Феномен тоталитаризма

ТОТАЛИТАРИЗМ

1. Новый интерес к тоталитаризму. 2. Тоталитарный феномен, тоталитарность и тоталитаризм. 3. Тоталитарный принцип и природа тоталитарного феномена. 4. Глубина, масштабы и многообразие тоталитарности. 5. Дисфункции модернизации. 6. Деинституционализация. 7. Бегство от свободы. 8. Слияние государства и гражанского общества. 9. От массового движения к партии-государству. 10. Эволюция отечественного тоталитаризма. 11. Рецидивный тоталитаризм. 12. Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации. Новый интерес к тоталитаризму. Осенью 1993 года в серьезных научных журналах словно в ответ на какой-то призыв рока появились статьи, в которых предпринимается попытка заново осмылить и переосмыслить сущ- ность тоталитаризма. В "Полисе" выступил Р.Андерсон, в "Вест- нике МГУ" - К.Гаджиев, в "Общественных науках" - И.Мазуров. Почему резко возрос интерес к тоталитаризму? Оживление ставшего было затухать интерса связано с тем, что актуальность тоталитаризма растет, а политической системе тоталитарные черты все более отчетливо и последовательно восп- роизводятся. Общественное сознание не может этого не замечать, не реагировать на процессы тоталитатаризации. Тоталитарный феномен, тоталитарность и тоталитаризм. Во всех публикациях прследнего времени в большей или меньшей степени выражено стремление прояснить разрвыв между феноменом тоталитаризма и объясняюшими его схемами. Специально концентрирует внимание на этой проблеме Андерсон. Предсталя- ется логичным подойти к решению проблемы путем различения от- дельных сторон или аспектов тоталитарного феномена. Это потре- бует введения некоторых терминологических различений, смысл которых станет вполне ясен только в последующем изложении. Можно попыталься выделить некий тоталитарный принцип - наибо- лее универсальное и абстрактное выражение природв тоталитарно- го феномена. Следующей, более богатой и конкретизировнной, но сохраняющей универсальность абстрактной схемой мог бы быть идеальный тип или, точнее типы, которые удобно называть тота- литарностью, т.е. набором сущностных черт, свойств, признаков тоталитарного феномена в его различных проявлениях. Тоталита- ризмом же могла дыть названа более или менее сознательно ут- верждаемая система реализации той или иной тоталитоидности. Наконец, саму ракльность тоталитарного феномена, его не- посредственно наблюдаемую фактуру можно было бы назвать тоталь по аналогии с парой вериткаль-вертикальность. Все эти терминологические различения связаны с тем, что тоталитиарный феномен обычно рассматривается двояко. Предпри- нимаются попытки отождествить его под именем тоталитаризма с Третим Рейхом, например, или с СССР периода сталинщины и при этом трактовать казалось бы все тот же тоталитаризм как иде- альный тип, набор формальных признаков, которые проявляются в феноменах лишь частично и с различной интенсивностью. В первом случае уникальность исходного феномена не позво- ляет признать тоталитаризмом никакой иной феномен, который столь же уникален и своеобычен. Но это еще полбеды. Множество явно нетоталитарных черт феномена окажутся необъяснимы и их придется как бы не замечать. Во втором же случае мы напротив без труда найдем большее или меньшее выражение черт идеального типа тоталитаризма в ог- ромном количестве политических феноменов, однако даже самое полное совпадение оеальных и идеальных черт заведомо будет от- личаться частичностью, множеством отклонений и пустот. Каждый реальный феномен окажется лишь попыткой с большей или меньшей полнотой проявить черты идеального типа. В результате ни один феномен мы не сможем признать вполне тоталитарным, что кажется недостатком в сравнении с первым случаем, т.к. там хотя бы один феномен заведомо объявляется тоталитарным. Некоторый релятивизм в трактовке тоталитатизма компенси- руется оценить приближение или отдаление от идеального типа как отдельных политических систем, так и их состояний. Целесообразно различать тоталитаризм как явление, в кото- ром с меньшей или большей полнотой проявляются черты идеально- го типа или тоталитарности. Тоталитарный принцип и природа тоталитарного феномена. Существуют самые различные суждения относительно природы тоталитаризма. Их довольно содержательный обзор содержится в статье Ю.И.Игрицкого "Концепция тоталитиризма: уроки сноголет- них дискуссий на Западе"//История СССР, 6, 1990, С.172-190. Данные Мазурова. Схема Гаджиева. Статья о тоталитаризме в Словаре истории идей. Концепция Х.