с возросшими потребностями ис­пользования психологических знаний в различных областях прак­тики, в частности в работе психологической службы школы и про­изводства.


В настоящее время в психологической диагностике выделяют методы изучения общих и специальных способностей. Однако в са­мих методиках такое разделение не всегда строго соблюдается. Как мы увидим из дальнейшего изложения, в батареи тестов отдельных способностей наряду с заданиями, направленными на изучение спе­циальных способностей, включены задания, взятые из тестов интел­лекта. В свою очередь, тесты интеллекта предусматривают изучение специальных способностей (технических, математических). Интел­лект длительное время рассматривался исследователями как единое, неделимое свойство.


Собственно, тесты специальных способностей и стали разраба­тываться для того, чтобы получать данные о развитии особенностей человека, не связанных с его интеллектуальным развитием, а как бы дополняющих его. Однако применение факторного анализа показа­ло, что интеллект сам по себе включает ряд относительно независи­мых способностей, таких, как вербальные, математические, простран­ственные, мнемические (Thurstone L., 1957).


В данной главе будут рассмотрены некоторые методы диагности­ки способностей. Вне области нашего внимания останутся методы диагностики творческих способностей, артистических, музыкальных, художественных и др. Однако достаточно подробно будут рассмотре­ны некоторые батареи и отдельные тесты, имеющие отношение к широкому кругу разных видов деятельности и потому чаще исполь­зующиеся в практической работе психолога.


В зарубежной литературе, посвященной проблемам психодиаг­ностики, принято классифицировать специальные способности по двум основаниям: во-первых, по видам психических функций (мо­торные, сенсорные), во-вторых, по видам деятельности (техничес­кие и профессионализированные, т. е. соответствующие той или иной профессии: конторские, артистические, художественные и пр.). В соответствии с этими основаниями разрабатываются и методы ди­агностики.


Начнем знакомство с конкретными методиками с тестов на мо­торные способности. Диагностика моторных (или, как их еще назы­вают, психомоторных или сенсомоторных) способностей находит широкое практическое применение в профотборе и спорте (Анастази А., 1982; Кулагин Б. В., 1984; Марщцук В. Л., Блудов Ю. М., Плахтиенко В. А., Серова Л. К., 1984; Проблемы космической биологии, 1984; Сишор Х.,^1963). Моторные тесты направлены на-изучение точности и скорости движений, зрительно-моторной и кинестезически-моторной координации, ловкости движений пальцев и рук, тре­мора, точности мышечного усилия и др. Роль моторики в успешно­сти овладения разнообразными видами деятельности изучается в психологии давно; в частности, простейшие диагностические при­емы использовались еще Ф. Гальтоном, Э. Крепелином и другими. В нашей стране в 30-е годы была опубликована фундаментальная работа в этой области М. И. Гуревичем и Н. И. Озерецким (1930). Авторы описали наиболее популярные психомоторные тесты (как апробированные, так и находящиеся в стадии разработки) и определили пригодность методов для изучения отдельных компонентов дви­жений. В работе представлены разнообразные тесты для исследова­ния темпа, ритма, координации движений, тонуса, силы, скорости реакции и т. д. При этом дана и общая схема изучения моторики, в которую включены описание сумм внешних признаков, полученных путем наблюдений и характеризующих состояние всего организма или отдельных его частей в покое и движении (мотоскопия), данные специальных измерений движений (мотометрия) и результаты ана­лиза изображений, оттисков, отпечатков движений (мотография). Авторы дали повозрастную шкалу тестов по аналогии с сериями тестов Бине. Некоторые из разработанных ими тестов прочно вош­ли в арсенал диагностических методов советских и зарубежных пси­хологов и психиатров (Анастази А., 1982).


Если в первый период изучения моторных способностей иссле­дователи полагали, что существует некий общий фактор, общая мо­торная одаренность, то в дальнейшем благодаря применению фак­торного анализа было показано, что каждая из выделенных мотор­ных способностей отличается высокой специфичностью, поскольку результаты, полученные по разным тестам, мало связаны (корреля­ции очень низки). Многочисленные работы Э. А. Флейшмана и его коллег позволили выделить следующие самостоятельные факторы: точность выполнения движений, ответная ориентация (способность находить правильный двигательный ответ на разнообразные стиму­лы в условиях высокой скорости их предъявления), координация, вре­мя реакции, скорость движения руки, оценка контроля (умение со­хранять контроль за изменяющимися по скорости и направлению объектами), ручная ловкость - ловкость пальцев, твердость руки, ско­рость движения запястья и пальцев (например, скорость выстукива­ния сигналов рукой при работе на телеграфном аппарате) (Fleishman E., 1954; Fleishman E., Hemphill W., 1955).


В отечественной психологии проблема психомоторного развития человека исследуется достаточно интенсивно, особенно в спортив­ной психологии; психомоторные тесты включены в комплексные ме­тоды профотбора (Кулагин Б. В., 1984; Марищук В. Л. и др., 1984). Специальные исследования посвящены: изучению психомоторного развития взрослых людей (начиная от непроизвольных автоколеба­тельных движений типа тремора до самых сложных рабочих движе­ний), установлению степени взаимосвязанности этих характеристик между собой и с другими психофизиологическими функциями (Розе Н. А., 1970), анализу структуры психомоторных способностей (Иль­ин Е. П., 1976), разработке конкретных методик (Марищук В. Л. и др., 1984; Психодиагностические методы, 1976).


Для выполнения подавляющего большинства моторных тестов требуются специальная аппаратура, но существуют и бланковые ме­тодики. Однако, по данным многих авторов, между результатами этих типов тестов отмечаются очень низкие корреляции, часто такая связь вовсе отсутствует.


В настоящее время в зарубежной литературе наиболее часто опи­сываются следующие психомоторные тесты: тест ловкости пальцев О’Коннора, тест ловкости Стромберга, тест ручной ловкости Пурдье, Миннесотский тест скорости манипулирования, тест ловкости мани­пулирования с мелкими предметами Крауфорда. Рассмотрим, напри­мер, последний из перечисленных тестов. Он состоит из двух частей, включающих два типа заданий. Для выполнения теста требуются: 1) деревянная доска, состоящая из двух секций (в каждой секции 48 отверстий, причем в одной из них отверстия имеют резьбу); 2) стерж­ни небольшого размера, металлические колечки, шурупы, пинцет и отвертка. Вначале испытуемый с помощью пинцета помещает стерж­ни в отверстия доски, а затем на каждый из них надевает колечко. Во второй части теста испытуемому необходимо поместить шурупы в отверстия с резьбой и заввернуть их с помощью отвертки. Обычно при оценке результатов учитывается время выполнения теста и коли­чество ошибок (пропусков). Иногда же на выполнение теста отводит­ся определенное время и учитывается, какую часть работы успевает выполнить испытуемый за этот период. Необходимо отметить, что за­дания подобного типа чрезвычайно распространены в тестировании моторики. Они могут использоваться как в качестве самостоятель­ных методов, так и в качестве составных частей батарей тестов (Анастази А., 1982; Tuffin J, McCormick E., 1968).


Создатели тестов признают, что моторные функции поддаются быстрой тренировке и уровень их развития на разных стадиях овла­дения профессией не одинаков. Более того, под влиянием профессио­нальной деятельности происходит формирование специфической структуры моторных способностей, формирующейся в зависимости от требований профессии (Thorndike P., Hagen E., 1977; Tuffin J., McCormick E., 1968).


Высокая тренируемость моторики и специфичность моторных функций усложняют создание высоконадежных тестов. Удлинение теста не повышает его надежности, поскольку введение новых заданий приводит к охвату иных моторных качеств, а при введении боль­шого числа идентичных заданий сказывается фактор тренировки Поэтому надежность моторных тестов колеблется, как правило, от 0,7 до 0,8. Что касается валидности, то она невелика. Например, ко­эффициенты корреляции между успешностью выполнения теста руч­ной ловкости Пурдье и экспертными оценками профессиональной эф­фективности упаковщиков колеблются для разных субтестов от 0,19 до 0,47. Коэффициенты валидности для Миннесотского теста скоро­сти манипулирования не превышают 0,40 (Tuffin J., McCormick E., 1968). Отсюда делается вывод о том, что при установлении валидности моторных тестов особенно важно выбирать релевантные крите­рии, которые могут включать лишь отдельные элементы профессио­нального труда, а не эффективность профессиональной деятельности в целом.


Методы диагностики другой группы специальных способностей -сенсорных -«выросли» из экспериментальных исследований воспри­ятия, которые успешно проводятся уже несколько десятилетий. Од­ной из областей применения сенсорных тестов является клиническое тестирование, направленное на выявление дефектов в развитии тех или иных сенсорных функций. Однако наиболее широкое примене­ние эти методы нашли в отборе военного и промышленного персона­ла, в частности водителей разнообразных транспортных средств. Хотя психологическое изучение сенсорных способностей распространяется на все модальности, стандартизованные методы созданы главным об­разом для изучения зрения и слуха. Изучается, например, зависимость эффективности и качества деятельности от уровня развития сенсор­ных способностей. Данные о развитии сенсорики используются для анализа причин травматизма и несчастных случаев и т. д.


Тесты визуальных и слуховых способностей дифференцируются в зависимости от того, какие характеристики восприятия они измеря­ют. Для изучения визуальных способностей применяются тесты на изменение остроты зрения, различительной чувствительности, цветоразличения, восприятия глубины и мышечного баланса глаз (Tuffin J., McCormick E., 1968). Среди наиболее популярных тестов можно назвать таблицу Снеллена с изображением букв, постепенно уменьшающихся по величине, Тест Орто-Рейтера (аналогичный пер­вому, но обеспечивающий соблюдение стандартных условий проведения эксперимента, таких, как освещение, направление взгляда и др.). Тест «Проверка зрения», «Зрительный тест» и ряд других отличаются друг от друга по охвату разнообразных характеристик зрительного восприятия, способам проведения исследования, методам обработ*ки. Что касается валидности этих тестов, то, по данным А. Анастази) Дж. Тиффина и Маккормика, имеются положительные корреляции между тестовыми данными и эффективностью труда (Анастази А., 1982, Tuffm J., McCormick E, 1968).


Для изучения слухового восприятия используются тесты на ди­агностику остроты слуха, выделения сигналов из фона, наполнен­ного шумами, адекватной реакции на звуки повышенной громкос­ти, на различение громкости, тембра, высоты звуков. .Чаще всего испытанию подвергается острота слуха (эта процедура широко известна в психологии как измерение абсолютных порогов). В каче­стве раздражителя используется не только чистый звук, но и челове­ческий голос, произносящий цифры, слова или предложения, по­скольку во многих областях деятельности именно различение речи приобретает первостепенное значение. Одним из очень распрост­раненных тестов является разработанный для изучения музыкаль­ных способностей тест музыкальной одаренности Сишора (Теп-, лов Б. М., 1961). Он содержит серию заданий на изучение восприя­тия силы, интенсивности и тембра звука. Тест очень хорошо зареко­мендовал себя и в областях, далеких от искусства. Еще одним распространенным тестом является Массачусетский тест слухового восприятия (Thorndike P., Hagen E., 1977).


Следующая группа тестов специальные способностей представ­лена тестами технических способностей. Эти методы были разрабо­таны одними из первых среди методов диагностики специальных спо­собностей. Поскольку тесты интеллекта были сосредоточены на изу­чении в основном «абстрактных» функций, возникла потребность в методах изучения более конкретных, практических способностей. В значительной степени эта потребность была удовлетворена за счет разработки тестов технических способностей.


Зарубежные исследователи понимают технические способности как способности, проявляющиеся в работе с оборудованием или его частями. При этом учитывается, что такая работа требует особых ум­ственных способностей, хорошего развития сенсорных функций, а также определенных моторных качеств: координации, ловкости, фи­зической силы. В целом технические способности рассматриваются как общие умственные способности (Thurstone L., 1957). Исследова­тели, занимающиеся этой проблемой, показали, что наряду с некото­рой общей способностью, которая может быть названа технической одаренностью или техническим опытом, приобретаемым человеком в работе с техникой, существуют независимые факторы: простран­ственные представления и техническое понимание. В соответствии с таким разделением на два фактора создаются и специальные тесты, включающие в себя задания на техническое понимание и простран­ственные представления. Самые ранние тесты технических способ­ностей требовали от испытуемых умения собирать технические при­способления из отдельных деталей, а в настоящее же время наиболее распространены тесты «карандаш-бумага».


Очень популярным тестом изучения технического понимания яв­ляется тест Беннета, в котором используют серию картинок с коротки­ми вопросами. Для того чтобы ответить на вопросы, необходимо по­нимать общие, технические принципы, встречающиеся в обыденных1
ситуациях. Пример задания из этого теста будет приведен ниже, по­скольку такого типа задания входят в батарею тестов различных спо­собностей (см. рис. 30).


Для изучения пространственных представлений разработаны мно­гие разнообразные задания, которые входят в батареи отдельных спо­собностей и в тесты интеллекта. Одним из известных и широко при­меняемых тестов этого рода является новая редакция Миннесотского теста на восприятие пространства. В этом тесте используются кар­точки с изображением 6 геометрических фигур, из которых одна раз­резана на две или более частей (рис. 27). Испытуемый должен мыс­ленно соединить разрезанные части и определить, какая из оставшихся 5 фигур при этом получится. Коэффициент надежности теста равен 0,80, он оказался валидным при соотнесении с внешними критерия­ми, свидетельствующими об успешности обучения и профессиональ­ной деятельности инженеров, техников, механиков (Thorndike P., Hagen E., 1977; Tuffm J., McCormick E., 1968).


Данные о валидности тестов технических способностей представ­лены в руководстве к тесту Беннета. Основные коэффициенты корре­ляций результатов тестирования с внешними критериями (успешность обучения техническим спе­циальностям и успехи в про­фессиональной деятельнос­ти) колеблются от 0,30 до 0,60 (Анастази А., 1982; Thorndike P., Hagen E., 1977). При внимательном озна­комлении со всеми описанны­ми тестами (а они достаточ­но представительны для этой группы диагностических ме­тодик) приходится признать, что они направлены главным образом на выявление знаний, опыта, накопленного испыту­емым. Вполне возможно, что одни приобретают этот опыт быстрее, чем другие, но тес­ты позволяют судить только о наличных знаниях и опыте, а не о способах их приобрете­ния.



рис. 27. Образец задания из Миннесотского теста на восприятие пространства



Российскими исследователями показано, что специальная органи­зация учебного процесса позволяет направленно формировать как тех­ническое мышление в целом, так и пространственное мышление в ча­стности (Кудрявцев Т. В., 1975; Якиманская И. С., 1980).


Как справедливо отмечает Т. В. Кудрявцев, при тестологическом подходе к проблеме технического интеллекта, «его психологическая природа остается невыясненной» (1975, с. 190). Общая оценка этих тестов выражается в признании того, что все они измеряют уровень достигнутой субъектом технической осведомленности, знаний в об­ласти техники, накопленного опыта работы с техническим оборудо­ванием и приспособлениями.


Из серии тестов на определение профессиональных способнос­тей наиболее часто применяются тесты так называемых конторских способностей, задания из этих тестов включены в очень многие ба­тареи тестов общих и специальных способностей. При разработке этих тестов исследователи исходили из того, что в работе чиновника необходимы аккуратность, высокая скорость восприятия информа­ции, хорошая речь, информированность в своей области, исполни­тельность. Поэтому они включают в тесты разнообразные задания на диагностику этих качеств.


Тесты требуют от испытуемых умения быстро читать числовой и словесный материал, располагать определенный материал в алфавит­ном порядке, кодировать и классифицировать его. Диагностируются также уровень общей осведомленности испытуемых, знание ими де­ловой терминологии, грамотность, чувство языка.


По мнению ряда авторов, наиболее валидным относительно ус­пешности канцелярской работы является тест на скорость восприя­тия информации. Примером является Миннесотский конторский тест (Thorndike P., Hagen E., 1977). Он состоит из двух субтестов: срав­нение чисел и сравнение слов. В первом случае испытуемому пред­лагаются 200 пар чисел, которые могут включать от 3 до 12 цифр, с просьбой отметить совершенно одинаковые пары, например:


66273894_______________66273894


527384578______________527384578


Во втором субтесте аналогичное задание выполняется на вербаль­ном материале.


Подсчитываются скорость выполнения теста и количество оши­бок. Коэффициент надежности находится в пределах 0,70-0,80. При установлении валидности получены удовлетворительные корреляции между показателями по тесту и оценками экспертов.


Описанные выше методы диагностики специальных способнос­тей применяются, как правило, в комплексе с другими тестами. Чаще всего они объединяются в батареи тестов.


Существуют батареи тестов для диагностики совершенно опреде­ленных профессиональных способностей и батареи тестов общих и раз­личных способностей, наиболее известными из которых являются DAT (The Differential Aptitude Test) и GATB (The General Aptitude Test Battery). Первая из этих батарей тестов создавалась для нужд средней школы и нашла применение в выявлении профессиональной ориентации уча­щихся. По замыслу ее первых создателей, она должна была включать измерение таких качеств, которые имеют значение для продолжения образования в высшей школе. DAT включает в себя восемь тестов.


1. Словесное мышление. Задания предлагаются в виде двойных аналогий. От испытуемого требуется заполнить пропуски слов в пред­ложении, выбрав нужные слова, например:


.... вечером, а завтрак ....


а) ужин - угол,


б) кроткий - утро,


в) дверь - угол,


г) течение - радость,


д) ужин -утро.


2. Счетные способности. Испытуемому предлагаютвыбрать пра­вильный ответ из нескольких, предлагаемых на выбор, например:


3= .. % от 15 а) 5, б) 10, в) 20, г) 30, д) ни один из них.


3. Абстрактное мышление. Серия фигур задания расположена в определенной последовательности. Испытуемый должен продолжить, серию, выбрав соответствующую фигуру из 5 предложенных (рис. 28).


4. Пространственное восприятие. Дана развертка геометричес­кого тела. Испытуемый должен определить, какая фигура получится при складывании этой развертки (рис. 29).


5. Техническое мышление. Этот тест включает в себя задания, ана-i логичные тесту Беннета (рис. 30)


6. Скорость и точность восприятия информации. Каждое зада­ние этого субтеста представляет собой несколько комбинаций симво­лов, одна из которых выделена жирным шрифтом. Испытуемый дол­жен найти и отметить точно такую же комбинацию символов на блан­ке ответов. Например:


Задания Ответы


1. АВАСАДАЕАР 1. АСАЕАРАВАД


2. А77АВ77ВАВ 2. 7ВВ7АВ7АА7


З. ЗАЗВЗЗВЗВВ З. ВВЗВВЗЗАЗЗ


7. Орфография. Дается список слов, некоторые из которых напи­саны с ошибками. Испытуемый должен проверить правильность их написания.


8. Пунктуация и стилистика. Дается предложение, содержащее одну или несколько ошибок в построении или пунктуации. Испытуе­мый должен найти все ошибки.


Общее время, необходимое для проведения всех восьми тестов, пре­вышает 5 ч, поэтому тестирование рекомендуется разбивать на два эта­па. Коэффициенты надежности отдельных тестов в среднем равны 0,90.



Рис. 28. Образец задания из субтеста «Абстрактное мышление» (
DAT
)





Рис. 29 Образец задания из субтеста «Пространственные отношения» (
DAT
)





Рис. 30. Образец задания из субтеста «Техническое мышление» (
DAT
)



Взаимокорреляции отдельных тестов (за исключением шестого субтеста) колеблются около 0,50. Тестовая батарея была стандарти­зована на выборке из более чем 64 000 учащихся. Создатели этой ба­тареи возлагали на нее большие надежды, полагая, что полученные с ее помощью данные помогут осуществлять прогноз более разнооб­разный и дифференцированный, нежели это делается с помощью те­стов на изучение интеллекта. При анализе коэффициентов корреля­ции между результатами тестирования и школьной успеваемостью ока­залось, что некоторые из тестов имеют высокие коэффициенты почти для всех учебных предметов. Наиболее валидными для всех предме­тов оказались три теста: «Словесное мышление» (коэффициенты кор­реляции колеблются от 0,39 до 0,50), «Счетные способности» (0,32— 0,48), «Пунктуация и стилистика» (0,30-0,52) (Thorndike Р., 1977). Опираясь на эти данные, создатели батареи сделали вывод о том, что проверяемые этими тестами способности являются основными для успешного обучения в школе и вузе. В целом данные о валидности DAT представлены несколькими тысячами коэффициентов корреля­ции, все они достаточно высоки, что свидетельствует о высокой про­гностической силе этой батареи (имеется в виду процесс обучения). Суммарный показатель тестов «Словесное мышление» и «Счетные способности» рассматривают как индекс способностей к обучению, он коррелирует на уровне 0,70-0,80 со сложным критерием учебных достижений (Анастази А., 1982; Thorndike P., Hagen E., 1977).


Батарей, подобных DAT, насчитывается много, однако дифферен­циальная валидность их невысока. Совершенно права А. Анастази, ко­торая выделяет ряд конкретных причин, снижающих валидность этих тестовых батарей. Она пишет: «Вероятно, различия в овладении конк­ретными учебными предметами в основном зависят от интересов, мо­тиваций и эмоциональных факторов, а факторы такого рода непредска­зуемы, поскольку их особенности определяются межличностными от­ношениями учащихся и учителей» (Анастази А., 1982, с. 23).


Другая очень известная батарея тестов общих способностей -GATB - использовалась в промышленности и в армии для професси­ональной консультации, размещения кадров по рабочим постам. Со­здатели этой батареи провели предварительный анализ почти 50 тес­тов, разработанных для разных профессий, и обнаружили, что они во многом совпадают. Были выделены 9 способностей, которые измерялись во всех проанализированных методиках, и именно для них и были подготовлены задания GATB. Таким образом, современная форма этой батареи включает 12 тестов, измеряющих 9 способностей. Диагнос­тика общих умственных способностей осуществляется с помощью трех тестов (запас слов, математическое мышление, пространствен­ное восприятие в трехмерном пространстве). Вербальные способнос­ти диагностируются путем заданий на определение синонимов и ан­тонимов (запас слов). Счетные способности изучаются с помощью двух тестов на вычисления и на математическое мышление. Простран­ственное восприятие анализируется с помощью заданий, аналогич­ных 4-му тесту DAT. Восприятие формы представлено двумя теста­ми, в которых испытуемый сопоставляет различные инструменты и геометрические фигуры. Скорость восприятия информации опреде­ляется при помощи пар слов, идентичность которых необходимо ус­тановить. Моторная координация выявляется с помощью задания делать пометки карандашом в серии квадратов. Ручная ловкость изу­чается с помощью теста, аналогичного тесту Крауфорда, с которым мы уже познакомились выше, обсуждая проблему тестирования мо­торных способностей (в батарее этому отведено два теста). Пальце­вая моторика изучается с помощью двух тестов, в которых испытуе­мый соединяет и разъединяет соответственно заклепки и шайбы.


Батарея GATB была стандартизована на выборке из 4000 чело­век. Полученные при тестировании показатели преобразуются в стан­дартные с М=100 и σ = 20. Для каждой профессии установлены способности и минимальные значения стандартных показателей, ко­торые считаются достаточными для успешного овладения этой про­фессией. Коэффициенты надежности колеблются в пределах от 0,80 до 0,90, правда, надежность моторных тестов несколько ниже. В обоб­щающем исследовании С. Бемиса было показано, что средняя валид­ность факторов не превышает 0,22 (Bemis S., 1968). По данным, Е. Гизелли, средняя валидность всех интеллектуальных тестов, а следова­тельно, и тестов общих способностей выше по критериям професси­онального обучения (0,39), нежели по критериям профессиональной успешности (0,22) (Ghiselly E., 1973). Максимальная валидность от­носительно критериев профессиональной успешности равна 0,46. Спе­циальное сопоставление двух рассмотренных выше батарей - DAT и GATB - показало, что между соответствующими данными той и другой отмечены следующие корреляции: по вербальным способностям 0,70, по пространственному восприятию 0,69, по скорости и точнос­ти восприятия информации 0,56 (Thorndike P., Hagen E., 1977). По мнению многих исследователей эти корреляции не настолько высо­ки, чтобы считать эти тесты идентичными.


Таким образом, GATB в большей степени ориентирована на при­менение в промышленности, a DAT - в учебных заведениях. Следует отметить, что обе батареи представляются достаточно пригодными для использования в практике психологической службы; вопрос лишь в том, для каких конкретных целей они могут быть применены.



5.2. ТЕСТ АМТХАУЭРА



Групповой тест Амтхауэра предназначается для оценки струк­туры интеллекта лиц в возрасте от 13 до 61 года (Amthauer R., 1953). Автор ставил перед собой задачу разработать такой метод, кото­рый мог бы использоваться для профессиональной ориентации и консультирования по проблемам выбора профессии. Амтхауэр включил в свой тест задания на диагностику следующих компо­нентов интеллекта: вербального, счетно-математического, про­странственного, мнемического. Среднее значение взаимных кор­реляций между этими факторами в тесте равна 0,36. Тест был разработан в трех параллельных формах. Стандартизация прово­дилась на выборке из 4076 испытуемых, средний показатель по сы­рым баллам равнялся 82. После стандартизации новая средняя рав­нялась 100, о = 10. Надежность теста равна 0,97 (корреляция чет­ных и нечетных заданий), при повторном тестировании через год коэффициенты надежности оказались равными 0,83 (по отдельным субтестам 0,50). Валидность теста по критерию успешности обу­чения в школе равна 0,62.


В тест Амтхауэра входят следующие субтесты: 1 - на общую ос­ведомленность и информированность в разных областях знаний (не только научных, но и житейских); 2 - на классификацию понятий; 3 - на установление аналогий: 4 - на подведение двух понятий под общую категорию (обобщение); 5 - на умение решать простые ариф­метические задачи; 6 - на умение находить числовые закономерности; 7 - на умение мысленно оперировать изображениями фигур на плоскости; 8 - на умение мысленно оперировать изображениями объемных фигур; 9 - на заучивание слов. Каждый субтест, за исклю­чением четвертого, состоит из 20 заданий, в четвертый субтест вхо­дят 16 заданий.


Ниже приводятся примеры заданий из каждого субтеста.


Задания 1-го субтеста представляют собой предложения, в каждом из которых пропущено одно слово. Испытуемому необходимо из пяти данных на выбор слов по­добрать то, которое подходит по смыслу:


Противоположностью понятия «верность» является понятие:


а )любовь, б) ненависть, в) дружба, г) предательство, д) вражда.


Во 2-м субтесте испытуемому предлагалось из пяти данных слов вычеркнуть одно, не подходящее к остальным четырем, которые являются сходными по опреде­ленному признаку:


а) рисунок, 6) картина, в) графика, г) скульптура, д) живопись.


В 3-м субтесте испытуемый должен был установить аналогию: дерево: стро­гать; железо:


а) чеканить, б) сгибать, в) лить, г) шлифовать, д) ковать.


В 4-м субтесте требовалось отыскать родовое или видовое понятие, объединя­ющее предлагаемые слова: дождь-снег, правильным понятием будет «осадки».


5-й субтест 5 содержал арифметические задачи:


Сколько километров пройдет товарный поезд за 7 ч, если его скорость 40 км/ч?


В б-м субтесте требовалось продолжить числовые ряды, построенные по опре­деленным правилам:


6 9 12 15 18 21 24 ?


В 7-м субтесте испытуемому предлагались изображения плоских геометричес­ких фигур, разрезанные на несколько частей. Необходимо было мысленно соединить части фигуры и определить, какая фигура получится в результате.


В 8-м субтесте испытуемому предъявлялись изображения кубиков с различно обозначенными гранями. Кубики были определенным образом повернуты и перевер­нуты в пространстве, так что иногда появлялись новые, неизвестные испытуемому грани. Необходимо было определить, какой из пяти кубиков-образцов изображен на каждом рисунке.


Время выполнения каждого субтеста ограничено и колеблется от 6 до 10 мин. Целиком весь этот тест проводился за 90 мин (два урока без перерыва). Тест групповой, подготовлен в двух формах - А и Б. Соседи по парте работают с разными формами теста. Исследование проводится двумя экспериментаторами: один зачитывает инструкции, разбирает примеры, следит за временными интервалами; другой - кон­тролирует правильность заполнения бланков ответов, правильность переворачивания страниц тестовой тетради и т. д.


Таким образом, тест состоит из вербальных, числовых и про­странственных субтестов. Первые требуют от испытуемых опреде­ленных знаний и умений производить с материалом некоторые ло­гические действия. Вторые предполагают определенную степень раз­вития формализованного и пространственного мышления. Амтхауэр предполагал, что с помощью этого теста можно судить о структуре интеллекта испытуемых по успешности выполнения отдельных суб­тестов. Для грубого анализа «умственного профиля» он предлагает следующее: если наивысшие результаты получены по первым четы­рем субтестам, значит, у испытуемого больше развиты теоретичес­кие способности, если же по следующим пяти субтестам - то прак­тические способности. Мы, приступая к работе с тестом, исходили из того, что он выявляет интеллектуальные способности, сложив­шиеся у испытуемых в конкретных условиях обучения и воспита­ния. В настоящее время собран экспериментальный материал по применению теста Амтхауэра на выборке городских и сельских школьников (7-10-е классы) объемом более 450 человек. Часть ре­зультатов исследовательской работы обработана и опубликована (Акимова М. К. и др., 1984).


Надежность теста подсчитывалась на выборке из 101 человека путем корреляций данных тестирования с интервалом в 1 год (9-е и 10-е классы городских школ). Коэффициент оказался равным 0,83. Валидность теста определялась путем нахождения корреляций меж­ду данными по субтестам и тесту в целом и успеваемостью (общей и по циклам учебных предметов). В табл. 8 приведены данные по 8-м классам городских школ.


Таблица 8






















Город


Средний балл


Результат по вербаль­ным субтестам и успеваемость по гуманитар­ным предметам


Результат по пространствен­ным субтестам и успеваемость по техническим предметам (алгебра, геометрия, физика)


Москва


0,45


0,20


0,29


Москва


0,52


0,33


0,34


Орша


0,44


0,53


0,23



Из табл. 8 видно, что корреляции находятся на среднем уровне. Это значит, что тест в целом охватывает именно те качества учащихся (понятливость, рассудительность, умение логически мыслить), кото­рые необходимы им для усвоения школьных предметов. Низкие ко­эффициенты корреляции, встречающиеся в табл. 8, можно объяснить тем, что имеется влияние многих факторов помимо школы: домаш­нее окружение, внешкольные виды деятельности (кружки, студии, дополнительные уроки), влияние средств массовой информации и пр. Такое многостороннее влияние, с одной стороны, способствует фор­мированию навыков логического мышления и накоплению более широких и глубоких знаний о мире, а с другой - ослабляет связь тес­товых достижений со школьной оценкой.


При интерпретации полученных в исследовании данных был оп­робован новый критерий. В традиционном тестировании при оцен­ке результатов за точку отсчета принималась статистическая норма, получаемая на основе эмпирических исследований выборок испы­туемых, отличающихся по социально-экономическим признакам. На противоречивость такого решения не раз указывал в своих работах К. М. Гуревич, который отмечал, что критерий сравнения по нор­мам, полученным путем неправомерного объединения разных вы­борок, игнорирует влияние различных условий онтогенеза на ум­ственное развитие людей. Эти условия многообразны и в первую очередь включают условия обучения. Кроме того, само представле­ние тестовых данных в виде баллов, кривых распределения затруд­няет качественный анализ теста и влияния разных условий на раз­витие ребенка. Критикуя применение нормы в качестве критерия развития, К. М. Гуревич пишет: «... норма характеризует выборку или популяцию, но не раскрывает действительных и обычных, т. е. нормальных, требований к человеку как сложившемуся или скла­дывающемуся члену общества. Имманентно присущая данной вы­борке статистическая норма по тем или другим причинам может не совпадать с нормальными требованиями к нему. Но эти требования совсем не случайны, они опираются на общественную практику и вытекают из нее» (Гуревич К. М., 1982, с. 17). В качестве критерия, ориентируясь на который можно сравнивать данные тестового об­следования, К. М. Гуревич предлагает использовать так называемый социально-психологический норматив (СПН). В сжатом виде СПН можно определить как систему требований, которую общность предъявляет каждому из его членов. Чтобы не быть отторгнутым от существующей вне его общности, человек должен овладеть теми требованиями, которые к нему предъявляются, причем процесс этот является активным - каждый стремится занять определенное место в своей социальной общности и сознательно осуществляет этот про­цесс приобщения к своему классу, группе. Эти требования и могут составлять содержание социально-психологических нормативов, которые являются, в сущности, идеальной моделью требований со­циальной общности к личности. Следовательно, оценка результатов тестирования должна проводиться по степени близости к СПН, ко­торый дифференцируется в образовательно-возрастных границах. Такие требования могут быть закреплены в форме правил, предпи­саний, требований к человеку и включать самые разнообразные ас­пекты: умственное развитие, нравственное, эстетическое и др. Об этом же пишут в своей статье А. А. Бодалев и Е. В. Шорохова, кото­рые отмечают: «...представляется очень важной разработка содер­жательных и одновременно-достаточно конкретных нормативов раз­вития...», которые «...должны очень определенно и широко очертить круг требований к идейно-политической, умственной, нравственной, трудовой, эстетической и физической воспитанности вступающих в самостоятельную жизнь молодых людей» (1983, с. 21).


Требования, составляющие содержание СПН, вполне реальны, они присутствуют в образовательных программах, в квалификаци­онных профессиональных характеристиках, общественном мнении, мнении учителей и воспитателей. «Несомненно, - пишет К. М. Гуревич, - что социально-психологические нормативы в их образова­тельно-возрастной отнесенности подлежат раскрытию в виде поня­тий и терминов и действий с ними. Речь должна идти не об одних лишь научных или профессиональных понятиях, но о несколько ином круге, таком, который в пределах некоторых колебаний обеспечи­вал бы члену общества, владеющему им, активное, полноценное участие в жизни коллектива и общества в целом» (Гуревич К. М., 1982, с. 17-18). По мнению Гуревича, психологи при составлении тестовых заданий стихийно ориентируются на существующий в их общности СПН. При этом задания теста составляются как отдель­ные логические «микропроблемы». В связи с этим необходима и иная обработка результатов тестирования - установление близости дан­ных каждого испытуемого или группы к СПН. На оперативном уров­не проблема установления близости конкретного испытуемого к СПН еще не является решенной.


Так, например, использование в качестве соответствующего по­казателя процентного отношения количества выполненных заданий к общему количеству заданий теста ставит проблему неслучайности отбора количества заданий и степени их трудности разработчиками теста. Использование СПН в качестве критерия развития выдвигает на первый план качественный способ обработки данных, при кото­рой необходимо учитывать: а) какие термины и понятия по степени обобщенности усвоены лучше, а какие - хуже; б) какие логические операции освоены более успешно, а какие - менее; в) в каком круге понятий и терминов ученики ориентируются менее уверенно, а в ка­ком - более. На наш взгляд, использование СПН является более эвристичным, чем применение статистической нормы при интерпретации результатов тестовых испытаний. Следует отметить, что неудовлет­воренность нормой как точкой отсчета при оценке данных по тестам нашла свое выражение, в частности, в разработке тестов, ориентиро­ванных на критерий (Popham W., 1978). Это направление в тестологии считается очень перспективным.



5.3. ТЕСТ «ШТУР»



О необходимости пересмотра тестов интеллекта пишет К. М. Гу­ревич: «Назрела необходимость приступить к реконструкции и пере­работке современных тестов интеллекта. Состав слов и понятий, ло­гические действия с ними - все это должно быть как можно точнее пронормировано в согласии с требованиями, которые предъявляет наше общество к психическому развитию. Должны, быть выделены ступени овладения вербальным материалом в соответствии с образо­вательными и возрастными ступенями. Следовало бы, исходя из на­личных (или проектируемых) школьных программ, составить пере­чень понятий, подлежащих усвоению, точно определить, в каких ло­гико-функциональных отношениях выступают эти понятия» (Гуре­вич К. М., 1980, с. 24). С позиций социально-психологического норматива, содержание тестов должно основываться на образователь­ных программах, учебниках, требованиях педагогов. Под руковод­ством К. М. Гуревича сотрудники лаборатории психодиагностики М. К. Акимова, Е. М. Борисова, В, Г, Зархин, В. Т. Козлова, Г. П. Ло­гинова разработали «Школьный тест умственного развития» (ШТУР) для диагностики умственного развития учащихся 6-8-х классов. При­ступая к подбору заданий, авторы, согласно их пониманию норматив­ности содержания тестов, провели психологический анализ учебных программ и учебников и в течение всей работы опирались на сведе­ния, получаемые в беседах с учителями. Понятия подбирались по ос­новным учебным дисциплинам, преподаваемым в школе: естествен­ным, гуманитарным и физико-математическим.


Подбор понятий производился на основе следующих принципов:


1. Вводимые в задания теста понятия должны быть достаточно общими, определяющими уровень усвоения предмета, составляющи­ми основу понимания соответствующей школьной дисциплины;


2. Эти понятия должны составлять основной фонд знаний, кото­рый необходим любому человеку независимо от получаемых им спе­циального образования и профессиональной подготовки. Поэтому в тест не были включены узкопрофессиональные понятия;


3. Включаемые в тест понятия должны соответствовать жизнен­ному опыту ребенка данного возраста, должны пониматься детьми.


Тест «ШТУР» содержит задания пяти типов, составляющие шесть субтестов: «осведомленность» (два субтеста), «аналогии» (один суб­тест), «классификация» (один субтест), «обобщение» (один субтест), «числовые ряды» (один субтест). Включенные в эти субтесты поня­тия входят в число необходимых для общего развития детей.


При экспериментальной проверке заданий мы анализировали, насколько успешно справляются с ними учащиеся 6-8 классов. Мы исходили из предположения, что неуклонное увеличение процента успешно выполненных заданий от 6-го к 8-му классу в определенной степени свидетельствует о том, что использованные в данном зада­нии понятия не являются узкоспециальными, необходимыми лишь для усвоения ограниченного раздела программ, а являются основопола­гающими для данной школьной дисциплины. Затем была проведена проверка самого теста в целом. Объем выборки составил около 400 человек.


На основе проведенного исследования были подсчитаны коэф­фициенты надежности теста (методом корреляций четных и нечет­ных заданий), коэффициенты валидности (путем корреляций данных об успеваемости и успешности выполнения теста, а также между дан­ным тестом и тестом Амтхауэра), определена степень приближения к СПН данных отдельных испытуемых и выборок в целом и проведен еще ряд статистических процедур по проверке теста. Полученные ре­зультаты позволяют говорить о том, что тест может быть использован для изучения умственного развития школьников.



5.4. ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ ТЕСТОВ СПОСОБНОСТЕЙ



Традиционное применение тестов способностей состоит в исполь­зовании их для прогноза будущей успешности претендентов при вы­боре определенной профессии. Зарубежные психологи исходили из того, что наличие способностей, выявляемых с помощью тестов, пре­допределяет успех в каком-то виде деятельности. При этом не прово­дились ни психологический анализ способностей, ни научное обо­снование применения тестов для выявления этих способностей. Все более усиливающаяся критика такого подхода к выявлению профпри­годности связана с несколькими причинами. Во-первых, многие ис­следователи указывают на неблаговидную роль, которую стали вы­полнять многие тесты (Лолер Дж., 1982; Наэм Дж., 1984;. Kamin L., 1974), что сформировало отрицательное отношение к тестированию со стороны многих людей. Во-вторых, профпригодность стала рас­сматриваться как динамическое образование, т. е. свойство личнос­ти, которое формируется в ходе деятельности, а не дано изначально. На формирование пригодности к профессии влияет огромное число факторов, и определенный уровень развития способностей не явля­ется решающим среди них. Профессиональное становление зависит от многих других особенностей, таких, как мотивация, интерес к про­фессии, увлеченность и любовь к своему делу. Очень важное значе­ние имеют взаимоотношения в коллективе, где человек начинает свою профессиональную карьеру. Все эти факторы вообще не могут быть учтены при тестовом обследовании, между тем роль их очень велика и они могут оказать решающее влияние на формирование профпри­годности. Низкий же уровень развития способностей далеко не все­гда является препятствием для овладения профессией, поскольку из­вестны большие резервы развития профессионально важных функ­ций, компенсаторные возможности способностей. Одной и той же эффективности труда можно добиться за счет формирования разных качественно своеобразных структур профессиональных способнос­тей (Борисова Е. М., 1976).


Третьей причиной, вызывающей критику применения тестов для прогноза профессиональной успешности, является низкая прогностичность практически всех существующих методов; вернее, их прогностичность находится на недостаточно высоком уровне. Пожалуй, классической в этом плане можно назвать работу П. Торндайка и Э. Хаген, которые разыскали 10 тысяч испытуемых через 13 лет после того, как с ними были проведены тестовые испытания, на основе которых делался прогноз об их успехах в работе. Авторы собрали данные для 125 групп профессий и проанализировали, какая связь существует между предсказаниями, сделанными на основании данных тестиро­вания, и реальными достижениями субъекта в выбранной профессии (Thorndike P., Hagen E., 1977).


Основной вывод состоит в том, что не обнаружено никакой связи между оценками по тесту и успехами в профессии. Корреляции в ос­новном низки, одинаково часто встречаются положительные и отри­цательные их значения. В целом исследователи получили коэффици­ент валидности, близкий к нулю. В связи с этим авторы подчеркива­ют, что гораздо более обнадеживающие результаты получаются при опоре не на общий результат по тесту, а на тестовый профиль, свиде­тельствующий об определенной выраженности отдельных способно­стей (например, для бухгалтеров естественным является большая вы­раженность счетных способностей, для архитекторов - зрительных, для инженеров - общих интеллектуальных. Для профилей, получен­ных при тестировании представителей определенных профессий, ха­рактерны специфические «пики» и «впадины», свидетельствующие об определенной выраженности тех или иных способностей. Таким образом, тесты, применяемые в профотборе, не могут прогнозиро­вать профессиональную успешность людей. Это, однако, не означает, что они не могут найти своего применения в психологической службе. Области их использования широки, например для профконсульта-ций, профориентации, профотбора (в случаях, когда время на про­фессиональное обучение сильно ограничено, как это имеет место в армии), оптимальной расстановки кадров по рабочим постам, конт­роля за подготовкой кадров в промышленности и системе профтехоб­разования, разработки общих и индивидуальных рекомендаций по раз­витию способностей. На наш взгляд, наиболее плодотворно приме-нение методов диагностики способностей (в тех формах, которые сложились на сегодняшний день) для контроля за формированием индивидуализированной структуры способностей, которое интенсивно протекает в период школьного обучения и освоения профессии.


В работах отечественных психологов все более часто мы встре­чаемся с использованием тестов как инструментов профотбора и профконсультаций (Аванесов В. С., 1982; Бодров В. А., 1985; Джамгаров Т. Т., 1976; Кулагин Б. В., 1984; Проблемы космической биоло­гии, т. 48, 1984). Следует отметить, что отношение к этим методам и оценка их возможностей и границ применения имеют прочное теоре­тическое и методологическое обоснование. Подчеркивается необхо­димость доказательств правомерности использования профотбора. В частности, он может иметь место, когда профессия предъявляет жес­ткие требования к таким психофизиологическим особенностям чело­века, которые мало поддаются развитию и практически не. изменяют­ся в течение жизни, либо в тех случаях, когда время на обучение про­фессии крайне ограничено, а сама профессиональная деятельность предъявляет повышенные требования к уровню квалификации (в ча­стности, ряд военных специальностей). В профессиях же, где про­фессионально важные качества развиваются, изменяются, где имеет­ся возможность компенсации одних способностей другими, где ус­пех зависит не от уровня, а от качественного своеобразия способнос­тей, такой отбор не нужен. Психологическое тестирование уместно также для контроля за процессом обучения профессии, для выявле­ния причин отставания работников, нахождения слабых мест, что по­зволило бы проводить индивидуальное обучение, психотренировки, а также для изучения причин травматизма и несчастных случаев.


Важная отличительная особенность данных исследований - по­нимание ограниченности возможностей тестирования по определе­нию профпригодности, стремление к комплексному, системному подходу в изучении закономерностей профессионального становления. Это связано с пониманием профпригодности как такого свойства лич­ности, которое формируется в ходе овладения профессией и всегда является индивидуально-своеобразным.


Хотелось бы сказать несколько слов и о перспективе разработки методов диагностики способностей. На наш взгляд, наиболее перс­пективными с точки зрения повышения прогностичности тестовых методов являются, во-первых, ориентировка при разработке тестов на критерий, заданный норматив и оценка тестовых данных по сте­пени приближения к нему, и, во-вторых, опора при оценке результа­тов тестирования на «профиль профессии», а не на количественный тестовый балл. При этом необходимо учитывать, что наряду с тем, что профили различных профессий существенно отличаются друг от друга, могут наблюдаться различия внутри профилей одной и той же профессии. Это связано с формированием индивидуализирован­ной структуры способностей профессионалов, отличающихся при-, родными данными (например, сочетаниями основных свойств нервной системы). Такие индивидуальные варианты формирования профпригодности могут быть основанием для описания разных ти­пов профессионалов.


Таким образом, главная задача совершенствования методов пси­хологической диагностики способностей состоит в повышении их прогностической силы. Только в этом случае они полностью будут отвечать своему назначению.



ГЛАВА 6 ПСИХОДИАГНОСТИКА МОТИВАЦИИ



6.1. ОБЪЕКТ И МЕТОДЫ



Мотивация занимает ведущее место в структуре личности и явля­ется одним из основных понятий, которое используется для объясне­ния движущих сил поведения, деятельности. Процесс теоретическо­го осмысления явлений мотивации далек от своего завершения. Это отражается как в непрекращающемся росте публикаций на эту тему, так и в многозначности трактовок основных понятий этой области, таких, как мотив и потребность. Так, в отечественных работах мотив понимается и как осознанная потребность (Ковалев А. Г., 1965), и как предмет потребности (Леонтьев А. П., 1975) и отождествляется с по­требностью (Симонов П. В., 1981).


В контексте различных теоретических подходов различаются и схемы анализа мотивации. В зарубежной психологии одной из наибо­лее влиятельных остается реактивная схема S-O-R (стимул-организм-реакция). Развитие когнитивной психологии привело к попыткам за­менить мотивационные процессы информационными. Так, в атрибу­тивном подходе Б. Вайнера, основанном на схеме S- когниция - R, мотивация сводится к промежуточному информационному процессу, а мотивы - к перцепции; тем самым теряется качественная специфи­ка мотивационных образований.


Подробный анализ теоретических проблем психологии мотива­ции не входит в задачу данной книги. Здесь мы остановимся лишь на некоторых теоретических различениях, необходимых для пони­мания мотивационных явлений как объекта психодиагностики. При этом мы будем исходить из того общего подхода к пониманию моти­ва .как психического образования, которое заложено в определении мотива как реального или воображаемого предмета потребности, по­буждающего и направляющего на себя деятельность человека (Ле­онтьев А. Н., 1975).


Обобщенность — специфичность предметного содержания мо­тива. В содержании мотива можно выделить нечто специфическое, индивидуально-неповторимое, определенное конкретной уникальной ситуацией, и нечто устойчивое, для которого данный конкретный пред­мет или явление - не более чем одна из возможных форм воплоще­ния. Такое устойчивое предметное содержание характеризует уже не столько сам предмет потребности, сколько личность, эту потребность испытывающую. «Свойства характера - это в конечном счете и есть тенденция, побуждение, мотив, закономерно появляющийся у данно­го человека при однородных условиях» (Рубинштейн С. Л., 1973). В данном случае С. Л. Рубинштейн имел в виду именно обобщенное предметное содержание мотива. Это же содержание имеется в виду, когда говорится, например, о таких мотивах, как мотив аффиляции, достижения, игры и т. п. В. Н. Мясищев, использовавший для описа­ния мотивационных явлений категорию отношений, подчеркивал, что последние «могут приобрести устойчивость, выраженность, большую значимость и, продолжая оставаться отношениями, становятся харак­терными для личности» (Мясищев В. Н., 1958, с. 142).


Предпосылки для такого подразделения мотивов имеются ив за­рубежной психологии. М. Мадсен, анализируя различные теории мо­тивации, подчеркивал, что одни психологи четко различают диспозиционные и функциональные переменные в мотивации, а другие ис­пользуют для них одни и те же понятия (Madsen M., 1968).


Так, для Г. Мюррея потребности (или мотивы), с одной сторо­ны, выступают как устойчивые мотивационные образования, а с другой стороны, это же понятие используется, когда говорится о фун­кциональных переменных (Murray H., 1938). Мадсен считает, что диспозиционные и функциональные переменные необходимо четко различать.


Более широко эту проблему рассмотрел Л. Кронбах, который вы­делил две дисциплины в научной психологии: одна направлена на оценку индивидуальных различий, другая - на исследование харак­теристик и особенностей поведения. Дж. Аткинсон указывает, что данный разрыв между двумя подходами преодолевается, если рассмат­ривать мотивацию как единство личностных детерминант, т. е. устой­чивых мотивов личности, и характеристик непосредственной ситуа­ции (т. е. ситуационных детерминант) (Atkinson J., 1958).


Мотив и мотивация. Мотивы с обобщением, относительно ус­тойчивым предметным содержанием, мы называем «обобщенными мотивами» в отличие от «конкретных мотивов», предметное содер­жание которых узкоспецифично. «Обобщенные мотивы» выступают в роли устойчивых атрибутов личности, однако они являются дина­мическими образованиями, которые при взаимодействии с ситуаци­онными детерминантами актуализируются, т. е. переходят из латент­ного состояния в актуальное, реально действующее. Актуализация мо­тива создает определенную тенденцию действия - разворачивается мотивационный процесс, направленный на реализацию определен­ного мотивационного отношения с окружающей действительностью. В процессе реализации этого мотивационного отношения человек преобразует актуальную ситуацию в желательную.


Диагностика определенного мотива однозначно не определяет диагностику соответствующего ему вида мотивации. Необходимо учитывать вклад детерминант конкретной ситуации. Так, напри­мер, степень выраженности латентного мотива достижения у уче­ника может быть высокой (высокий индекс мотива), но актуальная мотивация достижения при этом может быть слабой. Это происхо­дит из-за того, что школьная ситуация не имеет для него личност­ного смысла, а это приводит к низкой эффективности учебной де­ятельности.


Отличие мотива от мотивации со стороны динамически энерге­тических характеристик и заключается как раз в том, что интенсив­ность актуальной мотивации складывается из интенсивности латент­ного мотива и интенсивности ситуационных детерминант мотивации. Рассматриваемая особенность мотивации используется в эксперимен­тальных процедурах - через разные типы инструкций пытаются ак­туализировать разные типы и уровни мотивации в эксперименталь­ной ситуации. К сожалению, в некоторых исследованиях этим и огра­ничиваются, тогда как необходима, диагностика индивидуально-пси­хологических различий в силе «обобщенных мотивов», которые актуализируются в данной ситуации до использования инструкций. Это дает возможность более адекватно оценить уровень актуальной мотивации. Валидность диагностики мотива складывается как из валидности методики, так и из валидности диагностической ситуации, другими словами, из валидности всей экспериментальной процедуры диагностики. Не случайно Д. Маккелланд и Г. Хекхаузен, анали­зируя особенности экспериментальной процедуры измерения моти­вов, указывают на необходимость превращения ситуации диагности­ки в контролируемый фактор (McClelland D., 1971; Heckhausen H., 1980). Если ситуация стандартизирована и является относительно одинаковой для всех испытуемых, то индивидуальные различия в уров­не мотивации в нейтральной ситуации принимаются за индекс силы латентного мотива.


Мотивы и потребности. Потребности конкретизируются в мо­тивах и реализуются через них. Однако из этого не следует, что суще­ствует взаимно однозначное соответствие между системой потребно­стей и системой мотивов. Как потребности, так и мотивы имеют свою качественную специфику, и их нельзя отождествлять. Во-первых, одна и та же потребность может реализовываться через разные мотивы, а один и тот же мотив может реализовывать разные потребности. Та­ким образом, потребности соответствует целый класс мотивов, а мо­тив может входить в разные потребностные классы. Сам мотив не является одномерным образованием, а имеет сложную внутреннюю структуру. Так, «обобщенные мотивы» дифференцируются в ряде кон­кретных мотивов. Когда отношение между потребностью и мотивом рассматривается не столько в генетическом, сколько в функциональ­ном плане, то движение от потребности к мотиву есть движение от возможности к действительности, от общего к конкретному, от по­тенциального к актуальному, от генотипического к фенотипическому.


Диагностика мотивов и потребностей не тождественна, хотя тес­но взаимосвязана. Психодиагностика мотивов необходима для диаг­ностики потребностей, но она недостаточна.


Каждому мотиву соответствует свой «мотивационный вес», ха­рактеризующий степень вклада, который данный мотив вносит в реа­лизацию той или иной потребности. С другой стороны, мотивы, свя­занные с определенной потребностью, — это не просто сумма моти­вов, а иерархическая система, в которой имеются определенные уров­ни доминирования мотивов. Определение «мотивационных весов» мотивов дает возможность обнаружить общие характеристики пред­мета потребности. Выявление же уровня доминирования мотивов дает возможность уточнить конкретную специфику предметного содержа­ния потребностей.


Индикаторы мотивации. Мотивация не только детерминирует де­ятельность человека, но и буквально пронизывает большинство сфер психической деятельности. Это проявляется, в частности, в большом количестве тех операциональных критериев, которые используются в психодиагностике мотивации. Анализ литературы позволяет назвать ряд индикаторов, с помощью которых выносятся суждения о каче­ственных или количественных характеристиках мотивации:


1. Прямая оценка представлений человека о причинах или особенностях пове­дения, интересах и т. д. (когнитивная репрезентация).


2. Искажение объекта перцепции под влиянием мотивационных тенденций.


3. Повышенная апперцептивная восприимчивость к объекту актуальной моти­вации (сенситивизация, принцип резонанса).


4. Влияние мотивов на когнитивные оценки и тем самым на структурирование, классификацию и организацию определенного стимульного материала.


5. Выявление зоны целей, релевантных мотиву.


6. Валентность объекта (через выявление системы побудительных ценностей, релевантных мотивам).


7. Проявление мотивов в воображении и фантазии (тест тематической аппер­цепции и др.).


8. Избирательность внимания к аспектам ситуации, релевантным мотивам.


9. Эффект Зейгарник (через оценку характера персеверирующих нереализован­ных действий, намерений можно косвенно судить о лежащих в их основе мотивах).


10. Настойчивость при столкновении с преградой (величина усилий, которые проявляет человек для преодоления преграды, может характеризовать силу мотивационной тенденции, детерминирующей его действия).


11. Выявление совокупности внутренних или внешних преград, релевантных мотивам.


12. Время принятия решения при мотивационном конфликте выбора альтерна­тив (приближение-приближение, избегание-избегание).


13. Временные параметры:


а) количество времени, которое человек реально посвящает определенной ак­тивности (реальное распределение времени);


б) количество времени, которое человек желал бы посвятить определенной ак­тивности (желаемое распределение времени);


в) количество времени, которое человек тратит на обсуждение, разговоры и т. п. по темам, релевантным актуальной мотивации.


14. Свободный выбор активности в лабораторной ситуации.


15. Оценка эффективности выполнения деятельности (при прочих равных усло­виях в определенных пределах более сильной мотивационной тенденции соответ­ствует больший уровень эффективности соответствующей деятельности, поведения).


16. Экспериментальное создание мотивационного конфликта между разными мотивационными тенденциями.


17. Выявление личностного смысла различных характеристик поведения, дея­тельности, ситуации и т. д.


18. Типичные защитные механизмы, которые могут быть связаны с мотивами, потребностями (мотивационные тенденции, реализация которых блокирована вне­шними или внутренними преградами, проявляются в защитной мотивации).


19. Свободные ассоциации (детерминация характера и количества ассоциаций актуальной мотивационной тенденцией).


20. Выявление тактик каузальной атрибуции, релевантных определенным моти­вам (мотивам могут соответствовать типичные тактики приписывания причин, кото­рые организуются в определенные атрибутивные стили).


21. Наблюдение за поведением других:


а) в смоделированной ситуации,


б) в естественной обстановке.


22. Наблюдение за своим поведением.


23. Динамика поведения отдельного человека в течение длительного периода (монографический метод).


24. Формирование и трансформация мотивов в эксперименте.


25. Продукты деятельности.


26. Характер и интенсивность эмоциональных реакций, детерминированных актуальной мотивацией.


Прямые методы психодиагностики мотивационной сферы лич­ности. В основе этих методов лежит первый критерий (см. выше), хотя конкретные методики могут различаться по способам конструи­рования и по другим особенностям. По этим методам можно судить скорее о «кажущихся мотивах», причинных стереотипах, ценностных ориентациях, чем о реально действующих мотивах деятельности.


Самый простой вариант такой методики - прямо спросить у че­ловека, «почему» или «ради чего» нечто им делается или делалось в прошлом. Также могут быть использованы интервью, анкеты, когда человеку предлагается для выбора или оценки определенный пере­чень мотивов, потребностей, интересов и т. д. Поскольку ситуация является гипотетической, человеку бывает трудно ответить, как он поступил бы. Кроме того, не все мотивы являются осознанными и человек не может сказать о них что-нибудь определенное. Для осоз­нания сложных мотивационных образований требуются специальная деятельность, высокий уровень развития личности. Ответы на анке­ты подвержены сознательной или неосознанной фальсификации. Че­ловек часто стремится к социально одобряемым ответам, т. е. на его ответы сильно влияет фактор социальной желательности.


Перечень мотивов, которые обычно используются в этих мето­дах, в основном состоит из конкретных мотивов. Эти методы чаще всего используются не для изучения мотивации личности, т. е. процессуальной динамики мотива в конкретной социальной ситуации, а для изучения мотивов учебной, профессиональной и других видов деятельности. .


Некоторые конкретные методики можно найти в литературе (Матюхина М. В., 1976; Прогнозирование социальных потребностей мо­лодежи. М., 1978).


В эту же группу входят методики измерения установок, которые по­строены таким образом, что о характере мотивационной переменной судят на основе высказываемого мнения. Возникает сомнение, действительно ли такие методики измеряют реальные установки человека. Существует много данных, показывающих несоответствие установки и поведения, т. е. расхождение между словами и делами (Fishbein M., 1967). Возника­ющие здесь трудности связаны с попытками предсказать поведение че­ловека только по одной переменной, не учитывая другие компоненты мотивации. Если даже указанные методики действительно измеряли бы реальную установку, то вряд ли и тогда этого было бы достаточно для предсказания поведения. (Конкретное описание шкал см. в работах: Анастази А., 1982; Ядов В. А., 1972).


«Список личностных предпочтений» А. Эдвардса (EPPS) (Edwards A., 1954) является опросником, который измеряет силу по­требностей из перечня, предложенного Г. Мюрреем (Murray H., 1938).


Для каждой из 15 шкал были выделены индикаторы потреб­ностей, которые формулируются в виде утверждений (всего 210 пар утверждений). Опросник построен на основе вынужденного выбора одного из пары утверждений. Итоговый индекс потреб­ности выражает не абсолютную силу потребности, а силу этой потребности относительно других потребностей из перечня. По определению А. Анастази: «Система отсчета такого показателя -это скорее сам индивид, а не нормативная выборка» (Анастази А., 1982, т. 2, с. 140). А. Эдварде использовал метод вынужден­ного выбора, чтобы уменьшить влияние фактора социальной же­лательности.


«Форма по изучению личности» Д. Джексона '(PRF) -это методи­ка для измерения мотивационной сферы, также построенная на тео­рии мотивации Г. Мюррея. Опросник Джексона измеряет 20 мотива­ционных переменных, из которых 12 аналогичны потребностям из опросника EPPS (Jackson D., 1967).


«Опросник для измерения аффилятивной тенденции и чувствительности к отвержению» А. Мехрабиана измеряет два обобщенных мотива: стремление к принятию (у автора - аффилятивная тен­денция) и страх отвержения (у автора - чувствительность к отверже­нию) (Mehrabian А., 1970). Опросник состоит из двух шкал. Первая шкала содержит 26 пунктов, вторая - 24 пункта. Шкалы оценивают, по мнению автора, в первом случае общие ожидания индивида о по­зитивном исходе при установлении межличностного контакта, а во втором случае соответственно негативные ожидания. Тест-ретест че­рез 4 недели для стремления к принятию имел 0,89, а для страха от­вержения - 0,92. Автор приводит данные о независимости шкал от фактора социальной желательности и об отсутствии значимой корре­ляции шкал друг с другом. Автор использовал метод факторного ана­лиза для определения внутренней структуры опросника. Он приво­дит различные процедуры валидизации опросника (активация моти­вации в ситуации ожидания, эмпирические критерии и др.).


Опросник, для измерения результирующей тенденции мотивации достижения А. Мехрабиана (RAM) имеет две формы: для мужчин и для женщин (Mehrabian A., 1969). Опросник построен на основе тео­рии мотивации достижения Дж. Аткинсона. При подборе пунктов те­ста учитывались индивидуальные различив людей с мотивом стрем­ления к успеху (Мs
) и мотивом избегания неудачи (МAF
) в поведении, детерминированном мотивацией достижения. Рассматривались осо­бенности уровня притязаний, эмоциональной реакции на успех и не­удачу, различия в ориентации на будущее, фактор зависимости—неза­висимости в межличностных отношениях и др.


При конструировании теста был использован метод факторного анализа и в окончательном варианте шкал содержится по 26 пунктов. Тест-ретест через 20 недель для мужского варианта имел 0,78, а для женского - 0,72. Для валидизации использовались различные эмпи­рические критерии. Также определялась конвергентная и дискриминативная валидность с некоторыми проективными методами и опрос­никами. Эта методика очень популярна в различных странах и осо­бенно часто используется при исследовании когнитивных компонент мотивации достижения, в частности каузальной атрибуции.