Арендт. Наивно-натуралистическое представление прежде всего улав- ливает наиболее бросающиеся в глаза внешние приметы тоталита- ризма, но в то же время отражает и некоторые существенные мом- тенты - непонимание ни тоталитарной личностью, ни системой иных аргуметов кроме насилия и равенства всех в тотальной не- безопасности. Другое, чуть более изощренное понимание заключается в ин- терпретации тоталитаризма как закрытой системы жестких функци- ональных связей, как социальной мегамашины, в которой каждый человек становится винтиком (Ольшанский в "Полисе"). Здесь уже налицо тотальное поглощение личности ролью, функцией. Еще одно понимание тоталитаризма связано с его рассмотре- нием в качестве системы всепроникающего контроля и встречного, добровольного самоконтроля членов тоталитирного целого. подоб- ный тоталитарный контроль и самоконтроль либо принимается как самоочеыидная данность, либо объясняется извращенной и/или не- избежной исторически формой общественного сознания, подавленн- ой мифологическим отождествлением части и целого, содержания и формы, целей и средств, неспособностью различить частное и об- щее благо, построить рациональные формы политического опосре- дования и участия. У всех этих трех интерпретаций есть нечто общее - одно- родность, гомогенность организации: скопление идентичных лю- дей-атомов, которые не знают ничего кроме прямого насилия, жи- вут в гоббсовской утопии "войны ысех против всех"; набор ро- лей-функций, которые одинаково важны и носители которых одина- ково неважны; мифы, порождающие "оборотничество" смыслов и картину мира, где царит всеобщее отождествление, где личное и родовое нерасчленены и слиты. Таким образом общим принципом тоталитиаризма можно признать гомогенность его состава, струк- туры и организации (системы). Глубина, масштабы и разноликость тотлитарности. Выявление общего тоталитарного принципа отнюдь не равноз- начно созданию идеального типа. Одного лишь принципа для этого недостаточно. Требуется еще уточнить - какой материал и каким образом этот принцип организует. Можно предположить, что при- нудительное навязывание гомогенности разным пластам полити- ческой реальности, внедрение тоталитарного принципа дает весь- ма своеобразные, заметно отличеюшиеся друг от друга идеальные типы. Гомогенизируется ли только режим правления? Или тотали- тарный принцип пронизывает всю структуру государства? А что если он навязан всей политической системе? Что получится, если гомогенность будет наязываться не только политике, но всему человеческому миру, всей социальной системе, включающей эконо- мику, культуру и все прочие саера сферы человеческих отноше- ний? В первом случае мы будем иметь идеальный тип тоталитарно- го режима - административное регулирование, в целом неплохо охарктеризованное Г. Поповым под названием администратино-ко- мандной системы, но не вполне адекватно отнесенное к советской реальности. Во втором случае возникает идеальный тип тоталитарного государства. В третьем случае перед нми идеальный тип партии-госу- дарства, т.е. вополне гомогенизованной политической системы. Наконец, в четвертом случае возникает или мог бы возникн- вть идеальный тип супертоталитаризма или тотального тоталита- ризма. Происхождение тоталитаризма. Откуда же берется эта гомогенность? Роковое ли она прок- лятье некоторых народов, как это берутся утверждать, например, "клеветники России"? Или это мистически прорывающееся то здесь, то там буйство "древнего родимого хаоса"? Рискну ут- верждать, что причины более прозаические. Прежде всего далеко не бесспорно, что тоталитаризация насаждается политически и в политической сфере, что это насаж- дение идет как бы сверху вниз - режим, государство, полити- ческая система, всеобщий человеческий мир. Скорее наоборот - гомогенизацией чреваты неполитические сферы, прежде всего со- циетальные сообщества. Недаром массовидность прежде всего свя- зывает с тоталитаризмом Ханна Арендт. Дисфункции модернизации. В условиях форсированной модернизации возникает искушение просто отбросить старые, "отжившие" политические структуры и заменить их новыми. В результате новые структуры несут как бы двойную нагрузку: осуществляют те функции, к которым они пред- назначены, и те, которые осуществлялись разрушенными структу- рами, но о которых система "помнит". Получается своеобразное явление дедифференциации. Дедифференцированные и недифференцированные политические структуры современности отличаются немалыми чертами сходства. Одна из важнейшмх - предрасположенность к дисфункциям, т.е. разрушительным или по меньшей мере контрпродуктивным проявле- ниям функциональных возможностей соотвествующих структур. Сре- ди дисфункций модернизации наиболее ярко и разрушительно проя- вились тоталитарные тендепнции. Природа тоталитаризма как навязывания политическому режи- му, государству или всей политической системе принудительной гомогенности связана с однозначной трактовкой и тем самым с изврещением функциональности такого процесса, как массовиза- ция. Форсированное создание однородной национальной (этни- ческое государство национал-социалистов) или социальной (про- летарское государство коммунистов) массы отрывает тоталитари- зуемое гражданское общество от его корней и истоков, пара- доксальныи образом сближает с ниболее архаичными моделями об- щинной, первобытной гомогенности, провоцирует активизацию протополитических средств организации, прежде всего прямого принудительного насилия. Таким образом следует различать тоталитаризм как систему навязанной гомогенности, внедренной в ходе форсированной мо- дернизации, и тоталитоидность как изначальную гомогенность протополитических образований эпохи архаики. Тоталитаризм может быть охарактеризован как явление сов- ременности (модерности), непосредственно связанное с отчужде- нием в личностном плане и с омассовлением - в политическом. Высокая, в идеале предельная степень омассовления общества и отчуждения личности представляют собой его сущностные призна- ки. Тенденции омассовления, нивелирования субкультурных, сословных, корпоративных, региональных, местных и прочих раз- личий вполне определенно проявилась уже в ходе создания на- ций-государств и отвечающих им всеобщих гражданских обществ, когда для обеспечения целостности этих гигантских для своего времени образований потребовались специальные скрепы в виде общенациональных норм языка, культуры, права и т.п., а также в виде новой общенациональной общности - массы равноправных граждан, образованной эмансипированными атомами-индивидами. Надо было быть, конечно, Гоббсом, чтобы разглядеть в событиях английской революции и предшествующих ей десятилетий атомиза- цию индивидов и возникновение Левиафана, важность этих пред- посылок для создания современной поилитческой системы с одной стороны, их разрушительность и угрозу обернуться "войной всех против всех" с другой стороны. Отсюда гоббсовскицй императив постоянных и бесконечных усилий по обузданию хаоса, неустанно- го политического благоустройства перед лицом весной угнозы то- талитаризации в измысленной им форме тотальной "войны всех против всех". Еще явственней тоталитарные тенденции обозначились в годы Великой французской революции (якобинский террор) и пострево- люционного бонапартистского реж

има (массовизация, создание мо- билизованного общества и т.п.). Вполне отчетливо некоторые то- талитарные тенденции проявились в бисмарковской Германии. Од- нако наиболее яркое выражение эти тенденции нашли в нынешнем столетии, когда массовое общество и массовые общественные дви- жения, массовые митинги и средства массовой информации, серий- ное производство и стандартизированное потребление, всеобщее образование и массовая культура формируют "одномерного челове- ка" и столь же однозначные стереотипы поведения. В отличие от тоталитаризма первобытная тоталитиодность связана прежде всего с протополитическими образованиями типа племени, соседской общины или квазигосударственных автократи- ческих (самодержавных) структур, формально воспроизводящих об- щинные отношения в державных масштабах при безусловном подчи- нении и деспота-самодержца, и последнего представителя само- державного народа-войска единому родовому этосу. Яркие примеры такого тоталитоидного самодержавия - евразийское войско-община Чингиз-хана или героическая экспансия раннего ислама. Общей основой и тоталитиаризма, и тоталитоидности явля- ется не только гомогенность, но и крайне ослабленная институ- ционализация. Тоталитиаризм и деинституционализация. Институты не даны как нечто вечное и неизменное. На деле приходится сталкиваться с большей или меньшей выраженностью, проявлением того или иного института. Институты вновь оказыва- ются связаны с процессом, но на этот раз не в масштабной перспективе всей политической системы, а в своей собственной. Каждый институт, коль скоро он опосредует, обозначает как свое,"схватывает" то или иное действие, роль, как бы втягива- ется в череду действий. Обычно опосредованные институтами действия далеко не в равной, а тем более не в полной мере про- являют свою институциональную сущность. Далеко не каждое, нап- ример, действие отдельного депутата в неком парламенте, а тем более за его пределами, в достаточной мере отвечает комплексу принципов и норм парламентаризма. Напротив, очевидно, что мно- жество его действий лишь в очень малой степени институциональ- но опосредованы. Уровень такой опосредованности может на- растать или уменьшаться. Институт как бы растворяется в про- цессе институционализации как нарастающем закреплении действий и ролей или в процессе деинституционализации