Методика А. Мехрабиана измеряет результирующую тенденцию мотивации достижения, т. е. разницу (MS
-MAF
так как пункты пост-


роены на основе сравнительных утверждений. Поэтому ответ на пункт показывает, преобладает ли Ms
над МAF
или наоборот. Высокие пока­затели по этому тесту указывают на тенденцию стремления к успеху (MS
>MAF
), а низкие показатели — на тенденцию избегания неудачи (Мs
<МAF
).


Опросник. Р. Нигарда и Т. Гьесме для измерения мотивов Ms
и МAF
имеет две шкалы по 30 пунктов (Heckhausen Н., 1980). При кон­струировании теста авторы также исходили из теории мотивации Дж. Аткинсона. Тест измеряет мотивы добиться успеха (Ms
) и избежать неудаяи (MAF
) раздельно друг от друга. Мы указывали на то, что очень важно, чтобы ситуация тестирования была константной. Авторы фор­мулируют пункты опросника таким образом, чтобы все испытуемые воспринимали предлагаемые ситуации одинаковым образом. Это га­рантирует от различий в актуализации мотивации у разных испытуе­мых, что обеспечивает лучшую диагностику мотивов.


Проективные методы построены на анализе продуктов воображе­ния и фантазии. Они основаны на представлениях 3. Фрейда о меха­низме пр

оекции, а также на многочисленных исследованиях влияния мотивации на воображение и перцепцию. Проективные методы исполь­зуются для диагностики глубинных мотивационных образований, осо­бенно неосознаваемых мотивов. Хотя эти методы возникли в условиях клиники, но в дальнейшем они стали интенсивно использоваться в эк­спериментальной психологии.


Методики, которые чаще всего используются для выявления мо­тивации, - это ТАТ Г. Мюррея, тест фрустраций Розенцвейга, тесты неоконченных предложений, незаконченных рассказов и др. Суще­ствуют различные модификации ТАТ Мюррея, которые направлены на измерение отдельных «обобщенных мотивов» личности. Одной из самых популярных в зарубежной психологии является проективная методика ТАТ, созданная Д. Макклеяландом и Дж. Аткинсоном со своими сотрудниками (McClelland D., Atkinson J. et al., 1953). Мето­дика измеряет индивидуальные различия в мотиве достижения. Ис­пользуется специальный контент-анализ для интерпретации расска­зов, написанных на основе картинок. Обычно используются 6 карти­нок (вначале использовались 4). Каждому испытуемому приписыва­ется индекс, характеризующий интенсивность мотива достижения, который принято обозначать nAch (need for Achievement). В этой же исследовательской группе были разработаны проективные методики для измерения мотивации аффиляции и мотивации власти (Atkinson J., 1958). В разделе 6.2 мы более подробно изложим проективные мето­дики для диагностики мотивации достижения успеха.


У нас в стране одна из модификаций ТАТ для диагностики моти­вации подростка создана Е. Т. Соколовой (1982). Стимульный мате­риал состоит из 20 сюжетных таблиц, которые предъявляются инди­видуально в 2 сеанса по 10 таблиц. Тест выявляет потребность в эмо­циональных контактах, в достижении успеха, повиновении, избега­нии наказания, в агрессии. С целью апробации методики был использован контингент школьников с адаптивным поведением и под­ростков с девиантным поведением.


Рисуночный тест фрустраций Розенцвейга имеет отдельные формы: для детей и для взрослых. Стимульным материалом являются рисунки, на которых изображены различные ситуации межличност­ного взаимодействия. На каждом рисунке приводится высказывание одного из персонажей. Испытуемый должен дать ответ за другого пер­сонажа. Оцениваются особенности поведения человека при возник­новении препятствия на пути к достижению цели (при фрустрации потребности). Этот тест также выявляет направленность агрессии. Помимо воображения и перцепции как индикатора мотивационных процессов при конструировании теста использован и принцип соот­несенности мотива и преграды (см. выше — критерий 11).


Система интерпретации, возникшая под влиянием психоанализа, выделяет три типа направленности агрессии:


а) экстрапунитивная (вина за создавшееся положение приписы­вается другим),


б) интрапунитивная (вина приписывается себе),


в) импунитивная (вина приписывается ситуации).


Эта методика используется в отечественных исследованиях. Есть попытки модификации и конструирования новых картинок, характер­ных для наших условий. Важной проблемой является разработка схе­мы интерпретации, свободной от влияния психоанализа. По поводу этого теста см. работу Тарабриной М. В. (1973).


Методика мотивационной индукции Ж. Нъютена (MIM) пред­ставляет собой проективный метод дополнения незаконченных пред­ложений. При интерпретации ответов используется специальная система категорий. Диагностируются различные стороны познаватель­ной мотивации, мотивации достижения, коммуникативной мотивации и др. Есть данные об использовании методики в отечественных ис­следованиях (Васюкова Е. Е., 1984). Встречаются различные вариан­ты этой методики, которые составляются исходя из исследовательс­ких целей.


Диагностика мотивации через искажение объекта перцепции. Методики, реализующие этот принцип, использованы Д. Брунер (Бру-нер Д., 1977) и многими другими исследователями. В лаборатории Л. И. Божович была создана методика для выявления мотивов поведе­ния. Доминирующие мотивы подростка выявлялись через ошибки вос­приятия при определении на глаз длины линий. При этом определение длины линий мотивировалось по-разному. Сила мотива оценивалась на основе степени преобладания ошибок в разных ситуациях. Этот ме­тод основан на использовании индикатора, обозначенного в списке под номером 2, - искажение объекта перцепции под влиянием мотиваци­онных тенденций. Методика включает экспериментальные процедуры актуализации мотивов, графический метод предъявления стимула, вы­явление доминирующей мотивации. Были созданы и другие варианты методики. Считают, что через выявление доминирующих мотивов оце­нивается направленность личности (направленность на общественные либо на свои личные интересы, на самоутверждение).


Диагностика мотивов через личностный смысл. Используется приведенный выше критерий 17. «Обобщенные мотивы» диагности­руются через выявление смыслов, которые имеют для человека раз­ные характеристики поведения, ситуации, отношений и т. д. (Столин В. В., 1983).


Диагностика мотивов посредством когнитивных оценок. Моти­вация влияет на когнитивные оценки, что детерминирует структури­рование и организацию материала (критерий 4). Используются про­цедуры, которые требуют различных когнитивных ответов, класси­фикаций и т. д. Задание, которое выполняет испытуемый, несхоже с характеристикой изучаемого поведения.


Исследование реакций на юмор для выявления мотивационных переменных является одним из методов, использующих эту особен­ность мотивации. Существует «личностный тест Юмора» (IPAT), ко­торый выявляет 13 личностных факторов (Анастази А., 1982).


В работе Бабиной В. С. и Шмелева А. Г. описан оригинальный тест юмористических фраз (ТЮФ) для выявления мотивов с исполь­зованием юмора как стимульного материала (см. раздел 6.4). ТЮФ выявляет 7 тематических конструктов.


Метод диагностики мотивов через характеристику преград. На пути к достижению цели могут возникать различные преграды, кото­рые блокируют процессы реализации действия. Преграды по харак­теру локализации обычно подразделяются на внутренние и внешние. Преграды различаются не только по типу, но и по степени трудности (субъективная трудность - объективная трудность). Преграды могут возникать на разных этапах мотивационного процесса, могут быть релевантными мотиву или нерелевантными ему, сила мотива может влиять на оценку субъективной трудности и т. д. Эти соотношения, существующие между мотивами и преградами, используются для кон­струирования методик. Одна из методик, реализующих данный кри­терий, была разработана В. В. Столиным (1983).


Сопоставление прямого (опросники) и косвенного (проективные методики) методов диагностики представляется весьма важным. Про­ективные методики обычно критикуют за трудность валидизации, низ­кую надежность, отсутствие нормативных данных, влияние на резуль­таты интерпретации личности экспериментатора. Многие из этих кри­тических замечаний приобретают иное значение, когда эти методики используются как инструмент диагностики мотивационной сферы лич­ности, а не диагностики личности в целом.


Многие проективные методики психодиагностики мотивации стандартизированы не только по процедурам, но и по системе интер­претации. Хотя эти методики характеризует низкая ретестовая надеж­ность, однако они имеют высокую надежность кодирования (согла­сие между независимыми экспертами-кодировщиками выше 0,80). Спорные вопросы часто возникают из-за того, что методы психомет­рики, разработанные для опросников механически переносят на про­ективные методы. Для того чтобы ретестовая надежность была высо­кой, требуется, чтобы влияние ситуационных детерминант было ми­нимальным (или вообще отсутствовало). Однако какими бы устойчи­выми образованиями ни были мотивы и потребности, они не теряют своей ситуационной специфики и являются динамическими образо­ваниями, которые актуализируются с разной степенью интенсивности в разных ситуациях. Поэтому психодиагностика мотивационных переменных, рассматриваемых как абсолютно стабильные образова­ния, не связанные с ситуационной детерминацией, не соответствует природе мотивации. Это относится также к опросникам для измере­ния мотивов. Если такие опросники действительно диагностируют мотивы, а не что-нибудь иное, то суммарные баллы, получаемые ис­пытуемым до актуализации соответствующего мотива и после, зна­чимо различаются (Mehrabian A., 1970; Marlowe D., 1959). Другая про­блема возникает из-за отсутствия значимых корреляций между диаг­ностикой одних и тех же мотивов посредством проективных методик и опросников (Marlowe D., 1959). Д. Макклелланд, обсуждая эту про­блему, относит опросники к респондентным методам, а проективные методики - к оперантным (McClelland D., 1971). В оперантном мето­де человек дает непосредственные, спонтанные ответы на неструкту­рированный стимул. Ни сам стимул, ни ответ испытуемого не контро­лируются экспериментатором. В отличие от этого, при респондентных измерениях стимулы специфичны, ответы узко ограниченны. Макклелланд приходит к справедливому выводу о том, что респондентные и оперантные методы измеряют разные стороны мотивов. Выбор методов зависит от целей диагностики, от исследовательских задач, от того, какой аспект мотивации диагностируется. С пробле­мой диагностики мотивации психолог сталкивается практически все­гда, если даже перед ним конкретно не стоит задача психодиагности­ки мотивации личности.



6.2. ИЗМЕРЕНИЕ МОТИВАЦИИ ДОСТИЖЕНИЯ



В результате многолетних исследований, проведенных большой группой исследователей, не только разработана одна из наиболее до­стоверных теорий мотивации, но и создан - на основе этой теории валидный и надежный инструмент для диагностики мотивов, входя­щих в структуру мотивации достижения: мотива стремления к успеху и мотива избегания неудачи.


Выход книги «Мотивация достижения» послужил своеобразной вехой в исследовании мотивации поведения человека (McClelland D., Atkinson J. et al., 1953). После этого начался поток публикаций, основанных на разработанной авторами этой книги методике, и этот инте­рес не уменьшается до сих пор. Ими был использован метод темати­ческой апперцепции, который оказался чувствительным к экспери­ментальной активации мотивации и позволил оценивать относитель­но устойчивые и генерализованные индивидуальные различия в силе мотивов.


Метод измерения мотивации достижения основывается на двух идеях. Во-первых, используется идея 3. Фрейда о функции сновиде­ний и механизме проекции. Исходя из этой идеи, особенности моти­вации определяют на основе анализа продуктов воображения, фанта­зии. Во-вторых, принимается идея о том, что мотивы могут быть экс­периментально активированы и их интенсивность можно контроли­ровать через манипуляцию ситуацией стимуляции.


В первых исследованиях, проведенных Дж. Аткинсоном и Д. Мак-клелландом, после пищевой депривации различной продолжительно­сти (1,4, 16 часов), испытуемые составляли рассказы на основе предъявляемых им картинок. Было обнаружено, что с увеличением времени с момента последнего приема пищи возрастали высказыва­ния, касающиеся еды, пищевой депривации, потребности в еде, спо­собов поиска пищи и т. д. Конечно, пищевая потребность не является простой функцией времени пищевой депривации. Главное, что было обнаружено, - в продуктах воображения и фантазии хорошо отража­ется динамика мотивации.


Влияние ситуационных детерминант на интенсивность мотива­ции было показано в книге «Мотивация достижения», где авторы при­водят данные о валидности и другие психометрические характерис­тики методики измерения мотивации достижения. Эксперименталь­ная процедура была построена так, что создавалось шесть различных ситуаций для активации различных уровней в интенсивности моти­вации достижения. После выполнения задания в экспериментальной ситуации испытуемые принимали участие в групповом тесте на твор­ческое воображение (вариант ТАТ). Они составляли рассказы на ос­нове четырех картинок. Использовались различные картинки: неко­торые из них были взяты из ТАТ Г. Мюррея, а другие были ориги­нальными. Картинки предъявлялись в течение 20 секунд, а затем ис­пытуемые составляли по ним рассказы, руководствуясь следующими вопросами:


• Что здесь происходит? Кто эти люди?


• Что привело к этой ситуации? Что произошло перед этим?


• О чем думают эти люди? Чего они желают?


• Что произойдет дальше?


На составление рассказа давалось 4 минуты - по 1 минуте на каждый вопрос. Был разработан специальный контент-анализ для измерения мотивации достижения. При подсчете баллов вначале оп­ределялось, носит ли рассказ характер ориентации на достижение (к примеру, имеется ли в рассказе указание на состязание со «стан­дартным мастерством» и т. д.). В данном случае подсчитывается ка­тегория «образа достижения» и выделяются другие категории: по­требность в достижении (N), инструментальная активность (I), по­зитивное предвосхищение цели (Ga+) негативное предвосхищение цели (Ga-), внутреннее препятствие (Вp
), внешнее препятствие (Вω
) положительное эмоциональное состояние (Ga+), отрицательное эмо­циональное состояние (G-) тема достижения (Th). Балл, получен­ный при использовании этой процедуры, как мы указывали выше, принято обозначать nAch. Максимальный балл в одном рассказе не превышает +11. Индекс nAch получается суммированием баллов, приписанным всем рассказам.


В этих исследованиях было получено, что в разных ситуациях частота категорий nAch различается. Так, индекс nAch в ситуации, ориентированной на достижение, и в ситуации релаксации был раз­личным: в первой ситуации уровень мотивации достижения был на­много сильнее, чем во второй. Таким образом было обнаружено, что уровень мотивации достижения зависит от уровня стимуляции в пред­шествующих ситуациях.


Выяснилось также, что у мужчин индекс nAch сильнее зависит от условий активации, чем у женщин. В более поздних исследованиях ука­зывается на неоднозначность связи между индексом nAch и ориенти­рованной на достижение инструкцией у женщин (Klinger E., 1966).


Были разработаны и другие проективные процедуры, аналогич­ные описанной выше. Элизабет Френч создала «тест на инсайт» (FTI) (Atkinson J., 1958). Он состоит из 10 коротких утверждений о дей­ствиях, желаниях определенных лиц. Кодирование ответов проводи­лось аналогично методике ТАТ. Исследования показали высокую кон­вергентную валидность этих двух методик.


Комбинация проективной техники с методом множественного выбора использована в тесте «Интерпретация картинок» (IPIT) (Atkinson J., 1958). Испытуемый должен по картинке подобрать рас­сказ. Для выбора предлагается несколько рассказов, один из которых носит характер ориентации на достижение.


В начале измерительный метод (nAch) не был дифференцирован для выделения двух мотивов (или мотивационных тенденций) - мотива стремления к успеху и мотива избегания неудачи. Возможность такой дифференциации была показана в различных исследованиях на основании корреляции (nAch) с различными критериями, воспроиз­ведением завершенных и незавершенных задач (Atkinson J., 1958). Согласно этим исследованиям, избегательная тенденция соответство­вала испытуемым, у которых индекс nAch находился в пределах от низкого до среднего. Р. Моултон в 1958 г. дифференцировал два ука­занных мотива в контент-анализе. Однако американская группа ис­следователей мотивации достижения пошла по другому пути для вы­явления избегательной тенденции. Для этого были использованы оп­росники для диагностики тревожности. Оказалось, что опросник для оценки тестовой тревоги С. Мандлера и С. Сарасона (TAQ) хорошо подходил для диагностики мотива избегания неудачи (Mandler S., Sarason С., 1952). В дальнейшем процедура для диагностики мотивов (Ms
) и (MAF
) стала обозначаться как nAch TAT - TAQ. Согласно ей люди с мотивом стремления к успеху выделяются на основании вы­соких баллов по ТАТ и низких баллов по TAQ, а мотиву избегания неудач соответствуют низкие баллы по ТАТ и высокие - по TAQ. Иног­да выделяют еще два средних мотива (оба балла высокие либо оба балла низкие). Хекхаузен разработал два новых индекса: надежда на успех (HS) (мотив стремления к успеху) и страх неудачи (FF) (мотив избегания неудачи) (Heckhausen H., 1963). Используются 6 картинок, (HS+FF) — выражает суммарную мотивацию достижения.


Укажем основные категории контент-анализа Г. Хекхаузена. Для мотива стремления к успеху выделены следующие категории: 1) по­требность в достижении успеха, 2) инструментальные действия для успеха, 3) ожидание успеха, 4) похвала, 5) положительное эмоцио­нальное состояние, 6) тема успеха.


Категории для мотива избегания неудачи таковы: 1) потребность избегания неудачи, 2) инструментальные действия для избегания неудачи, 3) ожидание неудачи, 4) порицание, 5) негативное эмоциональ­ное состояние, 6) неуспех, 7) тема неуспеха.


Индекс nAch коррелирует с указанными индексами мотивов сле­дующим образом:


коэффициент корреляции между nAch и HS равен 0,40; между nAch и HS нет значимой связи, коэффициент корреляции между nAch и HS+FF равен 0,70 (Heckhausen H., 1967).


Дж. Аткинсон разработал первую формализованную модель мо­тивации достижения, которая явилась базисной для всех дальнейших моделей в этой области (Atkinson D., 1957). Истоки подхода лежат в полевой теории К. Левина. Для Левина поведение В = F (Р, Е), где Р -личность, Е - окружение. Аткинсон попытался конкретизировать эту обобщенную функцию. Эта разработка шла в направлении создания модели мотивации типа «ожидание ценность», в которой субъек­тивная вероятность цели (ожидание) и ценность этой цели для субъекта являются основными переменными. Аткинсон сделал существенный шаг вперед, добавив к двум видам названных переменных третью мотивационную переменную. Это дало возможность учитывать вли­яние индивидуальных различий в мотивах на динамику поведения. Добавление третьей переменной стало возможным после разработки указанного выше метода для измерения индивидуальных различий по мотивации достижения. По Аткинсону, поведение, ориентирован­ное на достижение цели, определяется результирующей тенденцией достижения Та
, возникающей при совместном влиянии двух тенден­ций: Ts
- тенденция стремления к успеху и Tf
— тенденции избегания неудачи.


Тa
=Тs
+Тf
=Т­­­s
-Тf


Ts
является мультипликативной функцией трех переменных, т. е.


Тs
,=Мs
Рs
Is
.


Мотив стремления к успеху Ms
понимается как способность пе­реживать гордость и удовольствие при достижении успеха. Этот мо­тив дифференцирует людей по их общему предпочтению успеха. Ps
-субъективная вероятность успеха понимается как ожидание того, что выполнение действия приведет к успеху (достижению заданной цели). Это понятие показывает степень уверенности в том, что некоторое действие приведет к определенным последствиям. Is
– побудительная ценность успеха, т. е. относительная привлекательность успеха в этой специфической деятельности. Мотивы понимаются как обобщенные, относительно устойчивые диспозиции личности.


В модели Аткинсона Is
не является независимой операциональ­ной переменной, ибо определяется через Ps
следующим образом:


Is
=1-Ps


То есть возрастание вероятности успеха уменьшает ценность ус­пеха, и наоборот. Аткинсон развил положение о том, что в известных пределах ценность успеха есть линейная функция от трудности зада­чи: при возрастании трудности задачи ценность также увеличивается (Lewin К. et al., 1944). Человек не чувствует большой радости от вы­полнения дела, которое кажется ему очень легким, и, наоборот, чув­ствует большую гордость за себя, если смог справиться с очень труд­ным делом.


Аткинсон рассматривает Tf
как тенденцию, противоположную Ts
имеющую при том тормозящий характер на поведение достижения. Tf
также является мультипликативной функцией:


tf
=maf
Pf
If


maf
- мотив избегания неудачи - понимается как способность испы­тывать чувство унижения и стыда в случае неудачи.


Субъективная вероятность неудачи Рf
определяется как ожидание того, что некоторые действия будут иметь своими последствиями не­удачу.


Побудительная ценность неудачи If
понимается как относитель­ная непривлекательность неудачи. Таким образом, ценность (полез­ность) приписывается не только успеху, но и неудаче. В этом случае делаются следующие допущения: If
= - Ps
, Рf
= 1- Ps
.


Результирующая тенденция достижения:


Ta
=(Ms
Ps
Is
)+(MAF
Pf
If
)


На основании указанных выше допущений получаем


T=(Ms
-MAF
) [Ps
(I-Ps
)]


Тa
будет зависеть от отношений, существующих между мотивами Ms
и MAF


Возможны следующие три типа отношений:


Мs
>МAF
, М<МА
F
, Мs
= МAF


Если у человека Ms
> MAF
>
т. е. если он ориентирован на стремле­ние к успеху, то Та
носит характер тенденции стремления к успеху. При этом Та
принимает максимальное значение при Р = 0,5. Люди с таким мотивом предпочитают выбирать задачи средней трудности.


Когда Ms
< MAF
, т. е. человек ориентирован на избегание неудачи, то Та
носит характер тенденции избегания неудачи. Такой человек предпочитает браться либо за очень легкие задачи, либо за очень труд­ные (Тa
является максимальной, когда Р = О или Р = 1).


Выбор легких задач гарантирует ему успех. Выбор очень труд­ных задач не вызывает у него больших огорчений, ибо неудача в зада­чах, с которыми вряд ли кто справится, не дает ему повода для чув­ства стыда и унижения.


На рис. 31 показана зависимость Та
от силы мотивов Ms
и МAF
а также от вероятности. Таким образом, людям с выраженным моти­вом Ms
свойственно выбирать задачи (если есть возможность выби­рать) средней сложности или немного выше средней сложности. Из людей с выраженным мотивом избегания неудачи одни выбирают лег­кие задачи, а другие - очень сложные.




Рис. 31. Зависимость Та
от силы мотивов М

s

и
MAf

и от субъек­тивной вероятности успеха
Ps


Большое количество проведенных исследований показали суще­ствование более сложных зависимостей между мотивацией достиже­ния и уровнем притязания, хотя и подтвердили те зависимости, кото­рые представлены в модели Аткинсона (Heckhausen H., 1967).


На основе модели Аткинсона были разработаны и другие моде­ли. С. Фитер изменил модель, введя фактор С, характеризующий сте­пень своей собственной ответственности за поведение, ориентированное на достижение. На основе этого фактора отношение между валентностью и вероятностью принимает следующий вид:


Is
=C(I-Ps
) и If
= -CPs


Атрибутивная модель мотивации достижения была предложена Б. Вейнером и его сотрудниками. Было проведено большое количество исследований, направленных на выявление опосредованной роли кау­зальной атрибуции. Не все результаты, полученные этой группой, под­тверждаются другими исследователями. Б. Вейнер слишком абсолю­тизировал роль атрибуции в мотивационном процессе. Он понимал мотив достижения как когнитивную диспозицию. Г. Хекхаузен развил когнитивную модель мотивации достижения (Heckhausen H., 1967), в которой более подробно дифференцировал как ожидание, так и вален­тность. Он предложил квадратичную зависимость между валентнос­тью и вероятностью в отличие от линейной зависимости модели Аткинсона. Однако его модель состоит из большого количества факторов и представляет трудности для экспериментальной проверки.


В данной работе мотив стремления к успеху (Ms
) и мотив избега­ния неудачи (MAF
) рассматриваются как два обобщенных мотива. Не­верно считать, что у мотивов Ms
и MAF
нет предметных характерис­тик. Предметное содержание этих мотивов характеризуется высокой степенью обобщенности и относительной устойчивостью. Всякая предметная деятельность человека направлена на определенный ре­зультат. Этот результат кроме своей конкретной специфики имеет об­щее содержание - быть успешным или неуспешным. Так как во вся­кой конкретной деятельности реализуется определенное отношение человека к окружающей действительности, то человек определенным образом относится к исходу своей деятельности. Понятие успеха и неудачи рассматривается здесь только относительно ситуации дости­жения, которая характеризуется «состязанием со стандартами мастер­ства» (McClelland D. et al., 1953). Эта ситуация имеет следующие осо­бенности.


1. В ней существуют определенные стандарты качества.


2. Человек решает определенные задачи, исход которых оценива­ется по этим стандартам,


3. Исход его деятельности может быть успешным или неуспешным.


4. Человек воспринимает свою ответственность за исход.


В такой ситуации актуализируются мотивы Ms
и М­AF
и разворачи­вается мотивационный процесс. На этот процесс оказывают влияние ситуационные детерминанты. Людям с мотивом Ms
свойственны сле­дующие особенности: их привлекает ситуация достижения; они уве­рены в успешном исходе; им свойственны поиск информации для суж­дения о своих успехах, готовность принять ответственность, реши­тельность в неопределенных ситуациях, большая настойчивость при стремлении к цели; они получают повышенное удовольствие от инте­ресных задач; хотят выполнить более или менее сложную, но реально выполнимую работу; сверхсложные или простые задачи не вызывают у них энтузиазма; в ситуации соревнования и проверки способностей они не теряются; они характеризуются стремлением к разумному рис­ку; имеют средний, реалистичный уровень притязаний; показывают большое упорство при столкновении с препятствиями; повышают уро­вень притязаний после успеха и понижают после неудачи.


Людям с мотивом МAF
свойствен поиск информации о возможно­сти неудачи в ситуации достижения. Они берутся за выполнение сверх­сложных задач или простых.


По отношению к уровню притязаний можно выделить два типа людей: «рискующие» и «перестраховщики». Они склонны приписы­вать успех скорее внешним факторам, чем внутренним, а неудачу при­писывают своим плохим способностям.


Рассмотрим проективный метод диагностики мотивов А/ и MAF
Г. Хекхаузена.


Измерение мотивов M­s
и MAF
проводится как групповой экспери­мент с определенной процедурой. Вся процедура оценки мотивов состоит из трех этапов:


1. Организация экспериментальной ситуации: а) помещение, ап­паратура и т. п.; б) поведение экспериментатора; в) инструкция.


2. Проведение теста: а) демонстрация картинок, б) написание рас­сказов.


3. Анализ полученных результатов: а) декодирование; б) опреде­ление индивидуальных индексов.


Рассмотрим последовательно все эти этапы.


Организация экспериментальной ситуации. Эксперимент про­водится в комнате, приспособленной для демонстрации на экране слайдов.


В связи с тем что ситуация для всех испытуемых должна быть одинаковой, экспериментатор должен вести себя нейтрально и по-де­ловому. Он не должен своим поведением создавать ситуацию, при ко­торой возможна активация мотивации достижения.


Лучше, если экспериментатор не является человеком с высоким статусом. Очень важно, чтобы ситуация не воспринималась испытуе­мыми как оценка их способностей. Поэтому экспериментатор дол­жен вести себя очень сдержанно и одинаково по отношению ко всем. Если экспериментатор будет ходить по рядам и смотреть, что пишут испытуемые, то, как выяснилось, уже одно это сильно влияет на мо­тивацию. Все испытуемые, участвующие в эксперименте, для которо­го требуется оценка мотивации, должны пройти тест измерения мо­тивации одномоментно. В противном случае теряется стандартность ситуации и по-различному актуализируется мотивация у разных лю­дей, что сдвигает индекс мотива.


Экспериментатор, с одной стороны, не должен вести себя паниб­ратски, а с другой - с холодной официальностью. Лучше, если сам экспериментатор наблюдает за процедурой со стороны, а эксперимент ведут его помощники.


Недопустимо, чтобы в помещении, где проводится эксперимент, Находились представители администрации. Если испытуемые будут считать, что данные опроса станут известны администрации, тести­рование можно считать испорченным. Поэтому очень важно, как ад­министрация представит психологов.


Во время эксперимента испытуемые должны быть посажены так, чтобы исключалась возможность списывания, разговоров.


Экспериментатор (или его помощники) дают каждому испыту­емому шесть бланков. На каждом бланке стандартного формата на равном расстоянии друг от друга должны быть напечатаны такие вопросы:


• Что здесь происходит? Кто эти люди?


• Как возникла эта ситуация? Что произошло перед этим?


• Что думают изображенные на картинке люди? Чего они хотят?


• Что произойдет дальше? Чем все это кончится?


Далее читают инструкцию. После этого каждому испытуемо­му присваивается номер, который он записывает на каждом из шести бланков.


Проведение теста. На 20 секунд затемняется комната, и на экра­не появляется одна из шести картинок. Включение света становится сигналом, по которому испытуемые начинают составлять рассказ. Спустя 1 минуту экспериментатор говорит: «Переходите к следую­щему вопросу». На составление рассказа дается 5 минут. Когда про­ходит 4 минуты, экспериментатор говорит: «У вас осталась еще од­на минута, чтобы закончить рассказ». Контроль за временем ведется очень строго. Далее комната снова затемняется и появляется очеред­ная картинка.


Между появлением картинок на экране и составлением рассказов нельзя делать паузы. Проведение теста занимает 40-45 минут и тре­бует большой психологической культуры.


Анализ полученных результатов.


1. Обработку должен проводить эксперт, который прошел подго­товку по специальной программе обучения контент-анализу.


2. Если у испытуемого имеются не все бланки, то его рассказы обработке не подлежат. Также не обрабатываются рассказы, в кото­рых нет ответ а на какой-либо вопрос.


3. Эксперт должен оценивать рассказы только на основе той ин­формации, которую он получил.


4. Категории, выделенные в одном рассказе, могут повлиять на оценку и выделение категорий в других рассказах. Поэтому рассказы всех испытуемых по одной картинке нужно обработать одновремен­но и только потом перейти к следующей картинке.


5. Вначале нужно обработать все картинки успеха, а потом все картинки неудачи.


6. Нельзя в процессе обработки сверять рассказы одного испыту­емого друг с другом, в связи с тем что каждая картинка является неза­висимой от другой.


7. Если в процессе обработки рассказов возникли какие-либо со­мнения, необходимо обратиться к ключу контент-анализа.


8. При необходимости перерывы в работе надо делать после окон­чания обработки текущей картинки.


9. Перед каждым новым сеансов обработки данных даже опыт­ному эксперту нужно снова прочесть ключ контент-анализа, особен­но если прошло- несколько дней или недель после последней обра­ботки протоколов.


10. Бессмысленно браться за обработку данных, полностью не овладев контент-анализом.


На основе выделенных в рассказах категорий подсчитываются индивидуальные индексы мотивов M­s
и МAF
. Индекс мотива Ms
рав­няется сумме всех категорий первой части контент-анализа, выделен­ных во всех рассказах, а индекс мотива MAF
- сумме категорий второй части контент-анализа. В одном рассказе каждая категория подсчи­тывается только один раз. Кроме того, если одно и то же высказыва­ние можно отнести как к одной категории, так и к другой, то подсчи­тывается одна из этих категорий.


Для определения людей с мотивом Л/ (стремление к успеху) и MAF
(избегание неудачи) можно поступить следующим образом. Дня каждого испытуемого найти разность M­s
и МА
F
. Затем для всей вы­борки произвести ранжирование этих разностей. Люди с выражен­ным мотивом ms
(Ms
> MAF
) - это те, которые попали за 75-й процентиль, с мотивом MAF
(Ms
< MAF
) - те, которые находятся в части выбор­ки ниже 25-го процентиля.



6.3. ОПРОСНИК ДЛЯ ИЗМЕРЕНИЯ ПОТРЕБНОСТИ В ДОСТИЖЕНИИ



Существующие методики измерения потребности в достижении (ПД) методом тематической апперцепции неудобны для массовых об­следований, требуют высокой психологической квалификации иссле­дователя, специальной подготовки экспертов для контент-анализа рас­сказов. Поэтому целесообразно конструирование опросника для из­мерения потребности в достижении. Считается, что балл (потребность в достижении), полученный проективным методом ТАТ, отражает ин­дивидуальные различия в относительно устойчивом, генерализован­ном латентном мотиве достижения (McClelland D. et al., 1953). Такие сложные мотивационные образования недоступны непосредственно­му самонаблюдению. В литературе приводятся данные, показываю­щие, что индекс nAch и субъективная оценка наличия у себя ориента­ции на достижение не коррелируют.


При конструировании опросника вербальные стимулы (пункты) были подобраны так, чтобы в них косвенно отражались индивидуальные особенности человека, ориентированного на достижение. В связи с этим пункты опросника отбирались на основе наличия связи индексом nAch, полученным на основе ТАТ. Критерий валидизации был создан на основе использования двух методик: проективного метода диагностики мотива достижения Макклелланда и сотр. (McClelland D. et al., 1953) и метода групповой оценки личности (ГОЛ). Были составлены 2 группы испытуемых, различающихся бал­лом ПД.


Процедура диагностики мотива достижения. Нами были смо­делированы две ситуации: ситуация, ориентированная на достиже­ние, и нейтральная ситуация, в которой не производилась активация мотивации достижения. В этих двух ситуациях испытуемым были предъявлены 4 картинки, использованных Макклелландом: «Иссле­дователи», «Мальчик в клетчатой куртке сидит за столом на фоне класс­ной доски», «Отец - сын» и «Мальчик на фоне смутной сцены, где происходит нечто похожее на хирургическую операцию».


Мотивация достижения актуализировалась в ситуации выполне­ния анаграммы-теста, взятого из популярной книги Г. Айзенка «Про­верьте свои способности» (М., 1972), предложенного перед тестом тематической апперцепции. На исполнение теста давалось 10 минут. Экспериментатор был представлен как психолог, занимающийся ис­следованием интеллектуальных способностей студентов. Он говорил: «Тест, который вам будет сейчас предложен, служит для измерения интеллектуальных способностей, важных для успешности работы учи­теля. Наряду с интеллектом он измеряет способность к организации материала, способность быстро оценивать ситуацию. Человек, обла­дающий высокими показателями по данному тесту, может быть хоро­шим учителем».


Нейтральная ситуация. Экспериментатор говорил студентам, что ему нужно проверить трудность вопросов для теста, и поэтому про­сил их принять участие в решении задач. При этом создавалась об­становка непринужденности. Фамилии студентов на листах не указы­вались, так как было сказано, что экспериментатора интересует не отдельная личность, а процент правильно решенных задач по всей группе студентов, который необходим для оценивания трудности за­дач. После решения этих задач второй экспериментатор предъявлял тесты тематической апперцепции.


В этих ситуациях каждый испытуемый написал четыре рассказа по общепринятой для ТАТ схеме.


Для интерпретации рассказов с целью определения индекса nAch, от­ражающего индивидуальные различия в мотиве достижения, был исполь­зован контент-анализ Д. Макклелланда и сотр. (McClelland D. et al., 1953).


Приведенная ниже инструкция дала возможность использовать и один из вариантбв субъективной оценки - метод групповой оценки личности (ГОЛ).


Инструкция. «Мы вас просим принять участие в эксперименте, в котором вы должны будете обнаружить знание личных особенностей членов вашей группы. Вам нужно оценить друг друга по тем признакам, которые мы вам сейчас опишем. Пред­ставьте себе человека, которого характеризует следующее:


- он проявляет настойчивость в достижении целей,


- он не удовлетворяется достигнутым,


- что бы он ни делал, он стремится сделать это лучше, чем раньше, о нем можно сказать, что он «яичницу стремится зажарить лучше, чем обычно»,


- он склонен сильно увлекаться работой,


- он не может работать плохо,


- для него главное в жизни - это переживание радости успеха в результате дос­тижения более высоких результатов,


- он склонен улучшить, рационализировать любую деятельность, изобретать новые, более эффективные приемы исполнения, даже в исполнении обычных дел,


- он стремится к получению уникальных результатов,


- он склонен преследовать длительные цели,


- он не удовлетворяется, если успех пришел слишком легко и задача оказалась легкой, он стремится к целям умеренной трудности, не склонен к чрезмерному риску,


- он с удовольствием принимает помощь других и помогает другим в решении трудных задач, чтобы вместе пережить радость успеха.


Теперь представьте себе образ человека, обладающего описанными выше чер­тами, и из вашей группы выберите тех, кто более всего подходит этому образу. На листочке напишите их фамилии в последовательности их сходства. Сначала того, кто более всех подходит под описанный выше образ, потом второго и т. д. Нужно выб­рать не менее двух и не более пяти человек».


Составление экстремальных групп. На основе баллов ТАТ и ко­личества выборов по ГОЛ были составлены 2 группы. В одну группу (высокая) были включены испытуемые, набравшие более 6 баллов по ТАТ и получившие наибольшее число социометрических выборов. В другую (низкая) - наоборот, получившие наименьшее число выборов по ГОЛ и наименьший балл по ТАТ. В обе группы вошло по 27 % от всех участников экспериментов. 46 % студентов, получивших сред­ние характеристики, были исключены из дальнейшего исследования.


Анализ пунктов по критерию валидности. Для отбора таких пун­ктов подсчитывалась корреляция каждого пункта с критерием. Коэф­фициент корреляции вычислялся по формуле:



где rcos
— коэффициент корреляции (косинус пи); а, b, с, d— соответ­ствующие частоты четырехклеточной таблицы (Практикум по пси­ходиагностике, 1984).


Пункты, обладающие статистически значимой корреляцией с кри­терием, включались в окончательный вариант опросника.


Всего было отобрано 23 пункта, обладающих достаточной валид-ностью, например: (3) «Для меня в любом деле важнее процесс испол­нения, чем его конечный результат»; (4) «Считаю, что люди больше страдают от неудач в работе, чем от плохих взаимоотношений с близ­кими»; (5) «По моему мнению, большинство людей живут дальними целями, а не близкими»; (9) «Даже в обычной работе я стараюсь усо­вершенствовать некоторые ее элементы». Однако при отборе пунктов мы стремились также к тому, чтобы утверждения обладали внутренней валидностью, т. е. значимо коррелировали с индивидуальным баллом испытуемого. Во втором столбце приведены коэффициенты внутрен­ней валидности. Вопросы, обладающие высоким уровнем внутренней валидности, но низкой валидностью по критерию, отбрасывались.


Для расчета коэффициентов надежности и валидности были ис­пользованы формулы приведенные в разделах 3.2. и 3.3.


Коэффициент надежности вычисляется на основе средней корре­ляции каждого вопроса с индивидуальным баллом, а коэффициент валидности - на основе корреляции с критерием. Коэффициент на­дежности равнялся 0,75, а коэффициент, валидности 0,87.


Кроссвалидизация. Созданный опросник использовался в различ­ных популяциях, в которых была проведена процедура валидизации на небольшом числе испытуемых.


В столбце «Валидности» в табл. 9 приведены бисериальные ко­эффициенты корреляции путем сравнения средних значений. Они вы­числены по формуле:


r


где Mb
Mn
- средние значения индивидуальных баллов в «высокой» и «низкой» группах;


σt
- среднее квадратическое отклонение общего индивидуального балла;


p и q- доля испытуемых в «высокой» и «низкой» группах;


у - ордината кривой нормального распределения, соответствующая


значению р.



Таблица 9
Результаты кроссвалидизации тест-опросника

















































Выборка


Кол-во испыту­емых


Средние по группам


Различ­ность средних


Валидность


«высокой»


«низкой»


2-й курс отделения психологии и педагогики МГПИ


38


12,8


10,8


2,0


0,70


2-й курс отделения учителей начальных классов МГПИ


26


14,4


11,8


2,6


0,80


ПТУ № 1


64


12,0


8,1


3,9


0,94


3-й курс отделения психологии МГПИ


46


14,0


10,7


3,3


0,84


1-й курс дошкольного факультета МГПИ


86


13,25


9,6


3,6


0,81



Возможности применения опросника. В исследованиях влияния ПД на эффективность деятельности, в которых данная потребность выступает в качестве фактора, по которому осуществляется группи­ровка, достаточно выделить три уровня потребности: «низкий» - ин­дивидуальный балл от 0 до 9, «средний» - от 10 до 13 и «высокий» -от 14 баллов и выше. Тогда сравнение результатов деятельности в «низкой» и «высокой» группах будет свидетельствовать о влиянии дан­ной потребности. Таким образом, исследовалось влияние ПД на эф­фективность учебной деятельности учащихся, студентов, рабочих.


При индивидуальном консультировании желательно использовать шкалу С (стенов). Отклонение нормального балла от значения 5 сте-нов свидетельствует о высокой потребности в достижениях у данно­го индивида в терминах сигмы нормального распределения. Каждое деление шкалы С (стенов) соответствует 0,5 сигмы.



6.4. ТЕСТ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ ФРАЗ



Тест юмористических фраз (ТЮФ) — оригинальная, компактная методика диагностики мотивационной сферы личности, соединяю­щая в себе достоинства стандартизованного измерительного теста и индивидуализированной проективной техники.


Методика ТЮФ имеет две характерные особенности.


Во-первых, это прием свободной тематической классификации, относящийся к числу методов экспериментальной психосемантики. Психодиагностический потенциал этого метода заключается в том, что субъект зачисляет в один класс с однозначным стимулом, имею­щим мотивационно валентный семантический признак в качестве единственного классификационного основания, многозначные стиму­лы, включающие этот признак. Чем большее количество многознач­ных стимулов объединяет вокруг себя однозначный стимул, тем выше мотивационная значимость соответствующей темы. Появление сверх­крупного класса является свидетельством наличия сверхзначимой (доминирующей) мотивации, предметное содержание которой соот­ветствует предметному содержанию этого класса.


Во- вторых, методика ТЮФ использует специфический стимульный материал - юмористические фразы, позволяющий эксперимен­тально реализовать психодиагностические возможности метода те­матической свободной классификации. Стимульный материал пред­ставляет собой 80 юмористических фраз, из которых (по результатам нормативных экспериментов) 40 фраз однозначно относятся к одной из 10 тем (по 4 фразы на тему), а 40 фраз являются многозначными (испытуемые в зависимости от собственной апперцепции усматрива­ют в них то одну, то другую тему). Средние значения численности 10 классов (по 10 заданным темам) примерно равны между собой. Для идентификации однозначности-многозначности юмористических фраз применялись алгоритмы кластер- и клайк-анализа. Все исполь­зованные фразы были опубликованы в отечественных сатирико-юмо-ристических изданиях. Каждая фраза предъявляется в процедуре на отдельной карточке. Стимульный материал легко размножается, дуб­лируется и при необходимости «освежается» за счет новых фраз и новых тем (что не изменяет диагностического принципа, лежащего в основе классификационной техники).


Процедура проведения теста исключительно проста и оператив­на (занимает от 15 до 25 минут). Экспериментатор-психодиагност предлагает испытуемому рассортировать колоду карточек с юморис­тическими фразами: «Разделите, пожалуйста, карточки на кучки так, чтобы в одной кучке лежали карточки с фразами на одну тему»[23]
. По ходу работы психодиагност должен предоставить испытуемому мак­симальную свободу в том, как он сортирюут карточки по темам, поощ­ряя как безусловно оправданное всякое решение («В данном случае Вы - эксперт, Вам виднее»). Следует предупреждать повторные пе­рекладывания карточек из одной группы в другую (чтобы испытуе­мый не выравнивал группы по численности), приведя следующее объяснение: «В экспертных оценках самым ценным, самым правиль­ным является первое решение, которое приходит человеку в голову». Точно такое же объяснение призвано снять у испытуемого колебания, которые он испытывает, когда не знает, в какой класс занести много­значную фразу.


Закончив тематическую классификацию фраз, испытуемый дает названия выделенным классам. Как правило, уже по этим названиям диагносту очень легко идентифицировать 10 использованных в дан­ной версии ТЮФ тем: 1) садизм, 2) секс, 3) пагубные пристрастия (курение, пьянство, наркомания), 4) деньги, 5) мода, 6) карьера, 7) се­мейные неурядицы, 8) социальные неурядицы, 9) бездарность в ис­кусстве, 10) человеческая глупость.


Если испытуемый не дает ясных интерпретируемых названий, то идентификация 7 стандартных тем производится по «ядерным» одно­значным фразам. Если в i-й класс попали 3 и более однозначные фразы из j-й темы, то ни класс можно отнести к i-и теме.


Сам подсчет тестового балла не сводится к применению ключей: диагносту достаточно подсчитать количество карточек в соответству­ющей кучке, чтобы приписать определенный балл мотивационной теме. Десять подсчитанных таким образом показателей могут быть визуализированы в виде профиля. В отличие от количественных тес­тов, в которых показатели по шкалам сравниваются с популяционными нормами (MMPI, 16PF), в данно м случае сравниваются показатели внутри индивидуального профиля: выявляется порядковая струк­тура мотивационных тем, определяется, какие темы доминируют, ка­кие второстепенны, и т. д. Таким образом, применяются ипсативные тестовые оценки. Простые статистические рассуждения (хи-квадрат для оценки отклонения от равномерного распределения) позволяют считать статистически значимым событием появление класса числен­ностью в 14 и более карточек[24]
.


При анализе диагностической продукции ТЮФ следует учиты­вать, что напряженность мотивационной темы может отражать не только силу мотива, но и силу преграды. Поэтому мотивационные структуры испытуемого интерпретируются либо в терминах пред­мета потребности, либо в терминах преграды (фрустратора) потреб­ности. Для различения предметного и преградного уровней содер­жания актуальной мотивации необходимы дополнительные диагно­стические критерии.


Темы, используемые в данной версии ТЮФ, не являются резуль­татом применения какой-либо теоретической системы классификации мотивов. Они были выделены эмпирически с помощью кластер-ана­лиза нескольких сотен опубликованных шуток, т. е. отражают наибо­лее устойчивые и распространенные конструкты обыденного созна­ния. Автор теста дают предположительную теоретическую психоло­гическую интерпретацию использованных тем, основываясь на тре­хуровневой схеме группировки личностных черт и мотивов (Столин В. В., 1983):


1) садизм: мотив - самосохранение; преграда- разнообразные «агрессивные» факторы, угрожающие физической целостности индивида;


2) секс: мотив - вступление в интимно-сексуальные отношения, разрядка на­пряжения от сексуальной неудовлетворенности; преграда- внутренние трудности (недостаточная привлекательность, скромность) и интериоризированные субъектом социальные запреты на проявление сексуальности вне социальных ситуаций супру­жеской интимности;


3) пагубные пристрастия: мотив - снятие напряжения с помощью наркологи­ческих средств; преграда - интериоризированные субъектом социальные запреты, проявляющиеся в чувстве вины, стыда; внешние трудности (административные пре­следования, дороговизна средств и т. п.);


4) деньги: мотив-личное материальное благосостояние; преграда-недостаток де« нег, высокие цены и т. п.;


5) мода: мотив - самоподача, престиж, самоутверждение за счет обладания внешними атрибутами социального успеха; преграда - скачки моды, высокая цена престижных товаров;


6) карьера: мотив - достижение высокого положения в обществе, получение широкого признания за счет профессионального и социального продвижения по служебной лестнице; преграда -конкуренция, необходимость компромиссов, унижений маскировки и т. п.;


7) семейные неурядицы: мотив - семейное благополучие; преграда - не соответствующие ожиданиям субъекта поступки членов семьи (супруга, детей) или объективные трудности (низкий семейный доход, недостаток жилплощади);


8) социальные неурядицы: мотив — социальное благополучие; преграда - асоциальность, «несознательность» окружающих, нарушающих нормы социальной справедливости и гражданственности;


9) бездарность в искусстве: мотив—поиск красоты, гармонии, эстетическая сенситивность; преграда- эстетическая беспринципность так называемых «людей ис­кусства», обилие бездарных работ;


10) человеческая глупость: мотив-познание, стремление к истине как самостоя­тельной ценности, самоутверждение в обладании истинным знанием; преграда - не­вежество, ограниченность окружающих.


При ЭТОМ


темы 1,2 к, возможно, 3 представляют потребности организма, темы 4, 5, 6, возможно, 7, 8 - потребности социального индивида, темы 9, 10, возможно, 7, 8 - потребности личности.


При интерпретации данных следует, как и в других многомерных тестах, анализировать не только изолированные темы, но и учиты­вать их комбинации, выражающиеся в одновременном повышении или понижении напряженности отдельных пар или троек тем. В отли­чие от обыкновенного тест-опросника, где профиль может быть од­новременно «приподнят» или «опущен» по всем шкалам, в данном случае «площадь под кривой» профиля окажется постоянной - рав­ной 80 (количество фраз в тексте): одни темы «притягивают» (апперцепируют) к себе фразы из других тем.


Более детальные возможности для анализа результатов дает со­ставление матрицы смещения 10 х 10; строки соответствуют исход­ным темам, столбцы -темам, воссозданным испытуемым; однознач­ные фразы дают вклад в виде двух единиц, многозначные - в виде одной единицы. Матрица смещения позволяет увидеть такие эффек­ты, как «слипание» (сцепление) определенных тематических конст­руктов или «избирательное доминирование» (например, конструкт «деньги» вбирает все многозначные фразы, лежащие на пересечении с конструктами «мода», «карьера», «самозащита», но не включает других тем).


Очевидно, что список тематических конструктов в данной вер­сии не может считаться полным. Основным его пробелом является отсутствие аффилиативных тем.


Проверка валидности ТЮФ производилась авторами в ходе трех различных экспериментальных серий.


В первой серии в качестве критерия валидности использовалась групповая оценка личности (ГОЛ) - опрос товарищей по группе. Про­филь ТЮФ сравнивался с профилем одноименных мотивационных тем, реконструированных с помощью ГОЛ (групповыми оценками выражен­ности интереса к каждой из семи тем). Общая корреляция профилей по результатам 32 испытуемых -двух академических студенческих групп по 16 человек в каждой - дала значимое, но не высокое значение 0,34. Оказалось, что только по одной теме - «деньги» - имеется достаточно высокое совпадение групповых оценок и тестовых результатов (0,45). Это вполне естественно в применении к студентам, для которых напря­женность этой темы указывает скорее не на особую алчность, а на по­вышенную силу преграды - дефицит самих денег. В результате на этой выборке данная тема оказалась «социально-позитивной» и доступной для точной оценки внешнего наблюдателя.


Чувствительность ТЮФ к латентным мотивам показал второй эксперимент, в котором была предпринята конвергентная валидизация ТЮФ и AT по трем мотивационным темам: «карьера», «сексуаль­ные отношения», «агрессия - самозащита». Корреляция профилей ТЮФ и профилей ТАТ (экспертных оценок выраженности каждой из трех мотивационных тем в рассказах испытуемого) достигла высоко­го значения 0,85 (данные 25 испытуемых). Этот результат доказыва­ет, что простой и экономичный ТЮФ для определенных локальных задач вполне может быть использован и может быть близким по сво­ей эффективности громоздкой методике ТАТ.


Третий экспериментальный критерий валидности был построен по логике «известных групп». Хорошо известно, что у больных, гос­питализированных в психиатрические клиники, резко усиливается деп­рессивный синдром. Авторы теста получили статистически значимое (на уровне р < 0,001) усиление темы «агрессия - самозащита» у 24 больных по сравнению с нормой. Это подтверждает чувствительность ТЮФ к особым ситуациям фрустрации определенных потребностей.;


Надежность достигалась в ходе построения теста отбором фраз по результатам кластер-анализа.


В заключение авторам хотелось бы выразить надежду на то, что ТЮФ со временем пополнит батарею существующих методов практической диагностики мотивационной сферы личности. ТЮФ разре­шает традиционную психодиагностическую дилемму между стандартизацией и индивидуализацией диагностической процедуры, заклю­чая в себе возможности компромисса между алгоритмизованным ха­рактером баллирования и интерпретации результатов и получением глубоких высокоиндивидуализированных диагностических сведение-Простота и краткосрочность как самой процедуры проведения, так и г процедуры обработки результатов делают ТЮФ исключительно оперативным тестом. И, что очень важно, ТЮФ дает немедленные ре­зультаты (если необходимо, то и в присутствии испытуемого).


Релевантной практической задачей теста юмористических фраз : является, по мнению авторов, прежде всего диагностика в целях ин­дивидуального психологического консультирования и коррекции. Юмористический характер стимульного материала способствует ус­тановлению раскрепощенного доверительного контакта между диагностом-психологом и испытуемым, что обеспечивает органичное включение диагностической процедуры в процесс индивидуального консультирования. Стимульный набор ТЮФ легко адаптируется к решению локальных психодиагностических задач.


ГЛАВА 7 ПСИХОДИАГНОСТИКА МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ


7.1. ОБЪЕКТ И МЕТОДЫ


Сфера межличностных отношений чрезвычайно широка. Она охватывает практически весь диапазон существования человека, на­чиная от его отношения к большим социальным группам (нации, ра­бочему коллективу) до интимных, диадных отношений (супружеских, отношений родитель - ребенок и т. д.). Можно утверждать, что чело­век, даже будучи в совершенном одиночестве, продолжает опираться в своих помыслах и действиях на имеющиеся представления об оцен­ках, значимых для других. Недаром были созданы и до сих пор сохра­няют свою теоретическую и практическую ценность такие психоло­гические теории личности, в которых статус главных ее составляю­щих приписывается межличностным отношениям (Мясищев В. Н., I960; Sullivan H., 1953).


В настоящее время в психологии существует громадное количе­ство конкретных методических приемов исследования межличност­ных отношений, и даже беглый их обзор вряд ли уместился бы во всем объеме этой книги.. Это понятно, имея в виду как обширную феноменологию межличностных отношений, задачи, решаемые от­дельными методиками, так и различия в теоретической оценке сущ­ности исследуемого явления. Систематика методик психодиагности­ки межличностных отношений возможна на различных основаниях: а) на основании объекта (диагностика отношений между группами, внутригрупповых процессов, диадных отношений и т. д.); б) на осно­вании задач, решаемых исследованием (выявление групповой спло­ченности, совместимости и т. д.); в) на основании структурных осо­бенностей используемых методик (опросники, проективные методи­ки, социометрия и т. д.); г) на основании исходной точки отсчета ди­агностики межличностных отношений (методики субъективных предпочтений, методики выявления личностных характеристик участника общения, методики исследования субъективного отражения межличностных отношений и т. д.). Возможны, конечно, и другие критерии систематики методик.


Необходимо отметить, что критерии систематики важны не сами по себе. Они представляют определенный аспект для оценки адекват­ности методики тому или другому конкретному исследованию. Так как целью этой главы является осуществление помощи в выборе ме­тодики или категории методик для конкретного исследования, пояс­ним предыдущую мысль более подробно.


Во-первых, объект исследования, или точка приложения методи­ки. Межличностные отношения проявляются в большом разнообра­зии сфер человеческого бытия, которые существенно отличаются друг от друга и в которых действуют различные психологические детер­минанты. Поэтому применение конкретных методик имеет свои гра­ницы, игнорирование которых приводит к «девалидизации» методи­ки, необоснованности выводов. Так, социометрия, адекватная для исследования группы лиц, хорошо знакомых друг с другом, даст трудно интерпретируемые результаты при обследовании группы, в которой люди находятся на различных уровнях межличностного познания.


Во-вторых, задачи, решаемые в исследовании. От них совершен­но определенно зависят требования, предъявляемые к валидности используемых методик, к объему поставляемых ею психологических данных. Понятно, что исследование, направленное, скажем, на выяс­нение совместимости экипажа парусного судна для продолжительно­го плавания, предполагает не только моделирование и анализ меж­личностных отношений в условиях, максимально приближенных к реальным, но и углубленное изучение мотивационно-потребностной сферы каждого с целью прогноза и предупреждения межличностных коллизий во время продолжительного плавания. В то же время эти методики, примененные для исследования структуры, сплоченности открытого для внешних социальных воздействий коллектива, дали бы излишнюю и не вполне адекватную информацию. В особом положе­нии находятся методики исследования межличностных отношений в малых группах (скажем, в семье), используемые для решения задач психокоррекционной работы. Желательно, чтобы они были не только констатирующими, т. е. раскрывали бы картину существующих отно­шений, но и эвристическими — дающими психологу возможность понимания субъективного мира, исследуемого во всей его сложности, расширяющие диапазон психической реальности как для психолога, так и для обследуемого человека. В таком случае они выполняют фун­кцию введения в психокоррекционную работу, подготавливают кли­ента для осознания скрытых, многоуровневых его отношений с дру­гими лицами. К методикам исследования межличностных отношений, применяемым для решения задач психокоррекционной работы, обыч­но не предъявляются очень жесткие требования относительно их ди­агностической и прогностической валидности — они служат для по­строения рабочих гипотез, которые в последующем уточняются и ве­рифицируются. В этой сфере исследования появляются и новые тре­бования к методикам, такие, как психокоррекционный эффект самой процедуры исследования или, по крайней мере, отсутствие негатив­ного влияния на клиента (Бодалев А. А., Столин В. В., 1981). Они так­же должны способствовать установлению хорошего эмоционального контакта психолога с клиентом.


В-третьих, структурные особенности используемых методик. Представляется, что на этот критерий следует особо обратить вни­мание с точки зрения мотивации исследуемого к тестированию и его возрастных характеристик. Отдельные методики не предполага­ют возрастания мотивации к выполнению задания уже по самой сути своего строения. Больше всего это относится к методикам опросникового типа. Объемистые их варианты (скажем, тест MMPI или CPI), включенные в тест-батарею в качестве вводных, снижают мотива­цию к исследованию и не только усложняют проведение обследова­ния, но и определенным образом искажают его результаты. По той же причине они неудобны в тех случаях, в которых психологу необ­ходимо обеспечить хороший личностный контакт с обследуемым. Что касается возрастных характеристик исследуемых, то тут специ­ально следует обратить внимание на те случаи, когда методический прием, оригинальный или видоизмененный, первоначально разра­ботанный для конкретного возраста, применяется в более широком возрастном диапазоне. Так, скажем, процедуры, основанные на реф­лексии собственных переживаний, требующие осознания собствен­ного субъективного отношения к людям, эксплицитного обоснова­ния чувств и отношений, малоприменимы для исследования детей до подросткового возраста.


В-четвертых, исходная точка отсчета диагностики межличнос­тных отношений (тут имеются в виду те психологические парамет­ры, на которых основывается суждение психолога о межличност­ных отношениях). Точки отсчета при оценке межличностных отно­шений существенно отличаются даже в тех случаях, когда результа­ты исследования интерпретируются в тех же терминах. Для одних методик основными являются показатели межличностной привле­кательности, ситуации субъективного выбора, для других - глубинные мотивационно-потребностные характеристики каждого участ­ника взаимодействия, для третьих - ситуационные детерминанты поведения и т. д. Различные точки отсчета представляют собой ме­тодическую реализацию определенных теоретических воззрений. Это необходимо иметь в виду для критического осмысления интер­претации получаемых данных.


Необходимо отметить и другое. Оценка межличностных отноше­ний в разных подходах опирается на различные психические детерми­нанты, относящиеся к различным уровням психического функциони­рования личности. Из-за этого содержание тестового материала раз­личных методик находится на различной «отдаленности» от суждений психолога на основе данных исследования: на основе данных кванти-фицированного наблюдения, как и на основе специального опросника, можно установить стремление каждого члена группы к доминирова­нию. Однако в первом случае мы имеем дело с интерпретацией факти­чески сложившейся ситуации, где доминирование отдельного челове­ка представляет собой результат взаимодействия всех членов группы, а в другом - с субъективными желаниями или представлениями о себе и других, из чего прямо не выводится прогноз о положении этого инди­вида в определенной группе. С другой стороны, имея информацию о реальной структуре отношений в группе, невозможно дать прогноз ее развития без информации о социальной мотивации каждого. Таким образом, исследователь всегда ставится перед проблемой выбора «глу­бины» методики, что требует от него точного осознания того, на меха­низмах какой психологической реальности построена методика. С на­шей точки зрения, критерий исходной точки отсчета является основ­ным при организации исследования и подборе методических приемов. Он позволяет избежать содержательного дублирования получаемых данных, структурировать исследование по изучаемым психологическим уровням (например, по схеме «наблюдаемое взаимодействие - лич­ностные характеристики участников интеракции - субъективное отра­жение социальной ситуации»).


Диагностика межличностных отношений на основе субъектив­ных предпочтений. Традиционная методика этой группы - социомет­рический тест, предложенный Дж. Морено (Moreno J., 1934). Его суть - субъективные межличностные предпочтения (выборы) членов группы по определенным сферам (например, работа, отдых и т. д.). На основе полученных членом группы числа субъективных выборов определяются индивидуальный социометрический статус индивида (лидер, отверженный, изолированный), структура межличностных от­ношений, сплоченность группы и т. д. Так как эта методика широко представлена в отечественной литературе (Ольшанский В. Б., 1981; Волков И. П., 1970; Коломинский Я. Л., 1976; Паниотто В. И., 1975 и др.), на ней подробнее останавливаться не будем.


Существует ряд модификаций социометрического теста. Отличи­тельными по своей структуре являются аутосоциометрические мето­дики, под которыми понимаются такие средства изучения взаимоот­ношений и их осознания, в которых испытуемые сами «измеряют» взаимные отношения людей друг к другу и к себе (Данилин К. Е., 1981). Интересны варианты аутосоциометрии для детей (Коломинс­кий Я. Л., 1984). В аутосоциограмме испытуемым предъявляют лист, на котором изображены четыре концентрических кольца. Им предла­гается поместить условные обозначения (или фотографии) товари­щей, которым симпатизируют очень многие сверстники, в централь­ный круг; тех, кому симпатизируют многие, - во второе кольцо и т. д. По данным аутосоциограммы всех членов группы можно определить социальный статус каждого. При этом указанный показатель более достоверен по сравнению с обычным социометрическим статусом, так как в атой процедуре испытуемый показывает свое отношение не к части своих товарищей по группе, а ко всем ее членам. На основе самоопределения испытуемых методика выявляет предполагаемый, воображаемый статус, а также показывает тенденцию индивида при­писывать большинству членов группы определенный социометричес­кий статус (социометрическую установку). Коломинский предложил модификации аутосоциограммы для детей младшего школьного и дош­кольного возраста.