как уменьшеющемся закреплени функций и ролей. Скажем, некий президент начинает действиями, вполне отвечаюшими институту президентства, но постепенно начинает придавать им характер самовольного хозяй- ничанья в своей лавке и кончает прямым самодурством. Это уже явная деинституционализация президентства, своего рода полити- ческое самоубийство, самоимпичмент. Разрушение посредующих форм ведет к деинституционализа- ции, преобладанию непосредственных, спонтанных действий, допо- литических отношений. Социетальное приятельство оказывается важнее формальной политической упорядоченности, влияние - весомее власти. В приведенном примере президента, ставшего диктаром-самодуром, институционализированные политические действия все больше и больше вытесняются непосредственными и спонтанными порывами, отражаюшими стихийнцую волю к господству данного человека и его "группы сверстников" (простейшей социе- тальной общности). За скобками, это уже другая проблема и учебная тема, остается вопрос, кому и почему в данном случае выгодно использовать и усугублять деинституционализацию прези- дентства. Важно отметить только, что институционализация и де- институционализация при всем их жизненном значении для не- посредственно вовлеченного политического актора имеют и общее системное значение для всего политического целого. Широкая и углубляющаяся деинституционализация вызывает аномию, т.е. такое состояние большинства политических акторов, когда они последовательно или непроизвольно уклоняются от вы- полнения известных им институционализированных правил и норм. Аномия фактически равнозначна эрозии политической систе- мы, подрыву политических начал и отношений, возобладанию допо- литических, чисто социетальных императивов поведения. Полити- ческое сообщество все больше деградирует в некую аморфную общ- ность, в лучшем случае гигантский аналог "группы сверстников" или "малой группы", а в худшем - подобие "зоны" или даже гоббсовской "войны всех против всех". С другой стороны дополитические по природе непосредствен- ные узкосоциетальные действия и отношения являются необходимой предпосылкой образования собственно политических действий и отноений, а значит и институтов. Ключевое значение в этом слу- чае приобретает социализация, включение индивидов в круг 3своих (социетальное сообщество). Социализация, однако, происходит уже в самых простых общностях. Она распространяется, конечно, и на более сложные общности, наприер, на политические сооб- щества. В этом случае природа социализации существенно изменя- ется. Речь идет уже не просто об интеграции в некую общность, но и об определении своего места в ней, об отношении не только к целому, но и к отдельным институтам. В этом случае следует говорить о политической социализации как о соврешенно своеоб- разном феномене, существенно отличном от простой социализации. Предложенные доводы не означают, что нижним, дополити- ческим слоем можно было бы пренебречь. Это было бы наивной и непростительной ошибкой. Дополитическая стихия не только не отбрасывается, но полностью сохраняется, проникая во все поры политической системы. Она, конечно, несколько трансформиру- ется, рационализуется и "цивилизуется" при этом. Более того - социетальная стихия существенно воздействует на целостность политической системы. Конкретные примеры вскрыты в описании Карлом Шмиттом значения оппозиции 3свой/чужой 0в политике, хотя эта оппозиция обладает несомненной дополитической природой. Неврозы в политике (бегство от свободы) Боязнь аномии с одной стороны идавление слишком высоких требований к политической личности с другой порождают различ- ные неврозы в политике, наиболее типичным среди которых явля- ется "бегство от свободы"(Э.Фромм). Фашизм и другие формы то- талитаризма дают немало примеров подобного бегства от свободы. Процесс излечения от подобных политических неврозов связан с развитием личностного начала в политике. С друной стороны развтие современной личности невозможно без использования потенциала политического участия. Никакая экономическая изо- щренность или культурная утонченность не в состоянии сегодня компенсировать недостаток способности свободно оперировать по- литическими нормами и ролями, эффективно использовать полити- ческие права и свободы. Эти способности являются неприменной принадлежностью современного человека. Партия-государство: попытка преодоления антитезы государство/гражданское общество. И в силу унаследованной традиции, и в силу своих сущност- ных свойств государство и гражданское общество с самого начала эпохи модерна резко обозначили противоположность своих устрем- лений, между ними проявлялось открытое и явное противоречие. Уже больше двух столений политическая мысль бьется над пробле- мой разрешения этого противоречия. Предлагались окончательные и бескомпромиссные способы ее решения: огосударствление об- щества (этатизм, государственный социализм) или, напротив, обобществление государства (крайний эгалитаризм, анархизм, марксистское "отмирание государства"). При полной противопо- ложности своих идейных традиций и нравственных устремлений обе эти тенденции сходились в отказе от признания рациональности разъединения-единства государства и гражданского общества. В конечном счете обе крайности, обе тенденции сошлись в утверж- дении всевозможных версий тоталитаризма. 