Для получения ряда количественных показателей осознания и пе­реживания взаимоотношений со сверстниками применяется аутосо-циоматрща. Ученикам раздаются матрицы, в которых для каждого из них отведено по горизонтали два ряда клеток, а вертикальные стол­бики имеют порядковые обозначения каждого члена группы. Испы­туемого просят сделать три выбора за себя (обозначая их на верхнем ряду клеток), а потом - по три выбора за каждого члена группы (обо­значая их на нижнем ряду клеток).


К обсуждаемой категории методик можно отнести и средства пря­мой оценки группы в целом. Один из вариантов такой оценки может быть основан на вопросах, требующих от испытуемого общей оцен­ки группы (например: «Насколько привлекательна для Вас эта груп­па?»» «В какой степени Вы привязаны к членам данной группы?») или оценки собственного членства в ней (например: «Хотите ли Вы остаться членом данной группы?») (Донцов А. И., 1984). При оценке данного методического приема можно согласиться с указанным автором, что столь «лобовые» вопросы не позволяют надеяться на искрен­ние ответы. Однако необходимо отметить важность интегративного показателя привлекательности для отдельного человека группы в це­лом, что до сих пор не получило достаточного внимания в исследова­ниях социальной психологии.


. Несколько слов о главном недостатке методик диагностики меж­личностных отношений посредством субъективных предпочтений, оценки отношений участниками интеракций. Сам принцип такого под­хода сталкивается со схожими методологическими проблемами, как и метод интроспекции в общей психологии. Среди прочих хочется обратить внимание на то обстоятельство, что сознательная оценка вследствие социальных установок, отношения к самому процессу ис­следования или вследствие влияния психологической защиты (глав­ным образом рационализации и реактивных образований) может кар­динально измениться. В этом контексте со всей остротой встает так­же проблема отражения эмоционального отношения в сознании че­ловека. То есть становится вообще неясным, какие именно психоло­гические реалии выявляют, скажем, социометрические техники в каждом индивидуальном случае.


Указанные обстоятельства делают понятным стремление соци­альных психологов к поиску косвенных средств оценки межличностных отношений, которые давали бы возможность количественно оце­нить позитивное - негативное отношение одного человека к другому.


Методики косвенной оценки межличностных отношений. Мето­дические приемы исследования межличностных отношений основа­ны на выявленных в социальной психологии закономерностях влия­ния эмоционального отношения главным образом на невербальное поведение, паралингвистические параметры.


Наиболее известны методики, основанные на закономерностях проксемического поведения людей. Главная их предпосылка в том, что выбор субъектом положения в пространстве относительно друго­го лица или группы лиц зависит от его межличностных отношений -положительное эмоциональное отношение проявляется в выборе бо­лее близкого расстояния.


Средства исследования, основанные на феноменах «личностного пространства», можно разделить на три категории: а) методики на­блюдения реальной ситуации; б) методики символического модели­рования реальной ситуации; в) проективные средства.


Считается, что методики наблюдения реальной ситуации дают наи­более достоверную информацию о межличностных отношениях. Клас­сическую, наиболее типичную процедуру представляет собой схема исследования, в которой проксемическое поведение двух людей фик­сируется наблюдателем или же, в более сложных схемах, проксеми­ческое поведение членов группы записывается на видеопленку с пос­ледующим анализом поведения каждого (Peterson К.. Draper D., Roscol В., 1982). Иллюстрацией элементарной процедуры может слу­жить следующий вариант (Cronje E., Moller А., 1976): в комнате нахо­дятся стол и два стула, расположенные на определенном, достаточно большом расстоянии друг от друга. Экспериментатор, сидящий на одном из стульев при входе испытуемого, просит его сесть. Свобод­ный выбор дистанции, проявляющийся в выборе места для располо­жения стула (расстояние между ним и экспериментатором впослед­ствии измеряется), связывается с психологической ситуацией меж­личностных отношений.


Методики символического моделирования реальной ситуации до­статочно разнообразны. В одной из них, используемой указанными выше авторами, испытуемому предлагается набор фотографий, в ко­торых зафиксированы разные расположения стола и стульев. Испытуемого просят выбрать из них ту, в которой запечатлено наиболее комфортное для него расположение. Другие варианты моделирова­ния предполагают большую активность испытуемого, в которых он сам должен полностью структурировать ситуацию, самостоятельно располагая символы или игрушки, изображающие людей и объекты, определенным образом в пространстве. Согласно методике, описан­ной Дж. Кют (Kuthe J., 1962), ребенок складывает вырезанные фигу­ры разных людей на бархатной доске. При сравнении данных о ли­нейных расстояниях между расположенными фигурами с соответству­ющими данными исследований по другим психологическим методи­кам автор пришел к выводу, что эмоциональные расстояния между людьми выражаются через линейные расстояния в символической ситуации.


Проективные средства, основанные на обсуждаемом принципе, существенно не отличаются от методических приемов моделирова­ния, однако своей процедурой и стимульным материалом они направ­лены на определенную сферу познания. Скажем, методика Петерсона (1980) направлена на изучение семейных отношений. В нее входят модель комнаты (пол комнаты маркирован поперечными линиями для удобства измерения расстояния), игрушечные фигуры членов семьи. Ребенок, играя в «семью» и располагая определенным образом ее чле­нов, дает исследователю легко интерпретируемый материал. В боль­шинстве случаев оценка расстояния между фигурами составляет лишь небольшую часть интерпретируемого материала проективной мето­дики, один его параметр. Он используется в методиках, основанных на игровой деятельности (Condor E., 1954), при интерпретации ри­сунка семьи (например, Di Leo J., 1973), при структуризации отобра­женных межличностных ситуаций (Gille R., 1959). Валидность про­ективных средств в измерении межперсонального пространства под­тверждается в работе Д. Эдвардса (Edwards D., 1980).


Кроме методических приемов, основанных на закономерностях проксемического поведения, создаются процедуры исследования меж­личностных отношений на основе особенностей паралингвистических компонентов речи, такесики и контакта глаз. Было показано, что имен­но контакт глаз позволяет судить о начале интеракции; увеличение вре­мени обоюдного контакта глаз говорит о более теплых отношениях между партнерами (Argyle M., Cook M., 1976).


Главный недостаток методик косвенной оценки межличностных отношений в их неразработанности, в том, что они дают сравнитель­но узкую информацию. Практически методы диагностики (например, основанные на проксемических феноменах) очень близки к методи­ческим приемам исследования самих феноменов. Однако такой прин­цип оценки межличностных отношений нам кажется весьма перспек­тивным.


Методики наблюдения и экспертной оценки интерпретации. Си­туационный тест. В социальной психологии достаточно часто ис­пользуются методики исследования межличностных отношений, в ко­торых акцент делается на объективное и обширное описание инте­ракции, которое впоследствии интерпретируется, исходя из опреде­ленных теоретических воззрений. В отличие от предыдущего класса методик здесь исследователь имеет дело с менее однозначным и ме­нее контекстуальным психологическим материалом; его интерпрета­ция более интегративна, более зависима от психологической теории, на которую опирается исследователь. Содержание схемы наблюдения зависит от теоретической ориентации психолога и специфики решае­мых прикладных задач. Все же в своем большинстве исходной точ­кой отсчета служат ситуативные детерминанты поведения, гештальты транзакций.


Формально процедуры регистрации поведения отличаются друг от друга по целому ряду параметров: регистрирование дискретных реакций -регистрирование реакций определенных общих категорий; постоянное регистрирование поведения - выборочное; регистриро­вание поведения в изоляции - регистрирование реакций в контексте предыдущих или последующих событий.


Одна из самых известных методик регистрации межличностных отношений принадлежит Р. Бейлсу, который разработал схему, позво­ляющую по единому плану регистрировать различные виды интерак­ции в группе (Bales R., 1970). По этой схеме обученный наблюдатель может кодировать каждое взаимодействие в любой малой группе по 12 показателям, которые объединены в четыре более общие катего­рии: область позитивных эмоций, область решения проблем, область постановки проблем и область негативных эмоций. Благодаря такой формализованной процедуре наблюдения можно определить разные уровни групповой динамики, статус и роль участников взаимодействия и т. д. Например: человек, получивший высокий балл в области реше­ния проблем, рассматривается как деловой лидер, а в области пози­тивных эмоций - как эмоциональный лидер. Схема Р. Бейлса и ее кри­тика подробно описаны в литературе (Ольшанский В. Б., 1981; Анд­реева Г. М., 1980), поэтому остановимся на менее известных схемах наблюдения.


Интерес представляет матрица регистрирования определенных категорий поведения интеракции родитель - ребенок (Mash E., Terdol L., Anderson К. - цит. по: Berkeley E., 1981). Авторы предла­гают применять ее при регистрации свободной игры родителя с ре­бенком для получения более надежной информации об особеннос­тях их интеракции и постановки задач психокоррекции. Процедура регистрации делает возможным фиксирование реакций в контексте предыдущих и последующих событий. Наблюдение проводится дву­мя наблюдателями: первый фиксирует поведение матери как пред­шествующее событие, а поведение ребенка - как последующее, как реакцию; второй, наоборот, фиксирует поведение ребенка как пред­шествующее, а поведение матери - как последующее событие. Фик­сация поведения регистрируется в матрицах. В табл. 10 представле­на матрица первого наблюдателя. Матрица второго наблюдателя аналогична, но меняются названия столбцов: «Предыдущее поведе­ние ребенка», «Последующее поведение матери» и строки становятся столбцами. Каждый наблюдатель делает отметку в определенной клетке своей матрицы через каждые 10 секунд, отмечая только пос­леднюю оцениваемую единицу интеракции за этот период. После 10-секундного перерыва делается пауза в 5 секунд и опять фиксиру­ется поведение за следующие 10 секунд. Приведем пример после­довательности поведения:



За первые 10 секунд заполнитель матрицы поведения ребенка делает отметку в клетке, соответствующей «Приказ— Подчинение». Заполняющий матрицу поведения матери за это же время делает от­метку в клетке «Подчинение- Похвала» (см. табл. 10), за второй период первый наблюдатель делает отметку в клетке «Приказ-воп­рос- Взаимодействие» и т. д. Схема оценок подробно описана в кн.: BarkleyR., 1981.


Стандартные категории поведения матери, фиксируются в клет­ках матрицы: 1) ПРИКАЗ. К этой категории принадлежат прямые при­казы, указания или высказывания, включающие в себя различные тре­бования; 2) ПРИКАЗ-ВОПРОС. Это вопрос, включающий в себя оп­ределенное требование (например: «Не подашь ли ты мне...?»); 3) ВОПРОС; 4) ПОХВАЛА. Категория включает вербальные выска­зывания и невербальное поведение, которое выражает одобрение, под­держку, принятие поведения ребенка; 6) ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ. Это поддерживание (или попытка поддержать) какого-нибудь обоюдного контакта. Он может быть вербальным и невербальным; 7) НЕТ ОТ­ВЕТА (ИГНОРИРОВАНИЕ). Отметка делается тогда, когда в тече­ние 10 секунд не наблюдается какое-либо поведение из указанных выше категорий.


Стандартные категории поведения ребенка также фиксируются в клетках матрицы:


1) ПОДЧИНЕНИЕ. Отмечается только в том случае, если пове­дение ребенка соответствует приказу или приказу-вопросу матери. Ответ на вопрос матери оценивается как взаимодействие; 2) КОН­КУРЕНЦИЯ. Это неподчинение, состязательное поведение. Любое поведение ребенка после приказа матери, которое не является под­чинением, представляет собой противопоставление себя приказу; 3) НЕЗАВИСИМАЯ ИГРА. Оценивается, когда ребенок играет один и не взаимодействует с родителем. Независимая игра после приказа матери отмечается как последующее поведение в графе «Независи­мая игра» матрицы ребенка и как предыдущее поведение в графе «игнорирование» в матрице матери; 4) НЕГАТИВНОЕ ОТНОШЕ­НИЕ. Высказывания и невербальное поведение, показывающие злость, отказ, обескураженность; 5) ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ; 6) ВОП­РОС. Оценивается только в матрице ребенка. Вопрос как предыду­щее поведение ребенка в матрице родителя оценивается: а) как «кон­куренция», если следует после «приказа» или «приказа-вопроса», б) как «взаимодействие», если это не так; 7) НЕТ ОТВЕТА (ИГНО­РИРОВАНИЕ). Не наблюдается ни одна из указанных выше катего­рий форм поведения.



Образец матрицы поведения ребенка



Таблица 10





























































Предыдущее поведе­ние матери


Регистрация последующего поведения ребенка


Подчи­нение


Независимая игра


Вопрос


Негативное отношение


Взаимо­действие


Нет ответа


Приказ


Приказ-вопрос


Похвала


Негативное отношение


Взаимодействие


Игнорирование



Наблюдение продолжается определенное время. В последующем матрицы сравниваются для получения полной картины особенностей образа интеракций матери и ребенка. Необходимо отметить, что ука­занная схема исследования требует определенных навыков наблюде­ния и хорошей согласованности действий обоих исследователей.


Перспективным направлением в исследовании и диагностике меж­личностных отношений является наблюдение за игровым имитиро­ванием определенной ситуации. Это так называемые ситуационные тесты, в которых человек ставится в ситуацию, наиболее выпукло показывающую некоторые стороны реальной жизненной ситуации. Наблюдение за поведением человека в ситуационном тесте позволяет хорошо диагностировать его межличностные отношения, предвидеть их развитие в реальной ситуации. Большинство ситуационных тестов возникли как отдельные методические приемы для исследования раз­ных феноменов межличностных отношений. Они мало разработаны и стандартизированы, здесь много пространства для изобретатель­ства исследователя, поэтому здесь больше подходит термин «прием», чем «тест». Но благодаря своей приближенности к жизни и хорошим прогностическим результатам ситуационные тесты являются перспек­тивными для диагностики межличностных отношений.


Одним из таких приемов является групповая дискуссия без лиде­ра. Группе испытуемых дается задача или тема для обсуждения в те­чение определенного времени, но ни один из участников не назнача­ется главным и ни на кого не возлагается особая ответственность. Такая ситуация позволяет оценить такие черты, как находчивость, инициативность, лидерство, способность к совместной работе, взаимодействию. Она позволяет предсказать успешность выполнения та­ких видов деятельности, которые требуют вербального общения для решения проблем, а также срабатываемости с равными себе.


Для оценки совместимости, лидерства, конкуренции и коопера­ции в диаде широко используются специально сконструированные настольные игры. Известна игра, предложенная М. Дойчем и Р. Краусом, где испытуемым предлагается с помощью ручек как можно быстрее провести свою фишку по определенному пути. При этом ока­зывается, что общий для каждого участника .отрезок пути они могут .пройти только по отдельности. В исследованиях российских психо­логов широко используются приборы типа «гомеостат», «групповой сенсомоторный интегратор» и т. д. (Уманский Л. И., 1977). Они моде­лируют простейшую деятельность группы, требующую согласования, координации, единства членов группы.


Для изучения диадного взаимодействия широко используется игра под названием «Дилеммы узников». Название возникло от ситуации, которую предлагается вообразить играющим. Она заключается в том, что двух заключенных подозревают в совместном преступлении. Они помещены в отдельные камеры. У каждого есть возможность сооб­щить о преступлении другого, надеясь получить меньшее наказание. Если никто из них не сообщит о преступлении, совершенном другим, оба получат незначительное наказание; если один скажет, а другой нет, то сообщивший будет отпущен на свободу, а другой получит су­ровое наказание; если они оба сообщат, то оба получат небольшое наказание, но оно будет больше, чем то, которое они могли получить, если бы оба промолчали. Исход игры можно представить в матрице, с которой обычно знакомят участников перед игрой (табл. 11).


Таблица 11


Матрица игры «Дилеммы узников»


Выбор игрока Б


б г








3, 3


-1, 5


5, -1


1, 1



Выбор б


игрока А г


Каждый участник игры должен сделать выбор между кооператив­ным (б) и конкурентным (г) поведением, учитывая при этом мотивы выбора другого. С точки зрения индивидуального результата, игроку А всегда выгоднее сообщить о другом (г). Но дело в том, что, если игрок Б будет исходить из той же позиции, они оба получат относи­тельно мало очков. А исходя из максимума обоюдного результата, они оба должны выбрать молчание (б), но тогда каждый оставляет для другого возможность злоупотреблять доверием.


Игрокам нужно сделать выбор одновременно: в одних случаях не вступая в контакт, в других случаях разрешается общаться (изу­чается как раз воздействие коммуникации на выбор). Игра может проигрываться многократно, и после каждого тура игрокам сооб­щаются результаты, за которые они получают призы или наказание. В роли игрока может выступить не один человек, а команда с лиде­ром или без него.


С помощью игры «Дилеммы узников», как и с помощью других описанных выше приемов, можно создать ситуацию для диагностики стиля лидерства, стремления к конкуренции или к кооперации во вза­имоотношениях, совместимости людей и т. д. Важно еще раз подчер­кнуть, что ситуационные тесты и игры являются лишь методически­ми приемами для моделирования определенных межличностных от­ношений, а не точной стандартной измерительной процедурой. Од­нако возможность не только наблюдать, но и моделировать желаемое поведение, большая прогностическая возможность делают ситуаци­онные тесты и игры перспективным приемом для диагностики меж­личностных отношений.


Диагностика индивидуально-личностных свойств, влияющих на межличностные отношения. Для диагностики межличностных от­ношений важно выделить те индивидуально-личностные свойства участников интеракции, которые влияют на процесс общения. Со­зданы тесты и шкалы для измерения таких свойств, как стиль ли­дерства, авторитарность, совместимость, тревожность, личностные ценности и т. д. Все шкалы перечислить невозможно, их очень мно­го, потому что большинство исследователей и практиков строят их, исходя из своих задач и конкретной ситуации. Существуют попытки объединить разные шкалы в обширные психологические опросни­ки, подготовить специальные батареи тестов для изучения межлич­ностных отношений. Мы более подробно остановимся на двух тес­тах: Калифорнийском психологическом опроснике личности и ме­тодике Т. Лири.


Калифорнийский психологический опросник личности (CPI) был разработан по принципу MMPI в конце 60-х годов американским пси­хологом Дж. Гоухом (Gough H., 1960). Цель этого опросника, как ука­зывает сам его создатель, - «предвидеть, что люди скажут или сдела­ют в определенной ситуации, а также предсказать, что другие скажут о них». В отличие от MMPI, CPI предназначен для здоровых людей и выявляет не патологические, а скорее социально-психологические характеристики личности.


Опросник состоит из 480 утверждений, на которые испытуемо­му надо ответить «да» или «нет». Большинство вопросов, 200 из которых взяты из MMPI, касаются типичного поведения, повседнев­ных чувств, мнений и установок испытуемого. Подсчитанные отве­ты переносятся на листы со стандартными нормами по 18 шкалам опросника, и строится профиль личности. Шкалы опросника при интерпретации объединяются в четыре группы.


Шесть шкал, входящие в первую группу, измеряют уравновешен­ность, самоуверенность и адекватность в межличностных отношени­ях. Это шкалы доминантности, способности приобрести социальный статус, социальность, общительность, самоприятие и чувство благо­получия.


Вторая группа шкал выявляет зрелость и социализацию личнос­ти, ее ответственность и межличностные ценности. В нее включены также шесть шкал: ответственности, достигнутой социализации, са­моконтроля, толерантности, благоприятного впечатления и обычнос­ти. В третью группу включены три шкалы: достижения через кон­формность, достижения через отстаивание своей независимости, ин­теллектуальной эффективности. В четвертую группу входят три шка­лы: психологичность, гибкость и женственность.


Три шкалы из названных выше: чувства благополучия, благо­приятного впечатления и обычности - позволяют определить искрен­ность ответов испытуемых, хотя результаты по ним тоже интерпре­тируются.


При факторизации опросника обычно выделяются пять факторов, которые по содержанию не совпадают с выделенными создателем теста четырьмя группами шкал. Это (а также высокая корреляция шкал между собой) говорит о заметной избыточности 18 показателей, что является слабым местом опросника.


Какие психологические характеристики измеряет CPI? По мне­нию автора этого теста, 18 шкал представляют собой измеряемые ха­рактеристики, хорошо валидизированные и достоверные. Так, для валидизации первой шкалы, названной «Доминантность», были опро­шены две группы студентов, характеризуемых как больше всего и менее всего доминантные. Их ответы и дали возможность приписать тот или иной «вес» ответу на вопросы. В другом исследовании было подтверждено, что высокодоминантные студенты получают больше баллов при ответах на вопросы по шкале, чем низкодоминантные, и эта разница статистически значима. Кроме того, было показано, что результаты тестирования с помощью шкалы доминантности корре­лируют с оценкой доминантности самих членов группы. Похожим об­разом были валидизированы и другие шкалы. Для более тонкой ин­терпретации шкалы прилагается список личностных качеств, харак­теризующий людей с высокими и низкими показателями по этой шка­ле. Так, даже по одной из шкал достоверности ответов - шкале обычности — набравший высокий показатель человек характеризует­ся как «зависимый, вежливый, тактичный, искренний, терпеливый, устойчивый, реалистичный, честный, имеет здравый смысл и им ру­ководствуется». Набравший низкий показатель человек характеризу­ется как «нетерпеливый, постоянно меняющийся, сложный, склон­ный к воображению, беспорядочный, нервный, усталый, растерян­ный, коварный, невнимательный, забывчивый; имеющий внутренние конфликты и проблемы». Такие перечни личностных качеств даются по каждой из 18 шкал. Они охватывают широкую область человечес­кого поведения, а иногда и перекрываются, что показывает фактор­ный анализ опросника.


Несмотря на свои слабые места (они похожи и на недостатки MMPI), CPI является лучшим опросником такого типа, помогающим диагностировать те личностные свойства, которые влияют на меж­личностные отношения. Интерпретация результатов производится на языке здравого смысла, а не на специальном психологическом «жар­гоне», что позволяет легко использовать полученные результаты в психологической практике. Имеется несколько хорошо написанных руководств по CPI, он переведён на разные языки, ведется широкая работа по его усовершенствованию и валидизации. Возможен также перевод ответов по СРГ на другие шкалы, например, сокращенный вариант MMPI, список личностных предпочтений Эдвардса, шкала тревожности Тейлора и некоторые другие. С помощью CPI были по­лучены хорошие результаты в прогнозировании таких критериев, как детская преступность, успеваемость школьников старших классов, ус­пешность овладения многими сферами профессиональной деятель­ности.


Межличностные отношения имеют сложную структуру, они про­низывают разные уровни организации личности. Поэтому вряд ли, используя один, даже хорошо разработанный, тест, можно полнос­тью раскрыть человеческие отношения. Одну из попыток создать системную батарею тестов для диагностики межличностных отно­шений индивида сделали Т. Лири и его сотрудники (Leary Т., 1958).


Она включает три методики для диагностики межличностных отношений у индивида на четырех уровнях. Результаты всех измере­ний переводятся в так называемую дискограмму - круг, составлен­ный из восьми психологических тенденций (октант). Они определен­ным образом ориентированы относительно двух главных осей в меж­личностных отношениях. По мнению Т. Лири, это: доминирование -подчинение и дружелюбие - агрессивность. Октанты заключают в себе качества, характеризуемые следующими психологическими тенден­циями: 1) тенденция к лидерству - властность - деспотичность; 2) уве­ренность в себе - самоуверенность - самовлюбленность; 3) требова­тельность - непримиримость - жестокость; 4) скептицизм - упрям­ство - негативизм; 5) уступчивость - кротость - пассивная подчиняемость; 6) доверчивость - послушность - зависимость; 7) добросер­дечие - несамостоятельность - чрезмерный конформизм; 8) отзыв­чивость - бескорыстие - жертвенность.


Первый уровень личности - уровень публичного межличностно­го поведения - измеряется с помощью 8 шкал MMPI, а полученные результаты переводятся в 8 октант дискограммы. Второй уровень -образы себя и других - измеряется специально для этого созданным списком личностных качеств, который состоит из 128 прилагатель­ных. Этот список и короткое описание методики приведены в книге под ред. Г. В. Васильченко «Общая сексопатология» (М., 1977) (см. также: Максимов С. В., 1984). Третий уровень - уровень бессозна­тельного и личностных символов- измеряется 10 картинками ТАТ. Испытуемого просят описать в двух предложениях каждую картинку. Четвертый уровень - сознательный идеал - измеряется заполнением того же списка личностных качеств, испытуемого просят ответить, каким бы он хотел быть.


Таким образом, получается оценка личности по 8 главным психо­логическим тенденциям на разных уровнях организации личности.


Несмотря на всю продуманность батареи тестов, остается неяс­ным, как соотносить разные уровни между собой (особенно уровень бессознательного и личностных символов), не хватает данных для стандартизации всей батареи тестов, для количественного сопостав­ления результатов. Поэтому распространение получила не сама бата­рея тестов, а список личностных качеств, который широко использу­ется всеми психологами.


Объем данной главы не позволяет перечислить все методики и шкалы, измеряющие важные для межличностных отношений свойства индивида. Большинство из них создаются каждым исследователем для решения тех специфических задач, в которых они задействованы. Мы можем только указать на чаще всего используемые в области межлич­ностных отношений шкалы. Это, прежде всего, шкала на совместимость В. Шутца, которая опирается на его теорию фундаментальных ориен­тации в межличностных отношениях (Schutz W., 1958; Ольшанс­кий В. Б., 1981). Ориентации выражаются в желании или избегании: 1) включиться в контакт, 2) установить контроль и влиять на межлич­ностные отношения, 3) быть эмоционально привязанным и любить. Ча­сто употребляются различные шкалы, построенные по принципу се­мантического дифференциала (Osgood Ch.etal., 1957; Ядов В. А., 1979), шкалы Фидлера и Кейссела для выявления стиля лидерства (Mental Measurement Yearbook, 1965), карточки М. Рокича для выявления цен­ностных ориентации (Гоштаутас А., 1979) и ряд других шкал.


Обобщая сказанное, можно утверждать, что один из возможных путей диагностики межличностных отношений лежит в выявлении тех индивидуальных качеств и свойств, которые влияют на сами отноше­ния. Существуют разные вербальные шкалы для выявления того или иного свойства. Что касается более общей методики, то большинство авторов сходятся в том, что пока наилучшей методикой для данной об­ласти является Калифорнийский психологический опросник личности (CPI). Он может быть использован для решения самых разнообразных задач как научного исследования, так и психологической практики.


Методики исследования субъективного отражения межличнос­тных отношений. Для понимания межличностного поведения инди­вида недостаточно детально знать внешнюю ситуацию и мотивацию индивида. Личность активна, и ее отношение к действительности тре­бует осмысления, преобразования, выхода за пределы заданного, по­становки и решения в той или иной форме новых творческих задач (Джидарьян И. А., 1983; Кон И. С., 1982; Леонтьев А. Н., 1975). Для более глубокого понимания и решения прикладных задач (в частности, коррекционных) исследователю необходимо иметь информацию о субъективном отражении индивидом межличностных отношений, себя в них, о его экспектациях и психологическом смысле определенного способа реагирования субъекта. Методики исследования субъективно­го отражения межличностных отношений возникли главным образом как ответ на запрос прикладных областей психологии: индивидуаль­ной и семейной психологических консультаций и психотерапии, в ко­торых для достижения практических целей необходимо познание субъективного мира клиента. Большинство этих методик проективные.


Для исследования особенностей отражения межличностных от­ношений часто используются методики тематической апперцепции. Для взрослых применяют ТАТ (Murray Н., 1943), для детей- CAT (Bellak S., Bellak L., 1949), Blacky Pictures (Blum G., 1950) и др. Мы представим менее известную методику исследования межличностных отношений в семье - FRI, которую можно использовать для исследо­вания как взрослых, так и детей (Howells J., Lickowish J., 1967). Пол­ный вариант теста составляют 40 картинок из семейной жизни. Воз­раст изображенных детей от 7 до 12 лет. 16 картинок подходят для исследования семей, в которых есть мальчик или девочка, 8 подходят для семей обеих категорий. Таким образом, комплект из 24 картинок может быть использован для родителей и детей любой семьи. Если в семье есть и мальчик и девочка, используется комплект из 40 карти­нок. Дается такая инструкция: «Тут у меня несколько картинок, на которых изображены что-то делающие люди. Некоторые из них -маль­чики и девочки, другие - взрослые. Я хочу, чтобы ты посмотрел на эти картинки и подумал, что бы ты мог по ним рассказать. Расскажи, что они, по твоему мнению, делают и говорят».


Рассказы по каждой картинке анализируются по их синтаксичес­кой и грамматической структурам. Ответы разделяются на главные предложения, дополнительные предложения, восклицания. Эти син­таксические единицы отделяются друг от друга черточками. В после­дующем каждая из них анализируется как единица информации, при­надлежащая одной из указанных категорий (табл. 12).


Далее информация 2 и 3 категории вносится в матрицу отноше­ний (табл.13).


Таблица 12


Категории единиц информации













Категория 1 Описание картинки


Категория 2 Интеракция людей


Категория 3 Характеристики личности


Категория 4 Разное


Вербальная Физическая


Образ, поведение, чувства, черты характера


Выражения, отдельные слова и т. п.



Таблица 13


Пример матрицы отношений


















































Отец


Мать


Мальчик


Девочка


Отец


злой, в плохом настроении


ругается с ...


Мать


ругается с ...


взволнована


враждебно относится к ...


жалуется на отца


Мальчик


злится на ...


пытается


плохо учится,


ругается


ищет ...


помочь ..


плохие отметки,


дает пощечину,


лентяй


кладет спать


Девочка


дает пощечину


идет вместе гулять


бьет ругается


нервная



Приведем пример ответа на картинку Е-2 и пример ее анализа при помощи мат­рицы (Howells J., Lickowish J., 1967).


Отец и мать смотрят в окно, /они обсуждают поведение мальчика. / Отец очень злится на него, / потому что он плохо учится. / Последняя его отметка очень плохая. / Ох... / Мать говорит, что пытается ему помочь, / но он лентяй / и враждебно относит­ся к ней. / Отец еще больше злится / и ох... / наверное... / ну да, он идет его искать. / Находит его, / а он ругается с сестрой / и бьет ее. / Отец дает обоим пощечины/и посылает мальчика спать. / Мать очень взволнована. / Девочка нервная/и жалуется матери, / что отец так себя ведет. / Мать уходит с девочкой гулять в парк. / Отец думает о происшедшем, / и его настроение портится.


После заполнения матриц на каждую картинку делается общая интерпретация семейных отношений и их отражения на психику каж­дого члена семьи. Если с помощью методики FRI исследуются
все
члены семьи, возможно получение более сложной и глубокой инфор­мации о межличностных отношениях в семье.


Валидность методики подтверждена исследованиями самих ее создателей, она опробована и позитивно оценена другими авторами (Rembowksi J., 1975).


Определенный интерес в сфере исследования внутрисемейных межличностных отношений представляет диагностический рисунок семьи. Он выгодно выделяется среди других средств удобством в при­менении и адекватностью самой атмосферы семейной терапии. Под­робнее эта методика рассматривается в разделе 7.3.


Среди методик исследования субъективного отражения межлич­ностных отношений следует упомянуть и информативные, удобные в применении вербальные методики, такие, как неоконченные предло­жения Сакс-Сиднея (Полшцук А. И., Видренко А. Е., 1980), неокон­ченные рассказы для детей Меделайн Томас Сторис (Rabin A., Haworth M.,1960).


Особое место среди методик субъективного отражения межлич­ностных отношений занимает изложенный в гл. 8 тест ролевых кон­структов Г. Келли - РЕР-тест (Kelly G., 1965).


Межличностные отношения могут субъективно отражаться как на вербальном уровне (что выражается в специфическом подборе слов, утверждений для характеристики партнера по отношениям и
самих отношений) так и на невербальном уровне, что может выразиться, например, в цветовых ассоциациях на партнера по отношениям.


Методики, основанные на отражении межличностных отношений, в вербальном поведении не следует путать с описанным выше подклас­сом методик, основанных на диагностике индивидуальных свойств или личностных черт, влияющих на межличностные отношения. В первом случае речь идет о конкретном отношении субъекта к лицу и к обще­нию с ним, т. е. отношении, определенном некоторой совокупностью причин: историей отношений в целом, ситуацией, потребностями субъекта, личностными чертами общающихся. Во втором случае речь, идет об одной или нескольких детерминантах этих отношений. К методикам первого типа относится, например, опросник удовлетворенности браком (Столин В. В., Романова Т. Л., Бутенко Г. П., 1984). В этом опроснике измеряется некоторое общее чувство удовлетворенности-неудовлетворенности браком вообще, конкретным браком с данным партнером, самим партнером. Методики второго типа уже упомина­лись (CPI, тест межличностных отношений Т. Лири).


Методикой, основанной на факте выраженности межличностных отношений в невербальном уровне субъективного отражения, явля­ется цветовой тест отношений (Эткинд А. М., 1980), подробно изла­гаемый в разделе 7.4.


Обобщая сказанное, необходимо отметить, что большинство ме­тодик субъективного отражения межличностных отношений соответ­ствуют интересам практического работника, так как дают обширную и глубокую информацию о человеке. Для научно-исследовательских целей из-за большого «удельного веса» субъективизма в интерпрета­ции данных они малоприменимы. Это еще раз иллюстрирует положе­ние, что достоинства методик в одной сфере реализации превраща­ются в существенный недостаток в другой.


Как сказал Хаммер: «В сложном мире исследователь должен при­знать сложность переменных, к которым он хочет подойти вплотную, и решительно избегать опасности атомистических исследований, наи­вно понятых и догматически интерпретируемых».



7.2. СОВМЕСТНЫЙ ТЕСТ РОРШАХА ДЛЯ ДИАГНОСТИКИ НАРУШЕНИЙ СЕМЕЙНОГО ОБЩЕНИЯ


Практическое применение конкретных диагностических приемов в области семейного консультирования оправдано лишь в той мере, в какой полученные данные не дублируют «семейный диагноз», выте­кающий из здравого смысла и имплицитных теорий психолога-кон­сультанта. Диагностика также должна опираться на принцип круго­вой каузальности, согласно которому семейный диагноз слагается из сложных переплетений личностных особенностей членов семьи, ха­рактера межличностных отношений и эмоциональных установок (Столин В. В., 1981). Использование в практике семейного консуль­тирования совместного теста Роршаха, на наш взгляд, позволяет удач­но реализовать обозначенные выше требования к психодиагностическим процедурам. Эта методика сочетает в себе возможности тради­ционной версии (направленность на выявление интрапсихического содержания личности) с перспективой исследования структуры и ди­намики межличностного взаимодействия в семье (либо иной диаде близко знакомых людей). Коммуникативные процессы оказываются доступными диагностике благодаря введению в процедуру тестиро­вания метода, известного под названием «гомеостатический»: участ­никам эксперимента предлагается достичь согласия по поводу интер­претации одной или нескольких таблиц.


По сравнению с другими ме­тодиками типа «гомеостат»[25]
совместный тест Роршаха (СТР) облада­ет рядом преимуществ, связанных с повышенной проективной способностью неопределенного стимульного материала. В отличие от заданий, где совместно требуется прийти к какому-то четко опре­деленному решению или результату (командная гребля, лабиринтные задачи и т. п.), в СТР все «решения» партнеров равноправны, и, сле­довательно, расхождение точек зрения почти неизбежно. В этих ус­ловиях обмен высказываниями в процессе поиска совместного реше­ния все меньше будет отражать стремление к передаче «объективно­го» содержания и все больше - эмоциональные установки членов се­мьи по отношению друг к другу. Будет выяснено, каким образом участники сумеют прийти к совместному решению, какие стра­тегии взаимодействия изберут, какие чувства испытают - ины­ми словами, СТР сделает очевидным неосознаваемый индивидуаль­но-стилистический (личностный) аспект коммуникации.


Количество и качество совместных ответов могут служить мерой сплоченности и совместимости группы, а сам процесс нахождения совместных решений продемонстрирует стили межличностного вза­имодействия. Как будет показано ниже, наибольшую популярность СТР завоевал в семейной психодиагностике, хотя очевидна его применимость к более широкому кругу диагностических задач. На се­годняшний день, совместный тест Роршаха - это группа методичес­ких приемов, одни из которых преимущественно нацелены на диаг­ностику процессов взаимодействия, а другие - налнализ продукта взаимодействия.


При исследованиях процесса взаимодействия довольно четко ощущается отсутствие единообразия в процедуре проведения теста. Обычно эксперимент включает в себя индивидуальное и совместное тестирование, но может ограничиваться только СТР. Лишь немногие исследователи используют все таблицы теста, большинство предъяв­ляют одну или две-три таблицы, В инструкции к СТР эксперимента­тор сообщает, что члены группы должны будут некоторое время ра­ботать совместно над определенной задачей и что им предлагается прийти к соглашению по поводу того, на что похоже пятно[26]
. Ответы, в отношении которых достигнуто единодушие, каждый из участни­ков записывает на листе бумаги. Основным материалом анализа слу­жат образцы вербальной коммуникации - высказывания; ответы - ин­терпретация пятна по традиционной схеме - не обрабатываются.


Имеется целый ряд свидетельств валидности СТР.


В одном из первых исследований В. Бланшар использовал проце­дуру СТР для изучения структуры лидерства и распределения ролей в группе делинквентных подростков - членов одной банды. Было про­демонстрировано сходство между реальными стилями общения под­ростков в банде и выявленными проективно, с помощью СТР (ВIan-chard W., 1959).


С помощью СТР изучались особенности формирования психо­терапевтического контакта при разных формах психотерапии (Loveland N., 1967). Терапевт, который легко и отчетливо представ­лял себе зрительные образы своего пациента в тесте, был способен улавливать больше информации о состоянии пациента в процессе психотерапии, чем терапевт, чье восприятие настолько отличалось от восприятия пациента, что он «не видел» даже четкие, хорошо об­рисованные ответы. Терапевт, развивающий у пациента творческий подход к интерпретации пятен, способствующий возрастанию ини­циативы и уверенности в себе пациента, аналогично воздействует на пациента и в процессе психотерапии. На основании этих резуль­татов делается вывод о возможности прогноза совместимости па­циента и терапевта, а также оценки меры эмпатии и идентификации терапевта с пациентом, необходимой для эффективного лечебного процесса.


В наибольшей мере свою валидность, в том числе и прогности­ческую, СТР доказал в исследовании нарушений общения в семьях больных шизофренией.


Ранее выполненные исследования клинической ориентации по­зволили описать феноменологию внутрисемейных дисгармоний у этих больных: в сфере супружеских отношений — «расколотый» брак, эмо­циональный развод; в сфере родительских установок - скрытое или явное отвержение своего ребенка, незрелость родительской позиции, деспотизм и эгоцентризм (цит. по: Воловик В. М., 1980).


Л. Винн и М. Сингер применили процедуру СТР для экспери­ментальной диагностики нарушений семейного взаимодействия и возможности их спонтанной коррекции. Авторов интересовали два аспекта родительских отношений: 1) в какой мере в СТР родители ограничивают или облегчают общение друг с другом; 2) как они вза­имодействуют в ситуации неуспеха одного из них. Эксперименталь­ный материал включал индивидуальное интервьюирование и тести­рование родителей (индивидуальный тест Роршаха), магнитофон­ные записи фрагментов семейной терапии, а также СТР родителей с кем-то из членов семьи;. Было обнаружено, что родители в СТР склонны ограничивать, ущемлять друг друга, взаимно сокращая по­тенциальный спектр поведенческих актов. В терминах ролевого по­ведения этот тип взаимодействия квалифицирован как взаимодопол­няющие друг друга оппозиции доминирование-подчинение (Singer M., Wynne L., 1963).


В связи с прогнозом риска патогенного влияния нарушений об­щения больных родителей на психическое развитие ребенка, рассмат­ривался вопрос о возможности взаимной коррекции супругами не­адекватных форм поведения. Для этого в исследовании сначала ана­лизировалось общение каждого из родителей с незнакомым челове­ком (в индивидуальном тесте Роршаха - с экспериментатором), затем общение родителей между собой — в супружеском СТР и, наконец, при общении родителей с ребенком - в семейном СТР. Оказалось, что если один из супругов в СТР демонстрирует тенденцию к нарушаю­щим, сбивающим высказываниям, то при общении с ребенком в СТР он также будет склонен к путаным, неясным объяснениям. По пред­положению авторов, «шизофренногенный потенциал» семьи опреде­ляется итоговым паттерном родительского взаимодействия, поэтому важно учитывать возможность коррегирующего влияния другого, менее дефектного родителя. Так, в некоторых семьях отец склонен не противодействовать или даже усиливать разрушающие воздействия матери, хотя, как это явствует из анализа его поведения в индивиду­альном тесте Роршаха, вне семейного общения, при наличии эмоцио­нальной поддержки он вполне способен активно взаимодействовать и успешно коррегировать действия партнера по общению (Singer М, Wynne L., Tookey M., 1978). Очевидно, что если коррегирующие воз­можности родителя не актуализируются в семейном общении, они фактически оказываются недоступными для интервализации их ре­бенком. Напротив, когда отец не разделяет или не поддерживает пси­хических и поведенческих нарушений матери, он тем самым умень­шает хаос семейной дезорганизации и предоставляет ребенку для ин-тернализации альтернативную, более эффективную модель общения. В последнем случае риск нарушений в развитии ребенка также суще­ствует, однако эти нарушения, вероятнее всего, примут форму невро­за, а не шизофрении, в то время как при нарушении общения обоих родителей риск заболевания шизофренией у ребенка увеличивается. Данные, полученные в указанных исследованиях, развивают и уточ­няют феномены, ранее обнаруженные клинически, однако в рамках обсуждаемой здесь темы главная их ценность заключается в способе, которым они были получены. Любопытна предложенная авторами ин­терпретация психологического смысла процедуры СТР, когда в экс­перименте участвуют супруги и дети. В самом общем виде процесс приписывания значения бессмысленным пятнам в семейном СТР, ког­да родители объясняют ребенку инструкцию, аналогичен процессу обучения ребенка некоторым навыкам обращения с реальностью. И здесь имеет большое значение, в какой форме передается информа­ция ребенку (доступность, ясность, экспрессивность), какие взаим­ные установки определяют взаимоотношения родителей и ребенка на самых первых этапах работы с тестом (кто первым берет таблицу, дает интерпретацию и т. д.). Если интерпретация пятен родителями нео­пределенна, спутана, если в своей совместной деятельности родите­ли не содействуют взаимной эффективности, не коррегируют неудач­ные, нереалистические ответы, окружающая действительность пред­стает перед ребенком столь же туманной, необъяснимой и противоре­чивой. Если родители единодушны в своих нереалистических суждениях и установках в адрес друг друга, ребенок, замкнутый в эмоционально напряженном поле семьи, не находит адекватных ре­альности образцов мышления и поведения. Идентификация с родите­лями в этом случае способствует развитию у ребенка паралогическо­го иррационального мышления и глубоко конфликтных отклоняющих­ся паттернов общения (Singer M., Wynne L., 1963).


М. Сингер предложил также оригинальную концепцию коммуни­кации как установления общего фокуса внимания общающихся, схе­матично сводимого к четырем последовательным этапам:


1) выделение некоторого события, образа или чувства;


2) привлечение внимания другого к данной области (имеется в виду -области таблицы или пятна) и к определенному фокусу внутри данной области;


3) установление общего фокуса внимания в случае достижения согласия по поводу интерпретации пятна;


4) соглашение относительно значения рассматриваемого пункта (Singer M., 1967).


Общение в семьях больных шизофренией нарушается за счет про­пуска первых трех звеньев коммуникативной деятельности[27]
. Предпо­лагается, что в основе нарушения лежат специфические особенности речевой деятельности: больные формулируют свои мысли таким об­разом, что у слушающего не возникает ясного представления о пред­мете общения. Имеются в виду интерпретации пятна в форме невра­зумительных замечаний, аграмматизмов, неологизмов, суждений, противоречащих друг другу; ассоциаций по созвучию и т. п.


На основе анализа речевых высказываний была предложена сле­дующая каталогизация отклонений в общении (Singer M., Wynne L., Toohey M., 1978):


I. Неопределенность намерения. Высказывания, включенные в этот раздел, вызывают у слушателей сомнение, действительно ли го­ворящий утверждает нечто или, напротив, отказывается от своей идеи. Пример: «Они не выглядят в точности как обезьяны».


II. Неопределенность ссылок. То, на что ссылается говорящий, обрисовано недостаточно, так что слушатель не может быть уверен, что понимает собеседника. Пример: «Это такая же форма, как другая, которая у нас была раньше, только в цвете».


III. Неопределенность языка. Многословие, субъективные слово­образования, неологизмы, ассоциации по созвучию, игра слов. При­мер: «Похоже на голову животного в рычащем виде».


IV. Противоречивость логики суждений. Высказывания противо­речат друг другу, нарушая последовательность и логику суждений. Пример: «Это просто накапано... это в некотором роде отличный ри­сунок... потому что обе стороны одинаковые».


V. Отвлекающие, прерывающие, перебивающие отступления и высказывания. Пример: «А моя тетя проходила это тестирование?»


Единицей анализа коммуникации выступает, как мы видим, рече­вое высказывание - любое слово или словосочетание, предложение или набор предложений, произнесенные партнером. Каждое речевое высказывание является не только интерпретацией пятна, но и обра­щением к партнеру по общению, и по существу является «ходом», инициирующим ответное высказывание .и общее движение партне­ров к цели - совместной интерпретации пятна. Важно «услышать» в каждом высказывании личностный подтекст - эмоциональное отно­шение к партнеру и задаче, проекцию межличностных установок, чувств, конфликтов.


Н. Лавленд предлагает различать четыре формы высказываний в за­висимости от того, насколько они облегчают, затрудняют или делают невозможным достижение общей цели -совместной интерпретации пят­на. Высказывания (или транзакции) квалифицируются соответственно как облегчающие - необычайно сенситивные, творческие; нейтральные -обычные, стандартные; затрудняющие - случайные, уводящие от цели; разрушающие - искажающие смысл сказанного (Loveland N, 1967).


Н. Лавленд показала также, что предлагаемая оценка транзакций значимо различает родителей здоровых детей, детей-невротиков и детей-шизофреников.


Несколько слов следует сказать по поводу используемого кон­цептуального аппарата, в частности - содержания понятий «комму­никация» и «транзакция». Создается впечатление, что они употреб­ляются синонимично, или, точнее, авторы имплицитно придержи­ваются транзактной концепции коммуникации. Так, процесс комму­никации в норме обладает следующими свойствами: всегда имеет адресата, отличается цикличностью, двухсторонностью, учетом вза­имных ответных реакций и установок партнеров по общению. Пред­полагается, таким образом, что коммуникация не есть простой об­мен информацией, она скорее подобна, по образному выражению Т. Шибутани, «взаимопроникновению картин мира», в результате чего достигается определенная степень согласия партнеров по вза­имодействию (Шибутани Т., 1969). Кроме того, обмениваясь мне­ниями, люди обычно прямо или косвенно дают понять о своем соб­ственном отношении к тому, о чем идет речь, что проявляется в эк­спрессии и стиле речи, включая и невербальные ее компоненты («личный аспект» коммуникации).


По-видимому, «личный аспект» коммуникации является значитель­но менее осознаваемым и контролируемым, чем содержательный, в силу чего применение проективных методов диагностики оказывает­ся особенно эффективным. Совместный тест Роршаха позволяет мо­делировать процесс коммуникации, когда цель и мотив межличност­ного взаимодействия прямо не совпадают. Так, поиск совместного ответа может побуждаться стремлением действовать в соответствии с принятой инструкцией, но не исключено также, что в ходе реализа­ции этой цели у участников возникнут и иные мотивы, например, до­стижение согласия ради демонстрации своего единения с партнером или, напротив, избегание согласия ввиду взаимно конкурентных ус­тановок партнеров. Именно в последнем случае, когда деловая на­правленность участников незаметно для них самих подменяется стрем­лением выяснить «кто есть кто», транзактный анализ процесса ком­муникации особенно продуктивен. Не исключено, соглашаются сто­ронники этого метода, что не только СТР вызывает проекцию транзакций, но несомненно также, что СТР вызывает проекцию тран­закций; к тому же участникам эксперимента обычно нравится проце­дура интерпретации пятен, что легко снимает действие защитных ме­ханизмов и способствует большему самораскрытию в процессе общения. Но не только исследование процесса взаимодействия вскры­вает транзактный аспект коммуникации; его можно выявить, анали­зируя сам «продукт» этого процесса - совместный ответ.


При исследованиях продукта взаимодействия в СТР преимуще­ственный акцент делается на сравнительном анализе ответов, полу­ченных в процедуре индивидуального тестирования и СТР. Обраща­ется внимание на постоянство или вариативность таких категорий со­вместного ответа, как содержание, уровень и качество формы, ориги­нальность (популярность), контроль и ряд других. Предполагается, что совместный ответ неаддитивен, если является результатом истин­ной кооперации в ситуации «принятия решения».


Дж. Бомэн и М. Роумен, сравнивая индивидуальное и совместное выполнения теста Векслера супружескими парами, вводят понятия «потенциальность» и «эффективность». Потенциальность - это луч­ший результат, которого пара могла бы достичь, выбрав в качестве совместного ответа лучший из двух индивидуальных. Эффективность определяется как разница между потенциальным и совместным отве­том. Чем меньше абсолютная величина эффективности, тем большей адаптированностью характеризуется индивидуальное поведение и взаимодействие между супругами[28]
.


На основании результатов по тесту Векслера авторы предлагают анализировать совместные ответы по следующим 4 категориям:


1. Доминантность - совместный ответ содержит ответ только од­ного члена пары.


2. Комбинация - совместный ответ содержит элементы ответов обоих членов пары.


3. Появление- появление новой идеи в совместном ответе, не присутствующей ни в одном из индивидуальных ответов.


4. Подкрепление - совместный ответ идентичен обоим индиви­дуальным ответам (Bauman G., Roman M., 1968).


Данная классификация ответов может быть с успехом применена к оценке индивидуальных «вкладов» членов диады в СТР, что позволило бы перейти от поверхностного описания ответов как продуктов взаимо­действия к квалификации породивших их стилей взаимодействия. Пред­ставляет интерес попытка Ф. Каттера интерпретировать совместный от­вет как набор оппозиций в высказываниях, описывающих ролевые ожи­дания партнеров (Cutter F., 1968). Полярные содержания обнаруживают­ся в вербальных несогласиях по поводу значения одного и того же участка пятна, а также «вычитываются» из стиля речевого оформления ответа, дополнительных ремарок, восклицаний и даже невербального экспрес­сивного поведения. Например, в ответах двух членов семьи на таблицу III: «Два каннибала над горшком с ритуальным огнем» и «Два туземца стучат по барабану» - противопоставление идет по двум линиям: по со­держанию - агрессивность против неагрессивности, по стилю вербаль­ного оформления ответа -большая или меньшая экспрессивность. С кли­нической точки зрения этот пример, по мнению Каттера, иллюстрирует наличие у каждого члена семьи конфликта между агрессивными и дру­желюбно-радостными ожиданиями в семейном взаимодействии.


На основе техники анализа полярных содержаний делается по­пытка интерпретации клинического случая симбиотического обще­ния матери и сына, впоследствии совершившего суицид. В СТР, где мать видела «что-то тащивших людей», сын видел «.повиснувших людей», если мать предлагала интерпретацию «ковер, висящий на сте­не», сын — «морского ската, повешенного за бок в». Поскольку для жизненного стиля сына было характерно выступать в пассивной роли, «вешаться на кого-то», авторы считают отнюдь не случайным избран­ный им способ суицида.


В соответствии с концепцией полярных содержаний ответы мате­ри и сына представляют оппозицию «активность-пассивность», опи­сывающую комплиментарность ролевых ожиданий в диаде мать-сын. Совместные ответы в СТР дают представление о пространстве по­лярных содержаний, отражающем конфликты, разделяемые всеми членами группы, но в разной степени. Ключ к пониманию того, ка­кую позицию занимает каждый член семьи в групповом конфликте, дает сравнительный анализ содержания индивидуальных ответов в традиционной процедуре теста и совместного ответа в СТР[29]
.


Обзор работ, посвященных изучению ответов в СТР, отчетливо демонстрирует ограниченные возможности анализа совместного от­вета вне сопоставления с контекстом взаимодействия. Очевидно, что простая констатация изменений индивидуального ответа при вклю­чении испытуемого в референтную группу никак не проливает свет на природу, психологический смысл этих изменений. Изменчивость ответов в тесте Роршаха, как известно, определяется влиянием мно­гих факторов, в том числе и ситуативно-процедурных. Таким обра­зом, если исключить случайные флуктуации, специфика ответа в СТР детерминирована по крайней мере двумя факторами: задачей-инст­рукцией, требующей принятия совместного решения, и возникающей в ходе выполнения задания транзакцией участников. В результате, например, совместный ответ может оказаться богаче, тоньше, нюансированнее индивидуального за счет более тщательного отбора ин­формации с целью передачи ее партнеру, а также за счет кооператив­ных установок участников. С другой стороны, на перцептивную стра­тегию и ее продукт - совместный ответ — не могут не оказывать вли­яния возраст, пол, статус партнера, а также личный аспект коммуни­кации - аффективные состояния, мотивация и структура реальных отношений между участниками вне экспериментальной ситуации.


Ф. Каттер и Н. Фарбероу показали, что включение одного и того же испытуемого в разные референтные группы - супружескую, дру­жескую, формально-статусную - позволяет выявить ряд существен­ных отличий, имеющих диагностическое значение:


а) большее разнообразие полярных содержаний в СТР с друзья­ми, чем с женой и статусной группой;


б) количество совместных решений, где доминировал испытуе­мый, возрастало при переходе от дружеской к супружеской и статус­ной группам;


в) анализ полярных содержаний демонстрирует разнообразие ро­левых ожиданий[30]
, предъявляемых к испытуемому в разных группах: ожидание безответственности - от друзей, эмоциональной холоднос­ти - от соседей, жертвенности - от жены (Cutter F., Farberow N., 1970).


Достаточно очевидно, что психологическая интерпретация резуль­татов экспериментальных исследований не может быть принята безо­говорочно и требует, на наш взгляд, ответа на следующие вопросы: какого рода взаимодействия партнеров в ходе достижения согласия порождают те или иные характеристики совместного ответа; являет­ся ли совместный ответ простым совмещением двух или более пер­цептивных стратегий в целях адаптации к экспериментальной задаче или он также отражает определенные аффективно-потребностные ус­тановки общающихся и их динамику. В большей части рассмотрен­ных нами исследований Н. Лавленд, М. Сингер и Л. Вина совместный тест Роршаха, по существу, выступает лишь поводом для вскры­тия нарушенной структуры общения и в этой ограниченной функции, как справедливо отмечает ряд авторов, действительно может быть за­менен на другой тест или групповую дискуссию (см., напр.: Воло­вик В. М., 1980). Однако это, на наш взгляд, означало бы обеднение диагностической процедуры СТР. Анализ ответов - индивидуальных и совместных - с учетом широких возможностей, предоставляемых самим проективным тестом, в проанализированной нами литературе представлен явно недостаточно. Между тем есть основания утверж­дать, что во многих отношениях СТР является пригодным и инфор­мативным экспериментальным приемом изучения транзактного ас­пекта взаимодействия, однако лишь при условии параллельного ана­лиза процесса и продукта взаимодействия. При этом оказывается воз­можным, опираясь на проективную природу метода, и в том и в другом случае выявлять неосознаваемые уровни аффективных переживаний партнеров, их динамику в ходе коммуникаций и, наконец (что, на наш взгляд, самое главное), побудительные мотивы, инициирующие тот или иной тип транзакций. На сегодняшний день этим требованиям удовлетворяют далеко не все интерпретативные и концептуальные схемы СТР. Перспективным представляется направление работ швей­царского психолога Ю. Вилли, получившее развитие в исследовани­ях группы семейных психологов и психотерапевтов, а также в нашей собственной исследовательской и консультативной практике (Willi J., 1973, 1974).


Ю. Вилли, проводит СТР в два приема: сначала индивидуально с каждым членом пары или группы, а затем совместно. При индивиду­альном исследовании используется полный набор таблиц, процедура тестирования и обработка протоколов соответствуют традиционной схеме. Для повышения надежности теста индивидуальная и совмест­ная процедуры тестирования осуществляются в один и тот же день, и подготавливается тем же экспериментатором. Необходима параллель­ная фиксация хода дискуссии и невербальных реакций участников. Присутствие экспериментатора при СТР крайне нежелательно.


Процедура СТР. Таблицы Роршаха «рубашками книзу» кладут на стол перед испытуемыми, точное местоположение которых регламен­тируется экспериментатором.


Инструкция. «Попробуйте прийти к согласию по поводу ваших толкований таблиц. Запишите ваши совместные ответы на каждую таблицу на листках бумаги».


Обработка результатов осуществляется по схеме, учитывающей осознанный поведенческий аспект коммуникации, аффективный стиль отношений, а также бессознательные переживания партнеров в про­цессе прямой интеракции.


Анализ поведения партнеров проводится по следующей схеме.


1. Практическая активность партнеров (держание таблицы) опре­деляется посредством фиксации последовательности, в которой таб­лица переходит от партнера к партнеру: как часто и в каком порядке каждый участник эксперимента использует таблицу, по которой идет дискуссия.


В протоколе и сводной таблице отмечается, сколько раз первым брал таблицу каждый партнер. Держание таблицы является невербаль­ной реакцией, отражающей распределение ролей и прежде всего прак­тическую инициативу между партнерами. Соперничество и напряжен­ность в отношениях прямо выступают в «перетягивании» таблицы на свою сторону; доминирование одного из партнеров - в захвате табли­цы; пассивность, неуверенность - в отказе взять таблицу или в мол­чаливой передаче уже взятой таблицы партнеру.


2. Количество предложений или продуцирование идей, развивае­мых в ходе совместного решения. Диагностическая ценность этой переменной становится ясной при сравнении с данными индивиду­ального тестирования партнеров: выступает ли ситуация совместно­го действия как более значимая и высокомотивированная, способству­ет ли она развитию творческих возможностей пары или, напротив, сужает активность. Если количество ответов одного из партнеров в индивидуальном тесте Роршаха (ИТР) больше, чем в совместном, можно предположить, что у данного человека наряду с интроверсивной направленностью личности существуют значительные трудности общения в.данной паре.


Сравнение ИТР и СТР позволяет увидеть, сколько новых идей, отсутствующих у каждого в отдельности, появилось при совместной процедуре и кто выступает их инициатором (что, в частности, пока­зывает, кто является лидером в диаде).


3. Проникаемость, или осуществление предложения, характеризует умение партнера довести до принятия собственное предложение и зави­сит от силы потребности в достижении, от лидерства, агрессивности каж­дого, в то же время отражая способность партнеров идти к самореализа­ции через подстройку друг к другу. Объективно это может выражаться в ответе с хорошим качеством формы, четко очерченной локализацией, что характеризует стремление «передать» свое толкование пятна в по­нятной, доступной, близкой другому манере образного мышления.


4. Фиксация того, как часто участник принимает окончательное решение о совместном ответе.


5. Аффективный стиль отношений формально выражается в спо­собе, которым партнеры реагируют на предложения друг друга: под­держивают, отклоняют, игнорируют или реагируют амбивалентно. В табл. 14 вносится частота встречаемости каждой реакции. Из оценок реакций - вербальных и экспрессивных - становится ясно, какова эмо­циональная позиция партнеров. Преимущественная поддержка ука­зывает, что партнер занимает в общении более высокий «ранг». На­личие оценок (в том числе и негативных) свидетельствует о значимо­сти партнеров друг для друга.


Отсутствие оценок - игнорирование - нередко указывает на скры­тое отвержение и пренебрежение; полное отсутствие негативных оце­нок - показатель не столько полного приятия партнера, сколько сдер­живаемой агрессии по отношению к нему. В здоровом партнерстве соотношение поддержек и отклонений примерно равно 2:1.


6. Фиксация кооперации, количества совместных решений и их качества, - прямой показатель способности партнеров прийти к со­вместному решению. Для десяти таблиц максимально достижимое количество совместных ответов, по-видимому, не превысит 10, в сред­нем же оно составляет 7—8.


Перечисленные выше категории анализа поведенческого аспекта раскрывают дифференциацию и динамику ролевых позиций партне­ров, причем в форме, наиболее типичной для социально-неформаль­ного, открыто наблюдаемого поведения. Для удобства интерпретации категории анализа сводят в таблицу.


Таблица 14



Обработка данных СТР (на поведенческом уровне)




Комментарии к составлению таблицы[31]


Графа «Держание таблицы». Указывается, кто береттаблицу в руки для интер­претации.


Графа «Количество толкований». Подразделяется для каждого участника на три колонки, в первую заносится количество толкований в СТР, во вторую в ИТР, в тре­тью - количество новых ответов; инициальные толкования обводят кружком.


Графа «Проникаемостъ». При заполнении этой графы обращается внимание на то, какой из партнеров смог довести свое предложение до конца (обозначается циф­рой «1»); если совместное решение содержит существенную долю предложений обо­их партнеров, то каждому приписывается по V2
пункта; в случае отказа в соответ­ствующую графу вносится прочерк.


Графа «Решение». Заполняется аналогично предыдущей.


Графа «Аффективный стиль». Отклонения обозначаются знаком «минус», под­держка-знаком «плюс», амбивалентная оценка - знаком «плюс-минус», игнориро­вание - знаком «О».


Графа «Качество». Содержит оценку совместного решения («хорошее» - одно­значное согласие партнеров - «1», «плохое» >- псевдосовместное - «О») и оценку про­дукта, т. е. характеристику ответа с точки зрения традиционной роршаховской систе­мы, включающей оценку ответа по качеству формы, популярности - оригинальности и ряду других показателей.


Интерпретация результатов СТР может проводиться в укорочен­ном и расширенном вариантах. В первом случае мы ограничиваемся диагностикой стиля и динамики взаимодействия в процессе общения; во втором, включающем составление психограммы по традиционной роршаховской схеме, акцентируются осознанные и неосознаваемые переживания партнеров.


Совместный тест Роршаха может эффективно применяться в прак­тике семейного консультирования для диагностики стилей общения, например, в диаде «родитель-ребенок». В приводимом ниже иллюст­ративном случае в СТР участвовали мать и ее 14-летний сын, испы­тывающий трудности в общении.




Анализ текста диалога и таблицы обработки данных СТР (на по­веденческом уровне) показывает, что и мать, и сын стремятся дос­тичь согласия: совместные ответы достигаются по всем четырем предъявляемым таблицам теста. Вместе с тем создается впечатление, что близость между матерью и сыном сохраняется за счет жесткого распределения ролей: предоставляя сыну видимость самостоятель­ности в практическом плане (см. графу «Держание таблицы»), мать затем перехватывает инициативу и пытается удерживать ее в своих руках даже в тех случаях, когда вынуждена отступить и принять ин­терпретацию сына. Чаще, однако, именно мать является тем лицом, кто осуществляет контроль, проводит в виде совместного свое соб­ственное решение (см. графу «Проникаемость»).


Анализ диалога позволяет отчетливо увидеть, что в отстаивании своей доминирующей позиции мать прибегает к таким средствам борь­бы, как инвалидация самостоятельных суждений сына, их обесценива­ние с одновременной демонстрацией собственной «правоты». Часто мать как бы не слышит высказываний сына, заставляя того по несколь­ку раз повторять свое предложение все с меньшей и меньшей уверен­ностью, а затем внезапно выдвигает собственное толкование с такой уверенностью и аргументированностью, что сыну ничего не остается, как принять его (диалог по табл. II). Если сын неожиданно оказывает сопротивление (диалог по табл. VIII), мать проявляет лояльность и при­нимает интерпретацию сына, правда, в собственной редакции, чем вновь возвращает сына в подчиненное положение. Таким образом, согласие и кооперация в этой диаде являются скорее мнимыми, чем действи­тельно отражающими внутренний аффективный климат отношений. Скрытое отвержение и неуважение со стороны матери обнаруживает себя в явном преобладании игнорирующих, амбивалентных и отклоня­ющих высказываний над поддерживающими. Поддержка оказывается только тем высказываниям сына, которые подтверждают ее собствен­ное толкование. Таким образом, вопреки осознанному желанию помочь сыну мать стремится сохранить тот способ общения, который позволя­ет ей самой чувствовать себя более уверенной, нужной и компетент­ной, а у сына закрепляет ощущение пассивной зависимости.



7.3. МЕТОДИКА «РИСУНОК СЕМЬИ»



Применение рисуночных методик для исследования личности ребенка особенно распространено в зарубежных странах. В нашей стране только в последние годы начали все больше обращать внима­ние на рисунок как средство познания личности (Болдырева С. А., 1974; Захаров А. И., 1982; Мухина В. С., 1981), хотя еще в 1914 г. М. Коренблинт и М. Надольская под руководством проф. А. Лазурского проводили работы, в которых пытались использовать уроки ри­сования в качестве метода исследования личности.


Исторически использование методики «Рисунок семьи» связано с общим развитием «проективной психологии». Росту интереса к ри­суночным методикам способствовал выход в свет фундаментальных монографий методик К. Маховера (Machover К., 1949) и Бука Дж. (Buck J., 1948). Рисуночные методики стали очень популярными сре­ди психологов-практиков в 50-60-е годы. По данным Н. Сандберга (Sundberg N., 1961), одна из них - тест рисунка человека К. Махове­ра - в клиниках и больницах США по частоте применения уступали лишь тесту пятен Роршаха. В 60-х годах эта методика быстро распро­странилась в среде психологов-клиницистов, и в различных геогра­фических регионах приоритет в ее использовании связывается с раз­ными именами (в США - В. Хьюлс, во Франции - И. Минковский, М. Поро). Э. Хаммер говорит об этом так: «Наверное, как и многие стоящие изобретения, так и это одновременно родились в умах раз­ных людей» (Hammer E., 1958, с. 391). Р. Берне и С. Кауфман (Burns R., Kaufman S., 1972), однако, указывают, что самое раннее упоминание в литературе о применении «Рисунка семьи» принадлежит В. Хьюлсу (Hulse W., 1951). Не вдаваясь в подробности, отметим только, что «Рисунок семьи» в этих целях применяли еще раньше. О развернутой системе анализа и интерпретации «Рисунка семьи» можно говорить начиная с работы Вульфа, который придавал влиянию семьи на раз­витие личности в дошкольном возрасте исключительное значение и разработал ряд методик для оценки внутрисемейных отношений (Wolff W., 1947). Одна из них - рисунок по заданию «Нарисуй свою семью». По рисунку Вульф анализирует: а) последовательность ри­сования членов семьи, их пространственное расположение, пропус­кание в рисунке членов семьи; б) различия между графическими презентациями в формах, пропорциях. Вульф четко не формулирует, ка­кой психологический смысл имеют те или иные особенности рисова­ния, но в разборе отдельных рисунков можно найти конкретные их интерпретации. По мнению Вульфа, последовательность в рисовании может указывать на значимость роли рисуемых людей в семье -ребе­нок рисует от более значимого к менее. Вульф проводит аналогию между пространственным расположении членов семьи в рисунке и их расположением в игровой ситуации. Следует обращать внимание на такое расположение, которое повторяется в других рисунках и, сле­довательно, отражает значимые для ребенка реалии. Автор отмечает, что пропуск членов семьи - редкий случай и что за этим всегда стоит определенный мотив. Часто это выражает стремление эмоционально уменьшить неприемлемого члена семьи, избавиться от него. Говоря об особенностях фигур, автор особо выделяет их размеры. Если ре­альное положение вещей не соответствует соотношению размеров на рисунке, то это указывает, что размеры детерминированы психичес­кими факторами, а не реальностью. Рисование других членов семьи большими Вульф связывает с восприятием ребенком их доминантно­сти, рисование большим себя - с чувством значимости в семье. Ин­формативными могут быть и различия в рисовании отдельных частей тела. Интерпретируя их, Вульф опирается на предположение, что раз­личия в изображении порождаются особыми переживаниями, связан­ными с функциями этих частей тела. Он подчеркивает, что при интер­претации различий в нарисованных фигурах надо главным образом опираться на то, как сам исследуемый их осмысливает. Если это невоз­можно - интерпретация становится чисто субъективной.


Итак, Вульф первым выделил те характеристики рисунка, которые позже неизменно будут объектом интерпретации у других авторов.


Новизна работ В. Хьюлса состоит в том, что он анализирует сам процесс рисования: использование карандашей, стирание нарисован­ного, вычеркивание, сомнения, эмоциональные реакции, спонтанные комментарии (Hulse W., 1951, 1952). Эти данные дают дополнитель­ную информацию об отношении ребенка к рисуемым деталям, об его общем эмоциональном состоянии.


Дальнейшее развитие анализа «Рисунка семьи» представляют модификации методики Л. Кормана (Gorman L., 1964), Р. Бернса и С. Кауфмана (Burns R., Kaufman S., 1972). Модификацию Кормана следовало бы считать продолжением самостоятельных работ над «Ри­сунком семьи» во французской психологической школе. Согласно этой модификации, дети рисуют не «семью» или «свою семью», как у Вульфа и Хьюлса, а «семью, как ты ее себе представляешь». Такая формулировка исходит из тенденции Кормана представить исследу­емому как можно меньше структурированную ситуацию. Он счита­ет, что если ребенок рисует большую или меньшую семью, чем она является на самом деле, то это указывает на функционирование оп­ределенных защитных механизмов. Чем явственнее несовпадение, тем больше неудовлетворенность существующей ситуацией. Корман анализирует рисунок в трех аспектах, несколько отличающихся от упомянутых выше: а) графическое качество (характер линий, про­порции фигур, аккуратность выполнения рисунка, использование пространства); б) формальная структура (пропорция частей тела, ди­намичность рисунка, расположение членов семьи); в) содержание (исследователь стремится выяснить, какой смысл для ребенка име­ет рисунок). Корман оригинален и в том, что вводит серию вопро­сов, которые можно разбить на три группы: 1. Провокационные воп­росы, подталкивающие ребенка на открытое обсуждение чувств (на­пример: «Кто в семье самый плохой?»); 2. «Социометрические» воп­росы, отвечая на которые, ребенок должен сделать отрицательный или положительный выбор (например: «Отец задумал поездку на ав­томобиле, но в нем не хватает места для всех. Кто останется дома?»); 3. Вопросы, направленные на выяснение того, какой смысл для ре­бенка имеют нарисованная ситуация, определенные детали.


В настоящее время наибольшую известность получила модифи­кация Р. Бернса и С. Кауфмана - «Кинетический рисунок семьи» (КРС). Авторы этой модификации исходили из факта, что при обыч­ном задании «Нарисуй свою семью» ребенок часто рисовал стати­ческую картину, в которой все члены семьи расположены в ряд и повернуты лицом к наблюдателю. Они попытались обеспечить дей­ствие дополнительного, кинетического фактора, введя в задание новую инструкцию: «Нарисуй рисунок, в котором каждый член се­мьи и ты что-нибудь делают». Эти авторы предложили свою схему интерпретации, выделив четыре клинически значимых уровня ана­лиза: а) характеристики индивидуальных фигур КРС; б) действия в КРС; в) стиль; г) символы.


Интерпретация характеристик индивидуальных фигур схожа с интерпретацией особенностей нарисованных фигур В. Хьюлсца Дж. Ди Лио (Di Leo J., 1973). Другие уровни анализа являются более оригинальными. Согласно Р. Бернсу и С. Кауфману, действия объек­тов, изображенные на рисунке, заключают в себе энергию, созвуч­ную определенным отношениям. «Энергии», или «поля напряжения», могут отражать злобу, зависть, соревнование, стремление к близким контактам. (Например, игра в мяч говорит о конкуренции, зависти; горящий огонь - о враждебном отношении, злобе).


Третий уровень анализа - интерпретация стилей - относится к «стратегии» реализации КРС и дает, по утверждению авторов, инфор­мацию об эмоциональных отношениях. В интерпретации учитываются только «ненормальные» стили: отделение фигур друг от друга линиями, прогибом листа, расположением фигур по краям бумаги, бездействием фигур и т. д.


Четвертый уровень анализа - интерпретация символов. Р. Берне и С. Кауфман выделяют около 40 часто повторяющихся в рисунках символов (лестница, вода, кровать и т. д.), часть которых интерпре­тируется согласно принципам психоанализа. Однако эти авторы не стремятся приписать символам фиксированные значения, указывая, что они могут иметь индивидуальный смысл или же приобретать свои значения в конкретной ситуации (среди последних - «соци­альные» символы; например, буква «А», высшая отметка в США, в рисунках становится отражением стремления к совершенству, при­знанию).


В работах отечественных авторов обращается внимание на связь между особенностями рисунка семьи и внутрисемейными межлич­ностными отношениями (Мухина В. С., 1981). Опыт применения «Ри­сунка семьи» как методики исследования межличностных отношений освещает А. И. Захаров (1982).


В частности, на основе своего клинического опыта Захаров (1977) утверждает, что в рисуночной пробе «семья» заключены большие диагностические возможности. Он применяет вариант методики, со­стоящий из двух заданий. В первом, вспомогательном, задании ре­бенку предлагается нарисовать в четырех комнатах, расположенных на двух этажах, по одному из членов семьи, включая себя. При анали­зе рисунка имеет значение характер размещения по этажам членов семьи и то, кто из них находится рядом с ребенком. Обычно это наи­более эмоционально близкое лицо. Во втором, основном, задании дети рисуют семью без каких-либо дополнительных инструкций.


Несмотря на различия схем и процедур у составителей рисуноч­ных модификаций, можно выделить три основных аспекта интерпре­тации результатов данной методики: а) интерпретация структуры ри­сунка семьи; б) интерпретация особенностей нарисованных членов семьи; в) интерпретация процесса рисования.


Большинство упомянутых выше работ принадлежит перу прак­тиков и не имеют развернутого теоретического обоснования. Тем не менее, интерпретации опираются на различные теоретические пред­посылки, эмпирический материал исследований. Поэтому их осмыс­ление представляет как научный, так и практический интерес.


В 1985 году Хоментаускас Г. Т. провел исследование, которое позво­ляет обосновать методику рисования семьи как процедуру, отражающую в первую очередь переживания и восприятие ребенком своего места в семье, отношение ребенка к семье в целом и к отдельным ее членам.


Негативные переживания ребенка (7-8 лет), связанные с семь­ей, неудовлетворенность семейной ситуацией отражаются уже в са­мом отношении к заданию: наблюдаются защитные реакции, при­обретающие форму трансформации задания (рисование только не связанных с семьей людей либо вообще отказ от изображения лю­дей), откладывания выполнения релевантного задания во времени (начало рисования с различных объектов). Таким детям свойствен­но искажение состава семьи, уменьшение состава семьи, включе­ние в состав семьи людей, которые с ней непосредственно не связа­ны. Отношение детей к семье и отдельным ее членам выражается в характере расположения членов семьи в рисунке, в их сплоченнос­ти, в том, рисует ли ребенок себя вместе с другими членами семьи или отдельно. Выявлено, что с чувством неудовлетворенности, от­верженности связано появление в рисунке изображения туч (дождя) и солнца, расположение членов семьи на линии основания. Эти ха­рактеристики, наверное, имеют символическое значение и отража­ют соответственно чувство подавленности, потребность в любви, потребность в безопасности.


При помощи факторного анализа выделены два измерения, в пси­хологическом смысле отражающие:


1. Чувства ребенка относительно семьи, семейной ситуации, соб­ственного места в ней («чувство отверженности, чувство принад­лежности»). Это измерение описывается следующим противопос­тавлением характеристик рисунка: уменьшение состава семьи, тучи, солнце, линия основания, начало рисования с объекта - сплоченность семьи, «Я» рядом с другими.


2. Способ «переработки» чувства отверженности («символичес­кое изгнание семьи - символическое изгнание себя»). Это измере­ние дифференцирует полюс фактора «чувство отверженности» и опи­сывается противопоставлением следующих характеристик: присут­ствие не связанных с семьей людей,.. «Я» единственная фигура -отсутствие «Я».


Хоментаускас выделил и способы, при помощи которых дети (7—8 лет) выражают свое отношение к конкретным нарисованным людям.


Эмоциональное отношение ребенка, представленное факторами «сила-слабость», «любимость-нелюбимость», имеет четкую графичес­кую презентацию посредством семантически насыщенных средств выразительного языка рисунка.


Факторный анализ рисунков «сильного-слабого» человека выделил тип рисования, в котором атрибуция «силы» передается главным обра­зом посредством изменения соотношения высоты, ширины и площади фигуры. Количественный анализ также выявил, что «сила» передается посредством рисования поднятых рук, изображением объектов в руках.


Факторный анализ «любимого-нелюбимого» человека выделил два типа графической презентации. Для обоих характерна передача пре­восходства «любимого» над «нелюбимым» через количество деталей тела, цветов, декорирования.


Таким образом, факторный анализ позволяет вычленить основ­ные параметры эмоционального отношения ребенка к членам семьи, соответствующие осям «симпатия» и «уважение» (Столин В. В., 1983).



7.3.1. Диагностическая процедура



Для исследования необходимы: лист белой бумаги (21 х 29 см), шесть цветных карандашей (черный, красный, синий, зеленый, жел­тый, коричневый), резинка. Ребенку дается инструкция: «Нарисуй, пожалуйста, свою семью». Ни в коем случае нельзя объяснять, что обо­значает слово «семья», так как этим искажается сама суть исследова­ния. Если ребенок спрашивает, что ему рисовать, психолог должен просто повторить инструкцию. Время выполнения задания не огра­ничивается (в большинстве случаев оно длится не более 35 минут). При выполнении задания следует отмечать в протоколе: а) последо­вательность рисования деталей; б) паузы более 15 секунд; в) стира­ние деталей; г) спонтанные комментарии ребенка; д) эмоциональные реакции и их связь с изображаемым содержанием.


После того, как ребенок выполнит задание, надо стремиться по­лучить максимум информации вербальным путем. Обычно задают сле­дующие вопросы: 1. Скажи, кто тут нарисован? 2. Где они находятся? 3. Что они делают? Кто это придумал? 4. Им весело или скучно? По­чему? 5. Кто из нарисованных людей самый счастливый? Почему? 6. Кто из них самый несчастный? Почему?


Последние два вопроса провоцируют ребенка на открытое обсуж­дение чувств, что склонен делать не каждый ребенок. Поэтому, если ребенок не отвечает на них или отвечает формально, не следует на­стаивать на эксплицитном ответе. При опросе психолог должен пы­таться выяснить смысл нарисованного ребенком: чувства к отдель­ным членам семьи; почему ребенок не нарисовал кого-нибудь из чле­нов семьи (если так произошло); что значат для ребенка определен­ные детали рисунка (птицы, зверушки и т. д.) При этом по возможности следует избегать прямых вопросов, настаивать на ответе, так как это может индуцировать тревогу, защитные реакции. Часто продуктив­ными оказываются проективные вопросы (например: «Если вместо птички был бы нарисован человек, то кто бы это был?», «Кто бы вы­играл в соревнованиях между братом и тобой?», «Кого мама позовет идти с собой?» и т. п.).


После опроса ребенку предлагают обсудить 6 ситуаций: три из них должны выявить негативные чувства к членам семьи, три - пози­тивные: 1. Представь себе, что у тебя есть два билета в цирк. Кого бы ты позвал с собой? 2. Представь, что вся твоя семья идет в гости, но один из вас заболел и должен остаться дома. Кто он? 3. Ты строишь из конструктора дом (вырезаешь бумажное платье для куклы), и у тебя плохо получается. Кого ты позовешь на помощь? 4. Ты имеешь биле­тов (на один меньше, чем членов семьи) на интересный фильм. Кто останется дома? 5. Представь себе, что ты попал на необитаемый ос­тров. С кем бы ты хотел там жить? 6. Ты получил в подарок интерес­ное лото. Вся семья села играть, но вас одним человеком больше, чем надо. Кто не будет играть?


Для интерпретации также надо знать: а) возраст исследуемого ре­бенка; б) состав его семьи, возраст братьев и сестер. Хорошо, если у вас будут сведения о поведении ребенка в семье, детском саду или школе.



7.3.2. Интерпретация полученных результатов



Предлагаемые ниже интерпретации результатов, полученных при использовании методики «Рисунок семьи» основываются на работах А. И. Захарова (1982), В. Хьюлса (Hulse W., 1951), Дж. Ди Лир (Di Leo J» 1973), Л. Кормана (Gorman L., 1964), Р. Бернса, с. Кауфма­на (Burns R., Kaufinan S., 1972), К. Маховера (Machover К., 1949), a также на наших исследованиях и опыте практической работы с мето­дикой Г. Т. Хоментаускаса (Chomentauskas G., 1983). Интерпретацию условно разделим на три части: 1) анализ структуры рисунка; 2) ана­лиз особенностей графических презентаций членов семьи; 3) анализ процесса рисования.


Анализ структуры рисунка. Ожидается, что ребенок, пережива­ющий эмоциональное благополучие в семье, будет рисовать полную семью. По нашим данным, около 85 % детей 6-8 лет, нормального интеллекта, проживающих совместно со своей семьей, на рисунке изображают ее полностью. Искажение реального состава семьи зас­луживает самого пристального внимания, так как за этим почти все­гда стоит эмоциональный конфликт, недовольство семейной ситуа­цией. Крайние варианты представляют собой рисунки, в которых: а) вообще не изображены люди; б) изображены только не связанные с семьей люди. Такое защитное избегание задания встречается у де­тей достаточно редко. За такими реакциями чаще всего кроются: а) травматические переживания, связанные с семьей; б) чувство от­верженности, покинутости (поэтому такие рисунки относительно ча­сты у детей, недавно пришедших в интернат из семей); в
) аутизм; г) чувство небезопасности, большой уровень тревожности; д) плохой контакт психолога с исследуемым ребенком.


В практической работе, как правило, приходится сталкиваться с менее выраженными отступлениями от реального состава семьи. Дети уменьшают состав семьи, «забывая» нарисовать тех членов семьи, которые им менее эмоционально привлекательны, с которыми сло­жились конфликтные отношения. Не рисуя их, ребенок как бы разря­жает неприемлемую эмоциональную атмосферу в семье, избегает не­гативных эмоций, связанных с определенными людьми. Наиболее часто в рисунке отсутствуют братья или сестры, что связано с наблю­даемыми в семьях ситуациями конкуренции. Ребенок таким спосо­бом в символической ситуации «монополизирует» любовь и внимание родителей. Ответы на вопрос, почему не нарисован тот или иной член семьи, бывают, чаще всего, защитными: «Не нарисовал потому, что не осталось места»; «Он пошел гулять» и т. д. Но иногда на указанный вопрос дети дают и более эмоционально насыщенные реакции: «Не хотел - он дерется»; «Не хочу, чтобы он с нами жил», и т. п.


В некоторых случаях вместо реальных членов семьи ребенок ри­сует маленьких зверушек, птиц. Психологу всегда следует уточнить, с кем ребенок их идентифицирует (наиболее часто так рисуют брать­ев или сестер, чье влияние в семье ребенок стремится уменьшить). Например, девочка 8 лет нарисовала себя, а рядом - маленького зай­чишку. Свой рисунок она объяснила следующим образом: «Сейчас пойдет дождь, я убегу, а зайчик останется и промокнет. Он не умеет ходить». На вопрос: «Кого тебе напоминает зайчик?» -девочка отве­тила, что он похож на сестричку, которой нет еще годика и которая не умеет ходить. Таким образом, в рисунке эта девочка обесценивает свою сестру, осуществляет против нее символическую агрессию.


Случается, что ребенок вместо реальной семьи рисует семью зверят. Например, мальчик 7 лет, ощущающий отвержение, фрустрацию потреб­ности в близких эмоциональных контактах, на рисунке изобразил только папу и маму, а рядом детально нарисовал семейство зайцев, которое по составу идентично его семье. Таким образом, в рисунке ребенок, рас­крывая чувство отверженности (не нарисовал себя), тем самым выразил и сильное стремление к теплым эмоциональным контактам, ощущению общности (изобразил близкий контакт семейства зайцев).


Большой интерес представляют те рисунки, в которых ребенок не рисует себя или вместо семьи рисует только себя. В обоих случаях рисующий не включает себя в состав семьи, что свидетельствует об отсутствии чувства общности. Отсутствие на рисунке его автора бо­лее характерно для детей, чувствующих отвержение. Презентация в рисунке только самого себя может указывать на различное психичес­кое содержание в зависимости от контекста других характеристик ри­сунка. Если указанной презентации свойственна еще и позитивная концентрация на рисовании самого себя (большое количество дета­лей тела, цветов, декорирование одежды, большая величина фигуры), то это наряду с несформированным чувством общности указывает и на определенную эгоцентричность, истероидные черты характера. Если же рисунок самого себя характеризует маленькая величина, схе­матичность, если в рисунке другими деталями и цветовой гаммой со­здан негативный эмоциональный фон, то можно предполагать при­сутствие чувства отверженности, покинутости, иногда - аутистических тенденций.


Информативным является и увеличение состава семьи. Как пра­вило, это связано с неудовлетворенными психологическими потреб­ностями в семье. Примерами могут служить рисунки единственных в семье детей- они относительно чаще включают в рисунок семьи посторонних людей. Выражением потребности в равноправных, коо­перативных связях является рисунок ребенка, в котором дополнитель­но к членам семьи нарисован ребенок того же возраста (двоюродный брат, дочь соседа и т. п.). Презентация более маленьких детей указы­вает на неудовлетворенные аффилиативные потребности, желание занять охраняющую, родительскую, руководящую позицию по отно­шению к другим детям (такую же информацию могут дать и нарисо­ванные дополнительно к членам семьи собачки, кошки и т. п.).


Нарисованные дополнительно к родителям (или вместо них), не связанные с семьей взрослые указывают на восприятие неинтегра-тивности семьи, на поиск человека, способного удовлетворить потреб­ность ребенка в близких эмоциональных контактах. В некоторых слу­чаях - на символическое разрушение целостности семьи, месть ро­дителям вследствие ощущения отверженности, ненужности.


Расположение членов семьи на рисунке указывает на некоторые психологические особенности взаимоотношений в семье. Сам ана­лиз расположения по своему содержанию созвучен с проксемической оценкой группы людей, с той разницей, что рисунок - это симво­лическая ситуация, создание и структурация которой зависят только от одного человека - автора рисунка. Это обстоятельство делает не­обходимым (как и при других аспектах анализа) различать, что отра­жает рисунок: субъективно реальное (воспринимаемое), желаемое или то, чего ребенок боится, избегает.


Сплоченность семьи, рисование членов семьи с соединенными руками, объединенность их в общей деятельности являются индика­торами психологического благополучия, восприятия интегративности семьи, включенности в семью. Рисунки с противоположными ха­рактеристиками (разобщенностью членов семьи) могут указывать на низкий уровень эмоциональных связей. Осторожности в интерпрета­ции требуют те случаи, когда близкое расположение фигур обуслов­лено замыслом поместить членов семьи в ограниченное простран­ство (лодку, маленький домик и т. п.). Тут близкое расположение мо­жет, наоборот, говорить о попытке ребенка объединить, сплотить се­мью (для этой цели ребенок прибегает к внешним обстоятельствам, так как чувствует тщетность такой попытки).


Психологически интереснее те рисунки, на которых часть семьи расположена в одной группе, а один или несколько членов семьи -отдаленно. Если отдаленно ребенок рисует себя, это указывает на чув­ство невключенности, отчужденности. В случае отделения другого члена семьи можно предполагать негативное отношение ребенка к нему, иногда - наличие угрозы, исходящей от него. Часты случаи, когда такая презентация связана с реальным отчуждением члена семьи, с малой его значимостью для ребенка.


Расположение членов семьи на рисунке иногда помогает выде­лить психологические микроструктуры семьи, коалиции. Так, напри­мер, девочка 6 лет нарисовала себя рядом с матерью, а в отдельной группе - отца с братом, иллюстрируя таким образом существующую в этой семье конфронтацию на почве ролевых несовпадений «муже­ственности» и «женственности».


Как указывалось выше, ребенок может выражать эмоциональные связи в рисунке посредством физических расстояний. То же значение имеет и отделение членов семьи объектами, деление рисунка на ячей­ки, по которым распределены члены семьи. Такие презентации ука­зывают на слабость позитивных межперсональных связей.


Анализ особенностей графических презентаций отдельных чле­нов семьи может дать информацию большого диапазона: об эмоциональном отношении ребенка к отдельному члену семьи, о том, как ребенок его воспринимает, об «Я-образе» ребенка, его половой иден­тификации и т. д.


При оценке эмоционального отношения ребенка к членам семьи следует обращать внимание на следующие элементы графических пре­зентаций:


1) количество деталей тела. Присутствуют ли: голова, волосы, уши, глаза, зрачки, ресницы, брови, нос, щеки, рот, шея, плечи, руки, ладо­ни, пальцы, ноги, ступни;


2) декорирование (детали одежды и украшения): шапка, ворот­ник, галстук, банты, карманы, ремень, пуговицы, элементы причес­ки, сложность одежды, украшения, узоры на одежде и т. п.;


3) количество использованных цветов.


Как правило, хорошие эмоциональные отношения с человеком со­провождаются позитивной концентрацией на его рисовании, что в ре­зультате отражается в большем количестве деталей тела, декорирова­нии, использовании разнообразных цветов. И наоборот, негативное отношение к человеку ведет к большей схематичности, неоконченности его графической презентации. Иногда пропуск в рисунке суще­ственных частей тела (головы, рук, ног) может указывать, наряду е негативным отношением к нему, на агрессивные побуждения относительно этого человека.


О восприятии других членов семьи и «Л-образе» автора рисунка можно судить на основе сравнения размеров фигур, особенностей пре­зентации отдельных частей тела и всей фигуры в целом.


Дети, как правило, самыми большими по величине рисуют отца или мать, что соответствует реальности. Однако иногда соотношение размеров нарисованных фигур явно не соответствует реальному со­отношению величин членов семьи - семилетний ребенок может быть нарисован выше и шире своих родителей. Это объясняется тем, что для ребенка (как, кстати, и для древнего египтянина) размер фигуры является средством, при помощи которого он выражает силу, превос­ходство, значимость, доминирование. Так, например, в рисунке де­вочки 6 лет мама нарисована на треть больше отца и вдвое больше остальных членов семьи. Для этой семьи была характерна большая доминантность, пунитивность матери, которая являлась истинно ав­торитарным руководителем семьи. Некоторые дети самыми большими или равными по величине с родителями рисуют себя. В нашей практике это было связано с: а) эгоцентричностью ребенка; б) сорев­нованием за родительскую любовь с другим родителем, при котором ребенок приравнивает себя родителю противоположного пола, исклю­чая или уменьшая при этом «конкурента».


Значительно меньшими, чем других членов семьи, себя рисуют дети: а) ощущающие свою незначительность, ненужность и т. п.; б) требующие опеки, заботы со стороны родителей. Иллюстрацией этого положения может служить рисунок мальчика 6,5 лет. На рисун­ке он изобразил себя ненатурально маленьким. Аналогичная транс­формация характерна и для его поведения. Активный в группе детс­кого сада, мальчик занимал дома позицию «малыша», используя свою плаксивость, беспомощность как средство привлечения внимания ро­дителей. Вообще, при интерпретации размеров фигур психолог дол­жен обращать внимание только на значительные искажения, а при оценке величин из реального соотношения (например, семилетний ребенок в среднем на 1/3 ниже своего родителя).


Информативным может быть и абсолютный размер фигур. Боль­шие, занимающие весь лист фигуры рисуют импульсивные, уверен­ные в себе, склонные к доминированию дети. Очень маленькие фигу­ры связаны с тревожностью, чувством небезопасности.


Следует обращать внимание и на рисование отдельных частей тела членов семьи. Дело в том, что отдельные части тела связаны с опре­деленными сферами активности, являются средствами общения, кон­троля, передвижения и т. д. Особенности их презентации могут ука­зывать на определенное, связанное с ними чувственное содержание. Коротко проанализируем самые информативные в этом плане части тела.


Руки являются основными средствами воздействия на мир, физи­ческого контроля поведения других людей. Если ребенок рисует себя с поднятыми вверх руками, с длинными пальцами, то это часто связа­но с его агрессивными желаниями. Иногда такие рисунки рисуют и внешне спокойные, покладистые дети. Можно предполагать, что ре­бенок чувствует враждебность по отношению к окружающим, но его агрессивные побуждения подавлены. Такое рисование себя также может указывать на стремление ребенка компенсировать свою сла­бость, на желание быть сильным, властвовать над другими. Эта интерпретация более достоверна тогда, когда ребенок в дополнение к «агрессивным» рукам еще рисует и широкие плечи или другие сим­волы мужественности и силы. Иногда ребенок рисует всех членов семьи с руками, но «забывает» нарисовать их себе. Если при этом ребенок рисует себя еще и непропорционально маленьким, то это может быть связано с чувством бессилия, собственной незначитель­ности в семье, с ощущением, что окружающие подавляют его актив­ность, чрезмерно его контролируют. Интересны рисунки, в которых один из членов семьи нарисован с длинными руками и очень больши­ми пальцами. Чаще всего это указывает на восприятие ребенком пунитивности, агрессивности этого члена семьи. То же значение может иметь и презентация члена семьи вообще без рук - таким образом ребенок символическими средствами ограничивает его активность.


Голова - центр локализации интеллектуальной и перцептивной деятельности; лицо - самая важная часть тела в процессе общения. Уже дети 3 лет обязательно рисуют голову, некоторые части тела. Если дети старше пяти лет (нормального интеллекта) в рисунке про­пускают части лица (глаза, рот), это может указывать на серьезные нарушения в сфере общения, отгороженность, аутизм. Если при ри­совании других членов семьи автор рисунка пропускает голову, чер­ты лица или штрихует все лицо, то это часто связано с конфликтны­ми отношениями с данным членом семьи, враждебным отношени­ем к нему.


Выражение лиц нарисованных людей также может быть индика­тором чувств ребенка к ним. Однако надо иметь в виду, что дети склон­ны рисовать улыбающихся людей, это своеобразный штамп в их ри­сунках, но это вовсе не означает, что дети так воспринимают окружа­ющих. Для интерпретации рисунка семьи выражения лиц значимы только в тех случаях, когда они отличаются друг от друга. В этом слу­чае можно полагать, что ребенок сознательно или бессознательно использует выражение лица как средство характеризующее человека. Например, мальчик 9 лет, последний сын в семье, имеющий в отли­чие от своих братьев физический дефект и не такой, как они, успеш­ный в учебе, в рисунке выразил свое чувство неполноценности, изоб­ражая себя значительно меньшим, чем братья; с опущенными вниз краями губ. Эта графическая презентация явно отличалась от других членов семьи - больших и улыбающихся.


Девочки уделяют внимание рисованию лица больше, чем мальчи­ки, изображают больше деталей. Они замечают, что их матери много времени уделяют уходу за лицом, косметике и сами постепенно усва­ивают ценности взрослых женщин. Поэтому концентрация на рисо­вании лица может указывать на хорошую половую идентификацию девочки, В рисунках мальчиков этот момент может быть связан с оза­боченностью своей физической красотой, стремлением компенсиро­вать свои физические недостатки, формированием стереотипов жен­ского поведения.


Презентация зубов и выделение рта наиболее часто встречаются у детей, склонных к оральной агрессии. Если ребенок так рисует не себя, а другого члена семьи, то это связано с чувством страха, вос­принимаемой ребенком враждебности этого человека.


Существует закономерность, что с возрастом детей рисунок че­ловека обогащается все новыми деталями. Дети 3 лет в большинстве рисуют «головонога», а в 7 лет - презентируют уже богатую схему тела. Для каждого возраста характерно рисование определенных де­талей, и их пропуск в рисунке, как правило, связан с отрицанием ка­ких-то функций, с конфликтом. Если, скажем, ребенок 7 лет не рисует какую-либо из этих деталей: голову, глаза, нос, рот, руки, туловище, ноги - на это надо обратить самое серьезное внимание. Примером могут быть рисунки мальчика 7 лет. Он никогда не рисовал нижнюю часть тела. В беседе с родителями выяснилось, что у Них большую тревогу вызывал интерес мальчика к своим половым органам. Не­сколько раз он был даже наказан за эту «познавательную» деятель­ность, которую родители восприняли как мастурбацию. Такое пове­дение родителей индуцировало у ребенка чувство вины, отрицание функций нижней части тела, что повлияло на его «Я-образ».


У детей старше 6 лет в рисунках выделяются две разные схемы рисования индивидов разной половой принадлежности. Например, туловище мужчины они рисуют овальной формы, женщины - треу­гольной. Если ребенок рисует себя так же, как и других членов семьи того же пола, то можно говорить об адекватной половой идентифика­ции. Аналогичные детали и цвета в презентации двух фигур, напри­мер сына и отца, можно интерпретировать как стремление сына быть похожим на отца, идентификацию с ним, хорошие эмоциональные контакты.


Анализ процесса рисования. При анализе процесса рисования следует обращать внимание на: а) последовательность рисования членов семьи; б) последовательность рисования деталей; в) стира­ние; г) возвращение к уже нарисованным объектам, деталям, фигу­рам; д) паузы; е) спонтанные комментарии. Известно, что за дина­мическими характеристиками рисования кроются изменения мыс­ли, актуализация чувств, напряжения, конфликты. Анализ процесса рисования требует творческого использования всего практического опыта психолога, его интуиции. Несмотря на большой уровень нео­пределенности, как раз эта часть интерпретации полученных резуль­татов часто дает наиболее содержательную, глубокую, значимую информацию.


По нашим данным, около 38 % детей первой рисуют мать, 35 % -себя, 17 % - отца, 8 % - братьев и сестер. Как при рассказе ребенок начинает с главного, так и в рисунке первым изображает наиболее значимого, главного или наиболее эмоционально близкого человека. Такое частотное распределение, наверное, обусловлено тем, что в нашей стране мать часто является ядром семьи, выполняет наиболее важные функции в семье, больше времени бывает с детьми, больше, чем другие, уделяет им внимания. То, что дети первыми часто рисуют себя, наверное, связано с их эгоцентризмом как возрастной характе­ристикой. Последовательность рисования более информативна в тех случаях, когда ребенок в первую очередь рисует не себя и не мать, а другого члена семьи. Чаще всего это наиболее значимое лицо для ре­бенка или человек, к которому он привязан.


Примечательны случаи, когда ребенок последней рисует мать. Чаще всего это связано с негативным отношением к ней.


Последовательность рисования членов семьи может быть более достоверно интерпретирована в контексте анализа особенностей гра­фической презентации фигур. Если нарисованная первой фигура яв­ляется самой большой, но нарисована схематично, не декорирована, то такая презентация указывает на воспринимаемую ребенком значи­мость этого лица, силу, доминирование в семье, но не указывает на положительные чувства ребенка в его отношении к этой фигуре. Од­нако если появившаяся первой фигура нарисована тщательно, деко­рирована, то можно думать, что это наиболее любимый ребенком член семьи, которого ребенок выделяет и на которого хочет быть похож.


Как правило, дети, получив задание нарисовать семью, начинают рисовать членов семьи. Однако некоторые дети сперва рисуют раз­личные объекты, линию основания, солнце, мебель и т. д. и лишь в последнюю очередь приступают к изображению людей. Есть основа­ние считать, что такая последовательность выполнения объектов ри­сунка является своеобразной защитной реакцией, при помощи кото­рой ребенок отодвигает неприятное ему задание во времени. Чаще всего это наблюдается у детей с неблагополучной семейной ситуаци­ей, но это также может быть следствием плохого контакта ребенка с психологом.


Возвращение к рисованию тех же членов семьи, объектов, дета­лей указывает на их значимость для ребенка. Как непроизвольные движения человека иногда показывают актуальное содержание пси­хики, так возвращение к рисованию тех же элементов рисунка соот­ветствуют движению мысли, отношению ребенка и может указывать на главное, доминирующее переживание, связанное с определенны­ми деталями рисунка.


Паузы перед рисованием определенных деталей, членов семьи чаще всего связаны с конфликтным отношением и являются внешним проявлением внутреннего диссонанса мотивов. На бессознательном уровне ребенок как бы решает, рисовать ему или нет человека или деталь, связанные с негативными эмоциями.


Стирание нарисованного и перерисование может быть связано как с негативными эмоциями по отношению к рисуемому члену семьи, так и с позитивными. Решающее значение имеет конечный результат рисования. Если стирание и перерисовывание не привели к заметно лучшей графической презентации - можно судить о конфликтном от­ношении ребенка к этому человеку.


Спонтанные комментарии часто проясняют смысл нарисованно­го ребенком. Поэтому к ним надо внимательно прислушиваться. Так­же надо иметь в виду, что кажущиеся иррелевантными комментарии все же являются средством ослабления внутреннего напряжения и их появление выдает наиболее эмоционально «заряженные» места ри­сунка.


Приведем анализ случая. Раиса - девочка 5 лет, первый ребенок в семье. Имеет младшего брата 3 лет. Живет вместе с обоими родителями. В семье агрессивна, непос­лушна. Непослушность особенно ярко проявляется в отношении к матери. хотя, говоря словами матери, ей удается укротить Раису. В детском саду девочка выделяется среди других детей неуправляемым агрессивным поведением. Дружит преимущественно с мальчиками, однако играет в их компании «женскую» роль.


Последовательность рисования: солнце, мать, сама Раиса, отец, брат, трава.


Ответы на вопросы:


1. «Скажи, пожалуйста, кого ты тут нарисовала?» - «Маму, себя, брата, папу».


2. «Что вы делаете на рисунке?» - «Гуляем». - «Кто это придумал?» - «Мама придумала».


3. «Весело ли вам?» - «Не очень. Мама и папа спорят». - «Почему?» - «Просто так».


4. «Кто из нарисованных людей самый счастливый?» - «Братик». - «Почему?» -«Он - самый маленький».


5. «Кто из нарисованных людей самый несчастливый?» - «Не знаю».


Решение ситуаций


1. «Представь, что у тебя есть два билета в цирк. С кем бы ты хотела пойти вместе?» - «С папой».


2. «Представь, что вся твоя семья идет в гости, но один из вас заболел и должен остаться дома. Кто он?» - «Я останусь».


3. «Ты строишь дом из деталей конструктора, и у тебя не все получается. Кого ты позовешь на помощь?» — «Никого».


4. «Представь, что у тебя есть три билета на интересное кино. Кого ты оставишь дома?» - «Братика, он маленький».


5. «Представь себе, что ты оказалась на необитаемом острове. С кем ты хотела на нем жить?» — «С папой».


6. «Ты получила в подарок интересное лото.. Вся семья села играть, но вас на одного больше, чем можно. Кто не будет играть?» - «Мама».


Интерпретация полученных результатов. На рисунке Раисы изоб­ражены все члены семьи. Однако выполнение задания начато не с ри­сования членов семьи, а с объекта - солнца. Такая последовательность рисования часто встречается у детей, у которых семья связана с нега­тивными эмоциональными переживаниями. Последовательность ри­сования членов семьи характерна для детей данного возраста.


Примечательно расположение членов семьи на рисунке. Оба роди­теля нарисованы на переднем плане, они как бы заслоняют фигуры де­тей. Это может быть связано с восприятием доминантности родите­лей. В то же время, родители разделены - отец и мать выступают не как супружеская или родительская пара, а скорее как отдельные инди­виды.


Если рассматривать расположение фигур не в плоскости, а в про­странственной перспективе, то все фигуры отделены одна от другой значительным расстоянием, что может указывать на то, что Раиса воспринимает слабость позитивных эмоциональных отношений между членами семьи. Наиболее отдаленная фигура - младший брат. Он же - последняя нарисованная фигура. Это дает основание для предположения, что Раису с братом связывают негативные отно­шения.


Примечательны особенности рисования индивидуальных фигур. Во-первых, выделяются изображения обоих родителей: они нарисо­ваны однотипно, схематично. Раиса рисовала их очень быстро, их ри­сование не доведено до конца. Такоая манера рисования указанных людей выявляет, возможно, сложившиеся напряженные отношения Раисы с родителями. Контраст между презентацией себя и родите­лей, а также определенная гротескность изображения родителей мо­гут быть результатом выражения агрессивности, указывать на сложив­шиеся в семье «силовое соревнование» между Раисой и ее родителя­ми. Такая интерпретация, в частности, соответствует наблюдаемому агрессивному и не поддающемуся контролю поведению Раисы в се­мье и за ее пределами.


Изображения родителей все же отличаются друг от друга. Отец нарисован более тщательно, схема его тела более совершенна, чем у матери, что может указывать на более позитивные отношения Раисы к отцу, чем к матери. На такую интерпретацию наталкивает и анализ решений ситуаций, из которого выявляется предпочтение отца матери.


Примечательно рисование рук отца - они значительно длиннее чем у других членов семьи, они интенсивно заштрихованы, есть пре­зентация пальцев. Возможно, что Раиса воспринимает отца как пу-нитивного, контролирующего человека.


Фигура матери значительно крупнее других, что указывает на значимость матери в жизни семьи (это согласуется и с тем, что она на» рисована первой), на ее доминантность, атрибуцию силы. Вместе с тем она нарисована небрежно, импульсивно. Обращает на себя вни­мание отсутствие рук в изображении матери. Интерпретируя этот признак в контексте общего амбивалентного (и негативного) отношения Раисы к матери, ее воспринимаемой значимости и, возможно, доми­нантности, можно понять его как стремление девочки снизить вмешательство, контроль со стороны матери, ее «манипулятивное» от­ношение к другим. На смысловом уровне это согласуется с интерпре­тацией больших, пустых глаз матери. Они могут быть интерпретированы как индикатор тревожного отношения Раисы к матери, как ее стремление скрыться от пристального взора матери и в то оке вре­мя как ощущение его «всевидения».


Анализ особенностей рисования родителей наталкивает на опре­деленные размышления относительно их отношений между собой. Можно думать о конфликтности их отношений (родительская пара разделена: в ответах на вопросы Раиса говорит о немотивированном, на ее взгляд, споре). В презентациях обоих родителей явные искаже­ния появляются при рисовании одной и той же части тела - рук (у отца руки непропорционально длинные, а у матери их изображение вообще отсутствует). Эти обстоятельства, особенно последнее из них, дают основание для выдвижения рабочей гипотезы о том, что доми­нантность и контролирующее поведение матери по отношению к Раисе являются следствием переноса такого же отношения, ощу­щаемого матерью со стороны отца.


В рисунке выделяется и фигура брата - он отделен пространством, уменьшен, небрежно нарисован, единственный из всех раскрашен зе­леным цветом. Это может быть связано со стремлением уменьшить роль брата в семье, конкурентные отношения с ним.


Себя Раиса нарисовала наиболее тщательно, разукрасила себя цве­тами, в отличие от рисунка матери ее фигура имеет больше атрибутов женственности: шапочка, юбка, красочность. Это, с одной стороны, указывает на адекватную половую идентификацию, а с другой - на сложившиеся конкурентные отношения с матерью и, возможно, с дру­гими лицами того же пола. Последнее согласуется с тем фактом, что Раиса преимущественно дружит с мальчиками, причем играет в их компании женскую роль. Вместе с тем она явно уделяет рисованию собственной фигуры самое большое внимание, разукрашивает себя. Это может свидетельствовать о развитии у Раисы истероидных черт.


Представленный анализ конкретного случая является несколько «форсированным» вариантом интерпретации. Это сделано с целью показа возможных вариантов интерпретации. Однако лучше все-таки придерживаться принципа: лучше недостаточная интерпретация, чем сверхинтерпретация. Всегда надо стремиться объединить в интерпре­тации известные сведения о поведении ребенка, собственное впечат­ление о его поведении. Приписывание результатам статуса рабочей гипотезы, а не диагноза помогает избежать ошибок и в то же время дает психологу возможность творческого подхода к пониманию и ре­шению проблем ребенка. Гибкость интерпретации, однако, не озна­чает ее невалидности. Это подтверждается, в частности, и тем, что «слепая» (т. е. только по рисунку) интерпретация полученных резуль­татов квалифицированным психологом и интерпретация психологом, имеющим данные о ребенке и наблюдавшим за процессом рисова­ния, практически совпадают. Предлагаем вниманию читателя «сле­пую» экспертную интерпретацию рисунка, выполненную Е. Т. Соко­ловой (забегая вперед, скажем, что в целом она совпала с нашей ин­терпретацией).


Рисунок принадлежит девочке 5 с половиной лет из полной семьи. Привлекают внимание явные различия в изображении родителей и де­тей. Фигуры родителей -мощные, нарисованные красным карандашом с нажимом, передают ощущения силы, исходящей от них. При этом восприятие девочкой матери и отца по параметру силы (властности) не идентично. Изображение первой по порядку материнской фигуры, ее «огромность» не только отражает естественное для данного возраста восприятие структуры семьи, но, возможно, указывает, что для девоч­ки мать - наиболее эмоционально значимое лицо в семье. Подчеркива­ние гротескности, почти безобразности матери позволяют предполо­жить наличие у девочки также чувства антипатии (враждебности) или же является проекцией ее восприятия материнского отношения.


Отец в рисунке проигрывает матери в размерах, однако в отличие от матери - безрукой - он нарисован не только с руками, но прорисо­ваны также и кисти рук. Не исключено, что эти особенности рисунка отражают реально существующие или только субъективно восприни­маемые девочкой конфликтно-конкурентные отношения родителей между собой.


Влияние матери на жизнь семьи больше, она воспринимается как более доминантная, однако в практическом плане отец имеет боль­шие возможности руководства, манипулирования. Мама с огромны­ми глазами «всё видит», возможно, ей принадлежит ведущая роль в осуществлении внутреннего, исподволь, контроля за членами семьи. Несмотря на явно дифференцированное восприятие матери и отца в их родительских позициях очевидна и их сплоченность, мощная и цельная в своем единении родительская коалиция, противостоящая положению детей в семье. Детские фигуры отодвинуты на задний план, что может указывать на существование в семье достаточно изолиро­ванных линий общения детей и родителей, что может порождать у девочки чувство собственной ненужности, малой включенности в семейное «мы».


Богато декорированная фигура девочки и монотонное изображе­ние брата, его явная отодвинутость из семейного ряда указывают на желание девочки уменьшить его значимость в эмоциональных связях семьи и привлечь внимание к собственной персоне. Особенности изоб­ражения собственной фигуры свидетельствуют о таких чертах девоч­ки как кокетливость, некоторая демонстративность, тенденция к са­моутверждению. Более красивая фигура девочки на фоне явно неприв­лекательной может указывать на неосознанную конкуренцию дочери и матери за женскую привлекательность.



7.4. ЦВЕТОВОЙ ТЕСТ ОТНОШЕНИЙ



Цветовой тест отношений - это невербальный компактный диаг­ностический метод, отражающий как сознательный, так и частично неосознаваемый уровень отношений человека. Его использование опи­рается на концепцию отношений В. Н. Мясищева, идеи Б. Г. Ананье­ва об образной природе психических структур любого уровня и пред­ставления А. Н. Леонтьева о чувственной ткани смысловых образова­ний личности.


Методической основой данного метода является цветоассоциа-тивный эксперимент, идея и процедуры которого были разработаны нами. Он базируется на предположении о том, что существенные ха­рактеристики невербальных компонентов отношений к значимым другим и к самому себе отражаются в цветовых ассоциациях. Цвето­вая сенсорика весьма тесно связана с эмоциональной жизнью лично­сти (подробнее см.: Эткинд А. М., 1981). Эта связь, подтвержденная во многих экспериментальных психологических исследованиях, дав­но используется в ряде психодиагностических методов.


В этих методах, однако, реакция человека на цветовые стимулы использовалась как индикатор его общего аффективного состояния. Разработанный нами метод цветоассоциативного эксперимента отличается от других цветовых тестов своеобразным способом извлече­ния реакций на цветовые стимулы (ассоциативные реакции - в отли­чие от измерения порогов или предпочтений в других тестах) и иной постановкой задачи тестового исследования (изучение конкретных от­ношений личности —в отличие от изучения ее общих свойств или со­стояний). Психодиагностический метод цветоассоциативного иссле­дования отношений личности был назван нами «Цветовой тест отно­шений» (ЦТО).


Как показывает опыт, ассоциативные реакции на цвет весьма чув­ствительны к изменению его сенсорных характеристик. Отсюда следует безусловная необходимость пользоваться во всех проводимых экспери­ментах стандартным набором цветов. При разработке ЦТО был исполь­зован набор цветов из восьмицветового теста М. Люшера. Этот набор отличается достаточной компактностью, удобен в применении. При от­носительно небольшом количестве стимулов в нем представлены основ­ные цвета спектра (синий, зеленый, красный и желтый), два смешанных цвета (сиреневый и коричневый) и два ахроматических цвета (черный и серый). Все приводимые ниже результаты и интерпретации относятся только к экспериментам, проводимым с цветовыми карточками из теста Люшера.


Разработка интерпретации, исследование валидности и оценка диагностических возможностей ЦТО включали три этапа: 1) доказа­тельство того, что каждый из используемых цветов обладает опреде­ленным и устойчивым эмоциональным значением, и описание этих значений; 2) изучение закономерностей переноса эмоциональных зна­чений цветов на стимулы, с которыми они ассоциируются; 3) опыт применения ЦТО в различных клинических ситуациях.


В эксперименте, проведенном на 100 здоровых испытуемых, пос­ледовательно предъявлялись 27 эмоциональных терминов из диффе­ренциальной шкалы эмоций К. Изарда (1980), на каждый из которых испытуемые должны были выбрать самый подходящий цвет из вось­ми цветов.


Результаты показали, что, основываясь на мнении большинства ис­пытуемых, с некоторыми факторами можно достоверно связать опреде­ленный цвет. Так, удивление — желтое; радость - красная; утомление — серое; страх - черный. Другие распределения бимодальны: гнев - крас­ный и черный; грусть - серая и синяя; интерес - синий и зеленый. Наконец, некоторые факторы, такие, как отвращение и стыд, оказались менее определенными по своим ассоциативным эквивалентам (зги же факто­ры были хуже всего определены в анализах К. Изарда). Характерно, что синонимичные или близкие по значению эмоциональные термины, как правило, ассоциируются с одним и тем же цветом.


Результаты этого исследования согласуются с этнографическим анализом значения цвета, проведенным В. Тернером. Так, получен­ные данные о значении светлоты цвета соответствуют выделяемой этим автором оппозиции белого и черного, связанной с антитезами благо-зла, здоровье-болезнь, удача-неудача (Тернер В. У., 1983. е. 86). Согласуются и данные об амбивалентном значении красного цвета. Все это свидетельствует об определенной транскультуральной устой­чивости основных цветоэмоциональных структур. Полученные дан­ные в определенной степени соответствуют и результатам интерес­ного исследования Э. Т. Дорофеевой (1970), в котором сравнивались дифференциальные пороги чувствительности к красному, синему и зеленому цветам в различных эмоциональных состояниях. Видимо, чувствительность анализатора в эмоциональном состоянии повыша­ется именно к тем цветам, которые выбираются как подходящие к этому состоянию в ассоциативном акте.


В другом эксперименте испытуемому предъявлялся разработан­ный Е. Ф. Бажиным и Т. В. Корнеевой метод аудиторского анализа -магнитофонный тест с записями лексически нейтральной речи 23 дик­торов-душевнобольных, находившихся в различных эмоциональных состояниях. Испытуемые давали как вербальное (в терминах эмоцио­нальных состояний), так и невербальное (с помощью полной ранжи­ровки 8 цветов в порядке сходства со стимулом) описание состояния прослушанного диктора (подробнее см.: Бажин Е. Ф., Корнеева Т. В., Эткинд А.М, 1981).


Цветовые раскладки оказались отличными от случайных, равно­вероятных значений. Следовательно, синестетический код, связыва­ющий интонационные и цветовые стимулы, является в определенной мере интерсубъективным, общим для различных людей. Если к голо­су одного и того же диктора разные испытуемые подбирали одни и те же цвета, то к разным, в особенности отличным по эмоциональным характеристикам, голосам они давали значительно отличающиеся друг от друга цветовые раскладки. Проведенное попарное сравнение показало, что все 253 полученные оценки X2
значимы. При этом наибо­лее сходными цветовые ассоциации оказались к голосам дикторов, находившихся в одноименном аффективном состоянии; наиболее раз­личными они были к голосам дикторов, обладавших полярными эмо­циональными характеристиками.


В следующей серии экспериментов эмоционально-личностное значение цветов оценивалось по шкалам личностного дифференциа­ла (Личностный дифференциал: Методические рекомендации. Л., 1983). В исследовании приняли участие 48 испытуемых. Каждый из них заполнил личностный дифференциал на цвета ЦТО, а также на ряд социальных стереотипов.


Анализ полученных данных показал, что люди закономерно, ста­тистически значимо связывают цвета с эмоционально-личностными характеристиками. Так, для красного характерны значения активнос­ти, экстраверсии; синему приписываются характеристики, связанные с высокой моральной оценкой; зеленый воспринимается как доми­нантный, интровертированный; желтый - как очень активный при низ­кой моральной оценке, что отличает его от не менее активного красного; фиолетовый характеризует эгоизм и неискренность; коричне­вый символизирует слабость и отношение зависимости; черный -отвергаемый цвет, которому приписываются разнообразные негатив­ные характеристики; серый - слабый и пассивный. Существенно, что в пространстве силы и активности цвета практически не перекрыва­ют друг друга. Высокая сила и высокая активность свойственны крас­ному, высокая сила и низкая активность - черному, высокая актив­ность и низкая сила - желтому, низкая сила и низкая активность -фиолетовому.


Таким образом, каждый из цветов ЦТО обладает собственным, ясно-определенным в проведенных экспериментах эмоционально-личностным значением. Обоснование возможности диагностики от­ношений с помощью ЦТО требует, однако, еще и доказательства того, что в ассоциациях с цветами действительно отражаются отношения испытуемых к значимым для них понятиям и людям, к примеру, к социальным стереотипам (друг, враг, и т. д.).


Количественная оценка этого может быть дана путем вычисле­ния коэффициента корреляции между матрицей семантических рас­стояний цветов и стереотипов и матрицей средних рангов цветов в ассоциациях к этим же стереотипам. Вычисленный с учетом одного только фактора оценки этот коэффициент равен 0,60, а с учетом всех трех факторов личностного дифференциала он оказывается еще выше: 0,69 (в обоих случаях р < 0,01). Это значит, что на первые места в ассоциативной раскладке выходят, как правило, именно те цвета, ко­торые сходны по своему значению с ассоциируемым понятием. Все это подтверждает валидность цветовых ассоциаций как метода изме­рения эмоциональных значений на достаточно высоком уровне дос­товерности.


Проведение ЦТО в диагностических медицинских целях включа­ет следующие процедуры.


1. Психотерапевт в контакте с больным составляет список лиц, представляющих его непосредственное окружение, а также понятий, имеющих для него существенное значение. Конкретная форма спис­ка зависит от контекста, личности и жизненного пути больного. К при­меру, для детей, больных неврозами, список понятий таков: мать; отец; брат (сестра); дедушка, бабушка либо другие лица, с которыми живет или общается ребенок; учительница (воспитательница); друзья; я сам; каким я хочу стать; мое настроение дома; мое настроение в школе (детском саду); мой врач и т. д. Нередко имеет смысл получить спи­сок значимых лиц от самого больного, попросив его назвать людей, сыгравших важную роль в его жизни.


2. Перед больным раскладываются на белом фоне в случайном порядке цвета. Затем психотерапевт просит больного подобрать к каж­дому из людей и понятий, которые последовательно им зачитывают­ся, подходящие цвета. Выбранные цвета могут повторяться. В случае возникновения вопросов терапевт разъясняет, что. цвета должны под­бираться в соответствии с характером людей, а не по их внешнему виду (например, цвету одежды).


ЦТО имеет два варианта проведения, различающиеся по способу извлечения цветовых ассоциаций. В кратком варианте ЦТО от боль­ного требуется подобрать к каждому понятию какой-нибудь один под­ходящий цвет. В полном варианте больной ранжирует все 8 цветов в порядке соответствия понятию, от «самого похожего, подходящего» до «самого непохожего, неподходящего». Как показывает опыт, у боль­шинства больных достаточно подробные и надежные результаты дает краткий вариант ЦТО.


3. После завершения ассоциативной процедуры цвета ранжиру­ются больным в порядке предпочтения, начиная с самого «красивого, приятного для глаза» и кончая «самым некрасивым, неприятным».


4. Интерпретация полученных результатов проводится в два этапа:


а) качественный анализ цветоассоциативных ответов. Важно от­метить, что ответы следует расшифровывать целостно, в их взаимной связи друг с другом. Существенное диагностическое значение имеют пересечения ассоциаций, при которых разные стимулы соотносятся с одним и тем же цветом. Это позволяет сделать предположение об их идентификации (например, аутоидентификации ребенка с одним из родителей);


б) формализованный анализ цветоассоциативных ответов. Для эко­номичного и наглядного описания цветоэмоциональных ассоциаций, допускающего статистическую обработку, мы предлагаем двухмер­ное параметрическое пространство, образованное характеристиками валентности (В) и нормативности (Н). Эти параметры интерпретиру­ются как показатели эмоционального принятия либо отвержения, по­зитивности либо негативности социального стимула, отношение к которому исследуется. При этом валентность измеряет позицию ас­социируемого цвета в индивидуальной цветовой ранжировке, данной конкретным больным; нормативность же оценивает позицию этого цвета в ранжировке, условно рассматриваемой как «нормальная» (так называемая аутогенная норма Вальнефера - Люшера, подтвержден­ная в работе: Филимоненко Ю. И., Юрьев А. И., Нестеров В. М., 1982). Важное диагностическое значение имеют случаи рассогласования между валентностью и нормативностью конкретной ассоциации. Это указывает на амбивалентность, проблемность отношения испытуемого к данному лицу или понятию[32]
.


В исследовании, посвященном изучению системы отношений больных неврозами (подробнее см.: Эткинд А. М., 1980), больному предлагалось назвать восемь человек, сыгравших важную роль в его жизни, после чего он выбирал подходящий для каждого из этих лю­дей цвет из стимулов 8-цветового теста. Кроме того, он выбирал цве­та для своего лечащего врача и для самого себя. В целях получения информации об осознаваемых компонентах отношений больного просили проранжировать этих людей по степени удовлетворенности от­ношениями с ними. Наконец, больной раскладывал цвета в порядке их привлекательности для него.


Было обследовано 80 больных с разными клиническими формами неврозов. Наряду с ЦТО применялись опросник самоуважения М. Ро-зенберга в нашей адаптации и метод межличностной диагностики Т. Ли-ри в адаптации Г. С. Васильченко. Шкалы Лири заполнялись на четыре понятия: «Я», «идеальное Я», моя жена, мой идеал жены.


Каждый больной не только ассоциировал цвета со значимыми для него людьми, но и упорядочивал цвета по привлекательности, а людей - по удовлетворенности отношениями с ними. Соотнеся ранговые места ассоциирующихся друг с другом людей в данных каждым больным раскладках, можно получить индивидуальные ко­эффициенты их согласованности. В целом, положительная корре­ляция цветоассоциативных оценок отношений с вербальными их оценками оказалась высокозначимой. Вместе с тем индивидуаль­ные значения этой корреляции распределены в достаточно широ­ком диапазоне. Согласно высказанному ранее предположению, низкие коэффициенты вербально-цветовой согласованности у ряда больных отражают наличие существенного расщепления между осознаваемыми и бессознательными оценками ими собственных отношений.


Предположение о том, что расхождение между вербальными и цветовыми характеристиками отношений (ВЦР) возникает в случае низкой адекватности их осознания (АО) и может служить сигналом об их возможной патогенетической значимости (ПЗ), было провере­но следующим образом. Лечащие врачи оценивали АО и ПЗ 60 от­ношений 19 больных по десятибалльной шкале, после чего эти оцен­ки были сопоставлены с ВЦР, вычисленным для этих отношений. Как и ожидалось, чем больше ВЦР, тем ниже данная врачом оценка осознания этого отношения больным. Кроме того, отношения с вы­соким ВЦР обладают несколько большей патогенетической значи­мостью.