4Гораздо более логичным и перспективным представляется 4признание естестенности и рациональности разъелинения-единства 4государства и гражданского общества. С этой точки зрения 4проблема заключается не в том, чтобы разрешить противоречие 4путем уничтожения одной из его сторон (типичный для 4примитивной, силовой политики образ мышления), а в том, чтобы 4регулировать это противоречие, использовать его как 4политический инструмент. Для этого предлагались и 4использовались различные 0 4п 0ути: введение посредничаюших институтов, в частности, промежуточных государственно-общественных систем (возрожденные на 4 0новой основе корпорации, профсоюзы, местные общины, партийные 4 0системы и т.п.). 4Возможен, конечно, и третий подход: форсированное 4превращение гегемонии в абсолютное господство. Это делается, 4например, путем отождествления интересов рабочего класса с 4национальными интересами, или путем конструирования некого 4фантомного национального интереса и его партии 4(нацонал-социализм и прочие версии фашизма). Так возникает о 0д- нопартийная система как чистая 4и безусловная 0гегемо- ния 4-господство. Эволюция отечественного тоталитаризма. Отечественный тоталитаризм дал, вероятно, одно из наибо- лее отчетливых и ярких проявлений последовательной смены раз- личных типов тоталитарности. В немалой степени это связано с тем, что модернизация была в высшей степени форсированной, од- нобокой и поверхностной, а также тем, что сохранились значи- тельные осадки тоталитоидности не только внизу (крестьянская община), но и наверху (неразделенность власти), а также во всей политической системе (самодержавный принцип). Рецидивный тоталитаризм. Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации. Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации прежде всего предполагает восстановление и максимальное обогащение потенциала разнообразия политических действий, ролей, институ- тов и в целом символических форм опосредования. Этот процесс и является демократизацией. Название, вероятно, не самое удач- ное, т.к. оно невольно акцентирует внимание на комплексе поли- тических явлений, связанных с прямым, минимально опосредован- ным участием всей совокупности граждан (массы, образованной в пределе по образцу дополитической социетальной общности, рода) в принятии политических по своей природе решений. А это как раз то, на чем паразитирует тоталитаризм. Демократизация же и современная демократия по своей сути есть соединение всех возможных и так или иначе испытанных форм политического опосредования действий и форм организации. Эту идею несколько парадоксально заострил У.Чер- чилль, выступая в британском парлименте 11 ноября 1947 года. "Демократия, - сказал он, - самая плохая форма правления, если не считать все остальные, которые время от времени подверга- лись проверке". Демократия плоха своей всеядностью (плюрализ- мом, толерантностью). Это влечет множество неизбежных издер- жек, например, например многократное дублирование функций, проработке множества альтернатив и т.п. В результате система по определению не может быть достаточно эффективной для того, скажем, чтобы "догнать и перегнать" или "осуществить радикаль- ную реформу", за пару лет втиснув страну в рамки капитализма образца К.Маркса. Для эффективного решения таких задач как раз и годится тоталитиаризм. Он или подобные "однозначные"систе- мы, претендующие на максимальную эффективность, как раз и под- вергаются, по мысли Черчилля, проверке. Она обычно подтвержда- ет эффективность "однозначной" системы, но тут же показывает разрушительность, а то и просто бессмысленность поставленных целей - перегняя, убежали в какой-то тупик, завоевывая новое "жизненное пространство", едва не лишились того, что было, устремляясь к "свободному рынку", рискуем форсировать тоталь- ную дезорганизацию. С точки зрения Черчилля лучше не искушать судьбу погоней за небывалыми и сверхэффективными формами прав- ления, а удовольствоваться "худшим" - смешением того, что ра- ботает и позволяет пусть медленно, но верно решать практи- ческие задачи.