Для оценки конвергентной валидности ЦТО мы рассчитали ко­эффициенты корреляции между характеристиками одних и тех же отношений (показателями самоуважения и удовлетворенности отно­шениями с женой), полученными с помощью ЦТО и методики Лири. Коэффициенты корреляции между ними составляют: 0,38 для само­уважения и 0,56 для удовлетворенности отношениями с женой (оба значимы с р < 0,05).


В другом исследовании ребенку, больному неврозом, и члену его семьи предлагалось обозначить одним из цветов ЦТО определен­ные понятия (например, «мое настроение») и людей, составляющих их непосредственное социальное окружение. После этого цвета ран­жировались в порядке предпочтения (подробнее см.: Каган В. Е., Лунин И. И., Эткинд А. М., 1984).


Исследование 142 детей, больных неврозами, в возрасте 5-15 лет, в котором ЦТО проводился наряду с клинической беседой и обследо­ванием по другим диагностическим методикам, показало, что дети начиная с 3-4 лет давали цветовые ассоциации легко, с удовольстви­ем принимая задачу тестирования как интересную игровую ситуацию. Даже аутичные, практически не способные к открытой вербализации своих отношений дети давали легко интерпретируемые ассоциации.


Чем выше уровень эмоциональной привлекательности, близости, сим­патии в отношении ребенка к тому или другому из родителей, тем с более предпочитаемым цветом он ассоциируется. Напротив, отвергаемый роди­тель ассоциируется с цветами, получившими наибольшие ранги в индиви­дуальной цветовой раскладке. Диагностически значимым является не толь­ко ранг цвета, с которым ребенок ассоциирует кого-либо из родителей, но и сам этот цвет. Так, ассоциация с красным обычно указывает на доминан­тного отца или активную, импульсивную мать. Ассоциация с зеленым го­ворит о достаточно жестких отношениях в семье и может быть признаком родительской гиперопеки. Ассоциация с серым свидетельствует о непо­нимании и отгороженности ребенка от отца или матери.


Интересные результаты дает анализ цветового самообозначения ребенка -того цвета, с которым он ассоциирует самого себя. Чем мень­ше ранг этого цвета в раскладке, тем выше уверенность ребенка в себе, его самоуважение. Совпадение цветов, с которыми ребенок ас­социирует самого себя и одного из родителей, свидетельствует о на­личию сильной связи с ним, значимости процесса идентификации. Важную роль играет то, где в цветовой раскладке находится цвет са­мообозначения: перед цветами, с которыми ассоциируются родители (я хороший - они плохие), после них (я плохой - они хорошие) или между ними (отношения диссоциированы).


При обследовании детей был выявлен интересный параметр цве-тоассоциативных реакций, который характеризует меру их сложнос­ти или, наоборот, стереотипыности. Он измеряется количеством раз­ных цветов, выбранных в ассоциативных реакциях к определенному набору стимулов: С = K/N, где С -сложность цветоассоциативных ре­акций, К - количество разных использованных в ассоциациях цветов, N - количество стимулов; данную формулу можно применять при № 8. Понятно, что С прямо зависит от количества повторов при выборе цветов. По нашим наблюдениям, С растет с возрастом. Малые значе­ния С характерны для эмоционально недифференцированных подро­стков с чертами примитивности или шизоидности. В отдельных слу­чаях малое значение С может свидетельствовать о негативизме по от­ношению к лечению или обследованию.


Опыт использования ЦТО в комплексе с другими методиками позволяет характеризовать ЦТО не только как метод выбора, но, во многих случаях, и как единственный экспериментальный метод, при­годный для применения в условиях детской клиники. Его простота и портативность, не настораживающий испытуемого игровой характер, возможность многократного ретестирования позволяют нащупать наиболее «горячие точки» внутрисемейных отношений, осознанно или неосознанно скрываемые.


Важнейшим результатом проведенных исследований является до­казательство самого факта возможности получения цветовых ассоци­аций к значимым лицам и социальным стимулам от испытуемых не­зависимо от их возраста, образования, интеллектуального уровня, тя­жести симптоматики. Не могут выполнить ЦТО лишь больные, недо­ступные контакту либо характеризующиеся низким интеллектуальным уровнем.


Вся совокупность полученных данных свидетельствует о валидности ЦТО как метода исследования эмоциональных компонентов отношений личности (как в норме, так и при нервнопсихических за­болеваниях). При этом использование невербальных процедур позво­ляет выявить не только осознаваемый, но и бессознательный уровень системы отношений, что может в ряде случаев дать ценную инфор­мацию о внутренних конфликтах больного, характерных для него спо­собах защиты и т. д. используя ЦТО, психолог может быстро сориен­тироваться в таких проблемах, как содержание отношений испытуемого с его семейным или производственным окружением, с партне­рами по малой группе. Возможность многоразового применения ЦТО позволяет получить представление о динамике системы отношений человека, изменения его «Я-образа» и т. д.


Весьма существенной особенностью ЦТО является экономич­ность, проявляющаяся в малом объеме временных затрат на его про­ведение и интерпретацию. Это открывает широкие возможности для применения этого метода при решении задач экспресс-диагностики в условиях массовых психопрофилактических обследований, профес­сионального отбора и т. д. Немалое значение эта особенность ЦТО имеет и при решении обычных медико-психологических задач в ус­ловиях современной клиники. Получаемая с помощью ЦТО инфор­мация является несомненно полезной в психотерапевтической кли­нике, где она может быть прямо использована для ориентации инди­видуальной, групповой и семейной психокоррекционной работы. Новые интересные возможности открываются в детской клинике невро­зов и в психолого-педагогической работе. Здесь ЦТО - как метод изуче­ния отношений, применимый в работе с детьми начиная с 3-4-летнего возраста, - практически не может быть заменен другими психологи-' ческими методами. Наш опыт показывает, что ощутимую пользу ЦТО может принести и в работе с больными хроническим алкоголизмом, помогая оценить возможности применения современных средств те­рапии. Определенные перспективы имеет этот метод и в реабилита­ционной работе с психическими и соматическими больными. Благо­даря быстроте применения, легкости, привлекательности для испы­туемых и вместе с тем психологической и терапевтической значимо­сти получаемых характеристик, цветовой тест отношений может занять определенное место в психологическом инструментарии пси­хотерапевтической и реабилитационной клиники, службы семьи, пси­холого-педагогической консультации, в прикладных социально-пси­хологических исследованиях широкого профиля.



ГЛАВА 8 ПСИХОДИАГНОСТИКА ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ



Методы, описываемые в данной главе, известные под названия­ми «техника репертуарных решеток» или «репертуарные личностные тесты», занимают особое место среди методов психодиагностики лич­ности. Однако неверно было бы рассматривать их в качестве альтер­нативы другим, более традиционным тестовым подходам. Важно, что­бы это было ясно с самого начала, поскольку обращение к некоторым методологическим и теоретическим оппозициям, используемым в данной работе (для более четкого определения целей и задач реперту­арных личностных тестов), может привести к неверному пониманию и отношению к этим методам. Техника репертуарных решеток не за­меняет, а дополняет психодиагностику индивидуально ориентирован­ными методами, дает в руки психологам новые средства. Эти новые средства, будучи использованы наряду с другими методиками, таки­ми, как личностные опросники и проективные тесты, позволяют вы­являть и описывать качественные особенности индивидуального со­знания, реконструировать систему смысловых параметров, лежащих в основе восприятия данным конкретным человеком себя и других людей, объектов и отношений.


Дополнительность техники репертуарных решеток (ТРР) к дру­гим психодиагностическим подходам хорошо поясняет следующий пример. К. Клакхон и Г. Мюррей (цит. по: Carlson R., 1971), опреде­ляя возможный спектр личнмипаостных характеристик (и тем самым и возможный спектр психодиагностических задач), писали, что чело­век в чем-то похож на всех людей, в чем-то похож на некоторых лю­дей и в чем-то не похож ни на кого другого. Традиционная психомет­рика и психодиагностика охватывали преимущественно первые два аспекта - ТРР охватывает и третий аспект - идеографический.


С высказыванием Клакхона и Мюррея невозможно не согласить­ся. Между тем далеко не все психологи были согласны включать тре­тий аспект в число задач психодиагностики и психологии личности


(Cattell R., Cross K., 1952; Eysenck M. J., 1954; Ruston J., Jackson, 1981). Это проявилось в оппозиции номотетического (ориентированного на общее, универсальное, типическое) и идеографического (ориентиро­ванного на описание личности как особой уникальной целостности) подходов к психодиагностике. Многолетняя дискуссия на эту тему (Marceil S., 1977;Kenrick D., Stringfield D., 1980; Kenrick D., Braver S., 1982) затрагивала разные аспекты психологии личности, но с наи­большей силой она разгорелась вокруг проблематики индивидуаль­ного сознания, возможности описывать индивидуальные особеннос­ти восприятия и самовосприятия, оценок и отношений человека на языке универсальных объяснительных конструктов.


Надо сказать, что уровню индивидуального сознания в психоди­агностике до недавнего времени уделялось незаслуженно мало вни­мания. Для номотетической психодиагностики эта тенденция есте­ственна. Экономичнее и на операциональном, и на концептуальном уровнях представить индивидуальные особенности в качестве инди­видуальных отличий по нескольким общим какой-либо группе людей характеристикам или определять степень похожести на какие-либо типичные «личности». Естественно, при этом индивидуальное созна­ние лишается самостоятельной значимости для психодиагностики, превращается в «поставщика» материала для номотетической интер­претации.


Недостаточность традиционных психодиагностических подходов для решения многих задач, которые встали перед психологами, про­явилась достаточно остро. В целом ряде исследований (Adams-Webber J.; 1979; Kenrick D., String-field D., 1980) показано, что инди­видуальные параметры оценок и самооценок у разных людей могут быть настолько различными, что возникает проблема психологичес­кого обоснования групповых шкал: не являются ли они математичес­ким артефактом процедуры, следствием усреднения индивидуальных данных. Конечно, такая крайняя точка зрения едва ли оправданна. Однако все это говорит о том, что есть объективная необходимость дополнить традиционные техники психодиагностики индивидуально ориентированными методами.


До недавнего времени такое объединение и дополнение было не­возможным. Во-первых, традиционная психометрика опиралась на мощный психометрический аппарат, тогда как идеографические техники были «понимающими», апеллировали к особой «проницатель­ной» способности исследователя и мало чем отличались от обычного разговора (причем также не были свободны от спонтанной интерпре­тации).


Во-вторых, индивидуальное сознание человека характеризуется динамикой смысловых образований, тогда как традиционная психо­метрика нацелена на выявление и описание только воспроизводимых надежных фактов.


Важность охвата как устойчивых, так и изменчивых характерис­тик можно проиллюстрировать на следующем примере. Традицион­ные тест-опросники позволяют сделать удовлетворительный прогноз в тех случаях, когда психологов интересуют предсказания на длитель­ные промежутки времени жизни человека (например, при выборе профессии), и оказываются плохо приспособленными для предсказа­ния поведения конкретных людей в конкретных ситуациях при варьи­ровании социального контекста (объясняют менее 10 % дисперсии экспериментальных данных) (Kenrick D., Stringfield D., 1980; KenrickD., Braver, 1982). В этом проявляется гибкость и динамич­ность индивидуального сознания, тесная зависимость субъективной категоризации от контекстных факторов, от состояния, от особеннос­тей той самой уникальной целостности личности, которая не ухваты­вается номотетическими методами.


Дополнительность ТРР к традиционным методам по этому пара­метру можно пояснить, перефразировав цитированное выше выска­зывание К. Клакхона и Г. Мюррея: человек в чем-то не меняется ни­когда (или меняется достаточно медленно), в чем-то меняется часто и в чем-то не бывает постоянным никогда. ТРР позволяет описывать и такие изменчивые характеристики.


Таким образом, ТРР предоставляет возможность не менее стро­го, чем другие психометрические методы, «работать» на уровне ин­дивидуального сознания, т. е. на том уровне, на котором разворачи­ваются основные события психической жизни человека. Репертуар­ные тесты не требуют обращения к групповым нормам и большим выборкам, позволяют применить весь арсенал многомерных стати­стических методов для анализа индивидуального сознания, охваты­вают не только статику, но и динамику смысловых образований лич­ности.


Методические задачи, стоящие перед нами, не позволяют подроб­но остановиться на концепции Дж. Келли, основоположника ТРР. Позитивная оценка его подхода уже неоднократно давалась на стра­ницах отечественной печати (Козлова И. Н., 1975; Шмелев А. Г., 1982а, 19826), 1983; Похилько В. И., Федотова Е. О., 1984). Многие положе­ния теории Дж. Келли, такие, как принцип развития, целостность и системность, принцип активности, представление о важной роли про­гнозирования в развитии смысловой сферы, близки психологической традиции. Однако мы не склонны преувеличивать самостоятельный статус и концепции, и метода. Свою психологическую определенность они должны получить, на наш взгляд, на базе более общего подхода, каковым является экспериментальная психосемантика (Петрен­ко В. Ф., 1983; Шмелев А. Г., 1983). Сходство многих положений и методов, средств анализа и представления экспериментальных дан­ных - несомненно. Некоторые из них мы опишем подробно, некото­рые - только назовем. Мы надеемся, что читатель сумеет оценить гиб­кость и универсальность, красоту и конструктивные возможности ре­пертуарных тестов.


Методики ТРР. При знакомстве с ТРР удивляет разнообразие ме­тодик: это могут быть варианты структурированного интервью, мето­дики типа «бумага - карандаш», стандартные компьютерные интерак­тивные программы, методики сортировки и еще ряд других. Что же объединяет их и отличает от других техник субъективного шкалиро­вания, стандартизированного самоотчета, интервью, таких, как семан­тический дифференциал, аджективные контрольные списки или раз­личные варианты клинической беседы?


Первое отличие от других стандартизированных психометрических методик заключается в том, что в ТРР используются не заданные извне, а собственные, «вызванные» у самого испытуемого, конструкты.


При составлении репертуарной решетки необходимо учитывать сле­дующие три принципа: принцип битюлярности конструкта, принцип индивидуальности, принцип диапазона применимости конструкта.


Принцип биполярности - один из самых важных и фундаменталь­ных для ТРР. Он требует учета не только феноменов сходства, груп­пировки и обобщения, но и феноменов противопоставления. Действи­тельно, оценки людей и событий через систему оппозиций максимально информативны для целей предсказания, поскольку позволяют видеть не только нечто данное, но и противоположное первому. Это может быть альтернативный способ поведения, или качество, или вещь. Дж. Келли не одинок в своих представлениях о биполярности. Дж. Диз вводит механизм противопоставления в качестве одного из двух определяющих ассоциативное значение (Dees J., 1965). Сход­ную позицию занимает советский психолингвист А. А. Брудный (1971), определяя значение как систему оппозиций. В его работе есть хороший пример принципа биполярности. Дословный перевод поня­тия «железная дисциплина» с русского на осетинский язык имеет смысл, противоположный действительному, поскольку в русском языке железо (как более твердое) неявно противопоставляется дереву, а в осетинском (как более мягкое) - стали.


Конечно, конструкт не сводится к значению, но механизмы обра­зования - сходные. Конструкт отличается от концепта тем, что задает не номинальную шкалу (класс), а, как минимум, шкалу порядка. Кон­структ - это «референтная ось» (Bannister D., Fransella F., 1977) типа «север -юг», основной параметр оценки, причем элементы, которые в одном случае могут быть на одном полюсе, в другом - могут ока­заться на противоположном. Иными словами, если мы ожидаем в ка­ком-либо помещении увидеть стул, то для понимания нашего ожида­ния важно знать то, мы не ожидаем увидеть в этом помещении. Так, например, это может быть кресло или табуретка.


Если человек использует в своих оценках качество «равнодушный», то для понимания смысла, который он вкладывает в это слово, необхо­димо знать, чему в данном конкретном случае противопоставляется им «равнодушие». Один может считать равнодушным человека в том слу­чае, когда он незаботлив, немилосерден. Другой может считать равно­душным человека, когда он невосторжен, неэмоционален.


Надо сказать, что тотальность принципа биполярности конструк­та оспаривается некоторыми исследователями.


Так, в работах В. В. Столина достаточно аргументированно дока­зывается возможность существования однополюсных конструктов и в конкретном экспериментальном исследовании когнитивных и эмо­циональных составляющих смысла «Я» показывается действитель­ное наличие таких однополюсных конструктов у испытуемых. «Од­нополюсный конструкт» означает, что «человек в своем сознании ис­ключает саму возможность иного осмысления явления, события, обстоятельства» (Столин В. В., 1983, с. 158). В традиции теории Келли такие конструкты называются конструктами со скрытой, неявной оп­позицией (вводится определение «погруженного» полюса, т. е. полю­са, который не представлен в сознании). Последнее утверждение нуж­дается в проверке. Во всяком случае, тотальность принципа биполярности пока еще нельзя считать абсолютно доказанной, скорее этот принцип представляет собой теоретическую и экспериментальную проблему, которая еще ждет своего решения. Тем не менее там, где это оказывается возможным, применение принципа биполярности действительно позволяет конкретизировать и эксплицировать реаль­ное содержание конструкта и оказывается важным и полезным в экс­периментальной работе.


Принцип индивидуальности - следствие представлений Келли о человеке как об активном исследователе (personal scientist), который не просто усваивает извне готовые средства оценок и предсказаний, но сам производит различения и обобщения, выдвигает гипотезы и проверяет их в реальном поведении. Те из создаваемых им конструк­тов, которые позволяют предсказывать и различать события, остают­ся; те же, которые оказываются неудачными, разрушаются. Следова­тельно, у человека могут быть свои собственные конструкты, уни­кальные, непохожие на «чужие» и групповые, и нам необходимо уметь выявлять и такие конструкты.


Принцип диапазона применимости подчеркивает, что каждый конструкт может быть применен к ограниченному набору объектов (эле­ментов). Следовательно, «управляя» набором (репертуаром) элемен­тов, можно вызывать разные по уровню общности и диапазону при­менимости конструкты. На этих принципах и построены процедуры «вызывания» собственных индивидуальных конструктов человека.


Техник вызывания конструктов существует множество. Мы по­знакомимся с некоторыми из них, наиболее популярными.


На первом этапе необходимо выбрать исследуемую область, оп­ределить ее границы и «вызвать» набор объектов (в дальнейшем -репертуар элементов) таким образом, чтобы: а) в нем были представ­ленье по возможности различные локусы выбранной области и б) эле­менты относились к одной какой-либо категории (требование гомо­генности). Последнее требование очень важно, поскольку, нарушая гомогенность элементов, мы нарушаем принцип диапазона применения конструктов, вследствие чего процедура вызывания будет неудач­ной. Мы получим часть конструктов, которые могут быть применены только к нескольким элементам из нашего набора, а часть конструк­тов - с неограниченным диапазоном применения (типа осгудовских факторов, которые представляют собой смысловые отображения обоб­щенных аффективных реакций), которые дают мало информации по отношению к исследуемой области.


Элементы могут вызываться несколькими способами: ) конкретным набором (например, имена реальных людей, лите­ратурных героев, названия или фотографии предметов, рисунки);


2) ролевым списком, который заполняется самим испытуемым (например, «мужчина, оцениваемый положительно», «отец», «я через 10 лет» и т. п.);


3) выбором в процессе беседы, обсуждения выбранной области или темы.


Репертуар элементов может варьировать в широких пределах. Од­нако слишком мало (меньше 8) и слишком много (больше 25) элемен­тов брать нежелательно, так как в первом случае мы получим нена­дежные оценки связей между конструктами, а во втором случае про­цедура заполнения репертуарной решетки может быть утомительной для испытуемого (и для психолога), а по своей информативности не будет значительно отличаться от решетки, имеющей 15 или 20 эле­ментов.


Способ вызывания конструктов методом триад. Один из самых распространенных методов предложен Дж. Келли под названием «ме­тод минимального контекста» (Kelly G., 1955). Из репертуара выби­раются тройки элементов (триады). Для каждой триады испытуемый должен выбрать два элемента, самых сходных в чем-то между собой и отличающихся, по этому параметру, от третьего. Обязательное тре­бование заключается в том, чтобы оба полюса конструкта были опре­делены (принцип биполярности). Если элементов не очень много, то можно брать все возможные триады из набора. Однако, как показы­вают конкретные исследования, после тридцати триад редко появля­ются абсолютно новые конструкты (Похилько В. И., Федотова Е. О., 1984). Поэтому на практике, как правило, ограничиваются неболь­шим набором триад, например, с таким расчетом, чтобы каждый эле­мент встретился с каждым хотя бы один раз.


Метод самоперсонификации. Этот метод — вариант метода три­ад. Отличие состоит в том, что в каждую триаду в качестве одного из элементов входит элемент «Я сам». Этот метод позволяет выявлять наиболее личностно-релевантные конструкты.


Метод полного контекста. Испытуемый работает сразу со всем набором элементов (лучше, если они будут выписаны на карточках) и классифицирует их различными способами. Таким методом можно «вызывать» невербализованные и невербализуемые конструкты, напри­мер, попросить испытуемого разложить карточки на две группы по сход­ству между собой. После того как переписаны номера карточек в каж­дой группе, испытуемого просят разложить их по какому-либо другому признаку. Если испытуемый не может точно определить принципы для той или иной классификации, можно попросить его определить их ме­тафорически, образно. Этот способ позволяет сразу же в процессе «вы­зывания» конструктов «заполнять» репертуарную матрицу.


Т. Кин и Р. Белл предложили оригинальный метод вызывания одно­временно конструктов и элементов (Keen Т., Bell R., 1981). Этот метод может быть рекомендован при первом знакомстве с испытуемым, когда психолог еще ничего не знает о нем и не может сразу определить необхо­димый репертуар элементов. Испытуемому предлагают первый элемент (мы в таких случаях часто используем ролевую инструкцию «Я сам») и просят назвать кого-то (или что-то, если в качестве элементов использу­ются предметы), отличающегося от первого элемента каким-либо значи­мым образом. После того как определены оба полюса конструкта, испы­туемому предлагается назвать третий элемент, относящийся к данному конструкту. Этот третий элемент становится первым для следующего конструкта, и процедура повторяется дальше, пока не будет исчерпана область или не начнутся повторения конструктов и элементов (рис. 32).


Процедуры «Лестница» и «Пирамида». Эти процедуры позволяют вызывать суперординатные (более базовые, широкие) и субординатные (подчиненные) конструкты . Процедуры могут быть применены само­стоятельно или к вызванным на предыдущем этапе конструктам.


Психолог выбирает один из первоначально вызванных конструк­тов и предлагает испытуемому рассмотреть его более внимательно. Например, был вызван конструкт «застенчивый - общительный». Ис­пытуемому предлагается выбрать более предпочитаемый полюс. Да­лее диалог может идти примерно так:



Рис. 32. Способ последова­тельного вызывания конструктов и элементов




«Лестница»


- Почему Вы предпочитаете общительных?


- Потому что общительные, как правило, преуспевающие, а застенчивые - все неудачники.


- Почему так важно быть преуспевающим?


- Преуспевающих люди уважают, а неудачников жалеют.




«Пирамида»


- Что именно Вы подразумеваете, когда говорите, что человек застенчив?


- Начинает волноваться, когда на него обращают внимание.


- А незастенчивый человек в таких случаях?..


- Радуется, даже стремится к этому.


- А что значит «начинает волноваться»?


- Ну... краснеет, запинается.


- А что Вы подразумеваете, когда говорите, что человек общителен?


- Имеет много знакомых и друзей.


Процедура «Лестница» позволяет подниматься с конструкта бо­лее низкого уровня к наиболее общим для данного человека. В спра­ведливости этого психолог скоро убеждается по мере повторения про­цедуры с новыми конструктами - в процессе восхождения с разных точек часто приходят к нескольким повторяющимся суперординатным конструктам.


Процедура «Пирамида» позволяет вызывать конструкты более низкого уровня, более детальные, субординатные. Обе процедуры можно совмещать. Например, начиная с «Лестницы» (с конструкта, который кажется исследователю важным и значимым), переходить, на «Пирамиду» и наоборот.


Как видим из приведенного выше описания, многие процедуры похожи на структурированное интервью, помогают организовать бе­седу, поддержать контакт с испытуемым. При наличии определенно­го опыта исследователь может использовать для вызывания конструк­тов обычную беседу, уточняя выбранные конструкты вместе с испы­туемым в заключительной части встречи.



Репертуарные матрицы



Прежде чем перейти к описанию способов заполнения решеток и анализа данных, мы считаем необходимым подчеркнуть, что ТРР ориен­тирована на работу с компьютером. Существуют и ручные методы, но они, даже в простых случаях, достаточно трудоемки. Исследователь, пред­полагающий работать с решетками без компьютера, будет разочарован: большие временные затраты на вычисления не оставят времени на обду­мывание и обсуждение. Репертуарные решетки хороши тогда, когда есть возможность быстро проводить анализ, выдвигать гипотезы и проверять их, обсуждая с испытуемым результаты предыдущей работы. Сейчас ла­боратории повсеместно оснащены персональными компьютерами.


Ранговая решетка — самая популярная и самая простая из про­цедур. Выбранные элементы выписываются на карточки, после чего испытуемого просят проранжировать элементы по каждому конст­рукту от одного полюса до другого. В матрице на пересечении строк (конструктов) и столбцов (элементов) стоят ранги каждого элемента по каждому конструкту. Ранговая процедура может быть усовершен­ствована. П. Боксер предложил соединить ранжирование с графи­ческой шкалой (Boxer P., 1980). Эта процедура удобна, когда выпол­няется непосредственно за экраном дисплея (с помощью диалого­вой программы), но может быть проведена и с помощью обычного карандаша и бумаги. Испытуемому предлагают градуированную графическую шкалу (градаций намного больше, чем элементов) и просят на ней проранжировать (проставить карандашом номера) эле­менты. Эта процедура, по нашему опыту, является наиболее удоб­ной для репертуарных решеток, совмещая преимущества ранговых процедур (простота и понятность процедуры для испытуемого) и оценочных (возможность получать шкалы более высоких уровней).


Оценочная решетка. В этой процедуре испытуемый должен оце­нить отдельно каждый элемент по каждому конструкту. Дробность оценочной шкалы может быть разной, однако более семи градаций шкал применять не рекомендуется, так как у испытуемого происхо­дит укрупнение единиц и качество оценки снижается.


Интересный вариант оценочной решетки - решетка типа «гало­чек и пробелов». Испытуемого просят в матрице поставить «галоч­ку», если элемент принадлежит к левому полюсу конструкта, и оста­вить пробел, если к правому. Мерой связи между конструктами для такой решетки может служить простой четырехклеточный φ -коэффи­циент, значимость которого можно оценивать с помощью стандарт­ных таблиц критерия X2
(Практикум по психодиагностике..., 1984).


Для анализа ранговых и оценочных решеток можно применять различные виды многомерного анализа данных. Наиболее распрост­раненными являются различные варианты кластер-анализа (иерархи­ческие и неиерархические) и факторного анализа (параметрические и непараметрические). Программы такого типа есть практически в каждом современном стандартном пакете прикладных статистичес­ких программ. Мы не будем останавливаться на описании алгорит­мов, а рассмотрим конкретный пример.


На рис. 33 приведены результаты иерархического кластер-анали­за конструктов и элементов оценочной решетки испытуемого Т. Ана­лиз такого типа осуществляется следующим способом. Проводится кластер-анализ (по абсолютным значениям коэффициентов корреля­ций) отдельно для строк и столбцов матрицы данных. После этого строки и столбцы матрицы с помощью перестановки приводятся к простому виду (т. е. ветви дендрограммы не должны быть перепута­ны, в матрице должна быть максимально возможная группировка сход­ных элементов). При необходимости полюсы конструкта могут ме­няться местами (эта процедура осуществляется умножением коэффи­циентов данного конструкта на -1, что приводит только к смене зна­ка, а абсолютное значение коэффициента остается неизменным). Иногда происходит и обращение элемента (так, например, элемент «сестра» с отрицательным знаком читается как «человек, противопо­ложный по всем конструктам сестре»).


Как видим, такой анализ позволяет наглядно представить струк­туру связей между элементами и между конструктами, выявить


глубинные конструкты (те, которые стоят «за каждым кластером»), оп­ределить то, как каждая группа сходных элементов оценивается с по­зиций каждого «глубинного» конструкта.


В данном случае анализ кластер-грамм испытуемого Т. (который проходил лечение в стационаре по поводу неврастении с депрессив­ными тенденциями) показывал, что у него есть серьезные проблемы с идентификацией и самооценкой. В процессе совместного обсужде­ния результатов Т., по его словам, «несколько раз переживал сильное удивление, которое сменялось узнаванием и пониманием». Так, он был удивлен тем фактом, что «Идеал Я» и «женщина, оцениваемая положительно» практически совпадают по всем конструктам, за ис­ключением одного: «лидер - ведомый». После повторной проверки собственных оценок Т. был вынужден признать этот факт. Не менее сильное удивление вызвал и тот факт, что в один кластер вместе с элементом «Я через 10 лет» попали как «мужчина, оцениваемый по­ложительно», так и «женщина, оцениваемая отрицательно», которая отличается от «Я-образа» в будущем только по двум конструктам: «глу­пая» и «тянется к деньгам». Дальнейший анализ позволил вскрыть реальные причины серьезных переживаний Т. по поводу себя и свое­го будущего, позволил взглянуть на многое с иных точек зрения.


Ретроспективная и проспективная оценки своего развития становятся более наглядными при изучении результатов факторного анализа этой решетки (рис. 34). Линия, соединяющая три точки: «Я 10 лет назад», «Я сейчас» и «Я через 10 лет», - позволяет сделать целый ряд важных пред­положений о том, как с «точки зрения» самого испытуемого в настоящий момент выглядит его жизнь. Так, если предыдущие 10 лет он двигался в сторону «идеала Я» (который, как мы помним, во многом оказывается сходным с «женщиной, оцениваемой положительно») по фактору 1 (от простого, бесшабашного, к сложному, гордому, умному), то свое бли­жайшее развитие ему видится как движение от удовлетворенности, сво­боды, «тяги к культуре», в сторону зависимости, расчетливости и т. п. Обсуждение этих проблем показало, в частности, что пессимизм испы­туемого по поводу своей дальнейшей жизни связан с тем, что обстоя­тельства и намеченная им жизненная программа, как ему кажется, «не­избежно» лишают его многих положительно оцениваемых сторон, дела­ют его жизнь, несмотря на определенные достижения, более трудной и менее приятной («раньше я был лучше и жил лучше»).




Рис. 34. Пространство первых двух варимакс-факгоров оценочной решетки испытуемого Т. Ломаная линия соединяет точки ретроспективного и прорспективного представлений о себе



Причины такого «общего чувства» становятся понятны из анали­за той же ломаной линии. «Раньше» испытуемый приближался к «иде­алу Я», а теперь «уходит от него».


Важно подчеркнуть, что мнение, будто решетки не дают новой информации по сравнению с той, которую можно почерпнуть из обыч­ного разговора, - ошибочно. Получаемые структуры не всегда осоз­наются человеком (как, например, в описанном выше случае) и не всегда очевидны для него. Более того, даже простое заполнение ре­шетки и изучение первичных оценок не позволяют увидеть многое, что становится ясным после построения многомерной модели систе­мы конструктов и элементов.


В этом заключается второе важное отличие ТРР от самооценоч­ных шкал и других стандартизированных психометрических инст­рументов. В ТРР реализован субъектный подход, при котором пред­полагается реконструкция системы смысловых параметров оценок данного конкретного человека, а не оценка его с позиций группо­вых шкал.


Ранговые и оценочные решетки предоставляют новые возможно­сти для изучения восприятия и понимания людьми друг друга.


Обмен решетками. Допустим, нас интересует, насколько сходным и различным является восприятие двух людей (например, мужа и жены или двух друзей) в какой-либо сфере. Для проведения этой процеду­ры необходимо, чтобы элементы решетки были знакомы обоим испы­туемым. Конструкты вызываются индивидуально, после чего:


1. Испытуемый А заполняет свою решетку.


2. Испытуемый Б заполняет свою решетку.


3. Испытуемый Б заполняет решетку А.


4. Испытуемый А заполняет решетку Б.


5. Испытуемый Б заполняет решетку А так, как, епо его мнению, это сделал испытуемый А.


6. Испытуемый А заполняет решетку Б так, как, по его мнению, это сделал испытуемый Б.


Сравнение пп. 1 и 3, 2 и 4 позволяет оценить степень сходства, согласие в восприятиях и оценках. Сравнение пп. 1 и 5,2 и 6 позволя­ет оценить степень понимания испытуемыми друг друга.


Если в решетках используется одинаковый набор элементов, то обе решетки можно совместить в одной и процедура подсчета степе­ни сходства конструктов одной решетки с конструктами другой зна­чительно упрощается. В частности, этот прием удобно использовать, когда в качестве объектов шкалирования в решетке выступают члены какой-либо группы (например, группы тренинга). Каждый заполняет индивидуальную решетку, после чего степень сходства восприятия членов группы попарно можно оценить, например, таким образом:



где R - коэффициент корреляции между конструктами испытуемого А и испытуемого Б; N - количество конструктов испытуемого А.; М-количество конструктов испытуемого Б.


На основании подсчета всех парных коэффициентов сходства можно построить матрицу сходства членов группы и провести кластер-анализ этой матрицы. Выделив группировки, можно, используя снова индиви­дуальные решетки, провести качественный анализ параметров, обус­ловливающих сходство и различие, что дает богатую информацию для понимания многих процессов, происходящих в группе. Результаты та­кой работы можно сделать объектом анализа в групповой дискуссии.


Когнитивная дифференцированностъ. Понятие когнитивной диф-ференцированности (КД) в применении к ТРР заменило понятие ког­нитивной сложности (Biery J., 1965). Когнитивная дифференцированность - это мера того, насколько сложным и многомерным является восприятие данным человеком данной области опыта. Последнее ог­раничение не случайно, поскольку человек может быть когнитивно дифференцированным в одной области и недифференцированным -в другой. Существующие на сегодняшний день меры КД, будучи ис­пользованы изолированно, не могут различать истинную КД от бес­порядочности системы конструктов. Так, Д. Баннистер показал, что наиболее когнитивно дифференцированными (в смысле операцио­нальных мер) являются больные шизофренией. Однако при условии отсутствия патологии мышления мера КД дает важную информацию об организации системы конструктов (Bannister D., 1963).


Оценить КД можно по степени «силы связей» между конструкта­ми. Противоположный полюс КД -это монолитность системы конст­руктов («сцепленность» в единый большой кластер). Чем выше сред­няя величина связей между конструктами, тем менее когнитивно диф­ференцированным является человек.


Для простой оценки степени КД можно использовать меру «ин­тенсивности связей», предложенную Д. Баннистером:


г


де Rij
- коэффициент корреляции i-го конструкта j-м конструктом.


Для оценки КД можно использовать такой параметр, как вес пер­вой главной компоненты (процент объясняемой дисперсии). Эти меры, по нашим данным, коррелируют между собой в пределах 0,7-0,9. Од­нако мера Баннистера является предпочтительной в тех случаях, ког­да мы сравниваем решетки с разным количеством конструктов, по­скольку ее легко сделать относительной (поделив на число просум­мированных коэффициентов корреляции).


КД коррелирует с точностью предсказания поведения других лю­дей, с ассимилятивнрстью при восприятии других, с экстремальнос­тью оценочных суждений (Adams-Webber J., 1979; Шмелев А. Г., 1982).


Для отличия истинной КД от беспорядочности конструирования Бан­нистером была предложена следующая процедура. Каждый испытуемый заполняет одну и ту же решетку дважды, с разницей в одну две недели.


Внутри каждой решетки подсчитывается матрица корреляций между конструктами, после чего коэффициенты ранжируются. Ме­рой воспроизводимости структуры связей между конструктами слу­жит коэффициент ранговой корреляции между этими ранжировками в двух решетках. Им же показано, что здоровые испытуемые воспро­изводят паттерн связей между конструктами даже на неповторяющихся наборах фотографий, тогда как больные шизофренией демонстриру­ют смену паттерна связей от серии к серии. Это позволяет отличить истинную КД от беспорядочности конструирования.


Интересный вариант ранговой решетки предложили советские исследователи (Соколова Е. Т., Федотова Е. О., 1982). В их решетке в качестве элементов используется проективный материал (схематичес­кие слабоструктурированные изображения человеческих лиц), что сделало процедуру более тонкой и более чувствительной и позволило измерять не только грубые нарушения системы конструктов (как это было у Д. Баннистера, который использовал хорошо структурирован­ный материал - фотографии), но и динамику оценок и самооценок в норме и у больных неврозами.


Мера КД информативна при сравнении крайних по этому пара­метру групп (наиболее и наименее дифференцированных). Средние значения этой меры малоинформативны. Так, например, показано (Adams-Webber J., 1979), что в процессе профессионального обуче­ния учителя становятся менее когнитивно дифференцированными, на что ряд исследователей шутливо заметили, что профессиональная информация в результате приводит к редукции КД.


Конечно, это неверно. В процессе обучения и освоения нового опыта КД вначале увеличивается, а затем уменьшается. Здесь вклю­чаются процессы интеграции. Нормальное развитие и состоит в том, что два процесса - прогрессивная дифференциация внутри гомоген­ных областей и прогрессивная интеграция (иерархизация, установле­ние связей между подсистемами, укрупнение подсистем) - идут па­раллельно.


В качестве меры когнитивной интеграции (КИ) мы рассмотрим меру, предложенную в работе П. Нориса. В интересном сравнительном иссле­довании систем конструктов здоровых испытуемых и больных невроза­ми было показано, что больные неврозами имеют два типа систем конст­руктов: монолитную (когда все конструкты сцеплены в один большой кластер) и фрагментарную (система состоит из множества мелких клас­теров, никак не связанных друг с другом). У здоровых испытуемых сис­тема конструктов представляет собой несколько четких кластеров, свя­занных соединительными (артикулирующими) конструктами.


Процедура оценки степени артикулированности состоит в следу­ющем. В матрице корреляций сводятся к нулю все коэффициенты, не достигающие значимого уровня (5 %). После этого с помощью ком­пьютера выявляются корреляционные плеяды, такие, где все входя­щие конструкты связаны попарно значимой корреляцией. Эти конст­рукты (корреляционные плеяды) представляют первичные кластеры. Затем выявляются все конструкты, значимо связанные с конструкта­ми первичных кластеров (ответвляющиеся конструкты). Затем выяв­ляются конструкты, связанные с конструктами из нескольких первич­ных кластеров (артикулирующие). Остальные конструкты - изолиро­ванные. После этого строится графическое изображение (рис. 35).


Количественная мера артикулированное™ подсчитывается сле­дующим способом. Возвращаются к «необнуленной» матрице корре­ляций. Все коэффициенты корреляций возводятся в квадрат и умножаются на 100. Затем рассчитываются следу­ющие суммы.


1. Сумма коэффициентов внутри первичного кластера (включая и связи с ответвля­ющимися конструктами). Об­щая сумма представляет коли­чество дисперсии (ДК), при­ходящейся на связи внутри всех первичных кластеров.


2. Сумма коэффициентов между всеми соединительны­ми конструктами. Это диспер­сия, приходящаяся на артику­лирующие конструкты, -дис­персия интро-артикуляцион-ная (ДИА).




Рис. 35. Монолитная —(а), артикулирован­ная - (б) и фрагментарная - (в) системы конструктов



3. Сумма коэффициентов всех артикулирующих конструктов со всеми остальными (исключая изолированные). Это экстра-артику­ляционная дисперсия (ДЭА). Мерами артикулированности служат следующие два отношения: ДИА/ДК и ДЭА/ДК. Очевидно, что оба этих отношения будут максимальными при артикулированной сис­теме и минимальными как при монолитной, так и при фрагментар­ной. У больных неврозами (обсессивный невроз) значимость разли­чий этих мер от контрольной группы была высокой - для первого отношения различия значимы на уровне р < 0,001, а для второго от­ношения - на уровне р < 0,01.


Совмещение качественного и количественного анализов в ТРР от­крывает новые возможности для повышения информативности метода.


Иерархический анализ. При обсуждении результатов иерархичес­кого кластер-анализа мы ничего не могли сказать о степени значимос­ти каждого конструкта для человека, поскольку иерархия дендрограммы - это просто способ представления сходства или иерархия похожестей конструктов. Процедуры, позволяющие выявлять значимость кон­структа, называются импликативными (оценка того, насколько один конструкт обусловливает другой).


Импликативная решетка. Предложена Хинклом (Bannister D., Fransella F., 1977; Adams-Webber J., 1979). Вызванные на предыду­щем этапе конструкты организуются в квадратную матрицу (без эле­ментов). Испытуемому дается приблизительно такая инструкция: «Представьте себе, что Вы изменились по данному конструкту (пере­шли с одного полюса на другой). По каким еще из оставшихся ка­честв Вы при этом изменитесь тоже?». Инструкция может быть и от­влеченной.


Мы используем удобный способ заполнения импликативных мат­риц. Импликации каждого конструкта проставляются в матрице дваж­ды: по строке (горизонтальной чертой) и по столбцу (вертикальной чер­той). Матрица считывается по строкам. Горизонтальная черта означа­ет, что конструкт-строка имплицирует конструкт-столбец; вертикаль­ная черта означает, что конструкт-столбец имплицирует конструкт-стро­ку; «крест» означает, что оба конструкта имплицируют друг друга.


Анализ импликативных матриц. Для каждого конструкта под­считывается количество конструктов, которые он имплицирует, и количество конструктов, которые имплицируют данный конструкт. Конструкты, которые дают максимальное количество импликаций, а сами имплицируются немногими конструктами, - доминантные, суперординатные.


Между конструктами по доминантности могут быть конфликт­ные отношения, такие, как нетранзитивность импликаций (А импли­цирует Б, Б имплицирует С, а С имплицирует А). Относительное чис­ло нетранзитивных триад используется как показатель конфликтнос­ти импликативной матрицы.


Однако эта мера достаточно общая, поскольку «слабые», подчи­ненные конструкты, да к тому же сходные друг с другом, могут (в силу маленькой разницы между ними) входить в нетранзитивную три­аду, что отнюдь не означает наличия конфликта между ними в созна­нии человека.


Сделать иерархический анализ более информативным позволяет процедура, предложенная в работе Р. Гленвилла (Glanville R., 1981). Она осуществляется следующим образом. Наносят номера конструктов на окружность. Затем, двигаясь по строкам импликативной матрицы, обо­значают линиями со стрелками все импликации конструктов (рис. 36, а). Конструкты, имплицирующие друг друга (крест в матрице), соединя­ются линией с двумя стрелками.


Затем строят иерархограмму (рис. 36, б). Располагают по гори­зонтальным уровням конструкты таким образом, чтобы на самой ниж­ней находились те, которые имплицируют другие конструкты (не обя­зательно все), а сами не имеют импликаций от других конструктов; на следующем уровне - те, которые имплицируются только конструк­тами нижнего уровня; на следующем - только те, которые имплици­руются конструктами двух нижних уровней. Возможно, рисунок по­лучится не сразу. Однако в итоге исследователь будет вознагражден простотой и ясностью представления импликативных иерархических отношений между конструктами. Конфликтные конструкты (и каж­дый может сам убедиться в этом) не могут быть однозначно размеще­ны на каком-либо уровне (мы их ставим между двумя ближайшими уровнями).


Теперь можно снова вернуться к нетранзитивным отношениям между конструктами. Очевидно, что чем ниже в целом находится не­транзитивная триада, тем более значим конфликт (более базовый уро­вень, конфликт между более сильными конструктами). Конфликтные




Рис. 36. Способ представлений иерархических отношений конструктами на основа­нии анализа импликативных репертуарных решеток: а - круговая диаграмма импликаций, 6 - восстановленная иерархическая организа­ция на основе анализа круговой диаграммы импликаций



отношения между конструктами нужно сделать предметом анализа с испытуемым. Возможно, он не осознаёт этого конфликта, и обсужде­ние поможет ему «навести порядок в системе конструктов».


Решетка сопротивления изменениям. Это еще один тип решетки на выявление иерархических отношений между конструктами. Каж­дый из конструктов выписывают на отдельные карточки. Затем карточ­ки попарно предъявляют испытуемому. Его просят указать предпочи­таемый полюс по каждому конструкту. После чего испытуемому дает­ся примерно такая инструкция: «Представьте себе, что Вам обязатель­но придется измениться (перейти на непредпочитаемый полюс) по одному из этих конструктов. Какой из них Вы бы выбрали?». Испытуе­мый отвечает, и результат заносится в такую же матрицу, как и при импликативной решетке (за тем исключением, что в решетке сопро­тивления изменениям каждый конструкт встречается с каждым один раз и в матрице не будет «крестов»). Обработка решеток сопротивле­ния изменениям полностью аналогична импликативной процедуре.


Много ценной информации может дать сравнение импликатив­ных иерархограмм с иерархограммами, полученными в результате ре­шетки сопротивления изменениям. Часто уровень конструкта в обо­их решетках совпадает. Однако встречаются и сильные рассогласования. Так, например, конструкты могут быть самыми слабыми в импликативной решетке и самыми сильными в решетке сопротивления изменениям. Анализ таких рассогласований позволяет выявить наи­более личностно значимые конструкты.


Динамика решеток. Дж. Келли говорил, что человек - это форма движения. Действительно, решетки меняются, меняются конструкты, меняются связи и отношения между ними. Оценить эти изменения, позволяет опять-таки техника репертуарных матриц.


Существуют два принципа организации лонгитюдных исследований.


Первый, который мы называем лонгитюдной матрицей, заключа­ется в том, что составляется набор конструктов (вызванных или за­данных), по которым испытуемый оценивает себя несколько раз в те­чение некоторого времени (например, в ходе терапии или тренинга, дважды в день - утром и вечером). Исторически первым этот способ (не в применении к решеткам, а в применении к опроснику) предло­жил Р. Кеттелл (Cattell R., Cross К., 1975). В применении к решеткам и к анализу изменений состояния в ходе терапии этот способ исполь­зован П. Слейтером (Slater P., 1970).


В результате такой процедуры получается матрица, где по стро­кам стоят конструкты, а по столбцам - дни заполнения. Факторный анализ такой матрицы позволяет выявить наиболее важные направле­ния, по которым осуществлялись изменения или колебания состоя­ния человека. Проекция в это пространство столбцов-дней позволяет вычертить траекторию изменения состояния человека. Метод хоро­шо работает с набором конструктов, описывающих состояние. Этот метод очень чувствителен и информативен. В частности, наши иссле­дования показывают, что люди по характеру изменения состояния делятся на две группы. У одних четко выделяются три-четыре устой­чивых состояния, по которым человек «перемещается» скачком (из одного в другое и обратно). У других таких четко обозначенных со­стояний не выявляется, а траектория представляет собой плавную или ломаную линию, которая каждый раз оказывается в новой точке про­странства. Анализ конкретных изменений траектории позволяет выя­вить паттерн реакций на различные воздействия и ситуации.


Второй принцип - это заполнение целой матрицы несколько раз (например, до начала тренинга, в середине и после окончания) (Bannister D., Fransella F., 1977). Качественный анализ структурных трансформаций пространств конструктов и элементов позволяет пси­хологу оценить, насколько и как именно повлияла групповая работа на систему смысловых параметров, оценок и самооценок данного человека.


В заключение - несколько рекомендаций. Техника репертуарных матриц хороша не в массовых обследованиях, а при индивидуальной и групповой работе, когда есть живой контакт с человеком, заполня­ющим решетку. Не следует оставлять испытуемого «наедине с решет­кой»: заполнение матрицы может превратиться в однообразную уны­лую работу, и испытуемый будет отвечать формально, с единствен­ным желанием - побыстрее закончить работу. Но и не следует ме­шать испытуемому, навязывать ему свое понимание, формулировать за него конструкты, поскольку в результате такой «помощи» вы може­те получить решетку не испытуемого, а свою собственную.


Решетки трудно фальсифицировать, особенно оценочные решет­ки и особенно в тех случаях, когда испытуемый не видит результа­тов своих предыдущих оценок (например, когда решетку заполняет психолог, задавая испытуемому вопросы). Однако даже при нали­чии установки на фальсификацию система конструктов воспроиз­водится, поскольку испытуемый, пытаясь фальсифицировать оцен­ки людей, объектов или ситуаций, делает это на основе собственной системы смысловых оппозиций, в направлении наиболее значимых смысловых параметров. Наилучший же результат решетки дают в тех случаях, когда между психологом и испытуемым устанавлива­ются отношения сотрудничества. Во всех случаях необходимо стре­миться сделать испытуемого исследователем собственной системы конструктов. Техника репертуарных матриц - хорошее средство для этого.



ГЛАВА 9 ПСИХОДИАГНОСТИКА САМОСОЗНАНИЯ



9.1. САМОСОЗНАНИЕ КАК ОБЪЕКТ ПСИХОДИАГНОСТИКИ



Самосознание -это прежде всего процесс, с помощью которого человек познает себя. Но самосознание характеризуется также сво­им продуктом - представлением о себе, «Я-образом» или «Я-концепцией»[33]
. Это различение процесса и продукта в психологический обиход было введено У. Джемсом в виде различения «чистого Я» (познающего) и «эмпирического Я» (познаваемого). Познает, конеч­но, не сознание, а человек, обладающий сознанием и самосознани­ем; при этом он пользуется целой системой внутренних средств: представлений, образов, понятий, среди которых важную роль за­нимает представление человека о себе самом - о своих личностных чертах, способностях, мотивах. Представление о себе, таким обра­зом, являясь продуктом самосознания, одновременно является и его существенным условием, моментом этого процесса. Не случайно по­этому известный исследователь проблемы самосознания И. С. Кон пишет о растущем понимании относительности различий между дей­ствующим и рефлексивным «Я» как об одной из главных тенденций в современных исследованиях (Кон И. С., 1981).


Задача анализа собственно процесса самосознания оказалась, од­нако, более сложной, чем задача анализа продуктов или результатов этого процесса. Как человек приходит к тому или иному представле­нию о себе, какие внутренние действия при этом совершает, на что опирается - все эти вопросы сейчас интенсивно разрабатываются в научных исследованиях, однако результаты поисков пока не воплотились в психодиагностических алгоритмах и методиках. Психодиагнос­тика самосознания традиционно направлена на выявление продукта самосознания - представления о себе. При этом допускается, а затем доказывается, что «Я-концепция» не просто продукт самосознания, но важный фактор детерминации поведения человека, такое внутрилич-ностное образование, которое во многом определяет направление его деятельности, поведение в ситуациях выбора, контакты с людьми.


Анализ «Я-образа» позволяет выделить в нем два аспекта: знания о себе и самоотношение. В ходе жизни человек познает себя и накап­ливает о себе различные знания, эти знания составляют содержатель­ную часть его представлений о себе - его «Я-концепцию». Однако зна­ния о себе самом, естественно, ему небезразличны: то, что в них рас­крывается, оказывается объектом его эмоций, оценок, становится пред­метом его более или менее устойчивого самоотношения. Не все реально постигаемое в себе самом и не все в самоотношении ясно осознается; некоторые аспекты «Я-образа» оказываются ускользаю­щими от сознания, неосознанными.


Уже эти два содержательных тезиса о строении «Я-образа», т. е. тезис о знании о себе и отношении к себе как аспектах «Я-концепции» и тезис о её осознаваемой и неосознанной частях, позволяют понять ряд принципиальных методологических проблем, возникаю­щих перед психодиагностикой самосознания.


Можно ли вообще выявить, что о себе человек знает? На первый взгляд вопрос этот риторический: нетрудно тем или иным способом получить самоописание испытуемого или обследуемого, это самоопи­сание и есть показатель знания человека о себе, выражение его «Я-концепции». Однако если человек говорит о себе, что он добрый, де­ловой, целеустремленный, общительный или, наоборот, злой, безволь­ный, необщительный, то он не просто сообщает сведения, но и дает оценку самого себя. Выделить эту оценку в самоописаниях и даже отделить ее от словесного самоописания можно, а вот отделить зна­ния от оценки оказывается крайне трудно, если вообще возможно. Но если это так, то не искажает ли оценка знания субъекта о себе? А сама эта оценка в том случае, если она действительно негативна, не оказы­вается ли искаженной и «упрятанной» в подсознание? А если такие искажения происходят, то каков концептуальный, теоретический ста­тус самоописаний?


Эти вопросы и ряд других не раз служили предметом методоло­гического анализа (Wylie R., 1974; Burns R., 1979). Так, среди ирреле-вантных факторов, влияющих на самоописание и его интерпретацию (помимо релевантного фактора - самой «Я-концепции»), рассматри­ваются социальная желательность описываемых черт, тактика само­подачи (самопрезентация), область самораскрытия, идентифицируе­мость или анонимность ответов, тактика соглашаться или несоглашаться с утверждениями, характер и степень ограничений в форме ответов на вопросы, контекст всей процедуры диагностики, установ­ки, ожидания и инструкции, способы подсчета индексов и статисти­ческие процедуры.


Помимо этого, свою роль играют уровень интеллектуального раз­вития, кооперативная установка в отношении к диагносту или иссле­дователю, чувство безопасности в ситуации тестирования.


Прогресс в решении этих методологических проблем психодиаг­ностики оказался связанным с продвижением в понимании психоло­гической сути самого процесса самосознания и его итогового про­дукта - «Я-концепции». Остановимся на некоторых наиболее важных результатах теоретического и методологического анализов.


Проблема социальной желательности. Эта проблема возникает всякий раз при использовании самоотчетов в тех сферах, в которых существуют эталоны должного, правильного образа действий, мыс­лей и т. д. Особенно острой эта проблема оказывается в ситуации ис­следования «Я-концепции». Неоднократно отмечалось, что различ­ные меры «Я-концепции» связаны между собой хуже, чем каждая из них в отдельности с мерой социальной желательности. Проблема, однако, состоит в том, нужно ли стремиться к «вычитанию» социаль­ной желательности из самоописаний. Стремление видеть и культиви­ровать в себе социально ценные качества - одно из реальных стрем­лений человека, которое, конечно же, отражается в его «Я-концеп­ции». Поэтому если «Я-концепция» определяется феноменологичес­ки как образ самого себя, в который человек верит, содержащий черты, обладать которыми человек стремится и которые сознательно в себе признает, то высокую социальную желательность черт, приписывае­мых его «Я», следует считать не артефактом, а истинной характерис­тикой «Я-концепции» (Wylie R., 1974). Более того, проявлением «Я-концепции», точнее, способности иметь «Я-концепцию» (т. е. способности к самосознанию), объясняется не только феномен следования социальной желательности, но и такие феномены, как «эффект фаса­да», «позиция защиты по отношению к тестам», «установка на от­вет», тенденция к согласию и др. (цит. по: Анастази А., 1982, т. 2, с. 220). Методически, однако, часто не просто отличить полупроиз-. вольную тенденцию подчеркивать в себе социально желаемые каче­ства от прямой фальсификации «Я-образа» в ситуации, когда обсле­дуемый сознательно старается ввести диагноста в заблуждение.


Стратегия самопрезентации. Выставлять себя в социально-вы­игрышном свете - это лишь один из аспектов более общего феномена, известного как стратегия самопрезентации. Исследования стратегий самопрезентации исходят из представлений о том, что всякий человек заинтересован во впечатлении, производимом им на окружающих. Оп­ределенные аспекты поведения человека специально направлены на ус­тановление, уточнение и поддержание своего образа в глазах других (Goffinan E., 1959; Jones E., Wortman С, 1973; Schlenker В., 1980).


Р. Баумейстер выделил две стратегии самопрезентации: ублажа­ющую и самоконструирующую (Baumeister R., 1982). Ублажающая стратегия управляется критериями, принятыми в данной аудитории, и направлена на то, чтобы выставить себя в благоприятном свете (под­страиваясь под аудиторию) и получить «вознаграждение». Самокон­струирующая стратегия направлена на поддержание и укрепление «идеала Я», т. е. вытекает из желания произвести впечатление на дру­гих теми качествами, которые входят в «идеал Я» субъекта.


Экспериментальная схема, в рамках которой проверяются пред­положения, связанные с самопрезентационной теорией, как правило, включает в себя сравнение поведения людей одной из в двух пар ус­ловий: 1) приватных (анонимных) и публичных; 2) предполагающих дальнейшее взаимодействие с лицом, вовлеченным в эксперимент, либо не предполагающих такого взаимодействия. Соответственно, если поведение человека меняется от аудитории к аудитории, это го­ворит об ублажающей стратегии, если не меняется - о самоконструи­рующей.


Существует большое число экспериментальных исследований, подтверждающих основные положения самопрезентационной концеп­ции, т. е. показывающих, что поведение человека меняется в услови­ях публичных в сравнении с условиями приватными и что оно меняется в зависимости от аудитории. Причем эти положения подтверж­даются относительно различных типов поведения. Так, например, вли­яние самопрезентационных мотивов оказалось явно выраженным при так называемом альтруистическом поведении, которое, казалось бы, должно быть безразличным к потенциальной выгоде субъекта. Так, «публичные» пожертвования оказались гораздо более внушительны­ми, чем приватные (Satow К., 1975). Испытуемые, в присутствии ко­торых раздавался «крик о помощи», предлагали помощь «жертве» чаще и быстрее в том случае, когда считали, что встретятся с теми, кому помогут, нежели в том случае, когда считали, что останутся ано­нимными (Gottlieb J., Carver С., 1980). В одном из экспериментов эк­спериментатор звонил различным строителям и обращался за помо­щью. В некоторых случаях этому предшествовал звонок, во время которого репутация строителя описывалась неблагоприятным образом. В этих случаях количество позитивных ответов на просьбу о по­мощи увеличивалось (Steele С., 1975). Результаты этого эксперимен­та интерпретируются в том духе, что строители восстанавливали свой публичный образ (репутацию) в глазах потенциальной «аудитории», т. е. мотивировались «конструктивной» самопрезентацией. В другом исследовании было обнаружено, что после выполнения группового задания испытуемый распределял деньги (это и было реальным, а не фиктивным заданием): а) в зависимости от вклада каждого в выполнение задания, когда надо было отчитываться экспериментатору; б) по­ровну, когда надо было отчитываться перед группой; в) себе непропорционально много, когда никакой отчетности не требовалось.


Влияние «презентационной» мотивации проявилось также в экспериментальных ситуациях, направленных на изучение конформнос­ти, агрессии, выполнения тех или иных заданий (performance). С позиции «презентационной» гипотезы переосмыслены эксперименты па» когнитивному диссонансу и по реакции на оценку других; (Baumeister R., 1982). Так, диссонанс понимается не как следствие^ внутренней неспособности психики справиться с непоследовательностью, а как следствие самопрезентационных мотивов: непоследовательное поведение угрожает разрушением публичного образа. Было показано, что эффекты диссонанса, необратимости постдиссонансной установки возникают лишь в ситуации публичности, релевант-ней самопрезентационным мотивам (там же).


Экспериментально установлено, что лица с высоким и низким са­моуважением ведут себя по-разному в ситуации, когда о них сложи­лось то или иное мнение у других. Баумейстер провел эксперимент, в котором испытуемые были поделены на основе опросника на людей с высоким и низким самоуважением; кроме того, они оценивались по лжеопроснику. Затем каждый испытуемый получал «личностный про­филь», якобы основанный на его ответах. Одной половине испытуе­мых давался профиль эгоиста и эксплуататора, другой половине — бла­городного и кооперативного человека. Половине испытуемых сообща­лось, что их личностный профиль известен их партнеру, другой поло­вине это не говорилось. Каждый испытуемый описывал себя своему партнеру и затем играл с ним в игру «дилеммы узников. (Партнером был помощник экспериментатора, который играл по одному и тому же алгоритму.) Игра «дилеммы узников» предполагает возможность вы­бора двух ходов у каждого из игроков, но цена у каждого хода различна и зависит от ответного хода противника. В варианте, использованном в эксперименте, если игрок делает ход «А», его выигрыш составляет 4 очка в том случае, если противник делает тот же ход. 4 очка получает также и противник. Но если игрок сделал ход «А», а противник - ход «В», то игрок проигрывает 5 очков, а противник выигрывает 8 очков. Если игрок делает ход «В», а противник - ход «А», то игрок выигрыва­ет 8, а противник проигрывает 5 очков. Если же оба делают ход «В», то оба выигрывают по 2 очка. Единственно выигрышной тактикой этой игре может быть тактика кооперативная, когда оба партнера делают ход «А», при ходе «В» оба партнера в конце концов проигрывают. Игру можно выиграть, воспользовавшись благородством партнера, обманы­вая его ожидание ответного благородства.


В результате выяснилось, что в «публичных условиях» люди с низ­ким самоуважением в своем вербальном поведении и в процессе игры следуют тому профилю, который им навязан экспериментатором. Если это профиль эгоиста, то они не пытаются приукрасить его дополни­тельной информацией и играют в игру эгоистично. Люди с высоким самоуважением, напротив, ведут себя независимо по отношению к про­филю, хотя и с учетом его. Они приукрашивают себя в вербальной са­мопрезентации и играют кооперативно, если партнер считает их эгои­стом, и, напротив, играют на выигрыш, если информация, имеющаяся у партнера, характеризует их как благородных (Baumeister R., 1982).


Исследования феномена самопрезентации заставляют более тща­тельно анализировать условия проведения диагностической проце­дуры, оценивать влияние таких параметров диагностической ситуа­ции, как восприятие обследуемым дальнейшей судьбы результатов тестирования, возможностей продолжения контактов с психодиагно­стом, пола, возраста и статуса психодиагноста. Обследуемый не про­сто сообщает то, что он о себе думает, но активно подает себя, стара­ясь произвести впечатление, которое сообразуется с его личностью в целом, с ситуацией и с партнером по общению.


Различия в субъективной значимости параметров «Я-концепции». Одни и те же по своему содержанию знания о себе у разных людей могут обладать различной субъективной значимостью. Из этого сле­дует, что использование в индивидуальной психодиагностике универ­сальных содержательных параметров «Я-концепции» может приво­дить к ошибочным заключениям (Анастази А., 1982, т. 2, с. 221). Один из путей повышения достоверности диагностических заключений -это отбор наиболее универсальных и общезначимых параметров «Я-концепции», позволяющих уменьшить вероятность ошибки. Другой путь - использование методов, описанных в предыдущей главе, по­зволяющих выделить значимые параметры у данного субъекта. Дос­товерность диагностических заключений в консультативной и психо­терапевтической практике повышается за счет введения в поле зре­ния диагноста смысла того или иного аспекта «Я-концепции» для об­следуемого. Это достигается путем анализа той субъективной роли, которую у данного человека играют усматриваемые им в собствен­ном «Я» черты в процессе достижения значимых для него мотивов и целей (Столин В. В., 1983).


Сложное строение «Я-концепции». Психодиагностические дан­ные могут интерпретироваться лишь в контексте теоретических пред­ставлений о строении «Я-образа» и процесса самосознания в целом. Кратко охарактеризуем основные положения, касающиеся строения самосознания и «Я-концепции».


Самосознание имеет уровневое строение. Эта идея не раз выс­казывалась в отечественной и мировой литературе. И. G. Кон фор­мулирует уровневую концепцию «Я-образа», используя понятие ус­тановки (Кон И. С., 1978). Основания для этой концепции Кон на­ходит в теории диспозиционной регуляции социального поведения


(Ядов В. А., 1975). В целом «Я-образ» понимается как установоч­ная система; установки обладают тремя компонентами: когнитив­ным, аффективным и производным от первых двух поведенческим (готовность к действиям в отношении объекта). Нижний уровень «Я-образа» «составляют неосознанные, представленные только в переживании установки, традиционно ассоциирующиеся в психо­логии с самочувствием и эмоциональным отношением к себе; выше расположены осознание и самооценка отдельных свойств и качеств; затем эти частные самооценки складываются в относительно це­лостный образ; и наконец, сам этот "Я-образ" вписывается в об­щую систему ценностных ориентации личности, связанных с осоз­нанием ею целей своей жизнедеятельности и средств, необходи­мых для достижения этих целей» (Кон И. С., 1978, с. 72-73).


И. И. Чеснокова предлагает различать два уровня самосознания по критерию тех рамок, в которых происходит соотнесение знаний о себе (Чеснокова И. И., 1977). На первом уровне такое соотнесение происходит в рамках сопоставления «Я» и другого человека. Сначала некоторое качество воспринимается и понимается в другом человеке, а затем оно переносится на себя. Соответствующими внутренними приемами самопознания являются преимущественно самовосприятие и самонаблюдение. На втором уровне соотнесение знаний о себе про­исходит в процессе аутокоммуникации, т. е. в рамках «Я и Я». Чело­век оперирует уже готовыми, сформированными знаниями о себе. В качестве специфического внутреннего приема самопознания указы­ваются самоанализ и самоосмысление. На этом уровне человек соот­носит свое поведение с той мотивацией, которую он реализует. Оце­ниваются и сами мотивы с точки зрения общественных и внутренних требований. Высшего развития самосознание на втором уровне дос­тигает при формировании своих жизненных планов, жизненной фи­лософии, общественной ценности чувства, собственного достоинства.


В работе Е. Дикстейна высказывается верная, на наш взгляд, идея о связи меры самоотношения с характером самосознания на различ­ных уровнях (Dickstein E., 1977). Таких уровней, которые одновре­менно являются и стадиями, выделяется пять. Первый уровень свя­зан с формированием чувства автономности ребенка, способности исследовать окружение, способности вызывать заботу о себе. Соот­ветственно мера самоуважения связана с различиями в желании исследовать окружение, вызывать заботу о себе. На втором уровне в связи с развитием социальной активности ребенка мерой самоуважения становится степень успешности в определенных действиях и в срав­нении себя с другими. На третьем уровне в связи с формированием способности к самонаблюдению мерой самоуважения становится сте­пень достижения «идеала Я». Четвертый и пятый уровни альтерна­тивны и выражают различные варианты развития. Четвертый уро­вень - уровень «Я» как интегрированного и интегрирующего целого. Мерой самоуважения на этом уровне будет степень, с которой инди­вид осознает и принимает каждый из аспектов своего существова­ния. На пятом уровне самосознание характеризуется обнаружением относительности границ «Я», выходом на первый план движения впе­ред и изменений, признанием своей ограниченности. Измерение са­моотношения на этом уровне наиболее проблематично и связано с различиями в степени честности отношения к себе и признания из­менчивости своего «Я».


Подробная уровневая концепция и самосознания, и личности в целом предложена Э. Эриксоном (Erikson E., 1967).


В цикле проведенных нами исследований была сформулирована концепция уровневого строения самосознания, основанная на учете характера активности человека, в рамках которой формируется и дей­ствует его самосознание (Столин В. В., 1985).


В качестве исходного принимается различие содержания «Я-образа» (знания или представления о себе, в том числе и в форме оцен­ки выраженности тех или иных черт) и самоотношения. Последнее -это переживание, относительно устойчивое чувство, пронизывающее самовосприятие и «Я-образ».


В содержании «Я-образа» выделяются две важнейшие образую­щие: 1) знания о тех общих чертах и характеристиках, которые объе­диняют субъекта с другими людьми, - присоединяющая образующая «Я-концепции», или система самоидентичности, и 2) знания, выделя­ющие «Я» субъекта в сравнении с другими людьми, - дифференциру­ющая образующая «Я-концепции». Это последняя образующая при­дает субъекту ощущение своей уникальности и неповторимости.


Вертикальное строение самосознания раскрывается как уровневое строение. Уровни самосознания определены уровнями активности че­ловека, одновременно являющимся биологическим индивидом (организмом), социальным индивидом и личностью. Процессы самосозна­ния и его интегральные образования обслуживают активность челове­ка на каждом из уровней, выполняя роль обратной связи информацией о «вкладе» субъекта в его собственную активность. Поскольку харак­тер активности и характер ведущих потребностей субъекта на каждом из уровней различны, различны и процессы, отражающие эту актив­ность, и итоговые, интегральные образования самосознания.


На уровне биологического индивида (организма) активность субъекта определена системой «организм - среда», имеет прежде всего двигательный характер и вызывается потребностями в самосохране­нии, нормальном функционировании, физическом благополучии. В недрах этой активности формируется обратная связь в виде ощуще­ний о положении тела и его органов в пространстве, которые слага­ются в «схему тела». Схема тела - это, фигурально выражаясь, «Я-образ» организма, который надо отличать от «физического Я» субъекта, обладающего более сложной, биосоциальной природой. В схеме тела не разделены дифференцирующая и присоединяющая составляющие. На уровне организма формируется также самочувствие - итог про­цессов, отражающих состояние внутренних органов, мышц, актива­ции организма в целом. Самочувствие - биологический аналог само­отношения, отражающий степень удовлетворенности потребностей организма в благополучии, целостности, функциональном состоянии.


На уровне социального индивида активность человека подчинена иной потребности - потребности в принадлежности человека к общ­ности, в признании его этой общностью. Эта активность регулирует­ся усваиваемыми индивидом социальными нормами, правилами, обы­чаями, технологическими предписаниями, уставами и т. д., которые усваиваются индивидом. «Я-образ» облегчает человеку ориентацию в системе этих активностей прежде всего за счет формирования сво­ей присоединяющей образующей - системы социальных самоидентичностей: половой, возрастной, этнической, гражданской, социаль­но-ролевой.


В рамках этих идентичностей субъект сравнивает себя с эталона­ми соответствующих общностей и через эти эталоны - с другими людьми. Эти сравнения образуют базу для дифференцирующей обра­зующей «Я-образа», которая, следовательно, вторична на этом уров­не по отношению к присоединяющей образующей.


Жизненная важность для субъекта быть принятым другими людь­ми отражается в самоотношении, которое есть перенесение вовнутрь отношения других: принятие другими или отвержение ими.


На уровне личности активность субъекта вызывается прежде всего потребностью в самореализации - в труде, любви, спорте и т. д. - и реализуется с помощью ориентации на собственные способности, возможности, мотивы. Поэтому в «Я-образе» ведущее место начина­ет занимать дифференцирующая образующая «Я-концепции», обес­печивающая неслучайность самоопределения личности. Основой са­моотношения становится потребность в самоактуализации; собствен­ное «Я», собственные черты и качества оцениваются в отношении к мотивам, выражающим потребность в самореализации, и рассматри­ваются как ее условие.


Как показывают результаты факторного анализа, самоотношение, в свою очередь, оказывается структурно-сложным образованием, включающим в себя как общее, глобальное чувство за или против са­мого себя, так и более специфические параметры: самоуважение, аутосимпатию, самоинтерес или близость к самому себе, ожидаемое от­ношение других.


Самоотношение активно защищается личностью. Этот тезис находит солидное подтверждение в литературе. В частности, опи­сан феномен компенсации, который может быть интерпретирован как защита самоотношения с помощью приукрашивания себя в сфе­рах, лежащих вне зоны актуального самопроявления (Baumeister R., Jones E., 1978).


В работе А. Тиссера и Дж. Кэмпбелла приводится механизм, на­званный ими моделью поддержания самооценки (Tesser A., Campbell J., 1982), Суть его состоит в том, что человек селективно подходит к оценке успехов близких ему людей и людей, с которыми он находится на далекой межличностной дистанции, а также к тому, в какой области - значимой или незначимой для него - существуют эти достижения. Согласно этой модели, люди позитивно оценивают ус­пехи друзей, если они относятся к незначимым для них самим сфе­рам; когда же успехи друзей относятся к релевантным для оценщиков сферам, то эти успехи оцениваются гораздо менее позитивно. При восприятии посторонних людей соотношение обратное: более пози­тивно оцениваются успехи в релевантной сфере, менее - в нерелевантной. Смысл модели таков: когда друг что-то делает хорошо, то факт дружбы позволяет оценщику «греться в лучах чужой славы» и тем самым поддерживать самооценку. Так и происходит в нерелеван­тных сферах, т. е. там, где субъект сам не стремится достичь тех же результатов, что и друг. Если же сфера успехов друзей значима, то более важным оказывается выиграть в сравнении с ними и тем самым поддержать самооценку, а для этого успехи друзей преуменьшаются. Согласно этому механизму, люди придерживаются принципа: «Пусть друзьям во всем сопутствует успех, однако, в том, что значимо и для меня, — не больше, чем мне».


Проведенный Тиссером и Кэмпбеллом эксперимент в целом под­твердил их гипотезу. Причем тенденцию использовать этот механизм в большей степени проявили люди с низким уровнем самоуважения.


В работе Г. Каплана описана тактика поддержания самоотноше­ния, которая может быть названа тактикой обесценивания (Kaplan H., 1980). Суть ее состоит в том, что человек делает предметом своего са­мовосприятия не только собственные личностные качества, но и саму оценку этих качеств. В таком случае негативная оценка собственных качеств также может входить в «объективированное Я» как качество или черта, например самокритичность. Следовательно, человек, низко оценивающий себя по какой-то черте, не будет утрачивать самоуваже­ния, если в субъективной иерархии ценностей данная.черта стоит ниже, чем «честность перед самим собой», «самокритичность» и т. п.


Самоотношение может также поддерживаться с-помощью по­ступка, в котором субъект делает выбор в пользу поведения, опро­вергающего дурную репутацию. Этот вид защиты самоотношения может быть проиллюстрирован приведенным выше экспериментом (Baumeister R., 1982).


Проведенные нами исследования подтвердили гипотезу о том, что возможности защиты самоотношения заложены уже в его строении (Столин В. В., 1985). Благодаря многомерности самоотношения и аддитивности глобального самоотношения возможно одновременное поддержание глобального самоотношения на высоком уровне и како­го-то аспекта самоотношения, прежде всего самоуважения, - на низ­ком. При этом низкое самоуважение компенсируется повышением симпатии к себе, а повышение симпатии «покупается» ценой сохра­нения низкого самоуважения.


Экспериментальное исследование в целом подтвердило гипоте­зу: люди, отождествляющие себя с «несимпатичными» другими, из­бегают выбирать в качестве объединяющих их с этими другими «не­симпатичные» признаки, компенсируя, однако, недобор негативных характеристик приписыванием себе «неуважаемых» черт. В этом экс­перименте был также выявлен феномен «предохранительного клапа­на», т. е. такого защитного механизма самоотношения, благодаря ко­торому прежде всего блокируется антипатия к себе: падение симпа­тии не приводит к нарастанию антипатии. Человек действует по прин­ципу: «Из того, что я не хорош, еще не следует, что я плох».


Защита себя от антипатии является наиболее важным аспектом защиты самоотношения. Субъект жертвует своим самоуважением, пользуясь аддитивностью глобального самоотношения, либо жертву­ет истинностью своего «Я-образа» для того, чтобы не допустить яв­ной, сознаваемой антипатии к себе. Человек может действовать по принципу: «Да, я не хорош, потому что слаб, но я не плох». Поддер­жание стабильного самоотношения обеспечивает возможность посто­янной стратегии по отношению к самому себе, выражающейся как во внешней, социально-предметной деятельности, так и во внутриличностной активности.


Механизмы защиты самоотношения, таким образом, не менее -если не более - важный объект психодиагностики, чем содержание «Я-концепции» и самоотношение.


Представления о себе могут относиться к разным сферам прояв­ления человека. Такие исследователи, как И. Джемс, К. Роджерс, М. Ро-зенберг выделили различные формы представлений о себе, диффе­ренцированные либо по сфере проявлений человека («социальное Я», «духовное Я», «физическое Я», «интимное Я», «публичное Я», «мо­ральное Я», «семейное Я» и т. д.), либо как реальность и идеал («ре­альное Я», «идеальное Я»), либо на временном континууме («Я в про­шлом», «Я в настоящем»), либо по какому-то иному существенному признаку. Количество таких «Я-образов» и их содержание определя­ются, как правило, на основе теоретических соображений. Насколько все эти представления у субъекта действительно существуют как от­носительно самостоятельные, насколько они по-разному связаны с самоотношением и поведением в соответствующих ситуациях - эти вопросы остаются открытыми. С точки зрения ориентации на психологическую помощь, важно знать, в какой именно сфере деятельнос­ти субъект переживает себя состоятельным или несостоятельным, на чем содержательно базирует свое самоуважение, стремится ли к дос­тижению своего идеала, переживает ли разорванность своего «интим­ного Я» и публичной самопрезентации. Эти аспекты самосознания должны отражаться с помощью психодиагностических методик.


Следующий раздел, посвященный конкретным методикам, пока­жет читателю, что далеко не всё, что дают сегодняшние исследования самосознания, нашло свое отражение в психодиагностических инст­рументах. Последние, как и любые конструкторские разработки, все­гда несколько отстают от последних научных находок. Психодиагно­стические методики дорабатываются в течение нескольких лет, по­скольку установление их валидности требует многочисленных и тру­доемких исследований. В разделах 9.3-9.6 представлены некоторые методики, разработанные (или адаптированные) авторами данной книги и находящиеся на различных этапах их психометрической от­ладки. В построении этих методик нашли свое прямое воплощение некоторые из обсуждавшихся» выше теоретических положений.



9.2. МЕТОДИКИ ПСИХОДИАГНОСТИКИ САМОСОЗНАНИЯ



В области психодиагностики самосознания используются основ­ные традиционные и вновь разрабатываемые классы методик: стан­дартизованные самоотчеты в форме описаний и самоописаний (тест-опросники, списки дескрипторов, шкальные техники), свободные са­моописания с последующей контент-аналитической обработкой, идео­графические методики типа репертуарных матриц, проективные техники, включая подкласс рефрактивных техник.


В соответствующем разделе руководства А. Анастази аннотиру­ются как наиболее употребительные четыре диагностические мето­дики: I) контрольный список прилагательных Г. Гоха, 2) Q-классифи-кация В. Стефенсона, 3) семантический дифференциал Ч. Осгуда, 4) тест ролевых конструктов Г. Келли (Анастази А., 1982, т. 2).


Перечень методик, приведенный в руководстве Р. Уайли, гораздо шире и включает около двух десятков методик и диагностических техник (Wylie R., 1974). В несколько раз больше конкретных методик, в том числе и используемых исключительно в исследовательс­ких целях, приводится в книге Р. Бурнса (Bums R., 1979).


Наиболее удобным для читателя было бы изложение психодиагно­стических методик в соответствии с расчленениями в предмете психо­диагностики. Так изложен материал в руководстве Р. Уайли: она разли­чает методы, направленные в основном на анализ глобального самоот­ношения, и методы, направленные на более специальные измерения «Я-концепции», а также методы, ориентированные на «феноменальное Я», и методы, ориентированные на неосознанное, «нефеноменальное Я». Однако такое изложение материала в применении к теоретическим положениям относительно строения самосознания, сформулированным выше, крайне затруднительно, так как методики создавались на основе разных теоретических предпосылок, многие из них многомерны, час­то нет надежных оснований для их теоретической переинтерпретации. Поэтому в изложении материала мы будем придерживаться методичес­кого принципа и охарактеризуем типы методик применительно к ана­лизу самосознания, в некоторых случаях иллюстрируя их данными о наиболее популярных методиках.


Стандартизованные самоотчеты
. К этому типу методик отно­сятся прежде всего тест-опросники, состоящие из более или менее развернутых утверждений, касающихся отношения испытуемого к са­мому себе в различных жизненных сферах; чувств, мыслей относи­тельно тех или иных событий или обстоятельств в жизни субъекта; поведенческих проявлений; взаимоотношений с другими людьми. Способ ответа широко варьирует в различных опросниках: использу­ется двух-, трех-, четырех-, пяти-, семиальтернативный выбор, вер­бальное или невербальное согласие. Прриведенные ниже опросники относятся к числу наиболее популярных.


Шкала «Я-концепции» Теннесси - Fitts W., 1965) - опросник, пред­назначенный для подростков (с 12 лет) и взрослых. Содержит 90 пун­ктов на анализ «Я-концепции» и 10 пунктов шкалы лжи. Использует­ся пятишаговая шкала ответов от «полностью согласен» до «абсолют­но не согласен». Пункты опросника отбирались с помощью экспер­тов - клинических психологов. Требовалось согласие семи экспертов в отнесении каждого утверждения к определенным строке и столбцу. По строкам были представлены: 1) самокритичность, 2) самоудов­летворенность, 3) поведение; по столбцам: 1) «физическое Я», 2) «моральное Я», 3) «личностное Я», 4) «семейное Я», 5) «социальное Я». Расчет показателей для строк и столбцов дает восемь индексов теста. Дополнительно вычисляются два индекса: 1) вариабельности- как меры согласованности восприятия себя в различных областях; 2) рас­пределения - как меры расположения субъектом своих ответов по пятишаговой шкале. Выбор в основном средних значений (низкий индекс распределения) говорит о большом включении защитных про­цессов, выбор лишь крайних значений может свидетельствовать о шизофрении.


Существует консультативная (упрощенная) и клиническая фор­мы опросника. Ретестовая надежность для клинической формы ко­леблется от 0,75 до 0,92 для разных шкал. Факторная структура оп­росника недостаточно ясна. Данные по валидности в основном стро­ятся на сравнении показателей пациентов психиатрических клиник, алкоголиков, деликвентов с показателями обычных испытуемых и в целом свидетельствуют в пользу опросника (Bums R., 1979).


Как показывает описание опросника, с его помощью можно выя­вить глобальное самоотношение (самоудовлетворенность) и специ­фические формы отношения к своему телу, к себе как моральному субъекту, к себе как к члену семьи и т. д. Опросник также позволяет дать дифференцированное заключение о самоотношении в отличие от содержательного аспекта «Я-концепции» (самоидентичности и дифференцирующие характеристики).


Шкала детской «Я-концепции» Пирса-Харриса. (Piers-Harris Children's Self Concept Scale) - популярный в США опросник, состав­ленный из 80 простых утверждений относительно своего «Я» или тех или иных ситуаций и обстоятельств, связанных с самоотношением. Предназначен для детей в возрасте от 8 до 16 лет. Пункты опросника основаны на коллекции детских утверждений относительно того, что детям в себе нравится, а что не нравится, собранной А. Джерсильдом (цит. по: Wylie R., 1974). В опросник вошли пункты, различающие испытуемых с высоким и низким суммарным баллом, на которые по крайней мере 50% испытуемых с высоким суммарным баллом отве­чали в ожидаемом направлении и соотношение ответов «да - нет» по которым не превышало 9. Опросник содержит равное количество позитивных и негативных утверждений. Первые 15 утверждений при­ведены ниже:


1 Мои товарищи смеются надо мной. 2. Я счастливый человек. 3 Мне трудно знакомиться. 4. Я всегда грустный. 5 Я умный.


6. Я стеснительный.


7. Я нервничаю, когда меня вызывают к доске.


8. Моя внешность раздражает меня.


9 Когда я вырасту, я буду значительным человеком


10. Я волнуюсь, когда у меня контрольная в школе


11. Я непопулярен.


12. В школе я хорошо себя веду.


13. Когда что-нибудь не так - это моя вина.


14. Я приношу неприятности моей семье. 15 Я сильный.


По данным обзора Р. Уайли, шкала обладает удовлетворительно» одномоментной (от 0,78 до 0,93) и ретестовой (0,77) надежностью. Хотя и предполагалось, что шкала измеряет глобальное самоотноше­ние, факторный анализ не выделил генерального фактора. Были по­лучены 10 факторов, из которых 6 были интерпретированы. Суще­ствуют некоторые данные в пользу конструктной валидности. Так, например, показатель по шкале коррелирует с восприятием детьми обоих родителей как любящих ,в противоположность отвергающим; дети, находящиеся в клинике, демонстрируют значимо меньшие по­казатели по шкале, чем здоровые. В то же время, многие данные про­тиворечивы (Wylie R., 1974).


Шкала самоуважения Розенберга (Rosenberg's Self Esteem Scale) -опросник для подростков, выявляющий глобальное самоотношение. Состоит из 10 утверждений:


1. Я чувствую, что я достойный человек, по крайней мере не менее, чем другие.


2. Я всегда склонен чувствовать себя неудачником.


3. Мне кажется, у меня есть ряд хороших качеств.


4. Я способен кое-что делать не хуже, чем большинство.


5. Мне кажется, что мне особенно нечем гордиться.


6. Я отношусь к себе хорошо.


7 В целом я удовлетворен собой.


8. Мне бы хотелось больше уважать себя.


9 Иногда я ясно чувствую свою бесполезность.


10. Иногда я думаю, что я во всем нехорош.


Опросник предполагает 4 градации ответов: «полностью согла­сен», «согласен», «не согласен», «абсолютно не согласен».


Опросник создавался и использовался как одномерный, однако проведенный позднее факторный анализ выявил два независимых фак­тора: самоунижение и самоуважение (Kaplan H., Рокоту А., 1969). Самоуважение существует и при отсутствии самоунижения, и наряду с ним; в последнем случае оно выступает в защитной функции.


Опросник обладает хорошей надежностью и конструктной валид-ностью. Показатели по опроснику связаны с депрессивным состоя­нием, тревожностью, психосоматическими симптомами, активностью в общении, лидерством, чувством межличностной безопасности, от­ношением к испытуемому его родителей.


В целом, несмотря на методологическую критику опросников, они остаются основным инструментом в исследованиях «Я-концепции»; по­стоянно создаются новые опросники для специфических целей и попу­ляций. Многие проблемы, связанные с использованием опросников для анализа «Я-концепции», и прежде всего проблемы конструктной валид­ности, еще ждут своей разработки (Fleming J., Courtney В., 1984).


Контрольные списки также являются разновидностью стандарти­зованного самоотчета. От опросников их отличает краткость пунктов, вплоть до отдельных прилагательных. Наиболее известен контрольный список прилагательных Г. Гоха, который содержит 300 личностных прилагательных, расположенных в алфавитном порядке (Gough H., 1960). Испытуемого просят выбрать те из них, которые соответствуют объекту Список содержит 24 шкалы, 15 из которых соответствуют пе­речню потребностей Г. Мюррея, а 9 получены эмпирически. К после­дним относятся: 1) общее количество выбранных прилагательных, 2) защищаемость, 3) расположенность к себе, 4) нерасположенность к себе, 5) самоконфиденциальность, 6) самоконтроль, 7) лабильность, 8) лич­ностная приспособленность, 9)готовность к консультированию.


Контрольный список, таким образом, предусматривает измере­ние глобального самоотношения, причем независимо от его позитив­ного и негативного полюсов («расположенность к себе» и «нераспо­ложенность к себе»). Существенно наличие шкал «защищаемость» и «самоконфиденциальность». Последняя отражает, вероятно, измере­ние самоотношения, названное нами «самоинтерес».


На русской лексике начало разработки подобного списка, полу­чившего название «личностного семантического дифференциала», заложено работами А. Г. Шмелева (1983).


Списки - относительно удобные диагностические инструменты в смысле простоты применения и обработки, однако они обладают рядом недостатков. Во-первых, они навязывают субъекту оценку по параметрам, которые, возможно, не являются значимыми для его «Я-концепции», но по которым грамотный человек в принципе может дать оценку. В результате может возникать некоторое «фантомное» самоописание. Во-вторых, вынесение категорических суждений от­носительно значимых для субъекта личностных параметров наталки­вается на внутреннее сопротивление. Так, например, сказать «да» или «нет» относительно параметров смелый, добрый, правдивый, отзыв­чивый и т.п. для некоторых людей довольно сложно и в силу соци­альной нормы скромности, и в силу неясности обстоятельств прояв­ления этих качеств, так сказать, неясности их жизненной цены. В-третьих, как показано уже в исследованиях Ч. Осгуда и его коллег, значения слов обладают помимо предметного, денотативного, также и аффективным, коннотативным, значением. Самоописания на осно­ве выбора прилагательных, таким образом, оказываются связанными с самоотношением и не вполне ясно, какой именно аспект - знание о себе или отношение к себе - в большей мере они выявляют.


Все эти недостатки приводят к тому, что семантическая структура самоописания (и описания других) с помощью прилагательных оказы­вается неустойчивой при расщеплении выборки пополам и факториза­ции каждой половины данных отдельно (см., напр.: Шмелев А. Г., 1983).


Шкальная техника, примером которой является семантический дифференциал (Osgood С., Suci G., Tannenbaum P., 1957), также при­меняется при анализе «Я-концепции», и прежде всего самоотноше­ния. Существует достаточно полная отечественная литература, посвя­щенная теории и методу Ч. Осгуда (Петренко В. Ф., 1983). Разрабо­тан отечественный вариант семантического дифференциала приме­нительно к задачам психодиагностики в психиатрической клинике (Бажин Е. Ф., Голынкина Е. А., Эткинд А. М., 1983).


Нестандартизованные самоотчеты. Поскольку «Я-концепция» так или иначе проявляется в любом развернутом самоописании (в днев­никовых записях, в нестандартизованных ответах на вопросы анкеты или интервью, в письмах и т. д.), появляется возможность применить к некоторой совокупности текстов процедуру контент-анализа. На этом основана, в частности, приведенная ниже методика.


Тест двадцати утверждений на самоотношение (Twenty statements self attitude Test - Kuhn M, Mc Partland Т., 1966)[34]
. Испытуе­мого просят в течение 12 минут дать 20 различных ответов на воп­рос, обращенный к самому себе: «Кто я такой?». Испытуемого просят давать ответы в том порядке, в котором они спонтанно возникают, и не заботиться о последовательности, грамматике и логике. Анализ дан­ных исследований позволил выделить ряд категорий, которые впос­ледствии использовались в контент-анализе: социальные группы (пол, возраст, национальность, религия, профессия), идеологические убеж­дения (философские, религиозные, политические и моральные выс­казывания), интересы и увлечения, стремления и цели, самооценки.


Общая тенденция состоит в том, что «присоединяющие» утверж­дения, в которых фиксируется принадлежность испытуемого к той или иной категории людей («студент», «сын», «мужчина»), выносятся раньше, чем «дифференцирующие» (указывающие специфический признак - «слишком толстый», «неудачливый человек»). Наиболее частые категории, обнаруженные на больших выборках в зарубеж­ных исследованиях: профессиональная идентичность, семейная роль и статус, супружеская роль и статус, религиозная идентичность, пол и возраст. В ответах довольно отчетливо прослеживаются социоло­гические закономерности; так, возраст чаще упоминают молодые и пожилые люди, женщины чаще упоминают свой семейный статус, мужчины - половую принадлежность. В то же время психологичес­кие закономерности, лежащие в основе ответов на вопрос теста, до сих пор недостаточно ясны. Обычно делается предположение, что порядок называния категорий соответствует выраженности и значи­мости соответствующих признаков, т. е. структуре самоидентичностей, однако этот тезис не является доказанным. Вполне возможны влияния со стороны стереотипов заполнения официальных анкет и учетных карточек или со стороны защитных стратегий, при которых наиболее значимое отодвигается «на потом».


Диагностическое использование приема 20 утверждений нужда­ется в выявлении социокультурных норм, специфицированных по возрасту и полу, в решении теоретических и методических проблем кодировки ответов. Уже показано, что ответы детей отличаются от ответов взрослых: первые чаще определяют себя через свои ситуа­тивные и частные проявления. Ясно также, что в этнически однород­ном обществе ответы, касающиеся расы и национальности, будут встречаться реже, чем в этнически разнородном. Необходимо разли­чать ответы, касающиеся самоидентичности в рамках индивидного уровня самосознания (т. е. отражающие принадлежность к таким груп­пам, к которым невозможно не принадлежать, живя в обществе, -половую, возрастную, национальную, семейную) и ответы, касающи­еся личностной самоидентичности. Последняя отражает принадлеж­ность испытуемого к группам людей, членство в которых есть резуль­тат либо собственного выбора, самоопределения, либо специфичес­ких обстоятельств жизни, либо специфической самооценки (мысли­тель, защитник окружающей среды, неудачник, фантазер и т. д.). Личностная самоидентичность, таким образом, смыкается с наибо­лее значимыми измерениями дифференцирующей составляющей «Я-образа». Без знания социокультурных и половозрастных норм инфор­мативными оказываются лишь крайние, наиболее нетипичные слу­чаи, как, например, указание только своих недостатков или указание только своих индивидных идентичностей.


Оценивая стандартизованные самоотчеты с применением контент-анализа в целом, надо отметить, что основное их достоинство по срав­нению со стандартизованными самоотчетами состоит в потенциаль­ном богатстве оттенков самоописания и в возможности анализиро­вать самоотношение, выраженное языком самого субъекта, а не навя­занным ему языком исследования. Это, однако, является и одним из ограничений этого метода - субъект с низкими лингвистическими способностями и навыками самоописания оказывается в худшем по­ложении по сравнению с человеком, обладающим богатой лексикой и навыками самоописания для передачи своих переживаний. Эти раз­личия могут затушевывать различия в самоотношении и «Я-концепции» в целом. С другой стороны, всякий контент-анализ ограничива­ет возможность учета индивидуального своеобразия испытуемого путем наложения готовой системы категорий, тем самым приближая результаты, полученные этим методом, к тем, которые получаются с помощью стандартизованных самоотчетов. На нестандартизованные самоотчеты также влияет стратегия самопрезентации, которая долж­на учитываться при интерпретации результатов.


Идеографические методики, основанные на использовании пси­хосемантических закономерностей, анализе индивидуальных матриц, при котором пространство самоописания и его содержательные оси не задаются априорно на основе усредненных данных, а выявляются у данного конкретного испытуемого, причем результаты интерпрети­руются не путем соотнесения с «нормой», а относительно других ха­рактеристик того же субъекта - также применяются в диагностике «Я-концепции».


Эти методы были изложены в 8 главе при описании диагностики индивидуального сознания; они полностью приложимы и к анализу самосознания, а именно к дифференцирующей образующей «Я-концепции». Отметим лишь, что основной трудностью в их применении является необходимость более дифференцированной системы диаг­ностических заключений, основанной на изучении многообразных ин­дивидуальных вариаций, выявляемых этими методами. Если такая ис­следовательская .работа не проделана, то диагностическое значение тех или иных вариантов структур сознания или самосознания выво­дится из здравого смысла, что, естественно, сводит на нет ценность самой идеографической процедуры.


Использование проективных техник в исследованиях самоот­ношения и «Я-концепции» в целом вызвано необходимостью редук­ции влияния стратегий самопрезентации и основано не на психоана­литическом толковании проекции, а скорее на представлениях о про­явлении общего свойства нашего отражения действительности - его пристрастности (Леонтьев А. Н., 1975; Рубинштейн С. Л., 1959), ко­торая и проявляется в том, что структура личности, в частности и пред­ставление о себе, и самоотношение, могут «проецироваться в недо­статочно структурированной ситуации» (Соколова Е. Т., 1980). Как правило, проективные показатели используются для анализа трех раз­личных аспектов самоотношения, в той или иной мере ускользающих при анализе прямого самоотчета (Wells L., Marwell G., 1976). Речь идет во-первых, о тех бессознательных компонентах самоотношения, которые предполагают внутриличностные защиты, не допускающие это самоотношение до сознания; во-вторых, о «незамеченном, непред­намеренном самоотношении», которое человек затрудняется адекватно вербализовать; в-третьих, о той «нежелательной» самооценке, кото­рая противоречит социально-приемлемым образцам личности.


Наиболее часто для анализа самоотношения используется эксп­рессивная проективная методика рисования человека, разработанная К. Маховер (Machover К., 1949). Поскольку при интерпретации суще­ствует известная неопределенность: относить ли тот или иной аспект рисунка к «Я-концепции» и самоотношению или к изобразительной способности человека, - ряд авторов предположили модификацию методики, основанную на последующей оценке рисунка по тем или иным стандартным самооценочным шкалам (Perkins С., Shannon D., 1965). Были выделены графические особенности рисования, имею­щие диагностическое значение, такие, как пол, форма частей, про­пуск деталей, ориентация рисунка на листе, последовательность ри­сования; эти особенности, однако, часто не имеют достаточного тео­ретического и эмпирического обоснования (Хоментаускас Г. Т., 1985).


Тематический апперцептивный тест (Murray H., 1943) также при­надлежит к проективным техникам, используемым для анализа «Я-концепции» и самоотношения в частности. Его использование осно­вано на той идее, что «описание героя рассказа отражает представле­ние рассказчика о себе» (Mussen P., Porter L., 1959).


Известны также попытки использования для анализа самоотно­шения теста чернильных пятен Роршаха (Spitzer S., 1969), теста неза­конченных предложений (Rubin I.,1967).


Символические задания на выявление «социального Я» (The Self Social Symbols Tasks - одна из наиболее популярных проективных ме­тодик. Диагностический инструмент представляет собой серию ори­гинальных символических проективных проб, направленных на из­мерение самоотношения и самоидентичности.


Разработчики методики Б. Лонг, Р. Циллер и Р. Хендерсон исходи­ли из предположения, что физическая дистанция на листе бумаги меж­ду кружками, символизирующими «Я» и значимых других, может быть интерпретирована как психологическая дистанция, позиция левее дру­гих - как переживаемая ценность «Я», позиция выше - как переживае­мая «сила» «Я», внутри фигуры, составленной из кружков других, -как включенность и зависимость, вне - как независимость «Я». Пред­полагалось также, что невербальные ответы испытуемых менее под­вержены влиянию факторов, иррелевантных измерению «Я-концепции».


Символические задания соответствуют различным аспектам (из­мерениям) «Я-концепции».


Самооценка определяется как восприятие субъектом своей цен­ности, значимости в сравнении с другими. Испытуемому на листе бу­маги предъявляется строка, состоящая из восьми кружков, и предла­гается выбрать кружок для себя и для других людей из своего окруже­ния. Чем левее расположен кружок, означающий себя, тем выше са­мооценка испытуемого.


Сипа определяется как превосходство, равенство или подчиненность по отношению к определенным авторитетным фигурам. Мерой силы яв­ляется более высокое положение кружка, обозначающего «Я», в сравне­нии с кружками, обозначающими других. Испытуемому предъявляется кружок, означающий «Я», в окружении полукольца, состоящего из дру­гих кружков. Испытуемый должен выбрать из этих кружков тот, который означает другого человека (отца, учителя, начальника).


Индивидуация - переживаемое, мыслимое сходство или отличие от других людей. Испытуемому предъявляется лист бумаги с размещенны­ми на нем в случайном порядке кружками, означающими других людей; внизу размещаются два кружка: штриховка одного из них совпадает, а другого не совпадает со штриховкой прочих кружков. Испытуемому пред­лагается определить, какой из двух лишних кружков означает его «Я».


Социальная заинтересованность - восприятие себя частью груп­пы или отделенным от других. Испытуемому предъявляется лист бу­маги с изображенным на нем треугольником, на вершинах которого находятся кружки, обозначающие других людей (например, родите­лей, учителей, друзей). Испытуемый должен разместить кружок, оз­начающий «Я». Если кружок помещается внутрь треугольника, испы­туемый воспринимает себя как часть целого, если вне - то он воспри­нимает себя отделенным от социального целого.


Идентификация - включение или не включение себя в «Мы», об­разованное с конкретным другим. Испытуемому предъявляются го­ризонтальные ряды кружков, левые крайние из которых обозначают конкретных людей (мать, отца, друга, учителя и т. д.). Испытуемый должен выбрать кружок в каждом ряду, обозначающий его. Чем боль­ше кружков между «Я» и другим, тем слабее «Мы».


В другом задании испытуемому предлагается нарисовать в лю­бом месте листа два кружка, обозначающих его самого и другого (дру­га, мать, отца и т. д.). Чем ближе кружки друг к другу, тем больше идентификация с другим человеком.


Эгоцентричность - восприятие себя «фигурой» либо «фоном». Испытуемый располагает кружок, означающий «Я», и кружок, озна­чающий другого, внутри большого круга. Если свой кружок испытуе­мый располагает ближе к центру, чем кружок другого, это свидетель­ствует об эгоцентричности.


Сложность - степень дифференцированности «Я-концепции». Испытуемому предлагаются 10 горизонтальных рядов геометричес­ких фигур различной степени сложности. Чем в более сложном ряду выбирает испытуемый фигуру для «Я», тем более сложной является его «Я-концепция».


Простота и оригинальность символических заданий, возможность их применения на различных контингентах обследуемых (начиная с трехлетних детей и кончая взрослыми) привлекли к этой методике большое внимание. В литературе представлены обширные данные, собранные как авторами методики, так и другими исследователями, свидетельствующие о надежности и валидности заданий, хотя и не в равной степени каждого из них (Wylie R., 1974; Bums R., 1979).


В целом пробы обладают удовлетворительной надежностью. Так, например, ретестовая надежность для подростков достигает по само­оценке 0,80, идентификации -0,78, социальной заинтересованности -0,84, силе - 0,65, эгоцентричности - 0,58.


Подтверждается в целом конструктная валидность пробы на са­мооценку (расположение в горизонтальном ряду). Дети располагают «самых лучших» детей слева, а «плохих» - справа; мать и отца, как правило, также располагают слева, себя в ряду детей дети располага­ют левее, чем в ряду взрослых. Нейропсихологические пациенты и социальные изоляты располагают себя правее, чем соответственно здоровые дети и социометрические лидеры. Пациенты психиатричес­ких клиник левее себя ставят психиатров, психологов, социальных работников, медсестер, нянечек и других больных.


Индексы самооценки и (или) силы оказались связанными с ши­роким кругом переменных, включающих расовый статус, социоэкономический уровень, старшинство среди детей в семье, школьные успехи, потребность в достижении, популярность и т. д. (всего более двух десятков переменных - см. Wylie R., 1974). В то же время ряд связей оказался в противоречии с ожиданиями. Есть некоторые дан­ные, подтверждающие валидность и других шкал. Близнецы выбирают значимо реже отличающиеся кружки в пробе на индивидуацию, чем неблизнецы; психиатрические пациенты и дети с эмоциональны­ми нарушениями чаще ставят себя в центральную позицию в пробе на эгоцентричность и т. д.


Ряд индексов (идентификации, социальная заинтересованность) значимо коррелирует с индексом самооценки, что, по мнению Р. Уай-ли, свидетельствует об отсутствии доказательств дискриминативной валидности для шкал внутри теста. Этот факт, однако, может быть интерпретирован и иначе в рамках других представлений о строении «Я-концепции». Данные по конвергентной и дискриминативной ва­лидности в отношении к вербальным методикам не вполне ясны: с рядом опросников по самоотношению получены незначимые корре­ляции, в то же время самооценка оказывается значимо ассоциирован­ной с мерой, основанной на списке прилагательных, а сила - с пока­зателями, основанными на семантическом дифференциале.


Авторы символических заданий привлекали для обоснования ме­тодики положения различных психологических теорий, что послужи­ло основанием для обвинений в эклектизме и неразвернутости соб­ственного теоретического фундамента. С нашей точки зрения, сим­волические задания охватывают некоторые существенные аспекты строения «Я-концепции».


Так, самооценка и сила отражают, по-видимому, глобальное са­моотношение в варианте его выраженности через сравнение с други­ми. (Обе шкалы коррелируют в пределах от 0,42 до 0,50.) При этом сила, по-видимому, отражает составляющую, которая выше была на­звана самоуважением (в отличие от аутосимпатий и самоинтереса). Об этом, в частности, свидетельствует корреляция этого измерения со шкалой «сила» семантического дифференциала.


Индексы «Индивидуация», «идентификация», «социальная заин­тересованность» отражают, по-видимому, присоединяющую образу­ющую «Я-концепции» и в зависимости от конкретной модификации различные самоидентичности: семейную, с коллективом сверстников, половую и т. д. В рамках такой интерпретации полученные на детях корреляции этих индексов с индексом «самооценка», отражающей гло­бальное самоотношение, вполне закономерны: принятие - отверже­ние родителями, а позднее сверстниками - важнейшие детерминан­ты детского самоотношения (см., напр.: Samuel S., 1977).


Индекс «сложность» отражает, по-видимому, параметр дифферен­цирующей образующей «Я-концепции» - интегральное переживание степени своей уникальности как личности.


Оригинальность и простота, доступность и сопоставимость сим­волических заданий для разных возрастов, возможность межнацио­нальных сравнений с их помощью делают их привлекательными как для исследовательского, так и для практического диагностического использования.


Однако исследование самоотношения с помощью проективных техник сталкивается с целым рядом методических и теоретических проблем.


Первая проблема связана с выбором таких эмпирических инди­каторов категорий, которые обеспечивали бы достаточную однознач­ность и надежность при кодировании индивидуальных протоколов. Большое разнообразие лексического словаря испытуемых, специфи­ка индивидуальной эмоциональной окраски тех или иных слов или выражений, подверженность формальных и содержательных харак­теристик проективной продукции влиянию экспериментальной ситу­ации делают процедуру интерпретации протоколов во многом зави­сящей от опыта и интуиции интерпретатора. Это обстоятельство, впол­не допустимое в условиях клинической психодиагностики, оказыва­ется помехой в исследовании. Так, например, С. Спитцер скоррелировал показатели самоотношения (в терминах позитивное -негативное), полученные на основе трех проективных методик: ТАТ, теста Роршаха, теста незаконченных предложений. Из 15 интеркор­реляций ни одна не превысила значение 0,16, лишь одна имела уро­вень значимости свыше 99% и 9 имели уровень значимости ниже 95 % (Spitzer S., 1969). Как правило, требование однозначности и надеж­ности приводит к тому, что в качестве параметра «.Я-концепции» вы­бирается глобальное положительное или отрицательное самоотноше­ние; таким образом, содержательные нюансы самоотношения утра­чиваются, а результаты оказываются в целом сопоставимыми с теми, которые получаются с помощью вербальных самоотчетов.


Вторая проблема использования проективных техник состоит в отсутствии простых и валидных критериев сопоставления проектив­ных показателей самоотношения. Поскольку предполагается, что про­ективные техники направлены на выявление более глубинных аспектов самоотношения, то сопоставление их с вербальными методиками не должно давать высоких корреляций. Использованию поведенчес­ких критериев для валидизации показателей часто мешает недоста­точная изученность опосредованного характера связи между самоот­ношением и поведением.


Третья проблема использования проективной техники состоит в необходимости специального доказательства, что та или иная часть проективной продукции или ее аспект относятся именно к самоотно­шению, а не к другим психологическим характеристикам. Особенно остро эта проблема встает при анализе экспериментальной продук­ции типа рисунка человека или при анализе незаконченных предло­жений, сформулированных не от первого лица.


И наконец, использование проективных техник наталкивается на теоретическую проблему разработки обоснованной и непротиворе­чивой системы категорий, которая могла бы быть положена в основу процедуры кодирования проективного содержания.


Рефрактивными техниками Дж. Линдсей назвал процедуры, в ко­торых люди производят оценку каких-то своих атрибутов, не осозна­вая, что они оценивают себя (Lindsey G., 1959). Так, Г. Мейли ссыла­ется на опыты 40-50-х годов К. Хантли, В. Вольфа, С. Эпштейна, в которых для измерения самооценки использовалось предъявление тайком от испытуемых полученных фотографий рук или лица в про­филь, записей голоса или образцов почерка (Мейли Г., 1975). В дру­гих исследованиях использовались предъявления в стереопаре двух разных изображений людей, одним из которых был сам испытуемый (BeloffH., Beloff J., 1959), либо тахистоскопические предъявления собственных фотографий наряду с фотографиями других людей (Rogers A.,WalshT., 1959).


На наш взгляд, методический прием, используемый рефрактивными техниками, является разновидностью проективной техники, но обладает, по крайней мере, тем достоинством, что облегчает доказа­тельство направленности оценки на самого субъекта.


Известные примеры использования рефрактивных техник отно­сятся, однако, лишь к некоторым аспектам «физического Я» - голосу, внешности, почерку. Однако можно ли рассматривать непроизволь­ную оценку этих качеств как выражение общего самоотношения -этот вопрос остается открытым.


Как явствует из приведенного краткого анализа, все четыре пе­речисленные группы методов обладают своими достоинствами и не­достатками. Методики, основанные на вербальном стандартизован­ном самоотчете, обеспечивают сопоставимость результатов, неза­висимость от опытности экспериментатора и количественный под­ход, однако апеллируют к более осознанным аспектам самоотношения и потенциально подвержены влиянию стратегий самопрезентации, кроме того, ограничивают испытуемого наперед заданными рамками подобранных утверждений. Нестандартизован­ные самоотчеты снимают последнее ограничение, однако они го­раздо более трудоемки, более трудны для количественной обработ­ки и больше подвержены факторам влияния лингвистических спо­собностей испытуемых. Идеографические техники ставят пробле­му обоснованности диагностических заключений. Проективные методики в целом устраняют прямое влияние стратегии самопре­зентации, однако связаны с рядом проблем интерпретации проек­тивных показателей. Рефрактивные техники облегчают интерпрета­цию проективной самооценки, однако оставляют открытым вопрос о широте распространения парциальной оценки какого-либо аспек­та «физического Я» на «Я» в целом.



9.3. ОПРОСНИК САМООТНОШЕНИЯ



Опросник самоотношения представляет собой многомерный пси­ходиагностический инструмент, основанный на принципе стандарти­зованного самоотчета (Столин В. В., 1985).


Опросник содержит 62 пункта в виде утверждений типа: «Вряд ли меня можно любить по-настоящему», «Мои достоинства вполне перевешивают мои недостатки», «Иногда я сам себя плохо понимаю», «Когда у меня возникает какое-либо желание, я прежде всего спраши­ваю себя, разумно ли это», «Случайному знакомому я, скорее всего, покажусь человеком приятным», «Посторонний человек на первый взгляд найдет во мне много отталкивающего».


Утверждения опросника формировались автором исходя из пред­ставлений о строении самоотношения, описанных в разделе 9.1. Боль­шинство формулировок оригинальны, хотя некоторые имеют сходство с утверждениями из других опросников самоотношения; два утверж­дения были взяты из опросника локуса контроля Роттера (Rotter J., 1966). Утверждения формулировались от первого лица; использова­лись два варианта ответа «согласен» и «не согласен».


Факторная структура опросника выявлялась на выборке из 175 студентов гуманитарных вузов Москвы (115 девушек и 60 юношей). Средний возраст испытуемых - 20 лет.


В инструкции испытуемым указывалось, что им будет предъяв­лен личностный опросник, который не предполагает правильных и неправильных ответов и направлен на анализ личного мнения отвеча­ющих. Кроме того, испытуемым сообщалось, что основная цель экс­перимента - это создание надежного психологического теста и что их ответы, как ответы людей с гуманитарными наклонностями, осо­бенно ценны для этой работы. Испытуемым также указывалось, что результаты будут закодированы и затем обработаны с помощью ком­пьютера; им разрешалось подписывать свои ответы псевдонимом. После окончания опыта испытуемых просили не сдавать свои прото­колы в том случае, если они затруднялись давать искренние ответы. Инструкция и процедура опроса, таким образом, были направлены на снижение влияния социальной желательности и стратегии само­презентации на ответы. Результаты подвергались факторному анали­зу по методу главных факторов с последующим варимакс-вращеннем по методу Кайзера (Харман Г., 1972) по программе, подготовленной Г. П. Бутенко.


В результате факторизации массива данных по методу главных факторов было выделено 10 факторов, исчерпывающих 99,78 % сум­марной общности. Эти 10 факторов были подвергнуты варимакс-вра-щению, 8 из них были оправданы по критерию Левандовского (Ле-вандовскийН. Г., 1980).


На основании результатов были составлены словесные портреты по одному на каждый полюс всех восьми факторов; эти словесные портреты предъявлялись для интерпретации экспертам - психологам-консультантам. С помощью этой процедуры и дополнительного со­держательного анализа были интерпретированы и отобраны в каче­стве шкал следующие семь факторов:


1. Самоуверенность («У меня достаточно способностей и энер­гии воплотить в жизнь задуманное»).


2. Ожидаемое отношение других людей «Вряд ли я вызываю сим­патию у большинства моих знакомых»).


3. Самоприятие («Мое отношение к самому себе можно назвать дружеским», «В целом меня устраивает то, какой я есть»).


4. Саморуководство («К сожалению, если я и сказал что-то, это вовсе не значит, что именно так я и буду поступать»).


5. Самообвинение («Если я и отношусь к кому-либо с укоризной, то прежде всего к самому себе»).


6. Самоинтерес («Если бы мое второе "Я" существовало, то для меня это был бы самый скучный партнер по общению»).


7. Самопонимание («Иногда я сам себя плохо понимаю»).


Все эти факторы были интерпретированы как наиболее конкрет­ный уровень самоотношения - уровень внутренних действий в адрес самого себя или готовности к таким действиям. Соответствующие шкалы содержат по 6—7 пунктов.


Последовательное вращение 3, 4 и 5-го факторов позволило остановиться на трехфакторном решении как наиболее содержа­тельно интерпретируемом. Эти факторы образовали более обоб­щенный уровень самоотношения, описываемый четырьмя измере­ниями:


Самоуважение - шкала из 14 пунктов, объединивших утвержде­ния, касающиеся «внутренней последовательности», «самопонима­ния», «самоуверенности». Речь идет о том аспекте самоотношения, который эмоционально и содержательно объединяет веру в свои силы, способности, энергию, самостоятельность, оценку своих возможнос­тей контролировать собственную жизнь и быть самопоследователь­ным, понимание самого себя;


Аутосимпатия - шкала из 16 пунктов, объединяющая пункты, в которых отражается дружественность-враждебность к собственному «Я». В шкалу вошли пункты, касающиеся «самоприятия», «самооб­винения». В содержательном плане шкала на позитивном полюсе объе­диняет одобрение себя в целом и в существенных частностях, дове­рие к себе и позитивную самооценку, на негативном полюсе - виде­ние в себе по преимуществу недостатков, низкую самооценку, готов­ность к самообвинению. Пункты свидетельствуют о таких эмоциональных реакциях на себя, как раздражение, презрение, из­девка, вынесение самоприговоров;


Самоинтерес - шкала из 8 пунктов, отражает меру близости к самому себе, в частности - интерес к собственным мыслям и чув­ствам, готовность общаться с собой «на равных», уверенность в сво­ей интересности для других;


Ожидаемое отношение других людей - шкала из 13 пунктов, от­ражающих ожидание позитивного или негативного отношения к себе окружающих. Человек, ожидающий антипатичного отношения к себе, ждет его как от большинства, от посторонних или мало с ним связан­ных людей, так и от немногих, любовь которых ему важна. От других людей такой человек ждет отрицания его внутренних достоинств (со­вести), антипатии к своей внешности. При этом он как бы принимает (постулируемую им) антипатию других, что проявляется в том, что себе он не желает добра по-настоящему. Себя он считает уникаль­ным, непохожим на других, не ставит перед собой задачу на увеличе­ние самоуважения.


Содержательный анализ результатов позволил также интерпре­тировать главный фактор до вращения (29,82 % суммарной общнос­ти) как отражение глобального самоотношения, т. е. внутренне не­дифференцированного чувства «за» и «против» самого себя. Балл по глобальному самоотношению подсчитывается на основе учета отве­тов на 30 пунктов опросника (из 62).


Таким образом, данная версия опросника позволяет выявить три уровня самоотношения, отличающиеся по степени обобщенности: 1) глобальное самоотношение, 2) самоотношение, дифференцирован­ное по самоуважению, аутосимпатии, самоинтересу и ожидаемого от­ношения к себе; 3) уровень конкретных действий (готовностей к ним) по отношению к своему «Я».


Опросник обладает удовлетворительной ретестовой надежностью (30 испытуемых; интервал между двумя тестированиями 7-10 дней): глобальное самоотношение - 0,88, самоуважение - 0,74, аутосимпатия -0,83, самоинтерес - 0,75, ожидаемое отношение других людей -0,62, самоуверенность - 0,90, ожидаемое отношение других людей -0,66[35]
, самоприятие - 0,76, саморуководство - 0,57, самообвинение -0,69, самоинтерес - 0,80, самопонимание - 0,63.


Опросник стандартизирован на 260 испытуемых обоих полов. Проведены исследования по валидности опросника. Получены некоторые данные в пользу конструктной валидности. Так, с помо­щью факторного анализа большого массива пунктов были выделены два стиля защиты самоотношения. Один из них был назван «Защитой самоотношения с помощью фальсификации "Я". В соответствующем факторе наряду с утверждениями, взятыми из шкал лжи различных опросников, были объединены утверждения типа: «Я считаю, что моим большим достоинством является внутренняя честность - я могу при­знаться перед другими и самим собой в своих ошибках и недостат­ках». Другой стиль защиты самоотношения был назван «Агрессивная защита». Пункты, вошедшие в соответствующий фактор, свидетель­ствуют о взрывной, экстренной мобилизации защиты против угрозы «Я», агрессии по отношению к критику или обидчику (при этом без позднейшей дискредитации его) честном признании своей вспыльчи­вости и раздражительности, признании ситуаций, в которых субъект действует как прагматик, высокой оценке своей внешности.


Исходя из психологического смысла описанных двух этих сти­лей, можно было ожидать, что защита путем фальсификации «Я» бу­дет отрицательно связана с самоинтересом (близостью к себе), а аг­рессивная защита - положительно. Корреляция защиты путем фаль­сификации с самоинтересом составила минус 0,4, «корреляция агрес­сивной защиты» с самоинтересом - плюс 0,18[36]
. Можно было ожидать, что даже если защита путем фальсификации «Я» и будет эффективна с точки зрения недопущения прямого негативного отношения к себе (т. е. глобального негативного самоотношения, антипатии к себе, не­уважения к себе), то вряд ли она окажется эффективной в предохра­нении от ожиданий негативного отношения других. Субъект с такой защитой должен проецировать неосознанное негативное самоотно­шение, недопускаемое в сознание с помощью этого типа защиты, в виде ожидания негативной оценки окружающих. Агрессивная защи­та не должна ассоциироваться с ожиданием негативных оценок окру­жающих, и, если она действительно эффективна, показывать поло­жительную связь с какими-либо аспектами самоотношения. Такие дан­ные и были получены. Защита путем фальсификации отрицательно


коррелирует с ожиданием позитивного отношения октож (-0,21) и не коррелирует с глобальным самоотношением, аутосимпатией. Агрессивная защита положительно коррелирует с аутосимпатией (0,28), что свидетельствует о ее эффктивности.


Глобальное самоотношение, выявляемое по опроснику, значимо положительно связано с мерой самоотношения, подсчитанной как корреляция между ранжировкой цветов из восьмицветного набора Люшера по степени, в которой цвет характеризует испытуемого, и ранжировкой тех же цветов по мере привлекательности, составлен­ной на основе их оценки в баллах.



9.4. МЕТОДИКА УПРАВЛЯЕМОЙ ПРОЕКЦИИ



Методика управляемой проекции относится к рефрактивным тех­никам - разновидности проективных техник. Основной принцип ме­тодики состоит в том, что испытуемому предъявляют его собствен­ный словесный портрет под именем портрета другого лица, а также портрет его вымышленной противоположности (Столин В. В., 1981). Словесный портрет испытуемого составляется на основе его от­ветов на опросник 16PF Р. Кеттелла, подписывается вымышленным именем и выдается за портрет реального человека, ранее проходив­шего тестирование (персонаж А). В портрете указывается также воз­раст, близкий возрасту испытуемого, тот же пол, что и у него, и сход­ная профессия или социальный статус, а также, если обследуются специфические контингента клиентов (разведенные, родители, оди­нокие), такие характеристики, как семейное положение, количество детей и т. п. Портрет содержит личностные характеристики, состав­ленные по значимым по опроснику Кеттелла факторам. Характерис­тики указываются в максимально безоценочной форме, желательно (там, где личностный профиль это позволяет) равновесие адаптив­ных и дезадаптивных черт, указываемых в портрете.


Словесный портрет должен быть кратким и составлять не более 4


машинописных строк.


Портрет противоположного лица (персонаж В) составляется по тем же значимым, по Р. Кеттеллу, факторам, но по их противоположным значениям (если в портрет А вошла характеристика «эмоционально выдержан», то в портрет В должна войти характеристика «слабо вла­деет своими эмоциями»). Портрет В также подписывается вымышлен­ными инициалами, ему приписывается тот же пол, возраст, что и у об­следуемого, однако профессия должна быть контрастной профессии испытуемого (если А - «лирик», то В - «физик» и наоборот).


Испытуемому предъявляются оба портрета и инструкция: «Это тест на проверку Вашей психологической проницательности. Каж­дый из нас в жизни бывает интуитивным психологом, т. е. способен оценивать других людей, понимать их чувства, мысли, поступки, раз­бираться в их личности. Ответьте, пожалуйста, на ряд вопросов, от­носящихся к изображенным в словесных портретах людям, которые проходили ранее психологическое тестирование».


Испытуемому предлагается ряд вопросов, конкретное содержа­ние которых может варьировать в зависимости от задачи диагности­ки. Инвариантной остается оценка прошлого, настоящего и будущего изображенных в портретах людей. Вопросов должно быть не слиш­ком много (10-12). Примеры вопросов: «Что этот человек ищет в общении с другими людьми своего и противоположного пола?», «К чему он стремится в жизни?», «Достигнет ли он того, к чему стремится?», «Почему он выбрал именно эту профессию?», «Как он оценивает сам себя?» Второе задание состоит в том, что испытуемого просят ука­зать, какие взаимоотношения сложились бы у него с обоими описан­ными людьми и у них между собой, какие чувства испытывали бы все трое друг к другу».


Экспериментальные исследования показали, что большинство испытуемых идентифицируются с похожим на них персонажем (А), причем большая часть более или менее осознанно, меньшая -неосознанно. Только 5-10 % испытуемых не выражают никакого эмоционального отношения к персонажам, выполняют задание формально. Критериями «включенности» обследуемого в ситуа­цию диагностики являются явное привнесение в описание под­робностей, отсутствующих в портрете, объем текста (чем боль­ше, тем более ценным является протокол), эмоциональная насы­щенность текста.


Отношение, выраженное к персонажу А, отражает, таким обра­зом, самоотношение, а к персонажу В - отношение к отсутствующим у испытуемого личностным чертам.


Анализ протоколов может быть осуществлен как в «клиничес­ком ключе», так и на основе специальной контент-аналитической процедуры.


Клинический интегральный анализ может предполагать выявле­ние самоотношения по следующим параметрам: глобальное самоот­ношение, самоуважение, аутосимпатия, самоинтерес. Кроме того, воз­можен анализ мотивов и потребностей субъекта.


Строгий контент-аналитический учет этих категорий возможен на основе индикаторов, т. е. специфических словесных оборотов, встречающихся в тексте. Конкретный состав индикаторов зависит от образовательного и культурного уровня обследуемых.


Характеристика самоотношения, выявленная методикой управ­ляемой проекции, имеет диалогический характер, т. е. включает отношение и к «Я», и к «не-Я» субъекта. Так, например, обследуе­мый может выражать симпатию и уважение к «Я», но при этом либо 1) не уважать «не-Я» и испытывать к нему антипатию, 2) уважать и испытывать симпатию к «не-Я», 3) видеть свое «Я» в противопо­ложных чертах (портрете В) и выражать к нему симпатию и уваже­ние, а к портрету А (реально к своим чертам) - антипатию и неува­жение (скрытое самоотвержение). Возможны и иные варианты са­моотношения.


Методика пригодна для использования в условиях психологичес­кого консультирования и может давать важную информацию о форме и характере самоотношения.


Приведем пример клинического анализа протокола одного из ис­пытуемых. Двадцатичетырехлетнему студенту гуманитарного ВУЗа Павлу Ш. были предъявлены два портрета:


1) Александр Т., 25 лет, студент ИСАА (персонаж А). Несколько тревожный, склонен к самоупрекам. Застенчив, нерешителен, озабо­чен, осторожен. Мягок, уступчив, редко настаивает на своем. Его может раздражать превосходство других людей, фиксируется на не­удачах;


2) Борис Р., 24 года, студент МВТУ им. Н. Э. Баумана (персонаж Б).


Спокойный, уверенный в себе, оптимистичный, довольный жиз­нью человек. Общительный, активный, энергичный, любит риско­вать, авантюристичен. Самостоятелен, обычно отстаивает свою точку зрения. При этом не подозрителен, редко вступает в конфликты.


Павлу Ш. были предложены вопросы, охватывающих основные сферы жизнедеятельности студента, на которые он отвечал сначала применительно к схожему персонажу (А), а затем применительно к противоположному персонажу (В):


Персонаж А:


1. Почему он поступил в этот вуз? Что его привлекает в будущей профессии? Каковы его профессиональные перспективы? Будет ли он стремиться к успеху? Достигнет ли он его?


«Чтобы не быть на производстве, среди грубых людей. Чтобы иметь спокойную умственную профессию, быть вне коммуникаций, которые раздражают. Чтобы компенсировать пониженную самооценку знания­ми. Подальше от физического труда, так как астеник, женственный. Есть истероидность (раздражает превосходство других) - захочет ус­пеха, но сил может не хватить - невроз: стрессы, фрустрации».


2. Как он проводит свое свободное время? С кем и по какому по­воду общается? Что может дать близкому другу в общении? Как к нему относятся окружающие?


«Свободного времени мало, так как хочет стать умным, хорошо учиться. Могут быть искусство, музыка, но не спорт. Хочет общаться с женщинами, но не получается. Хочет иметь у них успех, быть легко­мысленным, активным и т. д. Любит читать книги. Лучше общается с сангвиниками, гипертимными флегматиками, а не с холериками... Хочет от друга чуткости, жалости к себе, чтобы управлял, помогал. Друзей мало. Незнакомых, полузнакомых не любит, боится толпы... Окружающие его недолюбливают, так как считают скрытным, себе на уме, несинтонным, терпят, но не стремятся к нему».


3. Женат ли он? Если да, то доволен ли он своими взаимоотноше­ниями с женой, есть ли у них проблемы? Если нет, то какой он видит свою будущую жену, свою совместную жизнь с ней?


«Навряд ли. Не может найти. Да, будет доволен. Отношения друж­бы, сочувствия. Будет стремиться из вуза быстрей домой, так как там безопасность, комфорт. Нет! Проблем не будет. Жена будет сангвини­ком, т. е. полной противоположностью, но духовно, по интересам оди­наковой. Будет много детей».


4. Как он в целом оценивает себя? В чем его основные пробле­мы? Удается ли ему справиться с ними, если да, то как, если нет, то почему? Хочет ли он изменить что-нибудь в себе?


«Пониженная самооценка, неуверенность в себе. Основная про­блема - коммуникация, самоутверждение, женщины. Справиться не удается (к тому же постоянно неудовлетворен), но стремится. Не уда­ется, так как физических и психических сил мало, ипохондрик и пес­симист. Хочет изменить темперамент, стать экстравертом, иметь силы, быть менее чувствительным, быть синтонным, коммуникативным».


5. Что для него самое главное в жизни? Каково его будущее?


«Главное для него - проблема адаптации. Будущее - ничего не до­бьется».


Персонаж Б[37]
:


1. «Так как жаждет общения, информации, от полноты жизни. Хочет быть хорошим специалистом, приносить обществу пользу, но обычно не склонен задумываться. К успеху равнодушен, уверен в том, что успех сам придет».


2. «Бегает по друзьям, общается. Занимается тысячью дел. Орга­низует праздники, встречи. Для друга приятен, так как берет на себя инициативу, не обижает, синтонный. Его любят, рвут на части. С ним интересно».


3. «Женат, но развелся и вновь хочет жениться. Жена его любила, но ему надоела, он не может сидеть дома».


4. «О себе часто не думает. Доволен собой. Проблем мало, а если есть — легко преодолеваемые. Недисциплинирован, без плана, повер­хность мышления. Изменил бы не в себе, а в окружающем, так как экстраверт».


5. «Главное - активная деятельность. В будущем добьется успеха».


При анализе текста применительно к схожему персонажу (А) бро­сается в глаза полная личностная нереализованность персонажа. Ис­пытуемый развернуто, не пытаясь это затушевать, повествует о бло-кированности (фруетрированности) у этого персонажа всех значимых сфер мотивации (профессиональной, сферы общения, сферы интим­ных отношений и самореализации в целом). Конфликтность персона­жа подчеркивается еще и постоянным напоминанием о стремлении персонажа быть другим и добиться того, чего у него нет: «Захочет успеха, но сил может не хватить», «Хочет общаться с женщинами, но не получается», «Хочет иметь у них успех, быть легкомысленным, активным», «Хочет изменить темперамент, стать экстравертом, иметь силы, быть менее чувствительным, синтонным, коммуникативным». Таким образом, испытуемый оценивает личность персонажа как край­не неэффективное средство достижения значимых для него самого мотивов (что и является проявлением неуважения к персонажу во всех сферах).


К персонажу А. явно выражается определенная степень симпа­тии: описываются его пристрастия, устремления, что он любит, с ка­кими людьми любит общаться, указывается, что он стремится полу­чать помощь, сочувствие, поддержку со стороны друга, в интонациях слышится сопереживание персонажу (вместе с самим персонажем он хочет, чтобы ему было хорошо, страдает вместе с ним, понимая труд­ность достижения этого).


Испытуемый хорошо знает и понимает этот персонаж. Он анали­зирует его личность, интерпретирует, ставит диагнозы, вскрывает мо­тивы, в которых сам персонаж мог и не признаться себе. Испытуемый многократно пользуется научной терминологией, создавая определен­ную дистанцию между собой и персонажем, ставя себя в позицию исследователя, помогая себе быть более беспристрастным и честным в его описании, что было бы невозможно при большей близости к персонажу. В самоотчете после эксперимента Павел Ш. написал: «Александр - это моя плохая половина, помимо хорошей». В этой фразе проявляется тот же стиль общения с самим собой: способность к рефлексии, к адекватному самовосприятию достигается путем саморазтождествления, отделения себя от самого себя.


В противоположном персонаже (Б) мы узнаем «желаемое Я» пер­сонажа А, полностью реализующего себя во всех тех сферах, в кото­рых тот не может реализовать себя. Это - активный, энергичный, самовыражающийся, общительный, легко преодолевающий трудности, достигающий успеха в профессиональной деятельности человек. В этом проявляется уважение к персонажу. Некоторая доля симпатии также имеет место: «он приятен для друга», «не обижает», «его любят», «с ним интересно». Однако при этом испытуемый несколько дискредити­рует персонаж Б, приписывая ему поверхностность, нерефлексивность, легкомыслие. Близость к персонажу не проявилась: характеристики достаточно внешние, ответы на вопросы неразвернутые, нет вхожде­ния во внутренний мир персонажа.


Итак, персонажи имеют общие стремления, ценности, но их дос­тижимость, внутренние условия самореализации не совпадают. Таким образом, можно предположить, что во внутреннем диалоге сталкива­ются два «Я» испытуемого: «наличное Я», маломощное и уязвимое и «желаемое Я», сильное, потентное. Напряженность между партнерами по диалогу задает осознание полной невозможности быть таким, как персонаж А, и в то же время неспособность стать другим, изменить себя. По-видимому, внутренний диалог испытуемого можно предста­вить в виде следующей модели: «Посмотри, как мне хорошо, я все могу. Будь, как я». - «Да, я тебе завидую, но я не могу быть, как ты». — «Ну почему же, это так просто». - «Да, но зато ты не слишком интеллекту­ален, а я глубок и рефлексивен». - «Это все чепуха. Просто мне хоро­шо, а тебе плохо». - «Да, ты прав. Но что же мне делать?»


Что касается эмоционально-ценностного отношения к персонажам, то к сходному персонажу (А) испытуемый выражает неуважение, бли­зость, некоторую симпатию и частично антипатию («Окружающие не­долюбливают, так как считают скрытным, терпят, но не стремятся к нему»). К противоположному персонажу (Б) выражаются уважение, симпатия, отдаленность и частично неуважение (дискредитация).


После ответа на вопросы за оба персонажа испытуемый должен указать, какие взаимоотношения сложились бы у него с ними и у них между собой и какие чувства испытывали бы все трое друг к другу.


Прямая оценка отношений не противоречит спонтанно выражен­ным ранее отношениям. Отношения между А и Б: «А тянется, ищет поддержки у Б» (уважение, симпатия), «Б находил бы удовольствие в поддержке А» (симпатия, неуважение). Отношения между собой и А: «Я бы помогал, сочувствовал А, он слабей меня, но мне было бы с ним трудно и неприятно» (неуважение, симпатия, близость, антипа­тия), «Он бы ко мне тянулся» (симпатия). Отношения между собой и Б: «Я бы тянулся и получал бы удовольствие от общения с Б» (симпа­тия). Как видно из высказываний испытуемого, при прямой оценке отношений он как бы консолидируется с Б в своих отношениях с А, свои же отношения с Б он оценивает скорее как равные, подчеркивая тем самым свою неслитность с А и приближенность к Б.


В заключение можно отметить, что испытуемый глубоко конф­ликтен и не удовлетворен собой: у него низкий уровень глобально­го самоотношения, он не испытывает уважения к себе ни в одной из значимых областей, не уважает себя за неспособность достичь желаемого, его самоотношению присуща некоторая амбивалент­ность: он одновременно и симпатизирует себе, и испытывает ан­типатию. Не принимая себя в целом, испытуемый хочет быть по­хожим на противоположного персонажа. Дискредитация противо­положного персонажа слишком незначительна, чтобы позволить испытуемому отказаться от своего желания быть на него похожим. В качестве своеобразной защиты выступает иной механизм: внут­ренняя раздвоенность испытуемого, отделение от себя своей «худ­шей», больной половины, самоотчуждение и частичная идентифи­кация с противоположным персонажем способствуют некоторому самоусилению, хотя возможно, что эта защитная тактика неэффек­тивна в реальной жизни.


Клинический анализ материала может быть вполне пригоден для практических целей, особенно если об испытуемом есть информация из других источников: наблюдения, беседы и т. д. Для исследователь­ских целей необходимы более строгие методы обработки.


Именно поэтому была разработана специальная контент-анали­тическая процедура на основе выделения смысловых единиц: катего­рий контент-анализа и их эмпирических индикаторов, присутствую­щих в текстах испытуемых. Назначение методики - исследование эмо­ционально-ценностного отношения к себе - диктует и выбор исход­ной схемы анализа: трехмерная система координат с осями симпа­тия-антипатия, уважение-неуважение, близость-отдаленность[38]
. Основ­ными категориями анализа являются категории симпатии, уважения, близости, антипатии, неуважения, отдаленности. Апробация методи­ки, выполненная преимущественно на студентах гуманитарных ву­зов, позволила выделить следующие подкатегории: для категории ува­жения - подкатегории внешнего и внутреннего уважения, для катего­рии неуважения - подкатегории внешнего и внутреннего неуважения (для облегчения анализа в качестве категорий можно использовать сочетания внешнего и внутреннего аспектов уважения-неуважения), для категории близости - подкатегории слитной, безоценочной бли­зости и близости рефлексивной, или разтождествленной. Соответственно имеются девять категорий анализа отношения, выраженного к персонажу: симпатия, антипатия, уважение, неуважение, внешнее неуважение при внутреннем уважении, внешнее уважение при внут­реннем неуважении, слитная близость, разтождествленная близость, отдаленность (при отсутствии обоих видов близости).


Симпатия - это позитивная эмоциональная оценка личностных качеств, привлекательности себя или другого человека. Выражая сим­патию к персонажу, субъект вольно или невольно приглашает читателя разделить с ним убеждение: «Вот какой милый и приятный человек».


Стремясь вызвать симпатию к персонажу, испытуемый припи­сывает ему симпатичные, с его точки зрения, качества, стремления, интересы, ценности, мысли и чувства, а также прямо выражает бла­гожелательность и позитивное эмоциональное отношение с помо­щью чисто оценочных характеристик. «Симпатичный персонаж» стремится к хорошему, хочет, чтобы другим было хорошо, к нему хорошо (тепло, с любовью, сочувствием) относятся другие, ему нра­вятся хорошие люди и он нравится хорошим людям. Испытуемый выражает ему сочувствие, жалеет его (если он неуспешен), оправ­дывает его, желает ему счастья в будущем. Что касается конкретных эмпирических индикаторов, то они могут существенно или несуще­ственно различаться в зависимости оттого, к какой социальной, про­фессиональной или возрастной группе относится испытуемый. На основе апробации методики на студентах гуманитарных вузов был выделен ряд эмпирических показателей симпатии, характеризующих именно эту субкультуру. К ним относятся: констатация наличия у персонажа высоких нравственных идеалов и черт (порядочность, честность, трудолюбие, альтруистическая мотивация, чувство дол­га); наделение персонажа богатым внутренним миром, воображе­нием, стремлением к познанию, любовью к искусству, способнос­тью испытывать глубокие и сильные эмоции; приписывание ему потребности в любви, понимании со стороны других людей; симпа­тия (любовь, помощь, сочувствие, понимание) окружающих к пер­сонажу; приписывание персонажу принятия себя, стремления сохра­нить ядро своей личности и т. д.


Антипатия - негативная оценка личности персонажа в целом. Испытуемый отмечает непривлекательность, неприятность персона­жа, явно выражая свое неприятие через чисто оценочные характеристики (отвратителен, никчемен, неприятен) или косвенно - домысли­вая качества, стремления, помыслы, поступки, негативно характери­зующие персонаж.


«Антипатичный персонаж» непорядочен, плохо относится к лю­дям -люди ему платят тем же. Описывая персонаж, испытуемый осуж­дает его, обвиняет или даже негодует, иронизирует над ним и пароди­рует его, преувеличивая и даже доводя до абсурда его недостатки, мстит ему, пророчит будущие падения и крахи.


В группе студентов эти общие показатели антипатии наполняют­ся следующим эмпирическим содержанием: приписывание персона­жу безнравственной мотивации (карьеризм, стремление к материаль­ным благам, к высокому посту любыми средствами, эгоизм, лживость); отказ персонажу в духовности, в богатстве внутреннего мира, в обла­дании высшими эмоциями, наделение его низменными интересами; приписывание ему неспособности к глубокому эмоциональному кон­такту с другим человеком и нежелания этого контакта; антипатия (не­любовь, раздражение, равнодушие) к нему со стороны окружающих; самодовольство, неосознание своих недостатков и т. д.


Уважение - способность осуществить, реализовать себя, быть адекватным инструментом собственной мотивации, соответствовать своим внутренним ценностям и быть социально адаптированным.


Уважаемый персонаж наделяется сильным стремлением к дости­жению целей: внутренних, личностных (стремление к самосовершен­ствованию, к духовному росту) и внешних (профессиональный ус­пех), способностью отдавать себе ясный отчет в своих намерениях и путях их достижения; высоким, но адекватным уровнем притязаний, основанным на трезвой оценке своих способностей; высокими ин­теллектуальными способностями, а также деловыми качествами, спо­собствующими реальному достижению мотивации (активностью, энергичностью, организованностью, силой воли).


Испытуемый приписывает персонажу достижения в различных сферах и предсказывает ему будущие достижения. Уважаемый персо­наж доминирует в межличностных отношениях, способен и стремит­ся оказать поддержку, вселить уверенность в другого. Окружающие испытывают к нему уважение (восхищение, зависть).


В зависимости от контингента испытуемых будет меняться сфера значимой мотивации (ведущей может быть и профессиональная деятельность, и учебная, и деятельность в семейно-бытовой сфере, в сфе­ре воспитания детей или межличностного общения), а следовательно, и содержательное наполнение эмпирических индикаторов уважения.


Неуважение - негативная оценка себя или другого человека с точ­ки зрения способности к достижению своих мотивов, соответствия внутренним ценностям, самореализации во всех отношениях и соци­альной адаптации.


Неуважаемый персонаж характеризуется нецелеустремленностью, отсутствием выраженного стремления к достижению (внешнедеятель-ностному и внутреннему, личностному стремлению к самореализации), отсутствием осознания своих целевых программ и способов достиже­ния желаемого; внешним локусом контроля, неспособностью к само­стоятельному решению проблем; низким уровнем самоотношения, пол­ным отсутствием удовлетворенности собой (или неадекватным само­отношением, вытекающим из нерефлексивности); он не обладает не­обходимыми для достижения своей мотивации качествами (пассивен, несамостоятелен, неорганизован, слабоволен), которые ведут к фруст­рации значимой мотивации в настоящем и будущем. В межличност­ных отношениях неуважаемый персонаж занимает подчиненную пози­цию, ждет поддержки и помощи со стороны окружающих, ищет себе более сильного друга; окружающие к нему относятся свысока (со снис­хождением, с жалостью, с презрением) или вообще не замечают.


Внешнее уважение при внутреннем неуважении[39]
-сочетание ува­жения к достижениям, успешности и неуважения к личности.


Внешнеуважаемый (но внутренне неуважаемый) персонаж имеет выгодное, привлекательное положение (высокий социальный статус; материальная обеспеченность, престижная, интересная профессия), он достигает успехов (в профессиональной деятельности, в общении, в любви), он удовлетворен своим положением и не испытывает трудно­стей, к нему относятся с уважением (завидуют, боятся), он может обла­дать необходимыми деловыми качествами (энергичностью, активнос­тью). Однако это - ограниченный, неталантливый, нетворческий чело­век (если и обладающий способностями, то исключительно в узкой сфере профессии), поверхностный, не способный адекватно оценить ни себя, ни своих перспектив, питающий иллюзии и не способный вы­делить главного в жизни, ничем (кроме работы или стремления к мате­риальному успеху) не интересующийся, несамостоятельный, не обла­дающий устойчивыми убеждениями, внутренними ценностями.


Внутреннее уважение при внешнем неуважении — сочетание ува­жения к внутренним «достижениям» и неуважения к внешним атри­бутам успеха.


Такому персонажу приписываются высокие интеллектуальные способности, талантливость, стремление к творчеству, к личностной самореализации, твердые, определенные и самостоятельные взгляды на жизнь, рефлексивность. Однако он не достигает успеха и не ожи­дает его в будущем. При этом часть испытуемых отрицает значимость для персонажа внешних достижений и неуспех объясняет отсутстви­ем стремления к нему, другая же часть приписывает персонажу высо­кий уровень притязаний, стремление к достижению, объясняя неус­пех отсутствием бойцовских качеств).


Категории внешнего и внутреннего уважения (неуважения) диффе­ренцируют важный момент в самосознании - тот факт, что уважение за явные общепризнанные достижения может сопровождаться неуважени­ем внутренних стремлений, мотивов, стоящей за этими достижениями личности (и наоборот, неуважение за отсутствие общезначимых соци­альных достижений может сопровождаться уважением к личности пер­сонажа). Феномен этот, по-видимому, является выражением защитной тактики, с помощью которой снижается негативный смысл констатации собственного социального неуспеха. С точки зрения эмоционального содержания, этот феномен можно интерпретировать и в терминах ува­жения (внутреннего), и в терминах антипатии (рационализированной). Предлагаемая здесь терминология хороша тем, что позволяет отличить прямое эмоциональное ниспровержение персонажа (антипатия) от от­ношения, обоснованного с помощью некоторых специфических идеа­лов личности (внутреннее уважение и неуважение).


Слитная близость - выражение своего понимания другого чело­века, знания его внутреннего мира, интерес к нему.


Испытуемый, переживающий слитную близость к персонажу, де­тально и развернуто описывает его ценностно-интенционные харак­теристики (мысли, чувства, стремления), глядя на персонаж как бы изнутри, глазами самого персонажа, часто использует прямую речь, приводит примеры, конкретные события из жизни персонажа, иллю­стрирующие то или иное его качество, оправдывает персонаж так, как может оправдываться человек, рассказывая о себе; текст характе­ризуется повышенной экспрессией, нестереотипизированностью (не­формальностью).


Растождествленная близость характеризуется наличием опреде­ленной дистанции между испытуемым и персонажем, свидетельствует о способности испытуемого трезво и непредвзято оценить персонаж, опираясь при этом на глубокое знание и понимание его скрытых моти­вов, противоречий, внутренних конфликтов, защитных механизмов. Испытуемый, выступая в качестве тонкого и проницательного психо­лога, ставит диагноз, интерпретирует, осмысляет.


Эти два вида близости не противоречат друг другу и могут прояв­ляться совместно в оценочном тексте у одного испытуемого.


Отдаленность - непонимание другого человека и отсутствие ин­тереса к нему. (Диагностируется только при отсутствии обоих видов близости в анализируемом отрывке.)


Отдаленность по отношению к персонажу проявляется в текстах: испытуемых в формальных, неразвернутых, безличных ответах на воп­рос, в использовании при описании персонажа стереотипных выраже­ний, ярлыков, в строгом следовании вопросу, в однозначности, недиалектичности, завершенности характеристик, даваемых персонажу, в фиксации лишь внешних проявлений, конечных результатов и т. д.


В зависимости от конкретных целей исследования могут исполь­зоваться различные способы подсчета категорий. Возможны следую­щие варианты. Если исследователя интересуют содержательные аспекты самоотношения, его связь с различными сферами жизнедеятельности субъекта (профессиональной деятельностью, общением, семейной сфе­рой и т. д.), то отношение к персонажу, выраженное в рамках разных сфер деятельности, будет фиксироваться с помощью разных категорий (например, уважение к персонажу в профессиональной деятельности и уважение к персонажу в общении будут двумя самостоятельными категориями). В случае если нет необходимости дифференцировать отношение по сферам жизнедеятельности, подсчитывается общее ко­личество появлений данной категории отношения в тексте. Упрощен­ная процедура анализа предполагает разделение оценочного текста на отрывки (которые являются ответами на группу близких по смыслу вопросов, касающихся определенной сферы отношений персонажа), каждый из которых является единицей анализа. Тогда данная катего­рия фиксируется при ее первом появлении в отрывке, и при вторичном появлении в этом же отрывке она более не засчитывается. Число от­рывков задается числом групп вопросов, соответственно число появ­лений данной категории в тексте может варьировать от нуля до числа отрывков, в которых возможно появление категории. Более сложная процедура подсчета предполагает оценку каждого эмоционально-на­сыщенного высказывания с точки зрения выраженности в нем того или иного аспекта отношения к персонажу, в этом случае подсчитывается отношение объема появлений данной категории в тексте оценки дан­ного персонажа к общему объему текста, выраженного в количестве печатных знаков (или строк) в тексте. Полярные категории (симпатия-антипатия, уважение-неуважение) подсчитываются в данном отрывке независимо друг от друга. Это означает, что в данном отрывке может быть выражена, например, одновременно и симпатия, и антипатия к персонажу, а также, что отсутствие одного из полюсов категории еще не говорит о выраженности противоположного полюса.


Иначе подсчитывается появление категорий близости. Единицей счета в этом случае является весь текст в целом. Категории близости фиксируются при появлении соответствующих индикаторов хотя бы в одном из отрывков. При этом категория отдаленности не подсчиты­вается независимо от категорий близости: отсутствие категорий бли­зости в тексте и будет означать отдаленность. Это связано с самим определением категории отдаленности, которая задается только че­рез негативные характеристики. Количество появлений категорий бли­зости в отрывках не подсчитывается; фиксируется наличие близости или ее отсутствие.


Для анализа отношения, выраженного в ответ на инструкцию (2 задание), используется уже описанная система категорий, но в менее дифференцированном варианте без разделения категорий на подкате­гории, поскольку краткость высказываний препятствует их более де­тальному анализу.


Отнесение высказываний к одной из шести приведенных выше основных категорий анализа производится на основе их очевидной се­мантической близости. Например, высказываниями, синонимичными утверждению о симпатии, можно считать те, в которых констатируется стремление к дружеским отношениям, желание общаться, приятие, ин­терес, доверие и т. д. О близости свидетельствуют высказывания, кон­статирующие понимание, взаимопонимание, откровенность, похожесть, наличие общих точек соприкосновения и т. д. Аналогичным образом можно установить соответствие между высказываниями испытуемых и остальными категориями. Единицей счета является текст, в котором испытуемый непосредственно выражает, оценивает свои взаимоотно­шения с персонажами и отношения последних между собой.


Приведем теперь пример контент-анализа разобранного выше протокола. Оценочные тексты каждого персонажа разбиты на пять отрывков на основе пяти групп вопросов. Правило подсчета катего­рии - до ее первого появления в отрывке.


Анализ текста оценки персонажа А.


В первом отрывке, посвященном, профессиональной сфере, ис­пытуемый выражает к персонажу неуважение (внешняя мотивация при поступлении в вуз, констатация заниженной самооценки, отсут­ствие качеств, необходимых для достижения успеха, негативный про­гноз) и растождественную близость (интерпретации, диагнозы, ана­лиз защитных механизмов).


Во втором отрывке выражены: неуважение (констатация невысо­ких способностей, фрустрация близкого общения с противополож­ным полом, констатация стремления получать сочувствие, помощь, поддержку со стороны окружающих), симпатия (хочет быть умным, любимым; любит заниматься приятными вещами: читать, слушать музыку, искусство), растождествяенная близость (диагнозы, интер­претации), слитная близость («хочет», «любит», «боится» - ценностно-интенционные характеристики, развернутость ответов), антипа­тия (неприязнь со стороны окружающих).


В третьем отрывке испытуемый демонстрирует неуважение (фру­страция общения с противоположным полом, стремление избегать трудности, доминантность будущей жены) и симпатию (стремление к безопасности, комфорту, желание иметь много детей, духовное един­ство с будущей женой).


В четвертом отрывке фиксируются категории неуважения (при­писывание низкого уровня самоотношения, констатация неудовлет­воренности всех сфер: мотивации общения, самоутверждения, интимного общения; стремление к полному самоизменению) и растождествленной близости (интерпретации, диагнозы).


В пятом отрывке выражается неуважение к персонажу (негатив­ный прогноз, констатация дезадаптированности). Итак, в тексте оцен­ки сходного персонажа неуважение встретилось во всех пяти отрыв­ках, растождествленная близость - три раза, слитная близость - один раз, симпатия - два раза, антипатия - один раз.


Анализ текста оценки персонажа В.


В первом отрывке испытуемый проявляет к персонажу внешнее уважение при внутреннем неуважении (приписывание уверенности в успехе, позитивный прогноз будущей успешности, но констатация некоторой нерефлексивности: «Не склонен задумываться»), а также симпатию (стремление к общению, к информации, полнота жизни).


Во втором отрывке выражены: уважение (достижения в сфере об­щения; активность, энергичность - качества, способствующие дос­тижению; качества лидера) и симпатия («Для друга приятен, не оби­жает, его рвут на части, с ним интересно»).


В третьем отрывке к персонажу выражается уважение (достиже­ния в семейной сфере).


В четвертом отрывке демонстрируется внешнее уважение внут­реннее неуважение (констатация полной удовлетворенности собой персонажа, отсутствие проблем или легкая их разрешимость, при этом некоторая поверхностность, нерефлексивность, неорганизованность).


В пятом отрывке к персонажу выражается уважение (позитив­ный прогноз будущего успеха; основная ценность персонажа - актив­ная деятельность).


Итак, в тексте оценки противоположного персонажа категория ува­жения встретилась три раза, внешнего уважения при внутреннем не­уважении - два раза, симпатии - два раза, антипатии — один раз. Ка­тегорий близости (обоих видов) не было ни в одном отрывке, что по­зволяет зафиксировать появление категории отдаленности.


Надежность и валидность методики. Ретестовая надежность и надежность как корреляция ответов по «половинам» теста не уста­навливались. Проводилась ранговая корреляция результатов контент-аналитической кодировки по шкалам «симпатия», «антипатия», «ува­жение», «неуважение» (в версии, отраженной в публикации: Столин В. В., 1981) с прямыми экспертными оценками этих параметров.


Получены корреляции от 0,40 до 0,60. Корреляция результатов экс­пертных оценок этих параметров двумя группами экспертов (мужчин и женщин) соответствовала 0,86.


В соответствии с теоретическими представлениями шкала само­уважения должна была бы коррелировать с внутренним локусом кон­троля, в то время как для аутосимпатии (симпатии к А) такой связи не должно быть. Такие результаты и были получены. Приписываемый персонажам внутренний локус (измеренный с помощью модифици­рованного опросника, описанного в разделе 9.5) коррелировал с са­моуважением (уважением к А) плюс 0,74 и не коррелировал с аутосимпатией (симпатией к А) - минус 0,09. Анализ конструктной валидности на основе сравнения близости ответов на опросник локуса контроля «за себя» и за обоих персонажей с контент-аналитической оценкой отношения к ним свидетельствует в пользу конструктной ва-лидности, т. е. в пользу утверждения, что отношение к сходному пер­сонажу является проекцией отношения к себе (Столин В. В., 1981). Опыт использования методики в условиях психологической консуль­тации также свидетельствует о том, что испытуемые, описывая пер­сонаж А, фактически описывают себя и проецируют свое отношение к себе, а описывая персонаж В, проецируют отношение к отсутству­ющим, но значимым для них чертам, однако строгих количественных исследований, посвященных этому вопросу, не проводилось.




9.5. МЕТОДЫ ИЗМЕРЕНИЯ ЛОКУСА КОНТРОЛЯ



Одной из важных интегральных характеристик самосознания, связывающих чувство ответственности, готовность к активности и переживание «Я», является качество личности, получившее название локуса контроля.


Появление этого понятия в психологической литературе в пер­вую очередь связано с работами американского психолога Дж. Рот-тера, который предложил различать между собой людей в соответ­ствии с тем, где они локализуют контроль над значимыми для себя событиями. Существуют два крайних типа такой локализации, или локуса контроля: интервальный и экстернальный. В первом случае человек считает, что происходящие с ним события прежде всего зависят от его личностных качеств, таких, как компетентность, целеу­стремленность, уровень способностей, и являются закономерным результатом его собственной деятельности. Во втором случае чело­век убежден, что его успехи или неудачи являются результатом та­ких внешних сил, как везение, случайность, давление окружения, другие люди и т. п. Любой индивид занимает определенную пози­цию на континууме, задаваемом этими полярными типами локуса контроля (Rotter J., 1966).


Введение в психологию понятия локуса контроля стимулировало огромное количество исследований этого феномена, поток которых продолжает нарастать и в настоящее время. Оказалось, что принад­лежность человека к тому или иному типу локализации контроля ока­зывает влияние на многообразные характеристики его психики и по­ведения. Обзоры работ по этой проблематике констатируют, что ин­терналы проявляют большую ответственность и социальную актив­ность; они, в отличие от экстерналов, более последовательны в своем поведении (Phares E., 1976; Strickland В., 1977; МуздыбаевК., 1983).


У интерналов временная перспектива охватывает значительно более дальнюю зону (как в будущем, так и в прошлом) и насыщена большим количеством событий.


Интерналы проявляют большую когнитивную активность, чем экстерналы. Они больше интересуются характером, причиной и ле­чением болезни и активнее борются за выздоровление. Интерналы более последовательны и продуктивны в ситуациях принятия реше­ния и ситуациях, связанных с риском. Они проявляют большую го­товность отсрочить сиюминутное, легкодоступное удовольствие ради достижения отдаленного, но более ценного блага.


Большую роль локус контроля играет в трудовой деятельности. Интерналы больше, чем экстерналы, убеждены, что усердная работа ведет к высокой продуктивности, а высокая продуктивность способ­ствует получению высокого вознаграждения. Их общая удовлетворен­ность трудом значительно выше, чем у экстерналов. Стиль руковод­ства экстерналов более директивен и чаще основывается на негатив­ных санкциях. Есть данные, что интерналы более успешны в учебе как в средней, так и в высшей школе.


Исследователями выявлены многочисленные личностные корре­ляты локуса контроля.


Интернальность положительно связана с социальной ответствен­ностью, с осознанием человеком смысла, целей в жизни. Согласно калифорнийскому опроснику, интернально ориентированные субъек­ты, в отличие от экстернально ориентированных, имеют более высо­кие баллы по степени доминантности, толерантности, социабельности, умственной подготовленности, ответственности, самоконтроля, принятия своего «Я», благополучия в достижении чего-либо путем согласия. По списку прилагательных интерналы описывают себя как приспособленных, выносливых, последовательных, достигающих цели, уверенных в себе, защищенных. На основе 16-факторного оп­росника Кеттелла характерными чертами интерналов оказались: эмо­циональная стабильность, моральная нормативность, доверчивость, воображение, сердечность, утонченность, общительность и высокая сила воли (Муздыбаев К., 1983).


Экстернальным людям чаще свойственны подозрительность, тре­вожность, депрессивность, агрессивность, конформность, догматизм, авторитарность, беспринципность, цинизм, склонность к обману.


Необходимо иметь в виду, что приведенные личностные корреля­ты локуса контроля, хотя и позволяют, создать достаточно полное пред­ставление о типичных экстерналах или интерналах, все же являются очень приблизительными. К тому же они получены в основном за­падными исследователями, поэтому перенос их в наши социальные условия требует большой осторожности.


Одна из первых попыток более глубокого осмысления этой пси­хологической переменной и выяснения ее природы и функций в кон­тексте целостного, человеческого поведения была предпринята Роттером в рамках так называемой теории социального научения, кото­рая рассматривает в качестве основных детерминант поведения пси­хологическую ситуацию, ценность подкрепления и ожидания того, что данное подкрепление будет иметь место в данной ситуации. Связи этих переменных с целью прогноза поведения личности выражаются следующей формулой:



где В- поведение, Р— возможность (вероятность), Е— ожидание, R - подкрепление, V - ценность подкрепления, S- ситуация.


Согласно этой формуле «возможность того, что поведение х бу­дет иметь место в ситуации 1. в связи с подкреплением а, является функцией ожидания подкрепления а и ценности подкрепления а в си­туации 1».


В этом контексте локус контроля рассматривается Роттером и его последователями как особый и фундаментальный тип обобщенных ожиданий, как «степень понимания человеком причинных взаимосвя­зей между собственным поведением и достижением желаемого» (Rotter J., 1966).


Существует ряд других подходов, ассимилировавших феномен ло-куса контроля преимущественно в рамках атрибутивных теорий. Так, большинство исследований влияния атрибутивных факторов на мо­тивацию и эффективность деятельности индивида проводятся на ос­нове модели Б. Вайнера, согласно которой результат любой целенап­равленной деятельности потенциально обусловлен четырьмя каузаль­ными факторами: способностями и усилиями субъекта, удачей и труд­ностью задачи, локализуемыми в системе двух измерений: стабиль­ности и локуса контроля.


В отечественной психологии проблема локуса контроля пока не стала объектом углубленной теоретической и экспериментальной проработки. Есть некоторые данные в пользу того, что феномен ло­куса контроля является проявлением более глобального образова­ния - субъективной включенности личности в деятельность. Дан­ное психическое образование является отражением в самосознании личности ее связей с мотивами и целями деятельности, пережива­нием субъектом его связанности или несвязанности с событиями собственной жизни. Локус контроля при таком подходе функцио­нально выступает как степень этой связи (Столин В. В., 1983). Тем не менее сегодня еще нет достаточных данных относительно того, почему личность частично или полностью разрывает связь между собственной мотивацией и своим «Я» — таким, каким оно воспри­нимается и переживается.


Несмотря на недостаточную теоретическую разработанность, не вызывает сомнений то, что методики измерения индивидуальных раз­личий в интернальности- экстернальности являются необходимым компонентом в арсенале инструментария как психологов-исследова­телей, так и практиков. Об этом говорят приведенные выше данные об очень широком спектре влияния локуса контроля на самые раз­личные аспекты регуляции деятельности человека.


Инструменты измерения локуса контроля могут быть особенно полезны в таких областях практики, как психопрофилактика, проф-консультирование и профотбор, психодиагностические обследования, психотерапия и психологическое консультирование.


За более чем 20-летний период изучения локуса контроля на Запа­де создан целый ряд методик измерения этой переменной. Наиболее известной из них является так называемая шкала Роттера (Rotter Internal-External Control Scale - Rotter J., 1966), широко применяемая в амери­канской психологии и в настоящее время. Роттер и его сотрудники пред­лагали создать многомерную «1-Е шкалу». Они исходили из того, что локус контроля может быть различным в разных сферах жизни инди­вида. Был составлен опросник, который включал пункты, соответству­ющие нескольким сферам: академическое признание, социальное ува­жение, межличностные отношения, аффектогенные ситуации, домини­рование, социально-политическая активность и общее мировоззрение. Первоначально эта шкала содержала 100 пунктов. В дальнейшем она была подвергнута факторному анализу и на основании этого сокраще­на до 60 пунктов. Однако дальнейший анализ показал, что субшкалы не генерируют независимых предсказаний. Корреляции между отдель­ными шкалами были близки к внутренний согласованности отдельных факторов. В результате исследователи отказались от выявления субшкал и по критериям внутренней согласованности и валидности довели ко­личество пунктов шкалы до 23. Кроме того, были добавлены еще 6 маскировочных пунктов (цит. по: Phares E., 1976).


Окончательная форма шкалы Роттера содержит 29 пунктов, каж­дый из которых состоит из двух противоположных суждений: одно из них характерно для интерналов, второе - для экстерналов. Задача оп­рашиваемого состоит в том, чтобы выбрать суждение, содержание ко­торого согласуется с его собственным мнением. Возьмем, например, 10 и 14 пункты: 10а) Из моего опыта следует, что если что-то должно произойти, то это произойдет; 106) Я убедился, что принять решение о выполнении определенного действия лучше, чем положиться на слу­чай; 14а) Что бы я ни планировал, я всегда почти уверен, что мне удастся осуществить намеченное; 146) Планирование будущих дей­ствий не всегда разумно, так как многое зависит от везения.


По мнению авторов шкалы, такие ответы, как 106) и 14а), пока­зывают, что человек убежден в том, что источник, отвечающий за ус­пех или неудачу его действий, лежит внутри его собственной личнос­ти. А вот люди с внешней стратегией предпочтут ответы 10а) и 146).


В последующие годы неоднократно предпринимались попытки вы­деления субшкал из шкалы Роттера. Так, один из исследователей выде­лил два фактора: контроль над собственной жизнью и контроль над социально-политическими институтами (Mirels H., 1970). Сходные ре­зультаты получили П. Турин и ее сотрудники (Gurin P. et al., 1978), кото­рые выделили два самостоятельных вида контроля: «идеологический», отражающий склонность человека верить в то, что большинство лю­дей в состоянии активно воздействовать на общество, и «личный», по­казывающий склонность человека верить только в контроль над собы­тиями собственной жизни. В некоторых работах выделяется и большее количество факторов (Collins В., 1974; Tobacyk J., 1978).


Такие попытки безусловно оправданны, так как ряд исследова­ний показывает, что особенности локализации контроля могут изме­няться у одного и того же человека в зависимости от того, представ­ляется ли ему ситуация сложной или простой, приятной или стрессогенной и т. д. Кроме того, человек может считать, что от него многое зависит в сфере профессиональной деятельности, и в то же время неудачи в сфере общения объяснять внешними факторами.


Углубленное изучение способности личности контролировать ка­кую-то отдельную сферу действительности несомненно обогащает саму концепцию, одновременно помогая решать важные практичес­кие вопросы. Но, по мнению специалистов в этой области, «этим вов­се не снимается потребность определить локус контроля личностью своей судьбы, своих действий в разнообразных жизненных ситуаци­ях. Наоборот, все отчетливее становится необходимость совершен­ствования варианта методики, позволяющего измерить эту обобщен­ную склонность личности» (Муздыбаев К., 1983).


В отечественной психологической практике, насколько нам из­вестно, чаще всего используются три варианта методик измерения локуса контроля: оригинальная шкала Роттера в прямом переводе на русский язык; опросник уровня субъективного контроля (УСК), созданная Бажиным Е. Ф., Голынкиной Е. А. и Эткиндом А. М. в Петербургском психоневрологическом институте им. В. М. Бехтерева; опросник субъективной локализации контроля (ОСЛК), разра­ботанный Пантелеевым С. Р. и Столиным В. В. на факультете психо­логии МГУ.


Переводной вариант оригинальной шкалы Роттера не имеет пока достаточного психометрического обоснования, поэтому ниже приводят­ся данные по двум другим методикам, отвечающим основным психо­метрическим требованиям, предъявляемым к такого рода процедурам.


Опросник субъективной локализации контроля создан на основе шкалы Роттера с сохранением ее первичных качеств: одно­мерности; небольшого количества пунктов; формата шкалы, тре­бующего в каждом пункте выбора одного из двух альтернативных суждений.


Некоторые пункты шкалы были переформулированы, 4 пункта изъяты, как не имеющие аналогов в нашей культуре. Кроме того, были добавлены еще 7 пар утверждений, касающихся сферы студенческой жизни.


Опросник содержит 32 пункта, из которых 6 маскировочных и 26 работающих. Примеры пунктов: 7а) Как бы вы ни старались, некото­рым людям вы все равно не понравитесь; 76) Люди, которые не нра­вятся другим, просто не умеют ладить с окружающими; 12а) Что бы я ни планировал, я почти уверен, что мне удастся осуществить наме­ченное; 126) Планирование будущих действий не всегда разумно, так как многое зависит от случая; 13а) Если в общежитии скучно, значит студком никуда не годится; 136) Сделать жизнь в общежитии веселой и интересной зависит от нас самих.


В целях повышения достоверности результатов и нейтрализации позиционных эффектов опросник сбалансирован по следующим па­раметрам:


1. По интернальности - экстернальности (это обеспечивается фор­матом шкалы).


2. По направлению атрибуций (примерно равное количество пун­ктов сформулировано в первом и третьем лице).


3. По эмоциональному знаку (равное количество пунктов описы­вают эмоционально-позитивные и эмоционально-негативные ситуа­ции).


Утверждения опросника в основном ориентированы на учебную сферу, сферы достижения и межличностных отношений.


Надежность. Как известно, основными показателями надежнос­ти являются внутренняя согласованность (консистентность) пунктов опросника и устойчивость шкалы к перетестированию. Устойчивость шкалы проверялась коррелированием двух ранжировок 43 испытуе­мых: по суммарному баллу, полученному испытуемым во время пер­вого опроса, и по суммарному баллу, полученному данным испытуе­мым при повторной процедуре через 14 дней. Была получена значи­мая и достаточно высокая корреляция. Коэффициент ранговой корре­ляции Спирмена г = 0,76 (р < 0,01).


Консистентность шкалы оценивалась при помощи распространен­ной формулы определения суммарной одномоментной надежности Кьюдера - Ричардсона (KR20
) (Edwards A., 1970).


Были проанализированы данные 400 испытуемых, которые были разбиты на несколько подгрупп: две случайные выборки по 150 сту­дентов различных вузов г. Москвы, 100 студентов вузов г. Екатерин­бурга, а также раздельно 172 женщины и 145 мужчин.


Коэффициент надежности а для всех подгрупп имеет значение от 0,82 до 0,91, что говорит о высокой гомогенности шкалы.


Валидностъ. Экспертная валидизация проводилась на основе ме­тодики ГОЛ - групповой оценки личности (Методы социальной пси­хологии, 1977) на выборке, состоящей из двух студенческих групп (по 22 человека в каждой). В качестве меры валидности выступал коэффициент ранговой корреляции Спирмена между баллами ГОЛ и баллами, набранными по шкале ОСЛК. Получены следующие значе­ния коэффициентов:


rs
1
= 0,71; гs2
= 0,73 (р < 0,01)


Эти результаты свидетельствуют о наличии сильной связи между мнениями экспертов и значениями шкалы ОСЛК, причем эта связь высоко достоверна, так как для двух независимых групп получены практически одинаковые результаты.


Критериальная валидность определялась методом контрастных групп. Из общей выборки (73 студента) были выделены 30 % под­группы в соответствии с двумя критериями: 1) академическая успе­ваемость; 2) участие в общественной работе. Мерой валидности яв­лялся φ -коэффициент: φ1
= 0,43; φ 2
= 0,64, р < 0,01 (φ1
- первый кри­терий, φ 2
- второй).


Как видим, интернальность значимо связана с успехами в учебе и общественно-политической активностью, что совпадает с результа­тами большинства исследований.


Конструктная валидность проверялась путем коррелирования ОСЛК с опросником 16PF Кэттелла на выборке в 50 человек.


Результаты представлены в табл. 15.


Таблица 15










































Факторы 16 PF


Корреляция с I- полюсом ОСЛК


Факторы 16PF


Корреляция с I- полюсом ОСЛК


А*


0,02


М+


0,03


С*


0,39"


N+


0,00


Е'


0,06


O-


0,40"


F-


0,38"


Q­1
+
:


0,30'


G*


0,37"


Q­2
-


1,17


Н*


0,14


Q3
+


0,42"


L


0,40"


Q4
-


0,31’’



‘ Уровень значимости р<0,05.


" Уровень значимости р<0,01. Остальные корреляции незначимы.


Данные результаты хорошо совпадают с выявленными в много­численных исследованиях личностными коррелятами локуса контро­ля. Как и предполагалось, интерналам оказались свойственны: эмо­циональная стабильность и реалистическая оценка действительнос­ти (С+
), рассудительность и осмотрительность (F~), упорство и реши­тельность (G+
), склонность к практической реальной деятельности, (/"), уверенность в собственных силах (О-
), радикализм (O­1
+
), само­уважение и самоконтроль (Q3
+
), сдержанность и спокойствие (Q4
-
)


Напротив, у экстерналов преобладают такие качества, как эмоци­ональная неустойчивость (С-
), беспечность и небрежность (F+
), склон­ность к ненормативному поведению (G-
), эмоциональное восприятие действительности (I+
), неуверенность в себе (О+
), неэффективный са­моконтроль (Q3
-
), высокая напряженность (Q4
+
).


Факторизация ОСЛК проводилась по программе главных фак­торов с последующим вращением по методу «Варимакс» Кайзера.


В I главный фактор (до вращения) вошли 15 пунктов из 26, со вкладом более чем в половину суммарной общности. Второй фактор представлен всего 4 пунктами, которые также входят положительны­ми составляющими в главную компоненту. Учитывая данные по дру­гим одномерным опросникам, этот результат можно интерпретиро­вать как подтверждающий гипотезу об одномерности рассматривае­мой шкалы.


В результате вращения (N=400) выделились 3 фактора, объясня­ющих 32 %, 24 и 21% суммарной общности соответственно.


Отличительной особенностью I фактора является то, что в него вошли пункты, противопоставляющие собственные активные действия везению, случаю, удаче. Во всех пунктах встречаются такие обороты, как усердная работа, трудолюбивый студент, добросовестно работал, плохо борется, активное участие и т. п., данные пункты выявляют уста­новку на то, можно ли собственными усилиями добиваться желаемых результатов вопреки противодействию обстоятельств.


В факторы II и III вошли пункты, выявляющие представление о мире с той точки зрения, какую роль в нем играют везение либо слу­чайность, до какой степени они противостоят человеку и насколько мир вообще может быть управляемым. Причем, если фактор II задает представление человека о случайности как сводящей на нет его соб­ственные планы и усилия, то фактор III - есть представление о везе­нии, удаче, также противостоящих человеку, но вносящих положи­тельную составляющую в реализацию его целей и намерений.


Следует отметить, что выделенные подструктуры не рассматри­ваются как самостоятельные факторы, дающие основание для выде­ления субшкал, они взаимообусловлены и определенным образом структурируют и наполняют конкретным содержанием главную ком­поненту.


Что касается остальных результатов факторизации, то они свиде­тельствуют о неплохой устойчивости факторной структуры, относи­тельной независимости ее от половых различий, а также удовлетво­рительной репрезентативности.


Подводя итоги описания ОСЛК, можно констатировать, что он в достаточной мере удовлетворяет основным психометрическим тре­бованиям построения опросников и может с успехом использо­ваться в психологической практике.


Опросник уровня субъективного контроля является многомерной шкалой, измеряющей индивидуальные особенности субъективного контроля над разнообразными жизненными ситуациями. Авторы оп­росника разработали его исходя из принципа иерархической структу­ры системы регуляции деятельности (Бажин Е. Ф., Голынкина Е. А., Эткинд А. М, 1984). Из опросника могут быть выделены обобщен­ный показатель индивидуального УСК, инвариантный к частным по­казателям деятельности (шкала общей интернальности Ио
); два пока­зателя среднего уровня общности (шкала интернальности в области достижений Ид
и шкала интернальности в области неудач Ин
), а также четыре ситуационно специфических показателя, характеризующих УСК в таких сферах жизнедеятельности, как семейная (Ис
), произ­водственная (Ип
), сфера межличностных отношений (Им
) и отношения к здоровью и болезням (И3
).


Опросник УСК обладает достаточным психометрическим обосно­ванием по критериям надежности и валидности.



9.6. МЕТОДИКА КОСВЕННОГО ИЗМЕРЕНИЯ СИСТЕМЫ САМООЦЕНОК (КИСС)



Среди предшественников методики КИСС следует указать тест самооценки Дж. Лиггетта (Liggett J., 1959), известный также под на­званием «Тест лиу». Процедура теста требует попарного сравнения предъявляемых «размытых» фотографий лиц по четырем параметрам: выбрать «самого хорошего», «самого доминирующего», «самого не­рвного», «наиболее похожего на себя». По корреляции между двумя выборками можно судить о взаимоотношении переменных, например высокая положительная корреляция между последним и одним из первых трех выборов указывает на осознание себя индивидом «хорошим», «нервным» или «доминирующим». Похожая процедура в даль­нейшем использовалась в исследованиях нарушения мышления при шизофрении (Bannister D., Fransella F., 1966). По классификации про­ективных методик тесты подобного типа условно относятся к мето­дикам эмоционального выбора (Semeonoff В., 1976), вместе с тем включение психометрической процедуры отличает их от традицион­ных проективных техник.


Методика косвенного измерения системы самооценок (КПСС) создана на основе синтеза проективного и психосемантического под­ходов к диагностике личности. Так, использование косвенной (про­ективной) процедуры позволяет избежать феноменов социальной желательности в самопрезентации, вскрывает не вполне вербализуе­мые или неосознаваемые аспекты самооценки, однако, как и все тра­диционные проективные методики, эта процедура сама по себе спо­собна диагностировать самооценку лишь в самом общем виде. Пси­хосемантические методы, широко используемые в настоящее время как в нашей стране, так и за рубежом, позволяют исследовать само­оценку более дифференцированно с учетом ее внутренней структуры и ее связи с самосознанием личности. Различные модификации мето­дики семантического дифференциала, субъективного шкалирования, техника репертуарных матриц вводят исследования самооценки в кон­текст более широкого исследования индивидуального сознания лич­ности, его когнитивной составляющей и эмоционально-ценностного отношения к себе.


Благодаря замене процедуры прямого шкалирования «Я» на кос­венную оценку посредством шкалирования схематических изображе­ний становится доступной диагностике не демонстрируемая, а под­линно переживаемая самооценка. Таким образом, оригинальная ме­тодика КИСС в сравнении с другими известными приемами диагнос­тики самооценки обладает рядом преимуществ:


1. КИСС не только измеряет уровень частных самооценок, но и позволяет реконструировать целостную систему самооценок Человека, а также иерархию стоящих за ней ценностей и личностных смыслов.


2. КИСС дает возможность выявлять самооценку индивида не только в сравнении «Я» с групповыми нормативными стандартами, но также и на основе субъективно значимых индивидуальных шкал самооценки.


3. Кроме частных самооценок методика КИСС способна выяв­лять глобальное эмоционально-ценностное отношение индивида к своему «Я» - уровень самоприятия.


В качестве стимульного материала используются схематические изображения человеческого лица из которых исключен рот, так как эксперименты показали, что рисунок линии рта может давать систе­матический сдвиг в восприятии лица по определенным параметрам.


В качестве процедуры используется ранжирование изображения лиц по параметрам, задаваемым экспериментатором. Испытуемому предлагается, ознакомившись предварительно с десятью карточка­ми (количество, большее объема кратковременной памяти, но дос­таточно небольшое, чтобы испытуемый не мог «потеряться в мате­риале»), разложить их в ряд по степени убывания «приятности». Пос­ле чего его просят описать первое и последнее изображения. Эти описания фиксируются экспериментатором. Затем, перемешав кар­точки, экспериментатор предлагает испытуемому разложить их по параметрам «ум», «доброта» и т. д. Часть этих параметров стандар­тна, т. е. предлагается всем испытуемым («ум», «здоровье», «добро­та»), а другая часть предлагается экспериментатором на основе тек качеств, которые испытуемый назвал при описании первой и после­дней карточек. После чего испытуемому предлагается разложить карточки по «похожести на себя».


Инструкция испытуемому.


«Проверим Ваше воображение. Перед Вами десять карточек со схематическими изображениями лиц. Разложите карточки в ряд так, чтобы слева была та, которая нравится Вам больше всего, справа -меньше всего, а между ними карточки лежали бы в порядке убывания приятности.


Опишите человека, чье лицо изображено на карточке, которая понравилась Вам больше всего.


А теперь опишите человека, чье лицо изображено на карточке, которая понравилась Вам меньше всего,


Разложите карточки в ряд так, чтобы слева была та. на которой изображено самое умное лицо, справа - та, на которой изображено самое глупое лицо, а между ними карточки лежали в порядке убыва­ния «ума» лиц, которые на них изображены».


Обработка результатов


По формуле подсчитывается коэффициент ран­говой корреляции между:


- ранжировкой «нравится» и ранжировками по остальным пара­метрам («ум», «доброта» и т. д.);


- ранжировкой «похожесть на себя» и ранжировками по осталь­ным параметрам;


- ранжировкой «нравится» и ранжировкой «похожесть на себя». Предполагается, что:


а) первый ряд коэффициентов даст некоторую шкалу ценностей данного испытуемого;


б) второй ряд коэффициентов даст шкалу реальных самооценок по ранжируемым параметрам;


в) последний коэффициент будет характеризовать общий уровень самоприятия. Действительно, если предположить, что какой-то ис­пытуемый разложил по параметру «нравится» карточки в следующем порядке:


12345678910, по параметру «доброта» в том же порядке:


12345678910, а по параметру «ум» в противоположном:


10987654321,


то естественно сделать предположение о том, что испытуемый ценит доброту в гораздо большей степени, чем ум.


Предположим также, что один испытуемый разложил карточки по параметру «нравится» в следующем порядке:


12345678910,


а по параметру «похожесть на себя» — в противоположном:


1098765432 1.


А другой испытуемый и по параметру «нравится», и по парамет­ру «похожесть на себя» разложил карточки в одном и том же порядке.


Можно предположить, что первый испытуемый «принимает себя» в гораздо меньшей степени, чем второй.


Продолжая эксперимент, предположим, что у какого-то испытуе­мого мы получили следующие ранжировки: «похожесть на себя»: .12345678910,


«ум»:............................12345678910,


«доброта»:...................10987654321.


Такой результат позволяет предположить, что данный испытуемый оценивает себя по параметру «доброта» иначе, чем по параметру «ум».


Итак, после проведения эксперимента мы получаем результаты, которые удобно представить в виде графика (рис. 37).




Рис. 37. Параметры методики КИСС



Слева помещают коэффициенты, отражающие ценность данного параметра для испытуемого (т. е. коэффициент ранговой корреляции между ранжировкой «нравится» и ранжировками по остальным пара­метрам).


Справа помещают коэффициенты, отражающие самооценку ис­пытуемого по этим качествам (т. е. коэффициенты корреляции между ранжировкой «похожесть на себя» и ранжировками по остальным параметрам).


Горизонтальной чертой отмечают уровень сампоприятия данно­го испытуемого (т. е. коэффициент корреляции между ранжировками «нравится» и «похожесть на себя»).


Рис. 38. Графическое изображение индивиду­альной обработки КИСС



Как видно из рис. 38, методика КИСС позволяет судить не только об общем принятии себя и частных самооценках данного испытуемо­го, но и о том, насколько значима данная самооценка для принятия себя, насколько данное качество ценится испытуемым.


Очевидно, что для того, чтобы получить наиболее полную инфор­мацию об определенной группе испытуемых, методику можно изме­нить таким образом, чтобы она отражала специфические цели иссле­дования данной группы.


Например, при исследовании так называемых трудных подростков можно изучить сферу «социального Я», задавая категории типа «Я та­кой, каким меня видят окружающие», «Каким я хотел бы быть» и т. п.


При исследовании отношений супругов можно предложить жене разложить карточки, «встав на точку зрения мужа» по отношению к ней самой себе, а потом предложить сделать то же самое мужу. Это дает возможность получить «отраженное отношение к себе».



Оценка валидности и надежности методики КИСС



Оценка конструктнойы валидности методики КИСС основана на предположении о возможности воспроизведения реальной деятель­ности самооценивания с помощью этой методики. Доказано, что срав­нение схематических изображений является основной составляющей процесса самооценивания, так же как выбор шкал, по которым про­исходит ранжирование, отражает реальный процесс оценки себя и других людей (Федотова Е. О., 1985). Проверка эмпирической валид­ности методики КИСС была осуществлена на 50 испытуемых: 20 пси­хически здоровых лицах и 30 больных неврозом. Сопоставление са­мооценки здоровых и больных неврозом показало значимые разли­чия по параметрам «уровень» и «устойчивость» самооценки (р= 0,001).


Надежность процедуры ранжирования по отношению к выбран­ному стимульному материалу проверялась сравнением данных, по­лученных с помощью процедуры ранжирования, и рангов, получен­ных методом парного сравнения для конкретного испытуемого в рамках одной экспериментальной серии. Коэффициент ранговой корреляции между этими ранжировками в среднем равен 0,8 (граничное значение для десяти стимулов равно 0,69). Это означает, что ранжирование является достаточно надежной процедурой для дан­ного набора объектов.


Данные о валидности и надежности методики подтверждаются также исследованием самооценки психических и физических качеств у здоровых людей и людей с суицидальным поведением. Ценность и самооценка физических качеств у суицидентов значительно сниже­ны (различия по X2
значимы на 0,001 уровне). Сниженным оказыва­ется у них и общий уровень самоприятия: г = 0,72 у здоровых людей и г = 0,38 - у суицидентов (Дорожевец А. Н., 1982). Однако вопреки ожиданиям уровень самоприятия оказывается достаточно высоким у женщин - транссексуалов, стремящихся к изменению пола хирурги­ческим путем (г = 0,43).


Сопоставление данных, полученных при апробации методики в разных клинических группах, поднимает вопрос о том, каков вклад каждой из составляющей эмоционально-ценностного отношения к себе в общий уровень самоприятия человека. В частности, представ­ляется необходимой проверка гипотезы о более тесной связи само­приятия и симпатии, чем самоприятия и самоуважения.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ



Мы надеемся, что психологи, профессионально связанные с пси­ходиагностикой, смогут извлечь из публикуемой книги пользу для своей научной или практической деятельности.


Мы также надеемся, что те психологи, которые профессионально не связаны с психодиагностикой, придут к выводам, сходным с теми, которые приведены ниже.


Психодиагностика, при всем ее несовершенстве, - серьезная наука.


Тесты, опросники, шкалы - это не забавные шарады, которые при­ятно отгадывать в свободное время, а диагностические инструменты, используемые в науке и практике.


Использование диагностического инструмента требует глубокого понимания природы выявляемых характеристик, сути научных споров, как правило, сопровождающих исследование этих характеристик.


Тот, кто использует диагностический инструмент в практических целях или как средство измерения в научных целях, обязан знать, что именно выявляет (измеряет) данный инструмент и каким способом установлена его валидность.


Подвергая человека обследованию, необходимо знать, какие пси­хические процессы актуализируются в диагностической процедуре и какие факторы, способные изменить результаты, влияют на поведе­ние в ситуации обследования.


Пользователь учитывает при интерпретации надежность инстру­мента, характер выборки, на которой получены нормативные данные, и возможность сопоставления с ними данных «своего» обследуемого.


Сообщением некоторых диагностических сведений (даже в том случае, когда они носят внешне невинный характер), неподготовлен­ным людям или в неквалифицированной форме можно нанести серь­езный вред тем, кого касается эта информация, или третьим лицам.


Мы искренне надеемся, что эта книга поможет избежать крайно­стей: огульного отрицания психодиагностических методов, столь же вредной их фетишизации или даже фатализации, несерьезного отно­шения к ним.


В книге особо подчеркивается тезис о недопустимости передачи профессиональных психодиагностических методик неспециалистам (врачам, учителям, спортивным тренерам и т. д.), если последние не получили специальной и основательной подготовки. К сожалению, примеры недооценки этого тезиса существуют и в современной оте­чественной психодиагностической литературе.


Просматривая уже законченную работу, всегда можно найти упу­щения и недоделки. Не является исключением и данная книга. Одним из таких недостатков является, на наш взгляд, отсутствие в книге си­стематического раздела, посвященного принципам составления ди­агностических батарей, проведения обследования и подготовки диаг­ностических заключений. Отчасти такое положение может быть оп­равдано тем, что планирование диагностического обследования, фор­ма интерпретации и заключение зависят от конкретной диагности­ческой задачи и специальной области психодиагностики, т. е. должны рассматриваться соответствующими специальными (частными) пси­ходиагностиками. Примеры таких диагностических батарей и заклю­чений приводятся в литературе. Однако это не снимает необходимос­ти обсуждения общих закономерностей планирования диагностичес­кого обследования, его проведения, интерпретации и сообщения ре­зультатов. Эти упущения мы постараемся исправить в последующих публикациях.



ЛИТЕРАТУРА



Абаев Н. В. Архаичные формы религиозной теории и практики // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. - Но­восибирск, 1980. -С. 15-27.


Айзенк Г. Проверьте свои способности. - М, 1972. - 121 с.


Аванесов В. С. Тесты в социологическом исследовании. -М., 1982. -199 с.


Ананьев Б. Г. Человек как предмет незнания. - Л., 1968. - 338 с.


Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. - Л., 1977.-380 с.


Ананьев Б. Г. Избранные психологические труда!. -М., 1980. Т. 1-2.-512 с.


Анастази А. Психологическое тестирование / Под ред. К. М. Гу-ревича, В. И. Лубовского. - М., 1982.


Андреева Г. М. Социальная психология. - М., 1980. - 416 с.


Андреева Г. М., Богомолова Н. А., Петровская Л. А. Современная социальная психология на Западе. - М., 1978. - 272 с.


Акимова М. К., Борисова Е. М., Козлова В. Т., Логинова Г. П. Осо­бенности умственного развития учащихся старшего подросткового возраста // Психологические проблемы повышения качества обуче­ния и воспитания. - М., 1984. - С. 23-35.


Артемьева Е. Ю., Мартынов Е. М. Вероятностные методы в психологии. М., 1975.-С. 148-151.


Бажин Е. Ф., Голынкина Е. А., Эткинд А. М Метод исследования уровня субъективного контроля// Психол. журнал, 1983. Т. 5. № 3. -С. 152-162.


Бажин Е. Ф,, Корнеева Т. В., Эткинд А. М. Исследование образ­ного уровня восприятия эмоций // Психол. журнал. 1981. Т. 2. № 4. -С. 81-84.


Басилов В. Н. Избранники духов. - М., 1984. - 208 с.


Белая И. И. Методика Роршаха и ее применение при исследова­нии больных эпилепсией: Методические рекомендации. - М., 1978. -75с.


Белый Б. И. Тип переживания в тесте Роршаха и функциональная асимметрия мозга // Психол. журнал. - 1981. Т. 2. № 4.


Березин Ф. Б., Мирошников М. П., Рожанец Р. В. Методика мно­гостороннего исследования личности (в клинической медицине, в пси­хогигиене). — М., 1976. - 176 с.


Берзин Э. О. Юго-Восточная Азия в XIII-XVI веках. -М., 1982. -332с.


Бернштейн Н. А. Очерки физиологии движений и физиологии ак­тивности. - М., 1966. - 349 с.


Беспалько И. Г. Статистические и клинико-диагностические ас­пекты категории локализации в методе Роршаха // Психологические методы исследования личности в клинике. -1978. Т. 27. - С. 104-113.


Беспалько И. Г., Гшъяшева И. Н. Проективные методы // Методы психологической диагностики и коррекции в клинике. - Л., 1983. - С. 116-144.


Бешелев С. Д., Гурвич Ф. Г. Математико-статистические методы экспертных оценок. — М., 1980. — 263 с.


Битинас В. П. Многомерный анализ в педагогике и педагогичес­кой психологии. - Вильнюс, 1971. - 347 с.


Блейхер В. М., Бурлачук Л. Ф. Психологическая диагностика ин­теллекта и личности. - Киев., 1978. - 140 с.


Блонский П. П. К проблеме воспоминания // Ученые записки Ака­демии коммунистического воспитания. - М., 1930. - С. 93-100.


БодалевА. А. О направлениях и задачах научной разработки про­блемы способностей // Вопр. психологии.- 1984.№ 1.-С. 119-124.


Бодалев А. А., Сталин В, В. О задачах в области научно-психоло­гического обеспечения службы семьи // Семья и формирование лич­ности: Сб. научных трудов. - М., 1981. - С. 2-10.


Бодалев А. А., Шорохова Е. В. Психологические проблемы фор­мирования нового человека // Психол. журнал. - 1983. № 6. - С. 20-29.,


- Бодров В. А. Проблемы профессионального психологического от­бора // Психол. журнал. - 1985. № 2. - С. 85-94.


Болдырева В. С. Конвергентная валидность теста юмористичес­ких фраз (ТЮФ) и Тематического Апперцептивного Теста (ТАТ) // Вестник МГУ. - 1984. № 4. - С. 74-75.


Болдырева С. А. Рисунки детей дошкольного возраста, больных шизофренией. - М., 1974. - 160 с.


Бом Э. Руководство по психодиагностике. -М., 1977.


Борисова Е. М. Индивидуальное своеобразие становления про­фессионала // Психофизиологические вопросы становления профес­сионала. - М., 1976. - С. 6-17.


Бояршинова Т. Н. К вопросу о психологической диагностике вя­лотекущей шизофрении // Журнал невропатологии и психиатрии. -1975. Вып. 11.-С. 1680-1682.


Браверман Э. М., Мучник М. Б. Структурные методы обработки эмпирических данных. - М., 1983. —464 с.


Брудный А. А. Значение слова и психология противопоставлений // Семантическая структура слова / Под ред. А. Н. Леонтьева. - М., 1971.-С. 19-27.


Брунеер Дж. Психология познания. - М., 1977, - 412 с.


Бурлачук Л. Ф. Исследование личности в клинической психоло­гии.-Киев, 1979.- 175 с.


Бурмистров И. В. Опыт создания компьютерного банка данных в психодиагностике: Дипломная работа. - М., 1985.


Васюкова Е. Е. Уровни развития познавательной потребности // Вопросы психологии. - 1984. №5. - С. 125-131.


Вейценбаум Дж. Возможности вычислительных машин и чело­веческий разум. - М., 1982. - 368 с.


Волков И. П. Социометрические методы в социально-психологи­ческих исследованиях. -Л., 1970.- 88 с.


Воловик В. М. Семейные исследования в психиатрии и их значе­ние для реабилитации психических больных / Под ред. М. М. Кабано­ва, К. Вайзе. - М., 1980. - 395 с.


Воробьев М. В. Культура чжурчжэней и государство Цзинь (X в. -1234г.).-М., 1983.-345 с.


Войтко В. И., Гилъбух Ю. 3. О некоторых основных понятиях пси­ходиагностики // Вопросы психологии. - 1976. № 4. — С. 16-30.


Выготский Л. С. Мышление и речь. - М., 1934. - 324 с.


Гайда В. К., Захаров В. П. Психологическое тестирование. - Л., 1982.-С. 63-67.


Ганнушкин П. Б. Клиника психопатий: их статика, динамика, сис­тематика. - М., 1933. - 202 с.


Гильяшева И. Н. Вопросники как метод исследования личности в клинике // Методы психологической диагностики и коррекции в кли­нике. Л., 1983а. С. 62-80.


Гильяшева И. Н. Проективные методы // Методы психологичес­кой диагностики и коррекции в клинике. - Л., 19836. - С. 116-144.


Голицын Н. Н. Исторические этюды Древней Греции: Пифагор // Москвитянин. - 1855. -№ 19-20. Кн. 1-2.


Готтсданкер Р. Основы психологического эксперимента. - М., 1982.-С. 74-75.


Гоштаутас А. Методика М. Рокича для выявления ценностных ориентации. Саморегуляция и прогнозирование социального поведе­ния личности. - Л., 1979. - С. 208-209.


Губерман Ш. А., Ямпольский Л. Т, Применение алгоритмов рас­познавания образов в психодиагностике // Вопр. психологии. - 1983 -№5.-С. 118-125.


Гуревич К. М. Тесты интеллекта и индивидуальные культурно-психологические особенности испытуемых // Психодиагностика и школа. - Таллин, 1980. - С. 19-25.


Гуревич К. М. Психологическая диагностика. - М., 1981. - 232 с.


Гуревич К. М. Современная психологическая диагностика: пути развития // Вопр.; психологии. - 1982. - № 1. - С. 9-18.


Гуревич К. М., Лубовский В. И. Предисловие // Анастази А. Пси­хологическое тестирование. - М., 1982. - С. 5-14.


Гуревич М. И., Озерецкий Н. И. Психомоторика. - М; Л., 1930. Ч. 2.-172 с.


Цандамаев М. А. Вавилонские писцы. - М., 1983. - 245 с.


Данилин К. Е. Аутосоциометрическая методика // Социально-пси­хологический климат коллектива. - М., 1981. - 77 с


Данилова Н. Н. Эмоциональные состояния: механизмы и диагно­стика.-М., 1985.


Девис Дж. Статистика и анализ данных в геологии. - М., 1977. - 577 с.


Деев А. А., Ложкина Г. В., С пасен никое В. В. Автоматизация про­цедуры обследования при использовании шестнадцатифакторного


личностного опросника (16 ФЛО) // Психол. журнал. - 1984. -№ 6. -С. 106-110.


Цжамгаров Т. Т. О системном подходе к использованию методов психологической диагностики в профотборе // Вопросы диагностики психического развития. - Таллин, 1976. - С. 58-60.


Цжидаръян И. А. Категория системности и ее методологическое значение для психологии личности // Личность в системе обществен­ных отношений: Социально-психологические проблемы в условиях развитого социалистического общества. — М., 1983: Ч. I. — С. 19—20.


Диккенс Ч. Собр. соч. - М. 1984. Т. 6. - С. Т.­Донцов А. И. Психология коллектива. — М., 1984. - 208 с.


Цорожевец А. Н. Исследование образа «физического» Я у боль­ных шизофренией с суицидальными попытками: Дипломная работа. -М.,1982.


Дорофеева Э. Т. Сдвиги цветовой чувствительности как индика­тор эмоциональных состояний // Психические заболевания. - Л., 1970. -С. 321-326.


Емельянов Л. И. Методологические вопросы фольклористики. -Л., 1978.-205 с.


Ермакова И. В. Автоматизированная система Алиса как инстру­мент психолога-экспериментатора//В опр. психологии. - 1984. -Jfe 3. -С. 141-144.


Журавлев Ю. Л. Об алгебраическом подходе к решению задач распознавания или классификации // Проблемы кибернетики. — М., 1978.-Вып. 33.-С. 5-68.


Забродин Ю. М. Развитие советской психологии и задачи психо­логической службы // Психол. журнал. 1984. № 6. С. 3-20.


Зайцев В, П. Психодиагностический тест «милимульт» // Психол. журнал. - 1981.-№3.-С. 118-123.


Захаров А. И. Психотерапия неврозов у детей и подростков. — Л., 1982.-216с.


Зейгарник Б. В. Патология мышления. - М., 1962. — 244 с.


Зейгарник Б. В. Патопсихология. - М., 1976. - 238 с.


Зеличенко А. И. Некоторые экстремальные задачи распознавания образов: Дис. на соиск. учен. ст. канд. физ.-мат. наук. - М., 1982.


Игнатьев Е. И. Психология изобразительной деятельности детей. -М., 1961.-40 с.


Изард К. Эмоции человека. - М., 1980. - 440 с.


Измайлов Ч. А., Михалевская М. Б. Общий практикум по психо­логии: Измерение в психологии. - М., 1983.


Ильин В. И., Похилько В. И. Сравнительный анализ личностных особенностей больных с различными формами гинекологической па­тологии //Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. -1983.-Вып. 12.-С. 1836-1840.


Ильин Е. П. Структура психомоторных способнестей // Психомоторика. Л., 1976. С. 4-22.


Кабанов М. М., Личко А. Е., Смирнов В. М. Методы психологи­ческой диагностики и коррекции в клинике. - Л., 1983. - 311с.


Каган В. Е., Лунин И. И., Эткинд А. М. Цветовой тест отношений в клинике детских неврозов // Социально-психологические пробле­мы реабилитации психически больных. -Л., 1984. — С. 150—158.


Касаткин В. Н. Теория сновидений. - М., 1967. - 351 с.


Каталог психологических и дидактических тестов. Братислава: Психодиагност, и дидакт. тесты. - 1982. - 198 с.


Кедров Б. М. Характер изменения объема и содержания развива­ющихся понятий // Анализ развивающегося понятия. - М., 1967. - С. 306-435.


Кендалл М. Дж. Ранговые корреляции. - М., 1975. - 216 с.


КимблГ. Как правильно пользоваться статистикой. -М., 1982. -С. 55-70.


Клигер С. А. и др. Шкалирование при сборе и анализе социологи­ческой информации. — М., 1978. — С. 75-80.


Климов Е. А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы. - Казань, 1969. - 60 с.


Ковалев А. Г. Психология личности. - М., 1965. - 390 с.


Ковалев В. И., Дружинин В. М. Мотивационная сфера личности и ее динамика в процессе профессиональной подготовки // Психол. журнал. - 1982. Т. 3. - № 6. - С. 35-14.


Козлова И. Н. Личность как система конструктов // Системные исследования: Ежегодник. 1975. -М. 1976. -С. 128-146.


Коломинский Я. Л. Психология взаимоотношений в малых груп­пах. - Минск, 1976. - С. 350.


Коломинский Я. Л. Психология детского коллектива. - Минск, 1984.-366 с.


Кон И. С. Открытие «Я». -М., 1978. - 367 с.


Кон И. С. Категория «Я» в психологии // Психол. журнал. - 1981. Т 2.- №3.- С. 25-38.


Кон И. С. В поисках себя. - М., 1984. - 336 с.


Краткий психологический словарь. — М., 1985. - 341 с.


KpyfaeuKuu В. А. Психология математических способностей школьников.-М., 1968.-431 с.


Кудрявцев Т. В. Психология технического мышления. - М., 1975 -304с.


Кузнецов А. Т., Щенев В. П. Проблемы построения банка данных в социологии / Математические методы в социологическом исследо­вании.-М., 1981.-С. 314-321.


Кузьмина Н. В. Формирование педагогических способностей. — Л., 1961.-98 с.


Кузъмичев В. А. Печатная агитация и Пропаганда. - М; Л., 1930. -248с.


Кулагин Б. В. Основы профессиональной психодиагностики. -Л., 1984.-215С.


Кэмпбелл Д. Модели эксперимента в социальной психологии и прикладных исследованиях. - М., 1980.


Кэмпински А. Психопатология неврозов. - Варшава, 1975. - 400 с.


Лазурский А. Ф. Очерк науки о характерах. - Пп, 1917. — 386 с.


Левандовский Н. Г. О корректированном применении факторного анализа и критериях факторизации // Вопр. психологии. - 1980. -№5. -С. 138-142.


Левитов Н. Д. Психология характера. - М., 1969. - 424 с.


Лейтес Н. С. Умственные способности и возраст. - М., 1971. — 278 с.


Лейтес Н. С. Способности и одаренность в детские годы. — М., 1984.-79 с.


Леонгард К. Акцентуированные личности. - Киев, 1981. — 390 с.


Леонтьев А. Н., Лурия А. Р., Смирнов А. А. О диагностических методах психологического исследования школьников. - М., 1969. — №7.


Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. - М., 1975. -304с.


Личко А. Е., Иванов М. Я. Патохарактерологический диагности-


ческий опросник для подростков и опыт его практического примене­ния.-Л., 1976.-57 с.


Личко А. Е., Иванов М. Я. Патохарактерологические исследова­ния у подростков // Труды психоневрологического ин-та им. В. М. Бехтерева. - Л., 1981,- 120.с. .


Личностный дифференциал: Методические рекомендации / Сост. Е. Ф. Бажин, А. М. Эткинд. - Л., 1983.


Логинова Н. А,, Семенов В. Е. Биографический метод и контент-анализ // Методологические и методические проблемы контент-ана­лиза. - М,; Л., 1973. - С. 104-106.


Лолер Дж. Коэффициент интеллекта, наследственность и расизм. -М., 1982.-250с.


Ломов Б. Ф. Психические процессы и общение // Методологичес­кие проблемы социальной психологии. — М., 1975. —С. 151-164..


Лубовский В. И. и др. Вопросы диагностики психического разви­тия: Тезисы симпозиума. - Таллин,1977. - 206 с.


Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. - М., 1973. - 374 с.


Максимов С. В. Методика Т. Лири в исследовании представлений человека о себе и о других // Методы исследования межличностного восприятия. - М., 1984. - С. 89-102.


Марищук В. Л., Блудов Ю. М., Плахтиенко В. А., Серова Л. К. Методы психодиагностики в спорте. - М., 1984. - 190 с.


Мети Г. Структура личности // Экспериментальная психология / Под ред. П. Фресса и Ж. Пиаже. - М., 1975. Вып. V. - С. 197-283.


Меллер Ф., Капекки В. Роль энтропии в номинальной классифи­кации // Математика и социология. - М., 1977. - С. 301-338.


Мельников В. М., Ямпольский Л. Т. Введение в эксперименталь­ную психологию личности. - М., 1985. - 319 с.


Мерлин В. С. Очерки теории темперамента. - Пермь, 1973.-292 с.


Методы социальной психологии I Под ред. Е. С. Кузьмина, В. Е. Семенова.-Л., 1977.


Моруа А. Три Дюма. - М., 1965. - 544 с.


Муздыбаев К. Психология ответственности. - М., 1963. - 239 с.


Мухина В. С. Изобразительная деятельность ребенка как форма усвоения социального опыта. - М., 1981. - 240с.


Мюллер П., Пойман П., Шторм Р. Таблицы по математической статистике. - М., 1982. - 278 с.


Мясищев В. Н. Проблема отношений человека и ее место в психо­логии // Вопр. психологии. 1957. - № 5. - С. 142-155.


Мясищев В. Н. Личность и неврозы. - Л., I960. - 426 с.


НаэмДж. Психология и психиатрия в США. - М., 1984. - 300 с.


Небылщын В. Д. Основные свойства нервной системы человека. -М. 1966.-383 с.


Небылщьш В. Д. Психофизиологические исследования индиви­дуальных различий. - М., 1976. - 336 с.


Норакидзе В. Г. Методы исследования характера личности. - Тби­лиси, 1975.-243 с.


Обозов Н. Н. Межличностные отношения. - Л., 1979. 151с. 266.


Общая сексопатология I Под ред. Г. С. Васильченко. - М. 1977. -487с.


Ольшанский В. Б. Психологическое диагностирование межлич­ностных отношений // Психологическая диагностика: проблемы и исследования.-М., 1981.-С. 167-187.


Орбели И. А. Шатранг: Книга о шахматах. - Л., 1936, - С. 45-53.


Орлов Ю. М. Измерение социогенных потребностей с помощью тестов тематической апперцепции // Проблемы формирования соци­огенных потребностей. - Тбилиси, 1974. - С. 159-161.


Орлов Ю. М. Потребность в достижении в учебной деятельности студентов медвуза. - М., 1976. - С. 26-46.


Орлов Ю. М. Метод экстремальных групп в построении шкал для измерения потребностей // Прогнозирование социальных потребнос­тей молодежи. - М., 1978а, - С. 52-57.


Орлов Ю. М. Проблемы измерения потребностей // Прогнозиро­вание социальных потребностей молодежи. - М., 19786. — С. 45-84.


Орлов Ю. М. Построение тест-опросника // Прогнозирование со­циальных потребностей молодежи. — М., 1978в. — С. 57-67.


Орлов Ю. М. Социальные потребности как объект прогнозирова­ния // Прогнозирование социальных потребностей молодежи. — М., 1978в.-С. 84-90.


Орлов Ю. М. Структура шкалы, построенной методом экстремаль­ных групп / Прогнозирование социальных потребностей молодежи. — М., 1978в.-С. 67-77.


Орлов Ю. М. Потребность в достижениях // Молодой коммунист. 1980.-№3.-С. 65-70.


Орлов Ю. М., Шкуркин В. М., Орлова Л. П. Построение тест-оп­росника для измерения потребности в достижениях // Вопросы экс­периментальной психологии и ее истории - М., 1974. - С. 96-104.


Орлов Ю. М., Творогова Н. Д. Методики изучения личности и кол­лектива. Методические указания. - М., 1975. - 12 с


Паниотто В И. Структура межличностных отношений: Методи­ка и математические методы исследования. - Киев, 1975. - 127 с


Петренко В Ф. Введение в экспериментальную психосемантику Исследование формы репрезентации в обыденном сознании. - М., 1983.-176 с.


Петухов Б. М. Информационная совместимость оператора с ре­жимами работы: Автореф. дис... канд. психол. наук. - М., 1984.


Платонов К К. Проблемы способностей. - М., 1972. - 312 с.


Полищук И. А., Видренко А. Е. (ред.). Атлас для эксперименталь­ного исследования отклонений в психической деятельности челове­ка.-Киев, 1980.- 156с.


Похилько В. И., Федотова Е. О. Техника репертуарных решеток в экспериментальной психологии личности // Вопр психологии. - 1984 -№3,-С. 151-157.


Практикум по психодиагностике. Дифференциальная психомет­рика / Под ред. В. В. Столина, А. Г. Шмелева. - М., 1984.


Проблемы космической биологии. - М., 1984. Т. 48. - 166 с.


Прогнозирование социальных потребностей молодежи I Отв. ред. И. В. Бестужев-Лада. - М., 1978. - 207 с.


Психодиагностические методы (в комплексном лонгитюдном ис­следовании студентов). - Л., 1976. - 248 с.


Психологическая диагностика I Под ред. К. М. Гуревича. - М., 1981.-232с


Психологические методы исследования личности в клинике I Ред. М. М. Кабанов. - Л., 1978. - 153 с.


Психологический словарь. - М., 1983. - 447 с.


Психология индивидуальных различий: Тексты / Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романов.-М., 1982 -319с.


Рабочая книга по прогнозированию / Ред. И. В. Бестужев-Лада. -М., 1982 -430с


Распознавание образов. -М., 1970. -288 с.


Ратинов А Р (ред.) Личность преступника как объект психоло-


гического исследования. - М., 1979. - 177 с.


Розе Н. А. Психомоторика взрослого человека.-Л., 1970,- 128 с.


Россолимо Г. И. Психологические профили. Методика. - М., 1910. -106с.


Рубинштейн С. Si- Основы общей психологии. - М.; 1940. - 596 с.


Рубинштейн С. Л- Принципы и пути развития психологии. - М., 1959.-354 с.


Рубинштейн С. Л- Теоретические вопросы психологии // Пробле­мы общей психологии. -М., 1973. -416 с.


Рубинштейн С. Й- Экспериментальные методики патопсихологии. -М., 1970.-214с.


Руководство по психотерапии. - Ташкент, 1979. - 639 с.


Рунион Р. Справочник по непараметрической статистике. - М., 1982.-198 с.


Русапов В. М. Биологические основы индивидуально-психологи­ческих различий. - ]Д-> 1979. - 352 с.


Рыбаков Ф. Е. Атлас для экспериментально-психологического исследования личности с подробным описанием и объяснением таб­лиц.-М., 1910.-46 с.


Рыбников И. А. Автобиография рабочих и их изучение. - М.; Л., 1930.-96 с.


Рэск Дж. Индивидуальный подход к анализу вопросов //Матема­тические методы в социальных науках. - М,, 1973.-С. 91-116.


Рябов В. Б. Пакет программ для автоматизации психологических тестовых методик // Методы и средства автоматизации психологичес­ких исследований. - М, 1982. - С. 139-143.


Савенко Ю. С. К обоснованию некоторых методик по изучению личности // Проблемы личности. - М., 1969. - С. 238-242.


Савенко Ю. С. Проективные методы в исследовании бессозна­тельного // Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследова­ния. - Тбилиси, 1978. Т. III. - С. 632-637.


Саморегуляция и прогнозирование социального поведения лично­сти.-Л., 1979.-264 с.


Сельвинский И. Избранные произведения. - Л., 1972. - 959 с.


Семенов В. Е. Метод изучения документов в социально-психоло­гических исследованиях - Л., 1983. - 105 с.


Семья и личность- Тезисы докладов Всесоюзной конференции в


г. Гродно.-М., 1981.-235 с.


Симонов П. В. Эмоции и воспитание (вопросы воспитания в све­те информационной теории эмоций)//Вопр, философии. 1981.-№ 5.


Сишор X. Работа и ее моторное исполнение // Эксперименталь­ная психология.-М., 1963.-С. 1008-1036.


Сноу Ч. П. Две культуры. - М., 1973. - 143 с.


Собчик Л. Н. Пособие по применению психологической методи­ки MMPI.-М., 1971.-63 с.


Собчик Л. Н., Лукьянова М. Ф. Изучение психологических осо­бенностей летного состава стандартизированным' методом исследо­вания личности. - М., 1978.


Соколова Е. Т. К теоретическому обоснованию проективного ме­тода исследования личности //.Бессознательное, Природа. Функции. Методы исследования. - Тбилиси,-1978. Т. III. - С. 611-622.


Соколова Е. Т. Проективные методы исследования личности. -М., 1980.-174 с.


Соколова Е. Т., Федотова Е. О. Апробация методики косвенного измерения системы самооценок (КИСС) // Вести, Моск. ун-та. Сер. XIV. Психология. - 1982.-№ 3. - С. 77-81.


Социально-психологические проблемы нравственного воспитания личности I Под ред. В. Е. Семенова. - Л., 1984. - 159 с.


Станишевская М. М., Гулъдан В. В., Владимирская М. Т. Приме­нение проективных методик при диагностике типов реакций личнос­ти // Вопросы диагностики психического развития. - Таллин, 1974. -С. 158-159.


Сталин В. В. Семья как объект психологической диагностики и неврачебной психотерапии // Семья и формирование личности. - М., 1981.-96с.


Сталин В. В. Мотивация и самосознание //Мотивация личности. -М., 1982а.-С. 58-67.


Сталин В. В., Калъвинъо М. Личностный смысл: строение и фор­ма существования в сознании // Вести. Моск. ун-та. Сер. XIV. Психо­логия. 19826.-№3.


Сталин В. В. Самосознание личности. - М., 1983. — 286 с.


Сталин В. В., Романова Т. Л., БутенкоГ. П. Опросник удовлетво­ренности браком // Вести. Моск. ун-та. Сер. XIV. Психология. - 1984. -№2.-С. 54-61.


Сталин В. В. Познание себя и отношение к себе в структуре са­мосознания личности: Дис.. докт. психол. наук. - М., 1985. - 530 с.


СтреляуЯ. Роль темперамента в психическом развитии. - М. 1982.


Суходолъский Г. В. Основы математической статистики для пси­хологов. - М., 1972. - 345 с.


Тарабрина М. В. Экспериментально-психологическое и биохими­ческое исследование состояния фрустрации с помощью стресса при неврозах. Автореф. канд. дисс. -Л.,1973.


Теплое Б. М. Способности и одаренность. Ученые записки ГНИЙ психологии. - М,, 1941. Т. 2 - С. 3-56.


Теплое Б. М. Проблемы индивидуальных различий. - М., 1961. -536с.


Тернер В. У. Символ и ритуал. -М., 1983. - 278 с.


Тесты: теория и практика / Под ред. М. С. Бернштейна и др. // Работник просвещения. - 1928. - № 2. - С. 54.


Типология и классификация в социологических исследованиях. — М., 1982.-296 с.


Уманский Л. И. Организаторские способности и их развитие. Ученые записки Курского пединститута. - 1967. Вып. 21.


Уманский Л. И. Психология организаторских способностей. Ав­тореф. дисс. докт.. психол. наук - М.,1968. - 30 с.


Уманский Л. И. Методы экспериментального исследования соци­ально-психологических феноменов // Методология и методы социаль­ной психологии. — М., 1977. — С. 54- 71.


Федотова Е. О. Нарушение устойчивости самооценки при невро­зах. Автореф. дисс, на соиск. учен, ст. канд. психол. наук. - М., 1985.


Филимоненко Ю. И., Юрьев А .И, Нестеров В. И. Экспресс-ме­тодика для оценки эффективности аутотренинга и прогноза успешно­сти деятельности человека // Личность и деятельность. — Л., 1982. — С. 52-57.


Фрейд З.Як ОНО. - Л., 1924. - 62 с.


Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. — М., 1925а.-207с.


Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. - М., 19256. -110с.


Харман Г. Современный факторный анализ. - М., 1972 - 485 с.


Хоментаускас Г. Т. Отражение межличностных отношений в ди-


агностическом рисунке семьи. Автореф. дисс. на соиск. учен. ст. канд. психол. наук. - М., 1985.


Хамская Е. Д. Мозг и активация. - М., 1972. - 382 с.


Цуладзе С. В. О месте и значении проективных методов в изуче­нии личности // Проблемы личности. - М., 1969. - С. 194-197.


Частная сексопатология. /Подред. Г. С. Васильченко.-М., 1983. -351с.


Черны В. Психодиагностика в социалистических странах. - Бра­тислава, 1983.-222с.


ЧесноковаИ. И. Проблема самосознания в психологии. - М, 1477. - 144 с.


Чудинов Э. М. Природа научной истины. - М., 1977. - 312 с.


Шахназаров Г. X. Социалистическое общество и научный про­гресс//Коммунист. 1981.-№ 16.-С. 116-120.


Шванцара И. и кол. Диагностика психического развития. - Пра­га, 1978.-388 с.


Шибутани Т. Социальная психология. - М., 1969. - 535 с.


Шихирев П. Н. Современная социальная психология США. - М., 1979.-181 с.


Шмелев А. Г. Многомерный статистический анализ межкультур­ных и дифференциально-психологических исследований субъектив­ного лексикона // Статистические методы в общественных науках. Сборник обзоров. - М., 1982а. - С. 63-96.


Шмелев А. Г. Традиционная психометрика и экспериментальная психосемантика: объективная и субъективная парадигмы анализа дан­ных // Вопр. психол. 19826. - № 5. - С. 36А
6.


Шмелев А. Г. Введение в экспериментальную психосемантику. — М., 1983.-157 с.


Шмелев А. Г., Болдырева В. С. Психосемантика юмора и диагно­стика мотивов // Мотивация личности. - М., 1982. - С. 108-119.


Шмелев А. Г., Габидулина С. Э., ПохилькоВ. И. Репертуарная мо­дификация личностного опросника. -М.3
1984. - 10 с.


Шмелев А. Г., Похилько В. И. Анализ пунктов при конструирова­нии и адаптации личностных опросников: ручные и компьютерные алгоритмы // Вопр. психол. 1985 а -№ 4. - С. 126-133.


Шмелев А. Г., Похилько В. И. Экспериментальный подход к пост­роению базисного семантического словаря черт личности // Вести


Моск. ун-та. Сер. XIV. Психология. 19856. - № 3. - С: 3-10.


Шмелев А. Г., Похилько В. И. Клайк-анализ как метод реконструк­ции иерархической структуры смыслов личностного опросника // Проблемы формирования профессиональной пригодности специали­стов. -М., 1985в.


Эткинд А. М. Цветовой тест отношений и его применение в ис­следовании больных неврозами // Социально-психологические иссле­дования в психоневрологии. - Л., 1980.—С. 110-114.


Эткинд А. М. Тест Роршаха и структура психического образа. -Вопр. психологии. 1981. -№ 5. -С. 106-115.


Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. - М., 1978. -319с.


Ядов В. А. Социологическое исследование (методология, програм­ма, методы). - М., 1972.


Ядов В. А. О диспозиционной регуляции социального поведения личности// Методологические проблемы социальной психологии. — М., 1975.-С. 89-106.


Якиманская И. С. Развитие пространственного мышления школь­ников. - М., 1980. - 240 с.


Якобсон Л. Я. Вопросы пола. — Л., 1927. — 167 с.


Ямпольский Л. Т. Анализ структуры связей шкал личностных оп­росников // Вопр. психол. 1981. - № 2. - С. 90-100.


Ярошевский М. Г., Гургенидзе Г. С. Л. С. Выготский - исследова­тель проблем методологии науки // Вопр. философии. 1977. - № 8. — С. 91-105.


Abt L., Bellak L. Projective Psychology. - N. Y., 1950.


Adams-Webber J. Personal construct theory: concept and applications. -Chichesler, 1979. XIIL.


Allport G. The use of the personal documents in psychological science/ /Soc, Sci. Res Council Bull. 1942. - Vol. 49.


Amrine M. The 1965 congressional inquiry into testing A. commentary/ Amer. Psychol. - 1965. - Vol. 20.


Amthauer R. Intelligenz und Beruf// Z. f. exp. und angew. Psychol. 1953. Bd. 1. Anzieu D. Les methodes projectives. - Paris, I960.


Anzieu D. Les methodes projectives // Bull, de psvchol. - 1967.


Applications of a social learning theory of personality/Rotter J., Chans J., Phares E. - N. Y., 1972.


Armor D. Data reliability and factor scaling // Costpor H. Sociological Methodology. 1973-1974. - San-Francisco, 1974.


Atkinson J.,, Lettiven Q Achievement motive and test anxiety complifed as motive to approach success and motive to avoid failure // J, abnormal and soc. psychol. - 1960. - № 60.


Atkinson J. et al. A theory of achievement motivation. - N. Y., %§ Attribution: Perceiving the causes of behavior/Weiner B. et al. - n у 1971.


Baldwin A. Personality structure analysis: a statistical method for investigating the single personality // J, abnormal and soc. psychol. 194^ Vol,37.


Sales R. Personality and interpersonal behaviour. - N. Y., 1970.


Bannister D. The genesis- of schizophrenic thought disorder' Д serial invalidations hypothesis // Brit. j. psyhiat. - 1963. - Vol. 109.


Bannister D., Fransella F. A. Grid test of schizophrenic thought disorder // Brit. j. soc. din. psychol. - 1966. - Vol. 5


Barkley R. Hyperactive children- A handbook for diagnosis and treatment- - N. Y., London, 1981.


Bauman Q., Roman M. Interactional product analysis in group and family diagnosis // J. of project, techn. - 1968. - Vol. 32. -№ 4.


Baumeister R. A self-presentational view of social phenomena // Psychol. bull. - 1982. - Vol. 91. N1.


Baumeister R., Jones E. When self-presentation is constrained by the target's prior knowledge: Consistancy and compensation//!, of personality and soc. psychol. - 1978. - Vol. 36.


Beck S. Rorschach's test. Advances in Interpretation. -N. Y, 1952. -Vol. III.


Bellak L. The concept of projection // Psychiatry. - 1944. - Vol. 7.


Bfiellak L, Bellah S. Der Kinder-Apperception-Test. - Gottingen, 1949


Bellak L. The TAT, CAT and SAT in clinical use. - N. Y, 1975,


Bellak L, Bellak S Children's Apperception Test. -N. Y, 1978.


Beloff H., Beloff J. Unconsious self-evaluation using a stereoscope II J, of abnormal and soc. psychol. - 1959 - Vol. 59


Bern is S. Occupational validity of general attitude test battery // J, a
pp] psychol.-1968.-Vol. 52.


Bene E., Anthony E. Manual for the family relations test. - London, 1957.


Biery J. Cognitive complexity-simplicity and predicative behaviour // J. abnormal and soc. psychol. - 1965. - Vol.51.


Blanchared W. The group process in gang rape // J. of soc. psychol. 1959.-Vol. 49.


Blum G. The Blavky Pictores. A technique for exploration of persosonality dynamics. - Michigan, 1950.


Bohm E. Lehrbuch derRorschach-Psychodiagnostik.-Bern; Stuttgart, 1978


Boxer P Reflective analysis // Recent advances in personal construct. -London N Y, 1980.


Brim S American attitudes toward intelligence tests // Amer. psychologist. - 1965. - Vol. 20.


BrodyN. Personality. Research and theory. -N. Y.; L., 1972. XII.


Buck J. The H-T-P technique. A qualitative and quantitative scoring manual // J, of dm. psychol. Monograph Suppl. — 1948. - Vol. 5.


Bums R., Kaufman S. Actions, style and symbols in Kinetic Family Drawing (K-F-D). An interpretative manual. -N, Y.; L., 1972.


Burns R. The Self-Concept: Theory, measurement and behaviour. N. Y., 1979. Carlson S. Where is the person in personality research? // Psychol. bull.-1971. Vol. 75.-№3.


Caron A. Curiosity, achievement and avoidant motivation as determinants ofepisfemic Behaviour // J, abnormal and soc. psychol. — 1963.-Vol. 67.


Cattell D. Mental tests ans measurement // Mind. - 1890. - Vol. 15. Caftell D., Farrand I. Physical and mental measurement of the students of Columbia University // Psychol. rev. - 1896. - Vol. 3. - № 6.


Cattell R. Personality: a systematic theoretical and factual study. -N. Y, 1950.


Cattell R., Cross K. Compahson of the ergic and selfsentiment stmctwes in dynamic traits by R- and P-technique // J. personal. - 1952. - Vol. 21 (2).


Cattell R., Eber H. Tatsuoha M. M. Handbook for the sixteen personality factors questionaire (16PF). Champain (111),- 1970.


Caftell R. Personality and motivation: structure and measurement. -N. Y, 1957.


Chomentauskas G. Seimos piesimo metodikas Taikymas vaiko psichologiniams lyrimams (metodine preemine). - Vilnius, 1983.


Collins B. Four components of the Rotter internal-external scale // J.


of personality and soc. psychol. - 1974. - Vol. 29.


Gorman L. Le test du dessin de famille dans la practique medico-pedagogique. - Paris, 1964.


Coxon A., Trappes-Lo max H. Inguirer III (Edinburg version). User's guide. - Edinburg, 1977.


Cronje E, Mailer A. Comparison of different procedures to assess personal space // Percept, and motor skills. - 1976. - Vol. 43.


Cutter F. Role complements and changes in consensus Rorschach//J. of project, itechn. - 1968. - Vol. 32. - № 4.


Cutter E, Farberow N. The consensus Rorschach // Development in Rorschach lecbnique and theory/Klopfer D. et al. -N. Y, 1970."- Vol. III.


Davis F. Item-analysis data. - Cambridge, 1949.


Dees J. The structure of association on language and thought. -Baltimore, 1965.


DeichelselA. Electronische Inhaltanalyse. - Berlin, 1975.


Dickstein E. Self and self-esteem. Theoretical foundations and their implications for research/THuman Development. - 1977. - Vol. 20.


Di Leo J. Children's drawings as diagnistic aids. -N. Y, 1973.


Dollard J., Mowrer O. A method of measuring tention in written documents // J. abnormal and soc. psyehol. - 1947. - Vol. 42.


Draguns J. et al. Studies in Rorschach content // J. of projec. tehn. 1967. Vol. 31. - 1968.-Vol. 32.


Dubois P. A history of psychological testing. Boston, 1970. Edwards A. Edwards personal preference Schedule. - N. Y, 1954.


Edwards A. The measurement of personality traits by scales and inventories. -N. Y, 1970. - Vol. X.


Edwards D. On the validity of projective measures of interpersonal distance // Perceptual and motor skills. - 1980. - Vol. 5Cts


English H., English A. A comprehensive dictionary of psychological and psychoanalitical terms. N. - Toronto, 1958.


Entwisle D. To dispel fantasies about fantasy - based measures of achievement motivation // Psychol. bull. - 1972. - Vol. 77.


Eriksen C., Lazarus R. Perceptual defence and projective tests-supplement // J. abnormal and soc. psychol. - 1952. - Vol. 47.


Eriksen C., Pierce J. Defense mechanisms/THandbook 9f personality: theory and research/Borgatta L. E. and Lambert W. - Chicago, 1968.


Erikson E. Childhood and society. - Harmond-sworth, 1967.


Eysenk H. The biological basis of personality. - Springfield, 1967 Vol. XVII.


Eysenk H. The structure of human personality. - London, 1971


Fidler M., Kossel F. Mental measurement. - Yearbook. 1965.


Fisher S., ClevelandS. Body image and personality. -Princeton. 1958.


Fitts W. Tennessee Self Concept Scale: Manual. Nashville, Tenn., 1965.


Fishbein M. Reading in attitude theory and measurement. -N. Y., 1967


Fleishman E. Dimensional analysis of psychomotor abilities // J. ofexp. psvchol. -1954.-Vol. 48.


Fleishman E., Hemphill W. Factorial analysis of complex psychomotor performance and related skills // J. appl. psycho! — 1955. - Vol. 40.


Fleming J., Courtnev B.f/J The dimensionality of Self-Esteem of personality and soc. psycho!. 1984.Vol.46. № 2.


Frank L. Projective methods for the study of personality // J. of psychol. -1939.-Vol. 8.


Freeman F. Theory and practice of psychological testing. - New Dehli, 1971.


Gallon F. Measurement of character // Fortnightly review for August. 1884.-Vol. XXXXL


Geilr Т., Tolman E. Goal distance and restless activity // J. сотр. psychol. -1943.-№35.


GhiseliyE. The validity of attitude tests in personal selection // Personal, psychol.-1973.-Vol. 26.


Gille R. Le test-film. Un instrument pour la mesure objective du niveau de malurite affective et de certains du compartement. - Paris. 1959


Glanville R. Construct Het erarchies - in Recent advances in personal constructs technology. - L.; N. Y., 1981.


Goffman E. The presentation of self in everyday life. - N. Y, 1959.


Condor E. Art and play therapy. - N. Y, 1954.


Gottlieb J., Carver C. Anticipation of future interaction and the bystander effect //J, ofexp. soc. psychol. - 1980. - Vol. 16.


Gough H. Adjective check list as a personality assessment research technique // PsychoL, reports I960. - Vol. 6.


Gronbach L. Essentials.of psychological testing. -N. Y; L., 1970. -Vol. XX.


Guilford J. Fundamental statistics in psychology and education. -N. Y.,1956.


Guilford J. The nature of human intelligence. - N. Y, 1967.


Guzun P., Guzin J. Morrison B. Personal and ideological aspects of internal and external control // Soc. psychol. - 1978. - Vol. 41.


На/her A., Kaplan A. Hostility content analysis of the Rorschaeh and TAT//J, project, techn.—1960. - Vol. 24.


Hammer E. The clinical application of protective drawings. Springfield (111.), 1958.


Hammer E. Critique of Swensen's «Empirical evaluations of human figure drawings» // Handbook of projective technique/Murstein B. -N. Y, 1965.


Hathaway S., McKinteyJ. Minnesota multiphasie personality inventory. Manual. -N. Y, 195.1.


Heckhausen H. Erfolg und Miperfolg in der Leistungsmotivation. Meisenheim, 1963.


Heckhausen H. Hofnung und Frucht in der Leistungsmotivation. Meisenheim, 1963,


Heckhausen H. The anatomy of achievement motivation. - N. Y, 1967


Heckhausen H. Motivation und Handeln. 1980.


Heise D. Sensibilisation of verbal response-dispositions in n. Agg; and n.Ach//J. of verbal learning and verbal behaviour. 1966.-Vol5.-№63.


Holines D.'Dimensions of projection // Psychol. bull. 1968. - Vol. 69


Howells J., Lickowish J. Family relations indicator. - London, 1967.


Hulse W. The emotionally disturbed child draws his family // Quarterly journal of child behaviour. - 1951. -Vol. 3.


Hulse W. Childhood conflict express through family drawings // J. of project, techn. -1952.-Vol. 16. <•...'


Issaacson R. Relation between achievement test anxiety and curricular choices // J. abnormal psychol. 1964.- Vol. 68. - № 4.


Jackson L. Emotional attitudes towards the family in normal, neurotic and deliquent children // Brit. j. psychol. - 1950. - Vol. 41.


Jackson D. Personality research form. Manual. - N. Y, 1967.


Jones E., Wortman C, Ingratiation: An attributional approach. -N. Y., 1973.


Kamin L. The science and politics of IQ. - N. Y, 1974.


Kaplan H., PokomyA. Self-derogation and psychological adjustment // J. of nervous and mental disease. 1969 Vol. 149.


Kaplan H. Deviant behaviour in defence of self. - N. Y, 1980.


Keen Т., Bell R. One thing leads to another: a new approach to elicitation in the repertoiry grid technique // Recent advances in personal constructs technology.-L.jN.Y, 1981.


Kelly G. The psychology of personal constructs. Vol. I. A theory of personality. - N. Y., 1955. - Vol. XVII.


Kenny D. Stimulus functions in projective progress techniques in experimental personality research. -N. Y, 1964. - Vol. I.


Kenrick D., Stringfield D. Personality traits and the eye at the beholder: crossing some traditional philosophical boundaries in search to consistency in all of the people // Psychol. rev. 1980. - Vol. 17. № 1.


Kenrick D., Braver S. Personality: idiographic and nomothetic: a rejoinder//Psychol, rev. - 1982. - Vol. 89.-№ 2.


Klein G. Perception, motives and personality. N. Y, 1970. Kline P. Psychometrics and psychology. - N. Y; L., 1979. - Vol. IX.


Klinger E. Fantasy need achievement as a motivational construct // Psychol, rev. 1982. - Vol. 89. - № 2.


Klopfer D., Davidson H. The Rorschach technique: an introductory manual. -N. Y, 1962.


Kuhn M., McPartland T. An empirical investigation of self attitudes / / Amer. Sociol rev. 1954. Vol. 19; Psychol. bull. - 1966. - Vol. 66.


Kuihe J. Social schemas and the reconstruction of social object displays from memory // J. abnormal and soc. psychol. - 1962. - Vol. 64.


Laplanche J., Pontalis J. Delimitation du concept frendien de prosectiori // BuH. de psychol. - 1963.


Lazarus R. A substitutive-defense conception of apperceptive fantasy // Contemporary issues in thematic apperceptive methods/Kagan L. and Lesser G. - Springfield, 1961.


Leary T. Interpersonal diagnosis of personality. - N. Y, 1957.


Lewin K. Hitler youth and Boy Scouts of America: A comparison of aims//Human relations. 1947.-Vol. 1.


Lewin K., Dumbo Т., Festinger L., Sears S. Level of aspiration // Personality and behaviour disorders / Hunt V. - N. Y, 1944.


Liggett J. The paired use ofprojective stimuli//Brit. j. psychol. 1959. - Vol. 50.


Lindner R. The content analysis of the Rorschach protocol // Projective psychology // Abt L. E., Bella L. - N. Y, 1950.


Lindsey G. On the classification ofprojective techniques // Psychol.


bull. 1959.-Vol. 56.


Loosli-Ustery M. Manual practique du test de Rorschach. - Paris, 1965


LovelandN. The relation Rorschach: a technique for studing interaction // J. of nervous and mental desease. - 1967. - Vol. 145. - № 2.


Lcnventhal L, Biographies in popular magazines // Reader in public opinion and communication / Berelson В., Yanowitz M. Glencoe (III.), 1950.


Machover K. Personality projection in the drawing of the human figure. Springfield (111.), 1949.


Madcen M. Modem theory of motivation. - Kopengagen, 1968.


Mandler C, Sarason S.B.A. study of anxiety and learning // J. abnormal and soc. psychol. 1952. - Vol. 43.


MarceilS. Implicit dimentions ofidiography and nomothesity // Amer. psychologist. 1977. -Vol. 32. -№ 12.


Marlowe D. Relationships among direct and indirect measures of the achievement consulting psychology. 1959. - Vol. 23.


McClelland D., Atkinson J., Clark В., Lowell E. The achievement motive.-N. Y, 1953.


McClelland D. Assessing human motivation. - N. Y, 1971 (a).


McKhlout-Norris P., Jones H., Norris H. Articulation of the conceptual structure in obsessional neurosis // Brit. j. of soc. and din. psychol. 1970. -Vol.9.


MehrabianA. II Educational and psychological measurement. 1968. -Vol. 28.


Mehrabian A. Measures of achieving tendency // Educational and psychological measurement. 1969. - Vol. 29.


Mehrabian A. Educational and psychological measurement. 1970. -Vol. 30.


Mirels H. Dimensions of internal versus and external control // J, consult, din. psychol. 1970. - Vol. 34.


Mischell W. On the future of personality measurement // Amer. psychologist. 1977. - Vol. 32.


Moreno J. Who shall survive? // Nervous and mental diseases. -Washington, 1934.


Morgan C., Murray H. A method for investigating fantasies: The thematic apperception test // Arch, neurol. psychiatr. 1935. - Vol. 34.


Motives in fantasy, action and society/Atkinson J. Princeton, 1958.


Murray E. Conflict and repression during sleep deporivation// J. abnormal and soc. psychol. 1959. - Vol. 59.


Murray H. Explorations in personality. — N. Y., 1938.


Murray H. Thematic apperception test. Manual. - Cambridge, 1943.


Murstein B. Theory and research in projective technique. -N. Y., 1963.


Murstein В., Pryer R. The concept of projection // Psychol. bull. 1959. -Vol.56.


Mussen P.., Porter L. Personal motivations and self-conceptions associated with effectiveness and ineffectiveness in emergent groups // J;
abnormal and soc. psychol. 1959. - Vol. 59.


Orlofsky I. Identity formation achievement and fear of success in college men and women // J. of youth adoles. 1978. - Vol. 7. - № 1


Osgood Ch. The representational model and relevant research methods // Trends in content analysis / Pool I. de S. Urbana, 1959.


Osgood C., Svci G., Tannenbaum P. The measurement of meaning. Urbana(lll.), 1957


Osgood Ch., Walker E. Motivation and language behaviour A content analysis of suicide notes // J. abnormal and soc. psychol. 1959. - Vol. 52.


Perkins C., Shannon D. Three technique for obtaining self-perceptions in preadolescent boys // Personal, and soc. psychol. 1965. - № 2.


Peterson K. An improved technique for interpersonal projective assessment //Percept, and motor skills. 1980. - Vol. 51.


Peterson K., Draper D., RoscolB. Utilization of appropriate projective technique in assessing preschool children's personal space and body orientation // Percept, and motor skills. 1982. - Vol. 54.


Phares E. Locus of control in personality. - Morristown, 1976


Popham W. Orientation-referenced measurement. -New Jersey, 1978.


Porot M. Le dessin de la famille: Exploration par le dessin de la situation affective de 1 "enfant dans sa famille//Pediatrice. 1952. - Vol. XII. - № 3.


Projective techniques with children/Rabin A., Haworth M. - N. Y; London, 1960.


Rapaport D., Gill M., Schafer M. Diagnostic psychological testing.-Chicago, 1946.-Vol. 11.


RapaportD., Gill M., Schafer M. Diagnostic psychological testing.-N. Y, 1968.


Recent advances in personal construct technology/Shav/ M. - London; N.Y, 1981.


Rembowski J. Metoda projekcyjna w psychologii dzieci i miodziezy.


- Warszawa, 1975.


Rogers A., Walsh T. Defensiveness and unwitting self-evaluation//,!, of din. psychol. 1959.-Vol. 15.


Rorschach M. Psychodiagnostik. - Bern; Leipzig, 1921.


Roller J. Generalized expectancies for infernal versus-extemal control of reinforcement // Psychological monographs. 1966. -Vol. 80 (1).


Rubin I. Increased self-acceptance: a means of reducing prejudice // J, of personality and soc. psychol. 1967.— Vol. 5.


Ruston J., Jackson D., Pannonen S. Personality: nomothetic or idiographic? A responce to Kenrich and Stringfield // Psychol. rev. 1981.


- Vol. 88. - № 6.


Samuel S. Enchancing self-concept inearly childhood. -N. Y, 1977.


Sanford R. The effect of abstinence from food upon imaginal processes //J. of psychol, 1936.-Vol.3. : ...


Sargent S. Emotional stereotypes in the Chicago Tribune // Sociometry. 1939.-Vol. H.


Satow K. Social approach and helping // J. ofexp. and soc. psychol. 1975.-Vol. 11.


Schlenlker B. Impression management: The self-concept, social indentity and interpersonal relations. - Belmont (Calif), 1980.


Sebald H. Studying national character through comparative content analysis//Social forces. 1962. - Vol. 40.


SechresfL. Testing, measurement and assessing people / Borgatta L. and Lambert W. (eds). Handbook of Personality theory and research -Chicago, 1968.


Semeonoff B. Projective techniques. - London; N. Y, 1976.


Semenov V. City way of life and problems of intercourse // Psychological problems of the way of life and the life course of personality: (Materials for the Soviet-Finnish symposium). - Helsinki, 1984.


Shutz W. FIRO: A three-dimensional theory of interpersonal behaviour. -N. Y, 1958.


Singer M., Wynne L. Thought disorders and family relations of schizophrenics // Amer. psychologist. 1963. - Vol. 12.


Singer M. Family transaction and schizophrenia // Origins of schizophrenia/Romano Y. Amsterdam, 1967. -Vol. 7.


Singer M., Wynne L., Tookey M. Communication disorder and the


(families of schizophrenia. N. Y., 1978.


Slater P. Personal questionnaire data treated as forming a repertory grid // Brit. j. of soc. and din. psychol. 1970. - Vol. 9.


Spearman C. The abilities of Man. -N. Y., 1927.


SpitzerS. Test equivalence of unstructured self-evaluation instruments //Sociological quarterly. 1969.-Vol. 10.


Steele C. Name-calling and complience//J. of personality and soc. psychol. 1975.-Vol. 31.


Stone K, Dunphy D., Smith M., Ogivie D. The general inquirer: A computer approach to content analysis in the behavioural sciences. — Cambridge, 1966.


Strickland B. Internal-external control of reinforcement // Personality variables in social behaviour. - N. Y., 1977.


Sulliven H. The interpersonal theory of psychiatry. -N. Y, 1953.


Simdberg N. The practice of psychological testing in clinical services throughout the United States //Amer.i psychologist. 1961. - Vol. 16.


Symonds P. Adolescent fantasy: An investigation of the Picture-Story-Method of personality study. - N.Y., 1949.


Tesser A., Campbell J. Self-evaluation maintenance and the perception of friends and strangers // J, of personality. 1982. - Vol. 50. - № 3.


The achievement jwof/ve/McClelland D., Atkinson J., dark R. et al. -N. Y, 1953.


Thurstone L. Primary mental abilities. — N. Y, 1957.


Thomdike P., Hagen E. Measurement and evaluation in psychologyl and education. - N. Y, 1977.


Tuffm J., McCormick E. Industrial psychology. - London, 1968.


Tobacyk J. Factor structure of Rotters 1-Е scale in family Polish university students // J. ofisoc. psychol. 1978. - Vol. 106.


Tseng H., Carter A. Achievement motivation and fear of failure as determinants of vocational choice // Voc. aspiration and perception ofvoc. prestige. Vol. 17. - №. 22.


Wals D. Analysis and evaluation of an experimental motivational scale in respect to high school achievement // Diss. abstr. - 1967. XXVIII. -Vol. 28. № ЗА.


Wells L., Marvell G. Self-esteem: Its conceptualization and measurement. - London, 1976.


Willi J. Der gemeinsamen Rorschach-Versuch: Diagnistik von Paar-und Gruppenbeziehungen. - Bern; Stuttgart; Wien, 1973.


Willi J. Anwendung des gemeinsamen Rorschach-Verfahren in Ehetherapie und forschung. - Bern, 1974.


Williams J. Made of failure, interference tendencies and achievement imagery // J. abnormal and soc. psychol. 1955. -№51.


Wiikin H. et al. Personality through perception. - N. Y, 1954.


Witkin H. Psychological differentiation. - N. Y, 1974. - Vol. XII.


Wolff W. The personality of the preschool child: the childs search'for his self. London, 1947. Wylie R. The self-concept.-Lincoln, 1974. Vol. 1.


[1]
См. например: Психологические методы исследования личности в клинике. Л., 1978; Кабанов М. М., Личко А. Е., Смирнов В. М. Методы психологической диа­гностики и коррекции в клинике. Л., 1983.


[2]
См.: Зейгарник Б. В Патопсихология. М., 1976; Рубинштейн С. Я. Экспери­ментальные методики патопсихологии. М., 1970; Кулагин Б. В. Основы профессио­нальной психодиагностики. Л., 1984; Марищук В. Л., Блудов Ю. М., Плахтиенко В. А., Серова Л. К. Методики психодиагностики в спорте. М., 1584; Бурпачук Л. Ф. Иссле­дование личности в клинической психологии. Киев, 1979.


[3]
См.: Шванцара И. и др. Диагностика психического развития. Прага, 1978; Анастази А. Психологическое тестирование. М., 1982.


[4]
См.: Норакидзе В. Г. Методы исследования характера личности. Тбилиси, 1975; Психодиагностические методы (в комплексном лонгитюдном исследовании студен­тов). Л., 1976; Соколова Е. Т Проективные методы исследования личности., М., 1980; Аванесов В. С. Тесты в социологическом исследовании. М., 1982; Шмелев А. Г. Вве­дение в экспериментальную психосемантику. М., 1883; Психологическая диагности­ка: Проблемы и исследования / Под ред. К. М. Гуревича. М., 1981; Практикум по психодиагностике. Дифференциальная психометрика / Под ред. В. В. Столина и А. Г. Шмелева. М., 1984; Мельников В. И., Ямпольский Л. Т. Введение в эксперимен­тальную психологию личности. М., 1985.


[5]
В этой книге практически не рассматриваются психофизиологические, аппа­ратурные методики, предполагающие психологическую интерпретацию физиологических или аппаратурно зарегистрированных поведенческих показателей.


[6]
Если на основе диагноза известное психологу административное решение про­изводится автоматически, то это все равно не означает, что юридическая (и админи­стративная) ответственность за это решение лежит на психологе, хотя подобная си­туация, безусловно, налагает на психолога повышенную моральную ответственность.


[7]
При разработке этого проекта авторы использовали материалы из кн. Professional Psichologist Handbook/Ed, by B. D. Sales. N. Y,-London, 1983.


[8]
Существует мнение, что подобная практика в Китае сложилась значительно позже (Воскресенский Д. М. Человек в системе государственных экзаменов // Исто­рия и культура Китая. М., 1974).


[9]
Заметим, что и ранее (правда, на основе чисто клинических наблюдений) авто­ры приписывали некоторым таблицам определенные символические значения. Так, таблицы IV и VI относились к «мужским», VII считалась «женской» (Loosli-Usteri М, 1965; Klopfer В., 1962; Bohm E., 1978).


[10]
«Ли-вопросы» - это вопросы, содержащие высказывания, с которыми испыту­емый должен либо согласиться, либо не согласиться.


[11]
Значение zj
определяется после стандартизации шкалы в единицах стандартно­го отклонения:


[12]
В ряде пособий показатель согласованности для пунктов называется дискриминативностью пунктов (Гайда В. К., Захаров В П., 1982).


[13]
Полная формула отличается от формулы (3.2.13) наличием в числителе вычи­таемого (а + b + с +d)/2 - поправки с учетом вклада, который i
-й пункт вносит в сум­марный балл:


[14]
Если 2а
–Р1
< 0, то числитель в формуле (3.2 15) выглядит так: 2а
-Р1
+1


[15]
Предельной внутренней согласованностью будет, например, обладать тест-оп­росник, состоящий из повторения одного и того же вопроса. Но валидность в данном случае будет минимальной.


[16]
В этом случае имеет место схема исследования, известная под названием «ква­зиэксперимент»: контроль осуществляется не в виде воздействия на независимую переменную, а в виде привлечения особой выборки испытуемых. Подробнее о квази­экспериментах см. кн.- Д. Кэмпбелл, 1980.


[17]
Этот весовой коэффициент и используется как ключ к данному пункту в новой, скорректированной версии теста.


[18]
Некоторые незначительные локальные провалы при наличии общей высокой регрессии (высокий контраст крайних Р от X) можно устранить, увеличивая интер­вал равнозначности.


[19]
Этот подход включает в себя линейные модели как частный случай.


[20]
Некоторые аппаратурные методики описаны в кн.: Небылицын В. Д., 1976; Русалов В. М, 1979.


[21]
О классификации невротических заболеваний см.: Кэмпински А., 1975.


[22]
Обратная связь.


[23]
Упрощенная диагностическая модификация ТЮФ - классификация по заданным темам, недостатком которой является навязывание тематических конструктов испытуемому.


[24]
Очевидно, сенситивен не только к мотивам как к устойчивым характеристикам личности, ной к ситуационно детерминированным мотивационным состояниям. Раз­ведение этих двух возможных диагностических результатов достигается с помощью отсроченного перетестирования.


[25]
Оригинальный лабораторный гомеостатический метод был разработан в оте­чественной психологии в 60-х годах. Его применение позволило продуктивно иссле­довать различные аспекты взаимодействия партнеров при подборе летных экипажей, спортивных команд, а также изучить психологическую совместимость в семье, про­изводственных коллективах, эффективность групповой деятельности при решении совместных задач. Впоследствии принцип гомеостата удалось успешно распростра­нить на ряд иных экспериментальных процедур и приемов исследования общения (Ломов Б. Ф., 1975; Обозов Н. Н., 1979).


[26]
Ход дискуссии записывается на магнитофон, экспериментатор фиксирует так­же невербальные реакции, наблюдая за участниками либо через стекло Гезелла, либо присутствуя при СТР; в ход дискуссии он, как правило, не вмешивается.


[27]
Отметим, что и сама гипотеза, и отдельные ее формулировки во многом порож­дены процедурой СТР.


[28]
Для оценки адаптивности по тесту Роршаха использовалась шкала Дэвидсон, включающая семнадцать пунктов оценки ответа, составленных на основе традици­онной психограммы; максимальной адаптированное™ соответствует 17-балльная оценка ответа. Очевидно, что использование шкалы Дэвидсон правомерно, когда предъявляется полный набор таблиц Роршаха; в других случаях возможен лишь при­близительный учет тенденций по выделенным пунктам.


[29]
В итоге такого анализа клиницист получает список «тем» (по аналогии с ана­лизом рассказов ТАТ) как проекцию не только содержания внутригруппового конф­ликта, но и того, посредством каких стилей взаимодействия они разрешаются.


[30]
Термин «ролевые ожидания» избран авторами не совсем удачно: речь идет не о поведении в соответствии с предписаниями той или иной социальной роли -мужа, друга, коллеги и т. д. Более подходящим, на наш взгляд, является термин «транзакция».


[31]
В таблице содержатся данные приведенного ниже иллюстративного случая.


[32]
В стандартных обозначениях «нормальная» раскладка имеет вид 34251607.


[33]
Представление о себе, «Я-образ», «Я-концепция», хотя и не являются полнос­тью синонимичными терминами, тем не менее не имеют фиксированных терминоло­гических различий и в данном контексте используются как синонимы.


[34]
Об этом тесте см. также: Wylie R., 1974; Андреева Г. М., Богомолова Н. А., Петровская Л. А., 1978; Burns R., 1979.


[35]
Шкалы с одинаковыми названиями относятся к разным уровням обобщеннос­ти самоотношения и не вполне совпадают по составу вопросов, хотя содержательно и близки.


[36]
Коэффициенты корреляции от 0,18 и выше значимы на 5%-ном уровне.


[37]
Вопросы те же, что и для персонажа А.


[38]
Данная методика может быть использована и для исследования внутренней диалогичности, а также мотивов и потребностей личности. Соответственно иной бу­дет и система категорий анализа.


[39]
Если две предыдущие категории являются, по-видимому, более универсальны­ми, встречающимися в разных группах испытуемых, то данная и последующая кате­гории были выделены на специфической студенческой выборке, что не позволяет без дополнительной проверки распространять их на другие группы.

Сохранить в соц. сетях:
Обсуждение:
comments powered by Disqus

Название реферата: Бодалев А. А. Столин В. В. Аванесов В. С. Общая психодиагностика

Слов:113502
Символов:939976
Размер:1,835.89 Кб.